Недо… (рассказы). Ради карнавала

Поддавшись внезапному порыву, Алекс склонил голову в поклоне и почтительно произнес:

– Умение обратить поражение в победу – черта настоящего полководца.

Матушка Абигайль недовольно поморщилась:

– Я смотрю, учение Фунь Линя об основах ведения войны по-прежнему в чести, однако советую в следующий раз льстить не так открыто. Если же это было сказано от души… Могу вернуть комплимент и сказать, что, несмотря на очевидные огрехи, ценю твои старания. На своем веку я повидала немало мужчин, неспособных выполнять приказания быстро, тщательно и абсолютно в точности так, как было сказано. То забудут половину, то начнут проявлять излишнюю инициативу. Прошу простить просторечное выражение, но ощущение таково, что большинству из них колокольчики в штанах и мех по телу напоминают о славном прошлом древних предков-охотников и поэтому самомнение затмевает мозги. – Матушка привычным жестом постучала кончиками пальцев по ручке кресла. – Однако же, оставим философские и низменные материи до лучших времен. Не знаю, будет ли у нас еще минутка поговорить по душам, а в мои планы не входит, чтобы ты действовал вслепую. Тебе известно, что на праздничных состязаниях монахини монастыря последние несколько лет выигрывали нечестным путем?

– Нет. Но, раз так, не стоит ли оповестить матушку Анну? – Лицо аббатисы осталось безучастным. Алекс перестроился на ходу. – Если… Если только она сама не замешана в этом?

– Очень хороший вопрос. София, по моей просьбе, провела небольшое расследование и выяснила, что большинство сестер знать не знают ни о каком мошенничестве и, надо признать, вообще об этом сильно не задумываются. В соревнованиях участвует от раза к разу одна небольшая группа монахинь. Они держатся особняком, с остальными не враждуют, общаются ровно, без малейшего намека на дружбу. Девушки со стороны, принимавшие участие в забегах, последние годы во всеуслышание обвиняли монахинь в нечистой игре. Настоятельница предпочла пропустить эти слова мимо ушей, что, вроде бы, правильно: не следует прислушиваться к жалобам каждой неудачницы, но, в результате, авторитет Бальды Справедливой у жителей здешних мест изрядно пошатнулся, а вот этого допускать не стоило. София переговорила с каждой из проигравших. Их обвинения, разумеется, бездоказательны, но почти все сходятся в той части, что монахини иногда каким-то образом умудряются двигаться неестественно быстро, а иногда ломятся напролом.

– То есть?

– Двое из девушек утверждали, что им намеренно ставили подножки, толкали и мешали бежать. В подобном случае ты должен будешь вмешаться.

– Как?

– Я устрою, чтобы ты стал одним из трех судей, присматривающих за соблюдением правил в поле. Во время забега смотри в оба за сестрами и постарайся поймать их на горячем, если заметишь, что они, так или иначе, ведут себя не по правилам.

– Ясно.

– Это хорошо. Тогда тебе должно быть ясно и то, что ничего подобного не могло произойти без, как минимум, попустительства со стороны матушки Анны. Я пока еще не готова предъявить ей обвинения, но собранные факты говорят о том, что речь не идет о простой безалаберности. Недавно ночью София обнаружила тщательно охраняемую комнату, в которой, по всем признакам, должен храниться выигрыш. Да только там ничегошеньки нет, кроме пустых ларцов и мышиных катышков по углам. Либо сестры-охранницы и сами не знают, что стерегут воздух, либо кто-то устраивает нам представление, почище того, что было сегодня на сцене. Поэтому твоя задача усложняется. Сейчас ты отправишься встречать стороннюю кандидатку, впервые за несколько лет решившую попытать счастья в забеге. Зайди к настоятельнице, она выдаст тебе подорожную и объяснит, как добраться к месту встречи. Ты должен будешь проводить ожидающую там девушку сюда, проследив, чтобы волос не упал с ее головы. Еще более необходимой будет ее дальнейшая охрана здесь, до самого окончания состязаний и церемонии награждения. Проверяй еду и питье, что будут приносить, а еще лучше, пока будешь вне этих стен, раздобудь припасы сам. Далее. Кандидатка должна победить. Не знаю, как ты это устроишь, но все должно выглядеть безукоризненно естественно – так, чтобы комар носа не подточил. Идеальный вариант: она окажется настолько хороша, что сможет выиграть самостоятельно, но ты должен ее подстраховать. Тебе ясно?

– Не совсем. Какая разница, кто победит?

– Если мое, теперь уже больше, чем подозрение – что призовой фонд давно растащили, поделили и потратили – окажется верным, то, в случае победы девушки не из монастыря, выигрыш придется выплачивать и пропажу невозможно будет скрыть. А значит нечистые на руку монашки будут стараться помешать ей любой ценой. Необходимо во что бы то ни стало добыть неопровержимые доказательства их, скажем так, неспортивного поведения. Я понимаю, что требую невозможного, но, будь ситуация менее сложной, я бы обошлась помощью Софии и ты бы мне не понадобился. Никаких конкретных советов дать не могу. Смотри внимательно, не отвлекайся на мелочи, импровизируй. Я не спрашиваю тебя, справишься ли ты. Видишь ли, если посчитать, сколько лет прошло с тех пор, когда монастырь проигрывал последний раз – а отчисления в призовой фонд должны поступать ежегодно – то речь идет о растрате баснословной суммы. Честно говоря, я вовсе не уверена, что, когда найду виновных, смогу покинуть этот монастырь целой и невредимой. Поэтому заблаговременно отправила депешу Фениксу с подробным изложением своих подозрений и обещанием предоставить ему доказательства, как только он приедет на праздник. К началу состязаний он будет здесь. И теперь, если мы прилюдно обвиним настоятельницу одного из крупнейших монастырей в многолетних махинациях и потом не сможем подкрепить свои слова фактами, никакая сила на свете не сможет нас уберечь. С каким бы почтением Феникс ко мне не относился, но завистников и лжесвидетелей он всегда карает безжалостно. Тебя отправят на смерть, а меня… в лучшем случае сошлют в печально известные Небесные кельи. И, если то, что о них рассказывают, хотя бы наполовину правда, я очень скоро позавидую твоей участи. Теперь ты меня понимаешь?

– Да куда уж понятнее…

Легкая ироничная улыбка тронула сухие тонкие губы матушки Абигайль.

– Что ж… Чему быть, того не миновать. Отправляйся и да пребудет с тобой Бальда Направляющая!

Она словно бы хотела добавить что-то еще, но в последний момент сдержалась. Чуть подождав, Алекс направился к выходу, когда аббатиса все же окликнула его.

– Подожди! Если дело не выгорит, возможно, это наш последний разговор по душам. И хотя ты самый нахальный и везучий оболтус, из тех, с кем я имела дело за последний десяток лет, сердце у тебя доброе. Ты заслуживаешь… – аббатиса замялась, подбирая подходящие слова. – Короче говоря, считай это моей благодарностью за хорошую работу и авансом на будущее. Когда встретишь завтра кандидатку, улучи нужный момент и попроси ее рассказать о клане Т'хайгад'а. – Матушка вскинула ладонь в предостерегающем жесте. – Не спрашивай меня ни о чем. Ступай. Поверь, ты сам поймешь, когда этот момент наступит.

__________

Третий день Шершень следил за тропой, ведущей к поляне. Скудные запасы еды, которые неделю назад удалось купить на последние медяки у проезжего крестьянина, подходили к концу. Лежать бы полеживать недотепе в тихой уютной яме, под прелыми листьями, широко улыбаясь во все горло вторым красным ртом, пониже первого, но из всей шайки от большой облавы, которая все еще шла, чудом удалось уйти лишь им троим. И меньше всего Шершню с двумя выжившими подельниками улыбалось загреметь на виселицу за полудохлую клячу с телегой, набитой никудышным скарбом и возницу, который выглядел под стать этим самым кляче и скарбу. Поэтому коротко посовещавшись и в тысячный раз чертыхнувшись на судьбу-злодейку, троица товарищей по несчастью решила задержаться еще немного в этом забытом Бальдой Великой уголке, прежде чем пробираться на запад – к большим богатым городам и легкой наживе. Хоть можно бы и двинуть еще позавчера, пусть налегке, пусть полуголодными – не впервой. Но пару деньков для верности стоило выждать, отлежаться в тихом месте, не отсвечивая – и этот глухой закуток был ничуть не хуже любого другого.

К тому же, если Клык не ошибся, скоро в соседнем монастыре будет большой праздник. На этом празднике монашки бегали взапуски с любой девкой, хоть здешней, хоть издаля, которая платила пошлину за участие. Клык не помнил размер ставки, но им сейчас не до жиру, не до золота – и серебро с медью сойдет – хотя бы немного, на первое время. В чем Клык был уверен точно – встречать участниц монашки должны на этой самой поляне. При таком раскладе, если пофартит, они успеют и переждать окончание облавы, и монетой какой-никакой разжиться, и позабавиться, как следует, на дорожку. Главное – втолковать щедро наделенному силушкой в ущерб уму Битюгу, чтобы по горячке не сцапал местную девку. С пришлой другое дело – пока хватятся, к той поре их и след давно простынет.

Погрузившись в свои мысли, Шершень впервые за много лет сидения в засадах едва не проворонил всадника в рясе послушника монастыря, неспешно проехавшего мимо. Был бы жив главарь их шайки, безжалостный Белый Волк, не миновать бы раззяве пяти ударов кнутом или чего похлеще. Но седой атаман полег в первый же день облавы, так что оплошность сошла с рук. Коротко свистнув, Шершень подал сигнал подельникам и с удовлетворением наблюдал, как здоровенный Битюг опускает поленце на голову невезучего путника.

__________

Алекс очнулся от того, что кто-то плеснул на него ледяной воды. Старая история. Руки-ноги связаны, голова болит так, что перед глазами пляшут красные пятна, пересохший шершавый язык во рту застрял чужеродным куском мяса и рядом стоят трое крепко сбитых мужичков – явно не мирные селяне. У крайнего справа дылды в руках пустой котелок – понятно, кого поблагодарить за побудку. А вот за шишку на голове, скорее всего, отвечает громила по центру. Однако, если довериться интуиции, самая главная неприятность стоит слева – в виде невысокого крепыша со стальными глазами, шрамом через все лицо и обманчиво небольшим ножом в руке.

Коротышка что-то спросил, но Алекса, видимо, приложили крепче некуда, и он лишь беспомощно наблюдал, как шевелятся губы, искореженные шрамом. Показать что бы то ни было жестами со связанными руками невозможно. А мотать головой или кивать пленник остерегался, чтобы – не допусти Бальда Милосердная! – боль в голове не стала еще сильнее. Да и мало ли о чем его спрашивают. Ответишь невпопад – и пиши пропало.

После третьей или четвертой попытки невысокий явно начал терять терпение и, пнув несколько раз связанного тяжелым сапогом, что-то коротко произнес бугаю с дубиной. Тот криво ухмыльнулся, вытащил из ножен короткий, с необычно темным отливом клинка меч и скрылся в кустах. Вскоре порыв ветра, долетевший с той стороны, принес запах дыма, что не сулило Алексу ничего хорошего, зато объясняло цвет меча, лезвие которого явно частенько калили на огне.

В ожидании подготовки орудия пытки бандит со шрамом развлекался, продолжая пинать пленника и повторяя свои вопросы. Войдя в раж, он заехал Алексу сапогом в висок, отправив того в блаженную долгожданную темноту.

__________

Шершень злился все больше и больше. На Битюга, который перестарался и приложил пойманного недотепу сильнее, чем следовало. На себя, что чуть не проворонил всадника, сидя в засаде. На облаву, из-за которой налаженное безбедное существование испарилось в один миг и теперь надо начинать обустраиваться с нуля. На Клыка, затащившего их на эту поляну, но, пес разберет, не зря ли они убили здесь столько времени? На храмовника, что таращился налитыми кровью зенками и беззвучно шлепал разбитыми губами. На весь белый свет. Снова на Битюга, который чересчур долго копается со своей железякой и костром…

Раздраженный Шершень велел Клыку скорее гнать здоровенного дурня обратно и снова принялся вымещать свою злобу на избитом, полумертвом теле связанного. Оба подельника не торопились возвращаться и Шершень, с каждой минутой распаляясь все сильнее от распиравшей нутро злобы, решил для начала отрезать пленнику уши, а потом поприжигать раны битюговым мечом. Пусть-ка повертится ужом!

__________

Алекс открыл глаза в тот момент, когда бандит со шрамом усаживался ему на грудь, улыбаясь странной кривой улыбкой, от которой пробирал озноб. Вдохнуть не получалось. Легкие и без того жгло огнем, когда зверь в обличье человека посильнее прижал его к земле разок-другой, выдавливая последние остатки воздуха.

__________

Шершень выждал немного, наслаждаясь мучениями пленника. Вот и лицо уже посинело. Рот разевает, как рыба, вытащенная из воды – как бы снова не отрубился. Ничего, сейчас мы тебя взбодрим! Шершень потянулся ножом к лицу храмовника, когда что-то ужалило его в спину.

__________

Оскал изуродованных губ не предвещал ничего хорошего, поэтому, завидев медленно приближающийся нож, Алекс испытал детское желание покрепче зажмуриться. Но, не успел он приготовиться к самому худшему, как с вязким, чмокающим звуком из груди бандита появился кончик клинка. На новенькую свежевыстиранную рясу, пачкая и глубоко впитываясь в ткань, падали густые красные капли, а Алекс завороженно смотрел на острие лезвия с едва заметной щербинкой.

Он узнал бы эту щербинку из тысячи других и сейчас боялся поднять глаза на хозяина меча. Точнее – на хозяйку. Боялся поверить своему счастью. Боялся, что, стоит ему на долю секунды отвести взгляд, – и клинок, и девушка, держащая его рукоять, снова на долгий срок исчезнут из его жизни.

Бандит со шрамом издал булькающий звук, повалился на бок и скатился с Алекса, дав тому долгожданную возможность вдохнуть. Коротким быстрым движением, перерезав веревки, Тайя стряхнула со лба непослушную, криво обрезанную челку и самым спокойным тоном, словно они последний раз виделись на кухне за чашкой чая не более четверти часа назад, спросила:

– Ну и как ты здесь оказался?

__________

Полчаса спустя, когда раны были обмыты и перевязаны, а на костре, разведенном теперь уже мертвым амбалом, весело булькала похлебка, Алекс засыпал Тайю вопросами. Под их напором улыбка девушки сперва поблекла, а после самого главного и непонятного – того, что велела задать матушка Абигайль – и вовсе сошла на нет.

– Мне до сих пор трудно об этом говорить… Скоро начнет смеркаться, и завтра путь неблизкий. Сейчас ложимся отдыхать, и ты расскажешь мне свою часть истории. Как сумел меня найти, как дела в монастыре, что будет на празднике и откуда ты узнал о моем клане.

– А ты…

– Нет. Обещаю, что до утра я никуда не денусь.

– А может мы…

В глазах девушки промелькнул знакомый лукавый бесенок.

– А твои травмы тебе не помешают?

__________

Выпавшая роса весело искрилась жемчугом и бриллиантами в рассветных лучах, когда Тайя безжалостно растолкала так и не выспавшегося этой ночью Алекса. Сборы не заняли много времени и вскоре оба путника шагали по лесной тропе, ведя коня Алекса в поводу. Какое-то время шли молча, пока, собравшись с духом, девушка не заговорила:

– Начну с этой поляны. Задолго до встречи с тобой я попала в одну историю и сейчас, чтобы выпутаться из нее, мне нужно выиграть соревнования на празднике, но об этом потом. Я добралась сюда и начала устраивать стоянку, чтобы дождаться монахиню-провожатую, когда обнаружила, что у меня есть соседи в виде знакомой тебе вчерашней троицы. Первым желанием было перебраться поглубже в лес, выше по тропе, ведущей к храму. Но потом я решила остаться.

– Почему?

– Есть такая поговорка – хуже змеи, которую ты видишь, только змея, которую не видишь. Эти трое чувствовали себя спокойно – им и в голову не приходило, что кто-то может прятаться неподалеку. Можно сказать, они были моими невольными охранниками. Если бы ничего не случилось, мы разошлись бы подобру-поздорову. А начнись какая-нибудь заварушка, у меня будет время решить: уносить ноги или вмешаться. И вообще, – Тайя с кажущейся небрежностью, но не задев ни одной ссадины, двинула Алекса локтем в бок, – ты что, не рад, что я тебя выручила⁈

Алекс нетерпеливо отмахнулся.

– Со вчерашним и сегодняшним днем все понятно. Давай о главном.

– О главном… С чего бы лучше начать…

– Давай с детства. Отец-мать, бабушка-дедушка.

– Если бы все было так просто. Ты и сам про своего отца никогда не рассказывал.

– Да нечего особо рассказывать… Мы с ним были слишком разными людьми. И, хотя любили друг друга, так сложилось, что, когда он был мне очень нужен, его не оказалось рядом. А когда отец вернулся и потянулся ко мне, я уже научился обходиться без него и не ответил на попытки сблизиться. Я до сих пор немного обижаюсь на него, а немного стыжусь себя самого за то, как вел себя в те времена. В нашу последнюю встречу, (а то, что это встреча последняя, не знал тогда ни один из нас) вышло так, что нам почти не о чем было поговорить. Я давно жил в большом городе, а он по-прежнему занимался тем, что подвозил купцам на базар хлеб, рыбу, овощи. После нескольких мучительных пауз мы не смогли найти ни одной темы для беседы. Когда пришла пора возвращаться обратно, он угостил меня большой вязанкой сочных сладких луковиц редкого сорта, растущего только у нас на родине. И напоследок посоветовал: чтобы лук дольше хранился, надо обжечь у него донце. Корни перестанут расти, не будут высасывать из луковицы сок. Это оказалось его прощальным напутствием, пусть не особо философским и мудрым, однако уж что есть. С тех пор каждую осень я покупаю связку красных луковиц и обжигаю у них донце. Возможно, ритуал выглядит наивным, смешным или нелепым, но я делаю это в память об отце.

– Видишь… Тебе повезло больше, чем мне. Своего отца я совсем не помню. Вообще про раннее детство почти не помню, да оно и к лучшему… Среди обгорелых руин какого-то здания – может быть, это даже был мой дом – меня подобрал Конрад. Опоздай он тогда на день-два, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. До сих пор не могу понять, что учитель разглядел в полумертвой шестилетней соплячке, которая, едва отъелась и пошла на поправку, обнаружила упрямый и вредный характер. Конрад меня выходил и отдал… в одну закрытую школу. Можешь смеяться, но я только перед самым окончанием поняла, для чего нас учат, к чему готовят. Когда не с чем сравнивать и не знаешь, что может быть по-другому, очень многое воспринимаешь, как должное. Поначалу – чтение и письмо, приготовление нехитрых блюд, ночевки у костра и бег с препятствиями. Потом начались фехтование, метание ножей, бесшумное лазание по скалам ночью, в кромешной темноте – наряду с бальными танцами, принятием пищи с семнадцатью столовыми приборами и сочинениями о творчестве поэтов трехвековой давности. Дальше… мы узнали, например, о специальных точках на теле человека, надавив на которые, можно убить голыми руками – либо парализовать – по желанию. Я… не знаю, кто были теми, на которых мы тренировались… В школе шептались, что это – преступники, приговоренные Фениксом. Еще – приготовление всяких зелий и отваров… Там были и лечебные, но, в основном,.. сам понимаешь. И много других подобных вещей. К слову, часть предметов преподавал тот, кого ты знаешь под именем Фидель – мы там и познакомились.

– И тебе это нравилось⁈

– Нет, но самые… тяжелые предметы пошли под конец. А до этого я, честное слово, не догадывалась, к чему все идет. Потом… когда все поняла… Куда мне было деваться? С самого начала все принимали присягу на верность клану. Ослушавшихся ждала смерть. Мы еще шутили детьми над этой высокопарной фразой, когда наставники раз за разом с каменными лицами напоминали нам об этом. А потом… – Тайя зябко передернула плечами, – до выпуска дошли не все. За легкие проступки не изгоняли из школы – просто переводили на год-полтора на унизительную работу прислуги и живых манекенов на тренировках. За что-то серьезное… Двоих наших мы убили сами, на занятиях, когда отрабатывали удары и отравленные зелья… Я… мне пришлось…

Повисла долгая пауза. Алекс затих, боясь неудачным словом нарушить ход исповеди и переваривая услышанное, но девушка истолковала его молчание неправильно. Нервы Тайи, и без того измотанные, не выдержали рассказа о том, что долго таилось глубоко в памяти.

– Что же ты замялся? Хочешь сказать, что путь наемного убийцы недостаточно благороден? Так вот, я тебе отвечу: все разговоры о благородстве можно начинать, когда достаточно хлеба. Меня там кормили досыта, учили постоять за себя, грамоте и прочим премудростям. Доведись все вернуть, я поступила бы точно также. И не делай вид, что не понимаешь, какие виды на нормальную жизнь у сироты-малолетки без гроша за душой!

Алекс поспешил увести разговор от тяжелой темы.

– Ты сказала про клан. Что за клан?

Тайя подняла взгляд на собеседника. После вновь пережитых воспоминаний голос ее звучал глухо и безжизненно.

– Тот самый, про который ты спрашивал. Т'хайгад'а. На одном из древних наречий это означает «Тихая смерть». Клан наемных убийц. Конрад так верил в мои способности, что выхлопотал у Феникса разрешения назвать меня в честь клана, а Тайя, или Т'хайя – это короткий вариант. Просто «Тихая». Все пошло кувырком в день, когда я должна была пройти последнее испытание.

– Погоди, так Феникс знал, чем вы занимаетесь в этой своей школе?

– Феникс принадлежит нашему клану. Большинство его товарищей по учебе – что-то вроде личной гвардии и поверенные для особых поручений, а Конрад… Говорят, в школе они были неразлучными друзьями. Конрад рассчитывал на меня, он думал, я смогу стать лучшей за много лет, но я… не смогла. Я провалила задание. Вечером накануне церемонии окончания школы ученики тянут жребий из большой чаши в главном зале. Надо успеть за ночь выполнить его и утром, как можно раньше, вернуться на площадку для тренировок. Прошедший испытание – на том же древнем наречии – гарц'к'ханин, становится полноправным членом клана. Те, кто не справился, глах'д'наки – или недостойные. Низшая каста клана. Селятся в деревеньках неподалеку, фермерствуют, прибираются в храме и прочая, и прочая…

– Что-то не особо верится, что у вас там тишь да гладь, а не клубок зависти, взаимного презрения и ненависти.

– Как сказать… До идиллии, конечно, далеко, но все более-менее уживаются. Главное ограничение для глах'д'наков – им нельзя участвовать в собраниях клана. В остальном же особых различий не делается. Многие из тех, кто не прошел испытания, имеют таланты, признанные всеми. Например, отварами бабушки Деллы не гнушается пользоваться сам Феникс. К тому же неудачи родителей на детей не распространяются. Ребенок любого члена клана имеет право попытаться поступить в школу и стать гарц'к'ханином. Но я продолжу о себе… Главными качествами, которые особо ценили преподаватели, превыше даже умения сварить отраву из подручных средств или убить человека голыми руками, всегда были ловкость, скрытность, искусство маскировки, умение мыслить быстро и нестандартно. Поэтому большинству выпускников для прохождения испытания достаточно незаметно пробраться в какой-нибудь дом и что-нибудь стащить или, наоборот, подбросить.

Алекс не смог удержаться от презрительного фырканья:

– Всего-то?

– Да, всего-то. Представь, что тебе надо ночью, в незнакомом доме, выдернуть три перышка из хвоста канарейки, а ее клетка, висит в комнате хозяина дома. Канарейка не должна закричать, но должна остаться жива. Или надо раздобыть ключ, лежащий под подушкой у одного из пяти человек, спящих в разных концах дома и закрывшихся, например, на засов. Или, того хуже, спящих в одной общей комнате. А однажды, как ты говоришь, «всего-то», одному выпускнику пришлось попытаться выкрасить злющую кошку жены хозяина в зеленый цвет. Задание, надо сказать, было с треском провалено, а шрамы у неудачника остались на всю жизнь. И ты еще учти, что надо успеть обернуться за одну ночь. То есть далеко от школы отойти не получится и приходится иметь дело либо с семействами других членов клана, которые почти поголовно сами учились в той же школе, либо с жителями ближайших деревушек. За каждого пойманного ученика выплачивается солидный куш и поэтому, хоть точная дата испытаний держится в секрете, местные жители целый месяц дежурят в патрулях, а по ночам спят по очереди.

– И какое задание досталось тебе?

Тайя помолчала, на ее лице застыло выражение скорби. Потом, после долгой паузы, глухо произнесла:

– Да ладно, чего уж там… Мне выпало убийство.

Алекс терпеливо ждал продолжения.

– Понимаешь, убийство почти никому никогда не выпадает. Случаев было всего несколько за историю школы – в момент, например, острой необходимости убрать кого-либо из врагов тогдашнего Феникса. Да и то сказать – это можно было рассматривать, как предупреждение недругам – отправка новичка, который может и не справиться. С другой стороны, такая степень доверия особо отличившемуся ученику – своеобразная награда и знак расположения Феникса. Получить подобное задание – большая честь. Последним, ее удостоившимся, был Чарли. Случилось это не так давно, и все думали, что следующий раз наступит нескоро. Представь мое потрясение, когда я прочитала свой листок. Но и это оказалось не самым страшным. Я окончательно перестала понимать, что происходит, когда увидела имя назначенной мне цели. Это был…