Повесть о настоящем Капитане, или Обратная сторона Звезды

Но давайте вернемся к захватывающе- интригующей сцене встречи ТоляВани с супругой после длительной разлуки. По окончании экзекуции, основательнейшим образом отделанный и донельзя униженный Анатолий Иванович понуро брел домой, жалобно поскуливая, как старый побитый пес, и последующие несколько дней, что судно находилось в родном порту, не было семьянина более примерного и супруга более заботливого и любящего, чем он сам. Впрочем, как гласит народная мудрость- горбатого могила исправит, и по прошествии определенного времени, лишь только зарубцовывались душевные и телесные раны, отрастала выдранная с корнем растительность на голове, все возвращалось на круги своя. И продолжалось это веселье до тех пор, пока один из очередных амурных экзерсисов Анатолия Ивановича чуть не закончился летально для него же, причем в полном смысле этого нехорошего слова. В общем, дело было так.

Шерше Ля Фам (часть вторая, заключительная)

Каждое новое назначение по завершению отпуска он ждал, как праздника. Парадокс, но это – сущая правда; как и большинство моряков Анатолий Иванович находясь на судне считал дни до окончания контракта, но с еще большим нетерпением он ожидал завершения отпуска, чтоб вновь поднявшись на борт судна, ощутить себя в привычной комфортной обстановке и стать самим собой. Кроме того, отношения с женой, смертельно уставшей от всей этой любовной свистопляски ввиду блудливого нрава своего благоверного, отнюдь не были радужными, что в свою очередь не способствовало приятному времяпровождению в отпуске. За грубую ошибку, приведшую к серьезным повреждениям судна во время предыдущего контракте, в качестве наказания он был направлен на крошечный старенький танкер на все время летнего арктического завоза. И вот, напряженно отработав полностью лето и часть осени в неласковых северных широтах, судно наконец взяло курс в базовый порт. Несмотря на совсем небольшие размеры, танкер был под завязку забит людьми; в «полярку» помимо основного экипажа Компания обычно отправляла довольно большое число дополнительных специалистов: токари, сварщики, слесари. На пустынном, необорудованном берегу Арктики баз по ремонту вышедшего из строя судового оборудования не было, вот и брали с собой допштат на случай непредвиденных эксплуатационных повреждений. Ну и, само собой, обслуживающему персоналу приходилось трудиться не покладая рук весь день, чтоб обслужить, накормить, обстирать всю эту ораву. В этот раз в экипаж включили хорошенькую девчушку, определив ее буфетчицей, не смотря на молодость. Буфетчица, как уже ясно из предыдущих историй, роковая женщина на флоте, этакая – Пиковая Дама! Звали ее Наташа, и она была действительно чудо, как хороша, и не было никого из экипажа, чье сердце не замирало бы, когда она обращала на него свое внимание по любому поводу.

Третий помощник, влюбился в нее с первого же взгляда, с пылкой страстью пока еще не безнадежно испорченного жизнью юноши. Внезапно вспыхнувшие чувства неизбалованного избытком женского внимания паренька были, надо полагать, настолько сильны, что никогда не пробовавший себя в литературе он совершенно неожиданно даже для себя, начал посвящать ей стихи, довольно милого и трогательного содержания:

В море по семи ветрам плыл кораблик по волнам

В экипаже есть девица, по прозванью Наталица

Хороша, умна, стройна, и в суждениях вольна.

В экипаже стар и млад Угодить Наташке рад.

По хозяйству помогают, и стихи ей сочиняют.

Ой ты милая девица, ясно солнце Наталица

Ты не мучь нас неведеньем, Дай свое благословенья

Нежной страсти не тая, Выбирай богатыря.

Есть одна Малышка, Шустрая, как мышка

Чистые подушки, и в буфете кружки

Стройненькие ножки, а в ушах сережки

Милая мордашка, Это ты- Наташка!

Ну какая же девушка могла устоять против такого объяснения в любви! Отношения между ними завязались очень быстро, но были они скорей дружеские, и насколько далеко зашли, сказать сложно. Скорей всего, контрольная черта не была перейдена, в противном случае, на крошечном судне, переполненном осточертевшим друг другу людьми, эта новость моментально бы стала всем известна. Да и кроме того, Наталья была на редкость общительна, и охотно поддерживала отношения со всеми, кто проявлял к ней интерес, поэтому по вечерам ее часто видели в гостях во многих каютах. Свечу, нужно заметить, никто не держал. Понятное дело, Анатолий Иванович ну никак не мог пройти мимо такого соблазнительного кусочка свежего, сочного пирога, и с первого же дня принялся одаривать молодую красотку недвусмысленными знаками своего капитанского внимания. Как только его чутко настроенные радары фиксировали ее появление в зоне доступности визуального и слухового контакта, отвисший живот автоматически втягивался, масляная пелена заволакивала его подслеповатые глазки, на устах взыгрывала недвусмысленная похотливая улыбка. Откровенно пожирая аппетитную красотку глазами, и плотоядно облизываясь, словно кот на сметану, тем не менее, чтоб заполучить столь желанный трофей и приобщить его в свою богатую охотничью коллекцию, в этот раз он не решился применить свое проверенное годами оружие – банальный харрасмент. Народу на судне хватало, гормоны играли в избытке почти у всех в равной степени, весь экипаж одаривал Наташку усиленными знаками внимания, в надежде добиться ее благорасположения. В случае конкретного грубого наезда на буфетчицу, непререкаемый авторитет Мастера мог и не сработать, что вполне могло привести к возникновению конфликта с непредсказуемыми последствиями. Экипаж состоял в основном из штрафников, сосланных на этот танкеришко в качестве наказания, которым терять было нечего (Дальше Колымы, где судно и так отработало все лето, не сошлют!) поэтому взять кого-либо на крючок было практически нереально. Анатолий Иванович это прекрасно осознавал, поскольку отнюдь не был полным идиотом, практика к тому времени у него была достаточно богатой, и ситуацию он оценивал вполне адекватно. Надо полагать, именно поэтому он решил не переть напролом, а использовать более традиционный метод и покорить красоточку исключительно своим мужским обаянием. Практически не знавший до этой поры отказов ТоляВаня был абсолютно уверен в своей неотразимости в глазах слабого пола, и склонить к любовной интрижке очередную жертву, по его мнению, было пара пустяков, по сути лишь делом времени. Убирающую ему каюту по установленному на флоте расписанию буфетчицу ТоляВаня ежедневно встречал накрытым столом, на котором красовался изящный китайский фарфор, источал дивный аромат свежезаваренный фруктовый чай, и грудились разнообразные шоколадные вкусности, до которых сам ТоляВаня был чрезвычайно охоч. Зная эту мужнину слабость к сладенькому, супруга Анатолия Ивановича всегда снаряжала ему в рейс полную сумку всевозможных конфет в конце отпуска, когда он уже успевал заработать индульгенцию за прошлые злодеяния и старательно исполнял роль примерного семьянина. А также заботливо принесла ему из дома семейный чайный гарнитур и набор всевозможного чая. Достать все это великолепие по тем временам было очень даже непросто, но что не сделает любящая женщина ради своего мужа! И вот теперь конфетки эти пригодились, как нельзя кстати. Продуктовое снабжение было паршивенькое, на берегу в крошечных арктических поселениях в период навигации с прилавков магазинов пропадало практически все, поэтому со сладеньким на судне были проблемки. Развлекая даму непринужденными беседами и воспоминаниями о своей героической капитанской судьбе, и наблюдая, как смазливая буфетчица аппетитно уминает за обе щечки женины конфетки, ТоляВаня в душе ликовал и уже радостно потирал свои тогда еще холеные ручки, в нетерпеливом предвкушении неминуемой, по его глубокому убеждению, развязки. Могучая волна нереализованного либидо возносила его красноречие до невиданных высот! Что ж, развязка действительно произошла, правда не совсем такая, каковой представлял её себе наш импозантный любитель дамских прелестей. Надо сказать, что отношения со штурманами к концу полярного плавания у ТоляВани уже были не просто натянутыми, а откровенно взрывоопасными. Не имея возможности списать, по укоренившейся привычке, кого-либо с судна в безлюдной холодной Арктике, он откровенно замордовал своих Помощников выговорами, предупреждениями, взысканиями, наставил множество «дырок» в контрольных талонах к их дипломам. Причем в большинстве случаев- за всякую ерунду, по существу ничего не значившую. Больше всего доставалось третьему помощнику, в первую очередь за его гонористость и мальчишескую прямоту и излишнюю горячность. Ну и, естественно, отношения 3 штурмана с буфетчицей, которые становились все более откровенными, никак не могли не быть не замеченными ревнивым Анатолием Ивановичем, крайне болезненно и подозрительно воспринимающего любую попытку общения своей пассии с кем-либо из экипажа. Ежедневные разносы, нагоняи и придирки, устраиваемые ТоляВаней своему подчиненному и потенциальному конкуренту по любому поводу, да и без такового, никак не способствовали установлению мира и взаимопонимания на ходовом мостике. В общем, моральная обстановка на судне сильно напоминала атмосферу в закрытом, непроветриваемом помещении, густо пропитанную скопившимися парами бытового газа, просочившегося из дырявой трубы; достаточно было лишь крошечной искры, чтоб полыхнуло и жахнуло на всю катушку. Искра сверкнула за несколько дней до подхода в родной порт, и рвануло знатно, от всей души рвануло, так что- мама не горюй!

Пройдя Берингов Пролив, судно уверенно катилось вниз по Шарику, и погода, несмотря на осеннюю промозглость, с каждым днем становилось все лучше и лучше. Чего нельзя было сказать о психологической атмосфере, царившей среди экипажа, до крайности утомленного длительным арктическим плаванием без захода в цивилизованные порты. В переполненных жилых помещениях танкера о каком-то даже элементарном комфорте говорить не приходилось. Давно приевшаяся однообразная пища, жуткая скученность множества смертельно надоевших друг другу людей в крошечных каютах, постоянные ограничения с пресной водой и полное отсутствие какого-либо даже элементарного досуга в свободное от работы время; все это подогревало и без того чрезвычайно нервозную обстановку, способствуя возникновению постоянных стычек и ссор.

В тут памятную дату, 3-й Помощник, заступив как положено, в 08.00 на свою пионерскую вахту, наслаждался покоем временного одиночества, рассветной тишиной и хорошей сигареткой с непременной чашечкой кофе. Поскольку раньше 10 часов утра, любивший хорошенько поспать ТоляВаня, обычно никогда не появлялся на мостике, 3 Штурман, пребывая в расслабленном состоянии духа, утратил бдительность, за что вскоре и поплатился. Анатолий Иванович в этот день дурно выспался, и страдая от приступов застарелого спермотоксикоза, уже больше часа злобно пялился в подволок каюты, над которым явственно слышались ритмичные постукивания. Третий Помощника, ко всему прочему имел дурацкую привычку тарабанить ногой по переборке, в такт какой-нибудь насвистываемой мелодии. Анатолий Иванович всерьез подозревал, что 3-й Штурман это делает нарочно, с единственной целью досадить ему, зная, как отчетливо любой стук на мостике слышен в нижних каютах. И, надо признаться, эти его подозрения были отнюдь не безосновательны! Потому как в предутренние часы на ум решительно ничего конструктивного не приходило, ТоляВаня, медленно закипая, как залитый до краев чайник, мучился над извечным во все времена Капитанским вопросом: «Кого бы растоптать?!!» Кряхтя и нежно почесывая бока, обросшие за долгие месяцы плавания заметным слоем жирка, Анатолий Иванович наконец вылез из койки, и, недолго поразмыслив, решил нанести визит Вахтенному Помощнику на мостик несколько раньше, чем он это обычно делает по утрам. Причем попытаться незаметно проникнуть в рулевую рубку не как всегда, через дверь, а зайти с открытой палубы через крыло, что предоставило бы ему прекрасную возможность сперва визуально оценить обстановку на мостке, самому же в это же время оставаясь невидимым. Что в свою очередь должно бы посодействовать осуществлению его заветной мечты – узнать, чем же штурмана занимаются в его отсутствие. Коварный замысел был воплощен в реальность просто блестяще, и, испытывающий нестерпимый зуд любопытства ТоляВаня, незаметно просочившись с крыла мостика в рулевую рубку, застал 3-го Помощника вальяжно развалившимся в капитанском кресле, с сигаретой и кофе в руках, при этом для большего комфорта возложившим обе ноги на машинный телеграф. Чем и подписал себе смертный приговор в глазах Капитана, узревшим в столь фривольном поведении Вахтенного Помощника полное пренебрежение к его указу, запрещающим сидеть на вахте, да еще так вызывающе! Незаметно зайдя в рулевую рубку с крыла, и тихо подкравшись вплотную к одиноко кайфовавшему в капитанском кресле 3-му Штурману, Анатолий Иванович что есть мочи рявкнул ему в ухо: «Доброе Утро, Сергей Михайлович!». Ясное дело, столь экстраординарное приветствие, внезапно материализовавшегося из неоткуда Капитана, не могло не возыметь ошеломляющего эффекта, правда, как станет ясно несколько позже, с абсолютно непредвиденными последствиями! Едва не наделав в штаны от неожиданности, ошалевший Сергей Михайлович в ужасе подпрыгнул в кресле, уронив чашку с горячим кофе себе на причинное место, но при этом все же попытался быстренько убрать ноги с машинного телеграфа, чтоб соскочить с капитанского кресла. По всемирному закону подлости, при этом он зацепил ногой ручку проклятого телеграфа, который тут же отработал с положения «Полный Вперед» на «Полный назад». Двигатель был в ходовом режиме, и такие непредвиденно- резкие маневры без предварительного согласования с вахтой в ЦПУ, само собой, ничем хорошим закончиться не могли. Тут же страшно и разнотонально заверещало, зазвенело, заморгало и запищало все, что только могло это делать; почти одновременно сработала вся звуковая и световая сигнализация в машинном отделении и на мостике оповещавшая о внезапных критических перегрузках судового Главного Двигателя. Механики, очумевшие от зашкаливающих параметров пошедшей в разнос машины, с истошными воплями обрывали телефон, пытаясь восстановить первоначальное положение телеграфа и снизить обороты, чтоб устранить тяжелые перегрузки, мгновенно возникшие из-за непредвиденного резкого реверса, и которые вполне могли развалить старенький и изношенный двигатель, давно уже требующий капитального ремонта. В результате героических усилий вахте Машинного Отделения удалось сравнительно быстро вывести двигатель обратно в нормальный режим. Бьющийся в истерике Старший Механик наконец дозвонился до рулевой рубки, и с трудом перекрывая многоголосье ревущей сигнализации, на доступном русском языке с многочисленными интимными подробностями растолковал взявшему трубку Анатолию Ивановичу все, что он думает по поводу произошедшего. А также очень корректно попросил больше так никогда не делать и высказал наилучшие пожелания на многие годы вперед всей судовой штурманской службе, во главе с Капитаном, естественно. После чего разъярённый до безумия Дед швырнул трубку, не дав обалдевшему от этой экспрессивной тирады ТоляВане даже вставить слово. Но веселье на этом отнюдь не завершилась. Во время резкого вывода Главного Двигателя обратно в режим нормальных оборотов, спонтанно возникла сильнейшая резонансная вибрация, от которой несколько минут все судно ходило ходуном, а на камбузе незакрепленная посуда с грохотом посыпалась со стеллажей. В принципе, вибрация на любом судне – дело привычное, к ней привыкают и с ней умеют с бороться, но сейчас она возникла абсолютно непредвиденно, и сила ее была просто запредельной! На палубе боцман с утра раскрепил и вывалил грузовую стрелу, чтоб осмотреть и наладить такелаж, работа была уже почти закончена, но как только началась вибрация, стрела принялась угрожающе трястись и раскачиваться, и буквально через минуту ее изношенный блок крепления с мачтой не выдержало и оборвался. Со страшным грохотом и треском стрела рухнула на палубу, едва не похоронив под собой бедного боцмана, который проявив чудеса ловкости, успел-таки проворно, словно крупный кузнечик, отпрыгнуть в сторону. Тем не менее упавшая тяжелая стрела в щепки разнесла рабочую шлюпку, превратив ее в груду деревянных обломков, не подлежащих восстановлению и оборвала весь только что налаженный палубной командой такелаж. Вот такая вот вышла интересная шуточка с продолжением! Когда вся суматоха, беготня и суета понемногу улеглась, естественно, встал вопрос о причинах случившегося и, само собой, поиск виновника произошедшего, которого конечно же, долго искать не пришлось. Почти час, практически без перерывов, густо налившись пунцовой синевой, словно громадный гнойник, готовый вот-вот взорваться, Анатолий Иванович, взяв максимально высокую тональность, с натужной гнусавостью орал на находящегося в глубокой прострации от только что пережитого, донельзя несчастного, Третьего Помощника. В конце экзекуции, для закрепления учинённого нагоняя, ТоляВаня велел 4-му Помощнику принести Рабочий Диплом 3 го Штурмана, и тут же, не глазах у всех, кто был на мостике, произвел очередную прокол-отметку в его контрольный талон, уже вторую по счету с начала того злополучного рейса. По сути, сделано это было с нарушением правил, поскольку «пробить дыру» согласно Устава он мог лишь после составления и озвучивания соответствующего Приказа по Судну. Проявлявший страшную мелочность и дотошность в отношении малейших ошибок совершаемыми его подчиненными, сам ТоляВаня частенько трактовал Устав по своему усмотрению, причем далеко не всегда полностью согласно букве закона. Стоит заметить, что в отличие от остальных штурманов, уже воспринимавших регулярные выволочки от Анатолия Ивановича с обреченной неизбежностью, во время общения с ним стараясь абстрагироваться от изобильно льющегося негатива, то излишне строптивый 3 Помощник принимал все слишком близко к сердцу, оспаривая и контр- аргументируя любые обвинения, систематически выдвигаемые Капитаном против него. Само собой, такая его реакция действовала на ТоляВаню, словно красная тряпка на быка, и он распалялся все больше и больше, доводя себя до исступления, каждый раз, когда пытался учить молодого специалиста уму- разуму. Дальше события развивались стремительно. Выполняя устное указание Анатолия Ивановича явиться к нему после вахты для подписания приказа обо очередном взыскании, 3-й Штурман зашел к нему, как и было велено, после обеда. Надо полагать, то, что он увидел в каюте Капитана, и явилось той самой соломинкой, что наконец сломала горб одинокого верблюда. В Капитанском кресле восседала его сказочная Богиня, его Афродита, девушка, лишившая его покоя и завладевшая всеми его помыслами и мечтами, та – которой он грезил ночами и которой посвящал свои робкие стихи. Богиня бойко щебетала с ненавистным Капитаном, похотливо ощерившим свое сальное рыло в якобы галантной улыбке, и прихлёбывая чай с аппетитом поглощала остатки шоколадных конфет. Анатолий Иванович, правой рукой словно невзначай пытался приобнять ее за точеные плечики, и сложив лоснящиеся губки трубочкой, как делают дети, когда хотят изобразить слоника, явно намеревался поцеловать Буфетчицу в ее лебединую шейку. К его великой досаде, красавица, хоть и слопала без всякого стеснения почти все конфеты, отнюдь не выказывала явного желания тут же упасть ему в объятья. Было очевидно, что дефицитный шоколад так и не возымел на нее желаемого воздействия, как распиаренный афродизьяк, на которое так рассчитывал далеко продвинутый в этих вопросах Анатолий Иванович. Более того, капризной буфетчице игры, затеянные активно потеющим от вожделения ТоляВаней, явно были не по нраву, поэтому она, недвусмысленно шлепнула его ладошкой по рукам. Ослепительная вспышка сверкнула перед глазами у 3- го Штурмана и вся Вселенная с оглушительным грохотом разлетелась вдребезги. Полностью утратив над собой контроль от увиденного, он молча ринулся на Капитана, явно намереваясь разом покончить с ним, как источником всех своих многочисленных бед. Но ТоляВаня, проявив абсолютно неожидаемую от него прыть, и пользуясь явным преимуществом в весе и силе, сумел-таки схватить и вытолкать обезумевшего 3-го из своей каюты, после чего тот сразу же убежал на верхнюю палубу. Ошарашенные случившимся, Анатолий Иванович и Буфетчица, раскрыв рты и выпучив глаза, смотрели в проем открытой двери, инстинктивно ожидая дальнейшего продолжения банкета. Не прошло и минуты, как Третий Помощник бегом вернулся обратно, но на этот раз уже не с пустыми руками. Прямо в переносицу Анатолию Ивановичу уставилась его смерть, в виде сигнальной ракеты П-2, находившейся в руках белого, как мел Третьего Штурмана. Не мигая он смотрел в лицо ТоляВане огромными от ненависти глазами с расширившимися до предела зрачками, медленно натягивая пусковой шнур ракеты. Чудовищное изобретение отечественного Военпрома, во все времена страдавшего гигантоманией, светозвуковая сигнальная граната, она же – ракета П-2, это жуткое изделие обладало фантастической силой и мощью. Запускать этот болид можно было только лишь со специальной подставки, иначе вполне можно было остаться без рук, а сила ее взрыва была такова, что запросто могла разнести в клочья средних размеров автомобиль. Анатолию Ивановичу были отлично известны особенности и тактико- технические данные П-2, поэтому в мгновение ока вся его прожитая жизнь пронеслась перед глазами. Он прекрасно понимал, что если окончательно сбрендивший 3-й штурман рванет пусковой линь ракеты находясь внутри каюты, то при самом благоприятном раскладе, она может успеть вылететь в коридор через открытую дверь, лишь сломав кому-нибудь пару-тройку ребер, да выбив попутно глаза да зубы. Но скорей всего, через положенные несколько секунд она шарахнет прямо в каюте, наполнив ее мелким фаршем из 3 находившихся здесь человек. Повисшую внезапно жуткую тишину разрядил истошный визг буфетчицы, которая хоть и слабо была ознакомлена с характеристиками П-2, но по лицам присутствующих, да и чисто рефлекторно догадалась, что дело – табак, и все движется к смертоубийству. В следующее мгновение, выплюнув недожёванную конфету, она выскочила в коридор, и сломя голову бросилась бежать вниз по трапу, не переставая истошно голосить на предельно высокой тональности, временами переходящую в ультразвук. Всего лишь одного мгновенья, на которое отвлекся 3-й Штурман, рефлекторно провожая ее глазами, оказалось вполне достаточным для Анатолия Ивановича, чтоб выбить страшную штуковину из рук нападавшего, и оттолкнув его в сторону, броситься на мостик, под защиту 2-го Помощника, который в это время был на вахте. Следом за ним в рулевую рубку ворвался 3 Штурман, и с ходу запрыгнув, словно горный барс, на спину Анатолию Ивановичу, попытался сомкнуть пальцы у него на горле. Вскоре подоспевшие на непривычно дикий шум на мостке остальные Помощники Капитана, не без труда сумели оттащить находящегося в полной прострации 3 Штурмана, вцепившегося мертвой хваткой в повизгивающего от страха ТоляВаню. Навалившись вчетвером, на ставшего вдруг неестественно сильным щуплого третьего Помощника, его связали по рукам и ногам всем тем, что было в рубке и могло сгодиться для этой цели. Естественно, в пылу спонтанно образовавшейся свалки, про навигацию все как-то дружно позабыли. А между тем вошли в плотное скопление японских рыболовных шхун, которые ежегодно осуществляли в этом районе сезонный вылов лосося. Суровый арктический труженик пер прямиком по бесчисленным сетям и буям, бесстрастно взирая осиротевшими глазницами смотровых иллюминаторов ходовой рубки на то, как мечутся перед самым его носом, но в последний момент разбегаются, словно зайцы, характерные низкобортные кавасаки, пытаясь оттеснить от своих дорогостоящих навороченных снастей неизвестное судно, внезапно вынырнувшее из тумана. Но танкер, не сбавляя ход и не маневрируя, продолжал равнодушно утюжить корпусом и рубить винтом мигающие разноцветными огнями вешки и буйки, даже и не пытаясь хоть немного изменить курс, чтоб обойти их на безопасной дистанции. Радиоэфир был до предела наполнен дикой какофонией истошных воплей беснующихся в бессильной ярости японцев, которые лишь могли наблюдать со стороны, как судно планомерно уничтожает их снасти, но никто из штурманов, увлеченных спонтанно возникшей потасовкой на мостике, даже и не обратил на это внимание. Наконец все страсти- мордасти улеглись, необходимый порядок был восстановлен, и судовая жизнь вновь начала возвращаться к своему обычному распорядку. Истерично рыдающую буфетчицу подруги увели в каюту, и долго отпаивали чаем с валерьянкой, правда уже без шоколадных конфет (!), пытаясь успокоить. На мостке ликвидировали все следы недавней баталии, выставили, как положено ходовую вахту, и отправили срочную телеграмму в Пароходство, известив в необходимом объёме обо всем случившемся. Анатолий Иванович еще долго не мог унять противную дрожь в руках и коленях, вытирая непрерывно потеющие ладони, но прекрасно осознавая, что капитанских обязанностей с него никто не снимал, засел за написание многочисленных рапортов и донесений, с подробными разъяснениями по существу происшествия. Неминуемое служебное расследование, конечно же отнюдь не внушало ему особой радости, но в принципе, было делом поправимым, и безудержной паники по этому поводу, повидавшему жизнь во всех ее ипостасях, ТоляВаня не испытывал. Но лишь при первой же мысли о предстоящих семейных разборках, на горизонте сразу же отчетливо вырисовывался жуткий призрак, одетый в белый, бесформенный балахон. Дружелюбно помахивая одной костлявой рукой, другой он любовно прижимал к себе остро наточенную косу. У призрака было приветливо улыбающееся лицо любящей супруги Анатолия Ивановича, с нетерпением поджидающей его дома…. Третьего помощника, в полном положении с Уставом, заключили под домашний арест, удалив из каюты все острые, режущие и колющие предметы. Иллюминатор намертво затянули, а барашки болтов поснимали, чтоб нельзя было его открыть вручную изнутри. Выставили вахту у дверей, пищу приносили, как и положено, 3 раза в день. Впрочем, за оставшиеся до прихода в базовый порт двое суток, Третий Штурман, почти придя в себя, не сделал больше ни единой попытки выкинуть еще какой-нибудь фортель, и вел себя вполне адекватно. Осознание всего случившегося, явно давило на него страшным грузом, и он крайне неохотно общался со всеми, кто пытался все-же с ним поговорить, односложно отвечая на все задаваемые вопросы. Единственный человек, с кем он был достаточно откровенен, 4-й помощник входил к нему беспрепятственно, чтоб утешить и поддержать угодившего в столь жуткую катавасию коллегу, в полном соответствии с негласным Кодексом Штурманской солидарности. Сравнительно неплохо для обычного обывателя разбиравшийся в медицине, именно он дал достаточно дельный совет Третьему Помощнику упорно отстаивать версию о внезапно произошедшей амнезии, то есть, во время предстоящих официальных допросов отрицать все обвинения и утверждать, что он ничего не помнит, находившись в состоянии сильнейшего аффекта, но априори натворить ничего подобного он никак не мог! Ему то Третий Штурман и поведал, что не выстрелил ракетой в каюте у Капитана, лишь только потому, что пожалел буфетчицу, которая там тоже находилась в этот момент. Ну и то, что последние несколько ночей он вообще не мог спать, терзаемый навязчивыми и весьма характерными звуками ритмично скрипящей панцирной койки в каюте капитана, чья спальня находилась у него непосредственно за переборкой…. Звуки эти распаляли до предела его и без того не в меру богатое воображение, которое услужливо вырисовывало у него в голове самые откровенные сцены весьма пикантного содержания с участием небезызвестных лиц. Все это порой доводило бедного …страдальца до полного исступления, уже граничащего с умопомешательством. Впрочем, всем известна старая истина, если человек смертельно боится что-то услышать, то рано или поздно он это непременно услышит. По приходу в базовый порт стали на якорь, моментально к борту подскочил рейдовый катер с людьми в милицейской форме на борту, но был среди них и один человек в белом халате. Почти сразу третьего Помощника, со скованными наручниками руками, увезли на берег. После чего, что говорится, по горячим следам, со всего экипажа взяли письменные объяснения по существу произошедшего. И лишь только после этого команде разрешили сход на берег. На причале, переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо поджидала Анатолия Ивановича его дражайшая половина, по традиции пришедшая встречать супруга, вернувшегося домой из длительного и столь увлекательного рейса. Добрые люди конечно же уже успели сообщить ей обо случившемся на судне в общих деталях, поэтому, ласково улыбаясь опасливо приближавшемуся к ней ТоляВане, она деловито разминала кисти рук, в точности, как это делают кик- боксеры перед началом поединка. Все, что произошло сразу же после их встречи на причале было вполне предсказуемо, и мало чем отличалось от того, что происходило ранее, поэтому нет смысла описывать это рандеву во всех его душераздирающих подробностях. С тем лишь пикантным дополнением, что расправа над в очередной раз провинившимся Анатолием Ивановичем происходила не дома и не в каюте не судне, а на пирсе, непосредственно перед окнами Дирекции Нефтебазы, которые конечно тут-же плотно облепили лица сгорающих от любопытства служащих Конторы. Нечего и говорить, что уже назавтра все пикантные подробности этой встречи стали известны практически всему городу, равно как и все предшествующие ей события, произошедшие на судне.