Маньяк

На улице Трошева школьники повстречали крепко выпившего мужика. Несмотря на мороз, на нем была лишь клетчатая рубашка, серый, распахнутый рабочий халат и старомодные кеды. Алкаш едва держался на тощих, синих от холода ногах, придерживаясь за металлический ставень киоска.

– Я твой рот бомбил! – неистово кричал мужик, наклоняясь к приоткрытому, обклеенному рекламой сникерсов окошку.

Через мгновение из окошка по локоть высунулась женская рука и звонко шлепнула бузотера по небритому лицу. Тот повалился на спину. Он долго не мог подняться, стонал и сучил голыми ногами, путаясь в подоле халата.

– Вот он, ваш маньяк, – рассмеялась Олеся, – теперь точно обезврежен.

Если на дверях не висели замки, Максим Санька и Коля спускались в подвалы, девочки оставались ждать на улице, боялись.

– Ребят, ну как там? – осторожно заглядывая внутрь, спросила Варя.

– Пусто, – ответил худой, длинный как жердь Варенцов, – Васек в такой вонизме и пяти минут бы не выдержал.

– Ну выходите тогда, че там засели.

– Идем – идем, не ори.

Отряхивая одежду, мальчики выбрались на улицу.

– Ну все, надо к автостанции дуть, не найдем мы его тут, – Санька зачерпнул пригоршню снега и потер об испачканный в побелке рукав пуховика.

– А как же те двухэтажки? – спросила Зимина, поправив на голове фиолетовый, весь в катушках капор из ангорки.

– Да там замки везде кодовые – бесполезняк, – отмахнулся Перепелки, – идемте на станцию ждать остальных.

Максим с Санькой шли позади Олеси и Вари. Санька курил, пряча сигарету в кулаке.

– А Перепелкин курит, ха! – оглянувшись, крикнула Батт.

– Ой, осади там! – ответил Санька. – Макс, ну ты че липуешь? – кивнул он в сторону девчонок, – подойди к ней, а я пока Варьку отвлеку.

– Ты че, офонарел, что ли? Забыл, зачем мы здесь?

– Да ладно, а то я не вижу, как ты на нее пялишься постоянно.

– Не надо, Сань.

– Надо, Федя, надо!

Санька слепил упругий комок снега, прицелился и бросил в Варю. Попал в спину.

– Ах ты гад! – вскрикнула Батт и, передав сумку Олесе, помчалась за Санькой.

– Действуй, – срываясь с места, на ходу прокричал он Макарову.

– Догоню – тебе не жить! – грозилась Варя.

– Ага, сначала догони!

Максим шел за Олесей как приклеенный. Заметив это, она нарочно замедляла шаг, Максим притормаживал тоже. Наконец девочка остановилась и развернулась к Макарову. Ее длинные ресницы белели от инея, щеки горели румянцем. На морозе она была еще красивее.

– А ты чего там в хвосте плетешься? – улыбнулась новенькая.

– Да я тут так… – подойдя ближе, замямлил Максим.

Шли молча. Макаров смущался, не решаясь даже взглянуть в ее сторону.

– Ну и придурок же твой друг, – нарушила неловкое молчание Олеся.

– Да нет… не совсем придурок… в смысле, совсем… не придурок, – залепетал Максим словно умственно отсталый.

Олеся звонко рассмеялась. Одной рукой она схватилась за плечо Макарова, другой, за свой живот.

– Блин, – усмехнулся Максим, качнув головой.

– Ну ты и сказанул – «не совсем придурок», – не переставая улыбаться, хитро прищурила глаза Олеся. – Слушай, а я все хотела спросить, а нафига ты у Варьки анкету спер, а потом сам же ее и подбросил?

– Я… Я ничего не подбрасывал… с чего ты взяла вообще? – отшатнулся Макс, изобразив полное недоумение…

Спасла его внезапно прибежавшая Варя, растрепанная и раскрасневшаяся, длинный вязаный шарф был переброшен через плечо и свисал едва ли не до пят.

– Ребят, ребят, – задыхалась она, – кажись, нашли.

Примчались к подвалу двухэтажки. У приоткрытой металлической двери курил Санька.

– Макс, походу, там он, – кивнул на дверь Перепелкин, – я его голос слышал. С ним еще кто-то. Там темень, не видно нифига…

– Может, Варенцова крикнем? – растерянно предложил Максим.

– Сами справимся, – важно ответил Санька, сплюнул сквозь зубы и выбросил окурок.

– Мальчики, только осторожней, – сказала Варя.

– Да не бзди, – выпендривался Санька, – пошли, Макс, проверим.

Макаров малодушно согласился спуститься в душный, пахнущий сыростью и нечистотами подвал.

– Черт, не видно ни фига, – ругался Максим, осторожно ступая по крутой лестнице.

Санька чиркнул спичкой. Он медленно шел впереди на сдавленные голоса, оберегая слабый, подрагивающий огонек в ладонях.

В конце узкого коридора мерцала полоска света, голоса становились все громче.

Пригнув головы, Макс и Санька шагнули в небольшое помещение, освещенное тусклой лампочкой, свисающей с потолка на кривом проводе. Повсюду были разбросаны картонные коробки, окурки, смятые сигаретные пачки, пластиковые бутылки и какие – то грязные, дурно пахнущие вещи.

В центре располагалась конструкция из деревянных паллет, заменяющая стол. Рядом сидели двое пацанов и, упираясь локтями в паллеты, дышали из перепачканных зеленой массой целлофановых пакетов. От запаха клея валило с ног.

На вид мальчишкам было лет по пятнадцать. Перепачканные лица, драные куртки с торчащим пухом, взлохмаченные волосы.

– Вам че здесь надо? – отлипнув от пакета, растягивая слова, проговорил один из них, с кровоточащей ссадиной на щеке. У него были мутные, водянистые глаза.

– Валим, – испуганно бросил Санька и заспешил к выходу, утаскивая за собой Макарова.

– Стоять! Куда дернули?! Стоять!

Спотыкаясь и падая, хватаясь за кирпичные стены, друзья вслепую уносили ноги.

– Нет там Васьки, – отдышавшись, сказал Санька на улице, – пойдемте отсюда.

На автостанции уже собрались почти все одноклассники. Они галдели, окружив уличный стенд с расписанием автобусов.

– Ну как у вас? – спросил Салаев, поигрывая связкой ключей на цепочке.

– Глухо, – развел руками Санька.

– Вот и у нас так же, – вздохнул Ларин.

У шашлычной остановились два автомобиля. Серая тонированная «девятка» и черный джип «Опель Фронтера». Из «девятки» выбралось трое верзил в кожаных куртках и в спортивных штанах с полосками. Из джипа вышел наголо бритый водитель, следом за ним – пассажир. Это был полноватый невысокий мужчина лет пятидесяти на вид, с седой щетиной, в меховой шапке и длинном коричневом пальто. Один из верзил открыл перед ним дверь в шашлычную. Через мгновение компания скрылась из поля зрения.

– Комаровские, – восторженно сообщил Перепелкин.

***

Ориентировки с плохо пропечатанным лицом Васи были расклеены повсюду.

На помощь милиции пришли волонтеры. Ежедневно они прочесывали город и окрестные поселки, опрашивали местных жителей, но никаких результатов это не приносило.

Маргарита Николаевна предложила ученикам навестить Васиных родителей, попытаться хоть как – то их подбодрить и успокоить. Ребята с готовностью откликнулись.

По дороге Салаев закурил.

– Олег, ты хотя бы классного руководителя постеснялся, – пристыдила его Маргарита Николаевна.

– А я что? Я ничего, – ответил Салаев, спрятав сигарету.

– Вот будешь курить – не вырастишь, девочки любить не будут.

– А меня и так любят, – самоуверенно сказал Дон Жопен.

Вошли в подъезд, поднялись на второй этаж. Остановились у обшарпанных дверей квартиры с торчащими, словно тараканьи усы, проводами вместо звонка. Внутри грохотала музыка, звенели бутылки, слышались пьяные возгласы и женский смех.

– Пойдемте, ребят, – подавленно проговорила учительница, так и не постучав в дверь.

***

– Ой, знаю я эту семейку, – реагировала на пропажу одноклассника мама Максима, – довели пацана, вот он и удрал. Не от хорошей жизни из дома бегут…

Однако попросила Макарова старшего встречать сына после школы. Тем более, что Максим стал учился во вторую смену.

Ветеран остервенело колотил в стену.

– Дядя Егор, не шумите, я здесь, – отозвался Максим, скрутив журнал в трубочку.

– Ну как ты там, малец? Что нового? Как с подругой?

– Да пока не знаю, дядь Егор, но, кажется, я ей нравлюсь.

– Молодец, пионер! Так держать! Позвал ее на свидание?

– Нет. Дядь Егор, у нас одноклассник пропал.

– Как так – пропал? – откашлялся ветеран.

– А так. Ушел в выходные погулять, и не вернулся. Его родители заявление в милицию написали, мы и сами с ребятами его ищем… Наши говорят, что это маньяк… Но мне кажется, что он из – за родителей из дома убежал.

– А что с его родителями?

– Ну, они пьющие. Отец, говорят, на него руку поднимает.

– Поднимает… – помолчав, сказал ветеран, – значит, за дело поднимает, воспитывает, значит. И вообще, какие бы ни были, они – родители, это святое, – повысил голос он, – я вот вообще без мамки и папки вырос, меня тетка воспитала. А так мне не хватало отца и матери, ты и представить не можешь… Так что тут ты, малец, не прав, ну или друганец ваш глупый еще, если на родных зуб заимел. На родителей не гонят. Придет он, никуда не денется. Нагуляется и вернется. Понял?

Максим не ответил.

– Ты что там примолк? Уснул, что ли?

– Ладно, дядя Егор, мне уроки надо делать, – сказал Макаров.

Он поднялся с кровати, расправил журнал и убрал в ящик стола.

***

Отец Максима уехал в командировку. По служебным делам его отправили в Ульяновск.

Телефон Макаровым не провели, а идти к соседям, и звонить от них по межгороду Наталье Сергеевне было неудобно.

В субботу вечером она собиралась в переговорный пункт.

– Мам, я с тобой пойду, – серьезно проговорил мальчик, – одну тебя никуда не пущу.

– Ой, ну куда ты в такую стужу, – Наталья Сергеевна убрала кошелек в сумочку, подошла к зеркалу и поправила прическу, – сиди дома, я быстро. Туда и обратно.

– Нет, я с тобой, – настаивал Максим.

– О, господи, ну что с тобой поделаешь, – улыбнулась мама и потрепала его по волосам, – собирайся, защитничек.

На улице стремительно темнело. Было ветрено, падающие снежинки, шурша, беспорядочно кружили в свете фонарей.

Идти предстояло довольно далеко. Сначала вниз по улице Трошева до большой гранитной мемориальной доски героям Великой Отечественной Войны. Затем пересечь мост и двигаться прямо, до самого почтового отделения с прилегающим к нему переговорным пунктом.

Встречались редкие, припозднившиеся прохожие. Многие из них были навеселе. Максим не выпускал из своей ладони мамину ладонь и, широко шагая, настороженно оглядывался по сторонам.

Смахивая с одежды снег, вошли в переговорную. Там было душновато, гудели яркие флуоресцентные лампы. Вдоль стены располагались сцепки мягких откидных сидений. Одну из тесных, с мутными стеклами кабинок занял крупный мужчина в кожаной шапке с козырьком и распахнутой дубленке.

– Андрюш, Андрюш, – кричал он в трубку, – фрезу взял, нормально, ага. Но, это, Андрюш, алло, цанги там на шесть и на восемь, а мне б двенадцатые, Андрюш, достать…

Наталья Сергеевна подошла к окошку диспетчерской, назвала город, номер телефона и отсчитала несколько купюр.

– Распишитесь и ждите, – невозмутимо проговорила телефонистка и придвинула серую квитанцию.

Мать и сын присели на пустующие сиденья.

Мужчина повесил трубку, боком выбрался из кабинки и, застегивая на ходу дубленку, заспешил к выходу.

– Четвертая кабинка, проходим, – прозвенел голос телефонистки.

Наталья Сергеевна говорила минут пять. Все это время Максим стоял рядом, держа в руках мамину сумку на тонком кожаном ремешке.

– Максим, поговоришь с папой? – сказала мать и протянула увесистую черную трубку.

Отец поинтересовался как дела в школе, много ли нахватал двоек, наказал хорошо себя вести, пообещав привезти за это подарок.

Вышли из переговорной. На улице уже совсем стемнело. Было тихо и пустынно. Даже смолкли гудки автомобилей.

– Ну что, – подмигнула мама, навесив на плечо сумочку, – зайдем в «Юбилейку», купим чего – нибудь вкусненького?

– Холодно, – нарочно поежившись, ответил сын, – лучше сразу домой.

– Ну как знаешь, – недовольно хмыкнула мать.

Когда они проходили по мосту, Максима вдруг что – то заставило обернуться. По противоположной стороне в их направлении шла темная фигура.

– Ноги совсем задубели, пойдем быстрей, – мальчик сильнее сжал мамину ладонь в кожаной перчатке.

Через минуту Максим снова оглянулся, и увидел, как таинственная фигура, пересекая проезжую часть, торопливо и уверенно двигалась на них.

Теперь уже мама ускорила шаг, крепче прихватив руку Максима. Она тоже заметила преследователя, но старалась не показывать вида, чтобы не напугать сына. Максим чувствовал, как дрожит ее ладонь.

– Мама, у меня в кармане нож, – хватая губами морозный воздух, проговорил он.

– Поторопись, сынок. И не оглядывайся, – в волнении отвечала мама.

Максим расслышал, как вполголоса она стала читать «Отче наш».

Хруст снега за спиной раздавался все отчетливее, словно тяжелыми ботинками ступали на битое стекло. Мальчику стало страшно, но страшно не за себя, за маму.

Едва не упав, они сбежали с моста по частой, заснеженной лестнице. Придерживаясь за шатающиеся перила, человек спускался следом. Он мог легко их настигнуть, но почему- то не делал этого, словно хищник, играющий со своей жертвой, наслаждаясь ее животным страхом.

Максим ослушался маму и обернулся: на нем была черная вязаная шапка и камуфляжный бушлат с поднятым воротником, наполовину скрывающим лицо.

– Бежим! – наконец скомандовала мама.

Они рванули со всех ног.

– Помогите! Помогите! – на ходу кричала мать.

К счастью, вскоре заметили «УАЗик – буханку». Машина медленно выехала из – за поворота и уже через мгновение поравнялась с ними.

Протяжно скрипнули тормоза, открылась дверца.

– Эй, соседи, прыгайте, подвезу, – весело крикнул водитель.

– Коленька, вы наш спаситель, – оглядываясь по сторонам, дрожащим голосом проговорила мать, забралась в кабину вслед за сыном и захлопнула дверь.

Они расположились на боковых сиденьях, похожих на полки в вагоне поезда. На полу лежал бур с треснутой пластиковой ручкой, рядом стоял раскрытый рыбацкий ящик с зимними удочками, мормышками и блеснами.

УАЗик трясло, от стены к стене перекатывалась пустая водочная бутылка.

– Откуда эт вы в такую темень? – прикурил сигарету дядя Коля, наполняя салон едким дымом.

Мама не ответила. Она сидела, крепко обняв сына и прикрывая шарфом мокрое от слез лицо.

***

От Васи по-прежнему не было никаких вестей…

После уроков Максим с Санькой остались дежурить по классу.

– Сань, тебе полы драить, – сказал Макаров и принялся стирать с доски.

– С фига ли баня погорела? – возмутился Перепелкин.

– Вообще – то я в прошлый раз мыл. Забыл?

– Ну да – ну да, – сдался Санька.

Он достал из кладовки ведро, брезгливо подцепил со швабры ссохшуюся, точно вобла, половую тряпку и вышел из класса.

Вымыв доску, Максим поплескал в горшки с цветами из пожелтевшей пластиковой бутылки.

Через пять минут вернулся Санька.

– Максон, – возбужденно проговорил он, с лязгом задвинув в угол пустое ведро, – у старшаков, походу, дискач намечается. Внизу уже аппаратуру расставили, народ собирается. Погнали, сходим?

– А дежурство? – недоверчиво покосился Макаров.

– Да ладно, – отмахнулся Санька, – подметем для понта и все.

В фойе и вправду было шумно и многолюдно. Школьный диджей Игорь Поляков в белой майке и модной кожаной жилетке поставил кассету «2 Unlimited», покрутил ручки на микшере. Погас свет, феерично зажглись огни светомузыки. Старшеклассницы с пышно начесанными челками, в растянутых балахонах и ярких лосинах стали двигаться в такт музыки, сложив сумочки в центр круга.

Парни угрюмо расселись на подоконниках. Они то и дело вскакивали и куда-то отлучались. Их места тут же занимали другие.

Санька с Максимом тайно выглядывали из – под лестницы, точно диверсанты.

– Зырь, че та бикса вытворяет, – сидя на корточках, указывал пальцем Санька.

Высокая девушка в белой блузке и синих «мальвинах» скакала как молодая козочка и трясла длинными распущенными волосами. Часто она теряла равновесие и едва не падала, успевая схватиться за сетку – рабицу, натянутую в оконных проемах гардеробной.

– Блин, да она же пьянущая вдрызг, – захихикал Перепелкин.

Вскоре ее увели физрук и завуч. Они держали ее под руки. Деваха выкрикивала что – то воинственное, вырывалась и сучила ногами.

– И что мы тут делаем, а? – раздался вдруг низкий женский голос.

Это была вахтерша. Она смотрела на ребят сверху, облокотившись о перила.

Друзья торпедой выскочили из – под лестницы. Стараясь перекричать музыку, вахтерша что – то кричала им в спину, размахивая руками, словно дорожный регулировщик.

Вбежали по соседней лестнице на второй этаж и остановились около дверей мужского туалета.

– О, давай тут пересидим, – предложил Санька, – сюда она точно не сунется.

И вошел первым. Макаров – за ним.

Внутри было накурено. Четверо десятиклассников расселись на корточках вдоль кафельной стены. Глубоко затягиваясь, они бережно передавали друг другу зажатую в кулаке папиросу. Еще человек пять стояли рядом и разливали в стаканчики водку. Рыжий доходяга в свободной клетчатой рубахе развел в полтора литровой бутылке воды пакетик персикового «инвайта». Остатки порошка он засыпал себе в рот, сглотнул, и довольно прищурился.

Санька шагнул назад.

– Заходь, пацаны, не липуйте, – заржали сидящие у стены.

– Пошли отсюда, – вполголоса пробормотал Санька.

– Валим, – среагировал Максим.

Оглядываясь, они двигались по коридору. Внизу заиграл медляк. «Un-Break My Heart».

– А знаешь, что они там курили из «беломорины»? – Перепелкин оставил на стене черную закорючку, шаркнув резиновой подошвой.

– Что?

– План. Наркотик такой.

– Да ладно?

– Угу, от него крыша едет и смешно все становится.

– Ты – то откуда знаешь?

– Да так, рассказывали, – нехотя ответил Перепелкин.

В конце коридора послышался девичий визг. Затем кто – то басовито прокричал:

– Пацаны, пацаны, гоните сюда, «луневские» приехали!

Галдящие подростки затопали вниз по лестнице.

– Махач наклевывается, – причмокнув, резюмировал Санька, – такое нельзя пропустить.

Пинком распахивая хлипкую входную дверь, в холл врывались десятки чужаков из поселка Луневск.

– Пацы, гаси их! – командовали старшеклассники.

Вокруг творилось невообразимое.

Девчонки верещали и в панике разбегались в разные стороны. Кто – то успел спрятаться за колонкой. Кому – то удалось забраться под застеленный коричневой тканью стол с диджейской аппаратурой. Парни бились толпа на толпу. В давке они с трудом могли отличить своих от чужих. Раздавались отчаянные вопли и мат. Рыжеволосого доходягу повалили на пол и принялись избивать ногами. К нему на выручку поспешили сразу человек пятнадцать однокашников. Ошалевшая, растрепанная завуч пыталась остановить побоище, самоотверженно бросившись в толпу. До смерти перепуганный физрук помчался в учительскую вызывать милицию.

Максим и Санька прятались за умывальниками.

– Вот это мочилово, – восхищался Санька, – прям как в кино американском!

– Пойдем отсюда, как бы чего не вышло, – трусливо отвечал Макаров.

– Ты че! Ни за что!

Осторожно приподнявшись, Максим увидел совсем рядом Рому Чиндяйкина. У него была разбита губа. Одной рукой он удерживал своего противника за шиворот, другой, наносил размашистые удары.

Мальчишек все же заметили. Двое «луневских», один высокий, крепкий, в джинсовой куртке на меху. Второй, как ни странно, налегке – спортивный костюм, лыжная шапочка.

Они подбежали к Саньке и Максиму.

– О – ба – на, щас и щенки отхватят! – бугай поднял Макарова за грудки, будто выжимал штангу.

«Лыжник» схватил Саньку за ухо, дергая вверх – вниз.

– Пусти, урод, больно! – взвыл Перепелкин.

Разбежавшись, Чиндяйкин ударил «лыжника» ногой в спину. Запрокинув голову, как тряпичная кукла, он отлетел к подоконникам.

– Ты че, сука, попутал?! – проревел бугай.

У него была массивная, выдающаяся вперед нижняя челюсть. Он отпустил Максима и стал угрожающе наступать на Рому. Ловко отпрыгнув, носком ботинка Рома ткнул его под коленную чашечку.

– А-а-а-о-ы, – повалился на бок детина, обхватив колено ладонями.

– Пацаны, где куртки ваши? – спросил Чиндяйкин шестиклассников.

– Там, в кабинете, – дотронувшись до пылающего уха, ответил Санька.

– Бегом, я вас выведу!

Одевшись, они шагали за своим спасителем через столовую к запасному выходу. Рома то и дело смахивал кровь с разбитой губы. Максим протянул ему носовой платок, хулиган отрицательно покачал головой. Уборщица в синем халате и с черным гребешком в седых волосах усердно орудовала шваброй под составленными в ряд столами. Санька с Максимом замедлили шаг.

– Не ссыте, она глухонемая, – объяснил Рома.

Уборщица проводила их беспомощным взглядом.

Вошли в кухню. Повсюду громоздились большие алюминиевые кастрюли с небрежными красными надписями «Шк №1».

Рома с усилием приоткрыл занесенную снегом дверь:

– Давайте, шуруйте

– Спасибо, – сказал Макаров.

– Должны будете, – усмехнулся Рома.

На другом конце школы, у входа, в свете фонарей началось какое – то движение. Кричащая и улюлюкающая орда школьников гнала «луневских» по хорошо расчищенной, но крайне узкой дорожке. Удирающие теснились, спотыкались и падали. Толкая друг друга, они утопали по пояс в снегу, как французы под Москвой. Среди них, опираясь на плечи своих приятелей, ковылял двухметровый амбал с отбитым коленом.

Перепелкин и Макаров направились к автобусной остановке.

– Мдааа, Максон, если бы не Рома, огребли бы мы с тобой по полной. Считай, что еще легко отделались, – закурил Санька.

– Серьезно, да? – ядовито ответил Максим, – а чья была идея туда идти? Из -за тебя мы чуть не огребли.

– Да ладно, зато в понедельник всем в классе расскажем – героями будем, все обзавидуются, ты че. С Олеськой гулять начнешь.

Максим промолчал.

– Макс, смотри, там не твой отец идет? – спросил Санька.

– Блин, совсем забыл, он же меня встретить хотел.

Санька выбросил недокуренную сигарету в сугроб у покосившегося деревянного забора.

Навстречу им неторопливо двигался подполковник. В военной форме и с толстой кожаной папкой под мышкой.

– Ну что, орлы, как дела? – подойдя ближе, весело спросил он.

– Во, – показал большой палец Санька.

***

На перемене к Макарову подошла Олеся:

– Привет, Макс.

От нее доносился сладкий аромат духов. Максиму с трудом удалось взять себя в руки и не растаять.

– Привет, – ответил он.

– Слушай, – она коснулась его плеча, – у меня в эту субботу днюха. Придешь?

– Аааа… это… кто еще будет? – растерянно произнес он.

– Не бойся, ты всех знаешь, – улыбнулась новенькая.

– А Санька? Санька Перепелкин будет?

– Ну куда же без него, – рассмеялась Олеся.

– Это да, – невпопад брякнул Макаров.

– Ну, в общем, в субботу в четыре я тебя жду. Набережная девять, квартира семнадцать.

Олеся упорхнула. Максим чуть не умер от счастья.

– Друган, дай пять! – протянул ладонь он проходившему мимо пятиклашке.

Тот пугливо отшатнулся.

– Эх ты, – махнул рукой Макаров.

Вечером он выклянчил у отца деньги на подарок.

– Если к девчонке идешь – купи цветы, – посоветовал Виктор Павлович.