Недо… (рассказы). Ради карнавала

София сделала несколько глубоких вдохов, немного размяла руки, потом развязала кисет, полученный от матушки Абигайль, аккуратно извлекла оттуда брыкающуюся крысу и, прикинув на глаз направление, швырнула ее за угол, прямо на голову клюющей носом охраннице.

София дорого дала бы за возможность увидеть сейчас лицо надменной сестры Арабеллы – более из любопытства, чем из злорадства, но вместо этого перемахнула через край балкона и повисла, ухватившись руками за столбики перил у самого пола.

Долгую-предолгую секунду ничего не происходило. Потом со стороны ниши донесся странный сдавленный полу-всхлип, полу-вздох и… стены содрогнулись от оглушительного визга дюжей монашки, внезапно встретившейся с самым жутким кошмаром своей жизни.

Не уберись София вовремя с дороги – орущая и размахивающая руками почище ветряной мельницы громада снесла бы ее, даже не заметив. Дальше следовало действовать четко и быстро, пока улепетывающая во все лопатки охранница не перебудила весь монастырь. Замок на двери оказался проще некуда и полминуты спустя София уже зажгла свечу, по-хозяйски осматриваясь в тайной комнате. Впрочем, на это тоже не ушло много времени – матушка Абигайль и тут оказалась права по всем пунктам. София успела без звука выскользнуть обратно в коридор и аккуратно приладить открытый замок на место, когда снизу послышался торопливый перестук нескольких пар ног.

Трое. Бегут, похоже, прямиком сюда, друг с другом не перекликаются, факелов не видно. Это может означать только одно: сестра Арабелла, несмотря на свой внешний вид и паническую боязнь крыс, далеко не глупа. Справившись с приступом ужаса, она сообразила, что к чему. И привела подкрепление. В который раз за ночь помянув против воли добрым словом Алекса за подробный план, София на цыпочках прошмыгнула в четвертую по счету дверь, засов на которой она предусмотрительно открыла с противоположной стороны накануне вечером, и начала спускаться по крутой и пыльной винтовой лестнице, разминувшись со своими преследователями.

__________

Распрощавшись с Конрадом, Тайя решила, что на последнем отрезке пути, от греха подальше, будет передвигаться по ночам. Впрочем, теперь, когда ей не приходилось скитаться по чужим, незнакомым странам, когда не нужно было прятаться и спасаться бегством от своего учителя, когда, наконец-то, появилась надежда на примирение с Фениксом, неторопливая поездка на спокойной лошади при свете луны, под родными звездами, была сродни романтической прогулке.

Сутки сменялись сутками. Каждое утро, с первыми лучами солнца, Тайя забиралась поглубже в лесную чащу и устраивала привал, а с последними проблесками вечерней зари возвращалась на указанную Конрадом тропу и продолжала свой путь. Девушка даже не успела толком насладиться блаженным однообразием путешествия, когда осознала, что проехать ей осталась всего ничего. Скоро надо будет останавливаться в условленном месте, примерно в одном дне пути от монастыря, и ждать посланницу, которая, согласно обычаю, встречала участниц состязания и провожала их к настоятельнице, чтобы официально ей представить.

А сейчас… небо на востоке вновь начало светлеть. Тайя с трудом подавила зевок и отправилась искать для дневной стоянки местечко поукромнее.

__________

Солнце едва показалось из-за горизонта, когда Алекс вошел в покои матушки Абигайль и, сделав первый шаг, замер на пороге.

– Что случилось? Вам нездоровится? Может быть, позвать…

Царственно-небрежный взмах руки заставил его умолкнуть.

– Пустяки, одной бессонной ночью больше, одной меньше. Все окупится хорошими новостями, а они, я уверена, скоро появятся. Однако вернемся к твоему поручению. Судя по времени визита, ты явился не с пустыми руками. Чем порадуешь? Придумал, как вывести нашу сороку-воровку на чистую воду?

Алекс молча кивнул, набираясь храбрости. Меньше всего на свете он хотел бы сейчас разочаровать аббатису, а придуманный вчера план был далек от идеального. К тому же несмотря на то, что за прошедшие дни Алекс успел узнать матушку Абигайль поближе, до сих пор при виде нее все красивые, правильные, умные слова и фразы разлетались, словно пух одуванчика в ветреную погоду. Спасительные секунды утекали водой сквозь пальцы, тянуть с ответом дальше стало невозможно, и он, с решимостью обреченного, выпалил:

– Театр!

– Что?

– Театр. Спектакль, пантомима, клоунада или что-нибудь подобное.

Матушка с достойным восхищения терпением ждала продолжения.

– Понимаете, по дороге сюда я видел на площади театральную постановку. В одной из сцен пьесы принц, чтобы разоблачить убийцу своего отца, разыгрывает перед ним историю о насильственной смерти короля – и виновный во время представления выдает себя. Я подумал, что… если мы покажем этим трем сестрам что-то похожее на кражу, то… может быть… кто-то из них не выдержит и…

С каждым словом Алекс ощущал, что совершил ужасную ошибку. План, пока он прокручивал его в своей голове, казался небезупречным, однако вполне достойным внимания. Но стоило озвучить задуманное – и становилась очевидна глупость и наивность замысла. Повисла долгая мучительная пауза.

Наконец, полминуты томительного ожидания спустя, матушка снизошла до ответа тоном, ясно говорившим о том, что она и не надеялась услышать от Алекса какое-то действительно дельное предложение:

– Не в моих правилах успокаивать не справившихся с поручением слуг, но твоя идея настолько примитивна, что, пожалуй, может сработать. Однако соблаговоли ответить на три вопроса.

– Попробую.

– Под каким предлогом за несколько дней до большого праздника, в самый разгар подготовки, ты собираешься организовать представление, оторвав всех от работы?

Алекс слегка успокоился. Радоваться было рано, но появилась надежда, что этот раунд окажется за ним. Неизвестно, что там еще за пару тузов приберегла в рукаве аббатиса, но к этому вопросу он был готов.

– Монахини из года в год проводят одни и те же работы, все давно отлажено до мелочей и, судя по разговорам, которые я слышал, когда составлял план монастыря, многие сестры не трудятся быстрее лишь из опасений, как бы им не поручили чего-то еще. Да и отвлечем мы их всего лишь на час-полтора, не больше, они с легкостью наверстают упущенное и будут только рады передышке. Здешний распорядок небогат на развлечения, а предлог… Разве послезавтра не годовщина чуда, явленного Бальдой Милосердной под Ашкером? Я не знаю всех подробностей произошедшего в той деревеньке, но с тех пор богиню почитают, помимо прочего, и как покровительницу искусств. Можно будет сказать, что в этот раз решено отметить случившееся небольшим представлением.

– Кхм… И когда ты успел поднатореть в вопросах, касающихся Бальды Чудотворной? Возможно, я тебя слегка недооценила. Ну, допустим, у меня получится договориться об этом с матушкой Анной. А как ты успеешь подготовить свою постановку за неполный день? И еще – понятно, что она будет весьма короткой, откуда возьмутся час-полтора, о которых ты мне толкуешь?

– Мы не можем показать только одно выступление, иначе все будет слишком очевидно. Так что придется спрятать этот номер среди других.

– Других?

– Да. Сестры, поющие в хоре, готовятся на основном празднике исполнять песни, восхваляющие Бальду Великую. То, что они репетируют для широкой публики, подойдет и для своих. А содержащиеся здесь братья Блумберги в прошлом были незаурядными акробатами.

– Это их и сгубило. Со своими талантами они совершили немало краж из замков и купеческих домов.

– Возможно, но сейчас братья, вроде бы, твердо стоят на пути исправления, и к ним нет никаких нареканий? Так почему бы им не разрешить продемонстрировать свое мастерство в благих целях? И еще, если бросить клич, наверняка многие будут рады прочитать перед всеми свои любимые стихи или поделиться забавными короткими историями из прошлой, домонастырской жизни.

– Ну, хорошо, предположим, ты подберешь нужное количество людей и номеров. Последний вопрос: кто будет следить за выражением лица нечистой на руку сестры?

– Я думаю, что лучше вас с матушкой Анной с этой задачей никто не справится.

После этих слов аббатиса оставила попытки скрыть разочарование и раздражение:

– Лесть тебе не поможет, лучше начинай, наконец-то, шевелить мозгами. Бальда Неподкупная тому свидетель, я не ожидала от тебя многого, но такое! Неужели я должна разжевывать каждую мелочь? Сесть рядом с подозреваемыми мы не сможем, иначе та, которую мы хотим подловить, мигом поймет, для чего затевалась вся эта канитель. Разместившись позади, мы будем видеть только затылки, покрытые рясой, а впереди – нам придется сидеть с вывернутыми шеями и оглядываться назад. Хорошенькое выходит незаметное наблюдение, ты не находишь?

Алекс сглотнул. Он никак не мог привыкнуть к тому, что за последние несколько недель вновь и вновь успех его отчаянного путешествия, счастливая жизнь с Тайей, да и просто жизнь, висели на волоске и зависели от сиюминутного настроения и расположения людей, на которых Алекс не мог повлиять при всем желании. Он почти физически ощущал, что, если исходить из старого предания об отмеренной каждому человеку своей толике везения, его собственная порция сейчас будет истрачена до последней капли.

– Вам не придется выворачивать шеи. Вы будете смотреть прямо на них.

– Откуда, позволь спросить?

– Со сцены.

На этот раз аббатиса обошлась без пауз и прочих мелодраматичных эффектов. Она поднялась с кресла и встала лицом к Алексу почти вплотную. Заглянув пронзительными серо-стальными глазами в самую глубину его души, матушка Абигайль отчеканила:

– Ты забыл, с кем разговариваешь? Ты себе представляешь, сопляк, что я пережила уже трех Фениксов, а четвертый, выражаясь фигурально, ест у меня из рук, словно приблудный котенок? Что мне достаточно шевельнуть пальцем, чтобы не только тебя, а все это место сровняли с землей и засыпали солью, чтобы и через пятьдесят лет здесь был лишь заброшенный пустырь в назидание потомкам? И ты предлагаешь мне самой выполнять мое же собственное поручение, ломая комедию в твоем, на скорую руку слепленном фарсе?!

Стараясь сохранять изрядно пошатнувшееся самообладание, Алекс судорожно соображал, какую тактику выбрать. Постараться ответить не спеша, тщательно подбирая слова, терпеливо, словно капризному ребенку? Пожалуй, не стоит. Чего доброго, аббатиса воспримет это, как признак слабости и решит, что Алекс ее умоляет. Нет, придется лезть напролом и ответить ударом на удар. Все равно терять уже, похоже, нечего.

– Простите великодушно, матушка, но я не пойму – вы хотите найти воровку или нет? Без доказательств, на пустом месте, вот так вот запросто взять и поймать? Я предложил план, который может сработает, а может нет. Но, раз уж потребовалась помощь такого недостойного существа, как я, значит у вас тоже с идеями туговато. Коли я сумел ответить на ваши вопросы, соизвольте ответить и на мои. Кто, кроме вас с матушкой Анной больше всех желает найти пропажу? Стоит ли привлекать для выполнения нашего плана кого-то со стороны и будет ли тогда тайна надежно сохранена? Поручая мне найти выход из этой щекотливой ситуации, вы разрешили мне пользоваться любыми средствами и людьми. Вот я и выбрал лучшую кандидатуру из всех возможных. У вас на примете есть кто-то еще более мудрый и опытный?

Несколько мгновений тишина звенела, как натянутая струна. Потом напряжение исчезло. Аббатиса не отступила, но взгляд ее едва уловимо смягчился.

– А ты очень смелый. И очень глупый. Признаю, твое решение задачи не идеально, но остроумно и легко выполнимо. Это спасло тебя сегодня, однако впредь остерегись – еще одна подобная беседа, и нашему сотрудничеству конец. Со всеми вытекающими последствиями. Я достаточно ясно выразила свою мысль?

Алекс кивнул.

– Не слышу!

– Да, достаточно.

– Вот и хорошо. Иди, вербуй своих артистов-добровольцев, а я пока потолкую с матушкой Анной.

Алекс не двинулся с места.

– Что-то еще?

– Всего пара слов. По дороге сюда мне встретилась София и велела передать, что вы оказались правы.

Уголки губ аббатисы чуть опустились.

– Что ж, печально, но ожидаемо. Ступай.

__________

Энтузиазм, с которым население монастыря восприняло идею о, казалось бы, невинном развлечении, превзошел все мыслимые ожидания. После того, как во время утренней трапезы матушка Анна объявила о представлении, от желающих выступить и поразить окружающих своими способностями не было прохода. Алексу пришлось в буквальном смысле слова отбиваться (а ближе к вечеру и прятаться) от монахинь всех возрастов, следующих за ним по пятам и требующих достойной оценки их талантов. В полдень он уже жалел, что открыл эту шкатулку Пандоры, после обеда – что отправился в путешествие, за час до представления – что появился на свет.

Однако все – и плохое, и хорошее – рано или поздно заканчивается. Те, кто не получил возможности показать себя на сцене, смогли выплеснуть нерастраченную энергию при подготовке к выступлению. Общими усилиями за каких-то полчаса монашки перетащили в общий зал тяжеленные дубовые скамьи из трапезной, накрыли их, для вящего удобства, соломенными тюфяками, украсили стены цветами, расставили зажженные свечи и даже соорудили почти настоящий занавес.

После короткого напутственного слова матушки Анны, благословившей именем Бальды Светлейшей импровизированный концерт, действие началось. Положа руку на сердце, далеко не все выступления оказались удачными, но аудитория была настроена благожелательно, к маленьким, да и к большим огрехам относилась с юмором, подбадривая выступающих аплодисментами и беззлобными подначками.

Наблюдая за происходящим из-за импровизированной кулисы, уже успокоившийся, было, Алекс потихоньку начинал нервничать. Он давно уже разглядел, где расположилась каждая из трех подозреваемых, перечень намеченных номеров подходил к концу, а обе матушки, забаррикадировавшиеся в соседней келье, спешно переоборудованной под гримерную, явно вознамерились провести там остаток своих дней.

В конце концов, тянуть дальше стало просто невозможно. Последняя выступившая покинула сцену, присоединившись к своим потеснившимся на скамье товаркам, и зал погрузился в тишину. В отчаянии Алекс в который раз подбежал к плотно запертой двери и, отбросив приличия, забарабанил по ней кулаками, что есть мочи. Он уже потерял остатки надежды, когда дверь резко распахнулась и на пороге показалась внушительная фигура Софии, безапелляционным тоном объявившая:

– Еще три минуты.

– Но все уже выступили!

– Придумай что-нибудь, ты же у нас большой умник.

– Что я придумаю? Никого не осталось.

София с полным безразличием пожала плечами.

– Не моя забота. Импровизируй.

Потерявший голову Алекс попытался проскочить мимо неприступной телохранительницы, чтобы образумить капризных звезд, но в ту же секунду ощутил, как с непреодолимой силой его сгребли в охапку, оторвали, словно беспомощного котенка, от земли и потащили обратно к занавесу. Мощный толчок – и вот он уже кубарем выкатился на сцену, чудом не повалившись на сидевших в первом ряду.

Мысли хаотично метались всполошенными белками. Бежать обратно за занавес? Поздно. Объявить, что представление окончено? Но ради последнего номера все и затевалось. Без него монашка-воришка останется непойманной, задание – невыполненным и с благосклонностью матушки Абигайль (да и с головой) можно будет попрощаться. Потянуть время? Как? Разве что… Конечно, нет уверенности, что получится ни разу не споткнуться и вспомнить все строфы без запинки… Да ладно, было бы из-за чего переживать – свежесколоченные импровизированные подмостки видали сегодня кое-что похлеще косноязыкого декламатора-самоучки. В конце концов, это не то же самое, что сидеть, привязанным к стулу, в подвале милейшего судьи Тэккера и ждать, когда… Бр-р-р!

Алекс, приосанясь, поправил растрепавшиеся волосы, вышел на середину сцены и обратился к залу:

– Дорогие дамы! Наш импровизированный праздник во славу Бальды Великой подходит к концу. Перед последним номером я хотел бы поблагодарить всех вас – и участников, и зрителей за теплую атмосферу и хорошее настроение. За то, что каждая из вас вложила частичку души в этот вечер. Я тоже хочу внести свою лепту и прочитать балладу, которую помню с детства. Не очень-то веселую, но… очень много значащую для меня, хоть и не блещущую изысканностью слога. Однако не судите строго, она написана не придворным менестрелем, а воином. Офицером, некогда служившим под началом моего прадеда. Семейное предание нашего рода гласит, что бой, о котором идет речь в балладе, стал для моего достойного предка последним. Мы, его потомки, не знаем даже, где его могила, но каждый в нашем роду знает и помнит об этом сильном, незаурядных храбрости и ума человеке. Итак, памяти великого воина посвящается…

Мы рыцари Мрака, фавориты Луны.

Мы немногословны – молчим об успехах

В боях и сраженьях. Хотя орден Совы

У всех на щитках вороненых доспехов.

Ночная элита! Попытайтесь, как мы,

Проникнуть во тьме в неприступную крепость.

Засели там Солнца и Рассвета сыны,

Но мы их сейчас испытаем на крепость.

Если Алекс и переживал слегка, что уставшие зрители начнут перешептываться, ерзать или вообще освищут и погонят его со сцены, чтобы не омрачал праздничное настроение, то опасения оказались напрасны. Притихший зал ловил каждое слово.

Что ж Светлые силы? – Верно, спросите вы –

Повсюду о них говорят с нелюбовью.

Мы тоже жестоки, только орден Совы

Нигде не запятнан безвинною кровью.

Работая молча – кто мечом, кто копьем –

Мы ужас навеки впечатаем в лица.

Не сентиментальны – после боя не пьем,

Но над побежденным не станем глумиться.

Строчки старой баллады, почти стершиеся из памяти, сами собой возникали в голове, как будто только и ждали возможности прозвучать вновь. Декламируя со все возрастающим воодушевлением, Алекс незаметно для себя перешел к финалу.

…И вот как-то ночью средь высокой травы

Скакали мы – смертью врагов насладиться.

Под светом луны блестел лишь орден Совы.

О вылазке четверо знали в столице.

Вдруг слева и справа засверкали мечи.

Ночная засада! Жестокая схватка!

Пускай шансов нет, мы, умирая, молчим.

Но Светлым – им тоже придется несладко.

Недолго осталось… Погибаем – увы!

Хоть силы неравны – пощады не просим.

Разрублен на части даже орден Совы.

В живых лишь двенадцать осталось…

Нет, восемь…

Голос выступавшего, только что звеневший в полную силу, стих. Все население монастыря молчало вместе с ним. Упади в этот момент на пол щепка, ее услышали бы в самых дальних закоулках. После паузы, оказавшейся, по сути, минутой молчания, Алекс медленно прочитал последние строки:

Нас после отыщут, похоронят в холмах,

Прочтут над могилою общей молитву.

Но пусть на надгробьи, что стоит в головах,

Напишут одно только слово – Invictus!4

Зал взорвался аплодисментами. Многие монахини помоложе и повпечатлительней сидели с увлажнившимися покрасневшими глазами. Наслаждаясь нежданным триумфом, Алекс почувствовал на своем плече тяжелую руку Софии, которая на сей раз не так грубо потянула его обратно за кулисы. Кряжистая монашка невнятно пробормотала себе под нос что-то вроде: «…а еще выпендривался…», после чего им обоим пришлось посторониться и пропустить на сцену матушку Анну с матушкой Абигайль. В тысячный раз напомнив не спускать глаз с троицы подозреваемых, София натянула на лицо устрашающую маску злодейского вида и поспешила присоединиться к настоятельнице с аббатисой.

__________

Переполненный впечатлениями прошедшего дня, Алекс едва успел доползти до постели перед тем, как провалиться в забытье. Во сне он снова впервые встретился с Тайей. Потом была гостеприимная деревня, ночная поездка до города, расставание, удары охранника (не такие болезненные, как были на самом деле), который трясет его бесчувственное тело, и почему-то зовет по имени. Алекс все еще удивлялся этому, когда амбал, как и в прошлый раз, взвалил его на плечо и потащил куда-то темными длинными коридорами… коридорами…

Сон как рукой сняло. Еще не пришедший в себя Алекс едва успел осознать, что его и в самом деле куда-то несут, когда плиты пола перестали проплывать перед глазами. Его оцепеневшее тело приподняли и резко опустили головой вниз в большую бочку с водой. Он не успел набрать в легкие воздуха и лишь вяло барахтался в железной хватке удерживающих его ручищ. Перед глазами тут же поплыли красные круги. Однако не успел Алекс попрощаться с жизнью, как его, словно морковку из грядки, выдернув обратно на воздух, поставили на ноги. Сквозь тусклый свет предутренних сумерек и заливающую глаза воду он получил наконец возможность разглядеть своего мучителя.

– Привет, София! Скажи мне правду: без этого никак было не обойтись или ты решила немного пофлиртовать со мной?

– Позубоскаль мне еще! – хмурая больше обычного монахиня не собиралась поддерживать игру. – Матушка сказала: доставить немедленно. Так что отряхнись и бегом!

Алекс, готовившийся выдать очередную колкость, в последний момент решил все-таки прислушаться к голосу разума и, не мешкая, направился в покои аббатисы. Дойдя до знакомой двери, он уже поднял руку, чтобы постучать, когда матушка Абигайль сама открыла им с Софией, нетерпеливым жестом пригласив войти.

– Сегодня нам всем нужно многое успеть, а времени мало, так что давайте быстро и по делу. Прежде всего, сработал ли вчерашний план? Кто из сестер украл кольцо?

Под пронзительным взглядом аббатисы Алекс в который раз почувствовал себя нашкодившим сорванцом.

– Я обратил внимание, что двое из трех монахинь все представление суетились, ерзали и сидели, как на иголках. Думаю, это был сговор и кражу они совершили вместе.

Успевшая устроиться в кресле матушка задумчиво барабанила пальцами по подлокотнику.

– Вместе, значит?

– Выходит, что так.

– Да уж, вот она, пресловутая мужская логика. Просто, прямолинейно, очевидно и абсолютно неверно. Подскажи нам, София, кто, по-твоему, из них воровка?

Кряжистая монашка презрительно фыркнула:

– Конечно же, сестра Альбина.

Алекс недоуменно воззрился на Софию, но та, очевидно и не думала шутить, поэтому он решил переспросить у аббатисы.

– Но как же так? Она единственная из трех вела себя нормально!

– Вот именно.

– Не понимаю!

– Разумеется.

Матушка Абигайль коротко взмахнула рукой.

– Сестра Амалия!

Совсем юная монашка, до той поры сидевшая в углу так тихо, что Алекс только сейчас заметил ее присутствие, подошла и склонилась перед аббатисой.

– Да, матушка.

– Ты знаешь, зачем я устроила весь этот балаган с представлением?

Девушка замялась.

– Говори, не стесняйся.

– Знаю, матушка. Вы… хотели разыграть сцену с похищением и посмотреть, не выдаст ли себя сестра, укравшая кольцо, о котором все говорят…

– Откуда ты это узнала?

– Сестры болтали на кухне.

– Благодарю. Можешь быть свободна.

Аббатиса дождалась, когда они остались вдвоем, и с лукавой усмешкой обратилась к Алексу.

– Начинаешь соображать?

– Нет. Теперь я вообще ничего не понимаю. Либо нас подслушивали, либо кто-то проболтался – неважно. Важно, что в результате весь монастырь от подвалов до куполов был в курсе нашего замысла. Но тогда не было никакого смысла устраивать представление!

– Почему же? Как раз наоборот.

Алекс, не мигая, уставился на аббатису.

– Тебе стоило бы посмотреть на ситуацию глазами нечистой на руку, но недалекой сестры Альбины. Так сказать, поставить себя на ее место. А точнее присесть, тогда бы ты сразу понял. Однако время дорого, и я не могу ждать целый день, пока на тебя снизойдет озарение. Помнишь, лавки из трапезной, на которых сидели зрители? А тюфяки с соломой, которые кое-кто очень вовремя предложил постелить для удобства? Что ты можешь сказать об этом?

На раскрытой ладони матушки Абигайль Алекс увидел три небольших колючих шарика.

– Pluma diabolicae или Дявольский пух, семейство однолетних…

– Неплохо. Вижу, время, потраченное на изучение моего гримуара, не пропало зря, но я сейчас не о названиях. Как бы ты себя почувствовал, если бы пришлось весь вечер просидеть на этих милых семенах?

– Вы хотите сказать, что подложили их в подстилки каждой из трех подозреваемых?

– Наконец-то!

– Сидеть на колючках было неудобно, вот две невиновные монахини и ерзали на своих местах все время! Даже если они и слышали сплетни о нашем плане, то не придали им значения, потому что не боялись быть раскрытыми. А вот сестра Альбина…

– А сестра Альбина знала, что мы будем за ней наблюдать, но не догадалась вести себя естественно.

– Ловушка в ловушке!

– Просто хотела показать тебе, как здесь делаются дела.