О молитве

Заповеди Христовы, открывающие на земле врата небес, отец Софроний сосредоточивает в одной единственной формуле – литургической формуле, которую не устает повторять: «Старайтесь прожить день без греха». Без греха – значит свято. Не задевая других, а стремясь послужить им и принять на себя их оплошности. В напряженном до предела сознании постоянного невидимого присутствия Бога здесь и теперь: «Следите, чтобы в вашей жизни не было ничего безличного. Старайтесь жить так, как если бы вы должны были дать отчет о каждом движении вашего сердца и ума пред всем человечеством.

Пусть дух ваш денно и нощно пребывает там, где Христос». Такая внутренняя позиция предполагает непрестанную борьбу со страстями и их космическими энергиями – помыслами. Именно в этой культуре духа, поистине «науке наук», которую не удостоверяют дипломами – кроме как свыше – жил о. Софроний, и именно к ней призывал он своих духовных детей.

Стараться жить без греха, принимать на себя слабости других. Эта простая и глубокая программа в то же время была для отца Софрония путем к единству христиан. «Пусть каждый на том месте, где поставил его Бог, трудится ради стяжания Святого Духа, а Бог доделает остальное». По многим причинам о. Софроний относился с недоверием к институционному экуменизму. Он жил, в доброжелательности и милосердии, экуменизмом сердца. Доказательство тому – почти тысяча гостей, принимаемых в монастыре ежегодно, заметную часть которых составляют неправославные. Иконопись, забота о совершении литургии на местных языках, введение в богослужение Иисусовой молитвы, важная переводческая работа учеников, дружеские встречи и диалог с христианами других конфессий – все это делает отца Софрония, если использовать выражение Оливье Клемана, настоящим «проводником» между христианским Востоком и христианским Западом, одним из великих свидетелей универсальности Православия в нашем столетии.

Пережив трудное начало, в равнодушном и в то же время подозрительном окружении, монастырь Св. Иоанна Крестителя постепенно рос и сегодня насчитывает около 25 монахов и монахинь двенадцати различных национальностей. С 1965 г. он находится в юрисдикции Константинопольского патриархата и является ставро-пигиальным. Преобразив свой прежний дар живописца, отец Софроний открывает мастерскую иконописи. Вместе со своими монахами он украшает фресками трапезную и новый храм, посвященный Св. Силуану. Он также берется за перо и пишет книги и статьи.

Монах, отшельник, священник, исповедник, духовный отец, основатель монастыря, иконописец, создатель литургических текстов, писатель, автор множества писем, миссионер – харизмы отца Софрония неисчислимы. Его личность была не только многогранной, но и глубоко парадоксальной. Паламит в своем отношении к нетварному Свету и заповедям Христовым, воспитанник долгой русской традиции кенотичного Христа, отец Софроний целиком погружен в Предание Церкви. Но в то же время это Предание никогда не было для него синонимом консерватизма. Для о. Софрония традиция означает личное усвоение прошлого и творчество в Духе.

О. Софроний, говоря его словами, вошел «в покой и Свет Вечности» 11 июля 1993 года. Ему было почти 97 лет.

* * *

«Как возможно соединить дух, подобие Абсолюта, с землей?» – часто спрашивал он. Всю свою жизнь он старался постичь тайну человека, чистого и свободного духа – в теле, подверженном действию космических сил. Ее постижение он являл всей своей жизнью, всей своей целостной личностью и до самого конца. Все, кому довелось видеть о. Софрония перед его кончиной, бывали изумлены контрастом: его тело было таким слабым, что уже отказывалось служить ему, но его дух и интеллект поражали пламенной интенсивностью. Как сказал человек, близкий к о. Софронию: «Пламя духа потребило в нем все материальные вещество дотла».

Максим Эггер

Книга первая

О молитве

Часть первая

О молитве

Молитва – нескончаемое творчество

Молитва есть бесконечное творчество, высшее всякого иного искусства или науки. Чрез молитву входим мы в общение с Безначальным Бытием. Или иначе: жизнь Самосущего Бога входит в нас по этому каналу. Молитва есть акт наивысшей мудрости, всепревосходящей красоты и достоинства. В молитве – святое упоение нашего духа. Но пути сего творчества сложны. Тысячи раз переживем мы и пламенное устремление к Богу, и повторяющиеся отпадения от Света Его. Часто и многообразно ощутим мы неспособность нашего ума подняться к Нему; иногда будем стоять на грани как бы безумия и с болезнью в сердце высказывать Ему наше бедственное состояние: «Ты дал мне заповедь Твою – любить, и я принимаю ее всем моим существом; но вот, во мне самом не обретаю силы этой любви… Ты есть Любовь; прииди же Ты Сам и вселись в меня, и совершай во мне все то, что Ты заповедал нам, ибо заповедь Твоя неизмеримо превышает меня… Изнемогает мой ум постигать Тебя. Не может мой дух проникнуть в тайны жизни Твоей… хочу во всем творить волю Твою, но дни мои истекают в безвыходных противоречиях… Страшусь потерять Тебя за те злые мысли, что в сердце моем; и страх этот распинает меня… Прииди же и спаси меня утопающего, как спас Ты Петра, дерзнувшего пойти к Тебе навстречу по морским водам (ср.: Мф. 14, 28–31).

По временам нам кажется, что действие молитвы слишком медлительно: несоразмерно краткости нашего существования; и крик вырывается из груди: «Поторопись!» Он не всегда сразу откликается на наш призыв. Как некий плод на дереве, Он оставляет душу нашу быть опаленною солнцем, вынести удары холодных и жгучих ветров, томиться жаждой или выносить потоки дождей. Но если мы не выпустим из рук наших край Его ризы, то увидим благой результат.

Нам необходимо пребывать в молитве возможно большее время, чтобы Его непобедимая сила проникла в нас и сделала бы нас способными противостоять всем разрушительным влияниям. И когда возрастет в нас сила сия, тогда радость надежды на окончательную победу воссиявает в нас.

* * *

Молитва непременно восстановит в нас то Божественное дыхание, которое «вдунул Бог в лице Адама» и в силу которого «Адам стал душею живою» (Быт. 2, 7). Молитвою возрожденный дух наш начинает удивляться великой тайне Бытия. И особый восторг могучим потоком заливает наш ум: «Бытие! Какая чудная тайна… Как оно возможно?.. Дивен Бог, и творение Его дивно». Переживем мы смысл слов Христа: «Я пришел для того, чтоб (люди) имели жизнь и имели с избытком» (Ин. 10, 10). Избыток! И это воистину так.

Но снова и снова о том же: жизнь сия парадоксальна, как парадоксально все учение Господа: «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся» (Лк. 12, 49). Всем нам, сынам Адама, необходимо пройти чрез сие небесное пламя, пожигающее корни смертоносных страстей. Иначе не увидим мы сей Огонь преложившимся в Свет новой жизни, потому что в нашем падении горение предваряет просвещение, и не наоборот. Итак, благословим Господа и за опаляющее действие Его любви.

Мы многого еще не знаем, и все же хоть и отчасти (1 Кор. 13, 9), но ныне и нам ведомо, что для нас нет иного пути для того, чтобы стать «сынами воскресения» (Лк. 20, 36), сынами Божиими, чтобы соцарствовать с Единородным. Как бы ни был болезнен процесс нашего воссоздания, чрез какие бы то ни было терзания и подчас агонии проводил нас Бог, – все в конце станет благословенным. Если приобретение научной эрудиции требует долголетнего, напряженного труда, то стяжание молитвы еще и несравненно большего.

* * *

Когда Евангелие и Послания становятся нашей повседневной реальностью, тогда мы начинаем ясно видеть, насколько наивными были наши прежние представления о Боге и жизни в Нем. Таинственна Премудрость данного нам Откровения: оно далеко превосходит человеческое воображение. «…Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9). Даже малейшее прикосновение к нам Божественного Духа является славою, не сравнимою с содержанием жизни без Бога.

Подлинная молитва, единящая нас с Всевышним, есть не что иное, как свет и сила, сходящие на нас с небес. Она по сущности своей трансцендирует наш план. В этом мире нет источника энергии для нее. Если я хорошо питаюсь, чтобы тело мое было сильным, то плоть моя бунтует, и требования ее растут: ей не до молитвы. Если я смиряю плоть чрезмерным постом, то на некоторое время в болезненном воздержании создается благоприятная почва для молитвы, но затем тело изнемогает и отказывается следовать за духом. Если я общаюсь с хорошими людьми, то, случается, испытываю душевное удовлетворение, иногда же получаю новый психический или интеллектуальный опыт, но весьма редко импульс для глубокой молитвы. Если я одарен умственно для серьезной научной работы или для художественного творчества, то мой успех явится поводом к тщеславию, и становится невозможным найти глубокое сердце – место духовной молитвы. Если я богат материально и занят тем, чтобы использовать связанную с богатством власть, или возможность воплотить некоторые из моих идей, или удовлетворить моим эстетическим или душевным пожеланиям, то душа моя не восходит к Богу, как мы Его познали чрез Христа. Если я ухожу в пустыню, отрекшись от моих имений, то и тогда сопротивление всех космических энергий парализует мою молитву. И так без конца.

* * *

Истинная молитва к Богу истинному есть общение с Духом Божиим, Который молится в нас; Он дает нам знать Бога; Он возводит дух наш в состояние созерцания вечности. Как сходящая Свыше благодать, молитвенный акт превышает наше земное естество, в силу чего ему противится тленное тело, неспособное к восходу в сферу духа; противится интеллект, бессильный вместить беспредельность, колеблемый сомнениями, отталкивающийся от всего, что превосходит его разумение. Молитве сопротивляется социальная среда, в которой мы живем, которая организовывает свою жизнь и иными целями, диаметрально противоположными молитве. Молитву не терпят неприязненные духи. Но только она, молитва, возрождает тварный мир из его падения, преодолевая его косность и инерцию великим напряжением духа нашего в следовании заветам Христа.

* * *

Труден подвиг за молитву; меняются состояния нашего духа: иногда молитва течет в нас, как могучая река, иногда же сердце становится иссохшим. Но пусть всякое снижение молитвенной силы будет возможно кратким. Молиться – нередко значит высказать Богу наше бедственное положение: бессилие, уныние, сомнения, страхи, тоску, отчаяние – словом, все, что связано с условиями нашего существования. Высказать, не изыскивая изящных выражений и даже логической последовательности… Часто сей способ обращения к Богу явится началом молитвы-беседы.

* * *

Иногда мы будем в волнах Божией любви, которую по наивности поймем односторонне, как нашу любовь к Нему. Со мной так бывало: я не дерзал думать, что беспредельно великий Творец всего может Своим вниманием остановиться на мне, ничтожном и гадком. И я говорил: «О, если бы было возможно, чтобы Ты любил меня так – как я люблю Тебя… Видишь ли Ты, как сердце мое жаждет Тебя день и ночь? Склонись ко мне; яви мне Твое Лицо; сделай меня таким, каким Ты хочешь видеть созданных Тобою; таким, какого Ты, Всесвятой, сможешь принять и любить…» Я не знал, что говорю (Лк. 9, 33); я не смел подумать, что это Он Сам молится во мне.

* * *

Созерцать святость и смирение Бога – поражает душу, и она с великим благоговением внутренне поклоняется Ему в любви. Такая молитва переходит иногда в видение несозданного Света.

Чтобы мы познавали исходящие от Бога дары, Он, после посещения, оставляет нас на время. Странное впечатление производит богооставленность. В молодости я был живописцем (боюсь, что и до сих пор он не совсем умер во мне). Этот естественный дар пребывал внутри меня. Я мог утомляться, не иметь сил на работу, не быть вдохновенным; но я знал, что дар сей есть моя натура. Когда же Бог покидает, тогда ощущается некий провал в самом бытии; и не знает душа – возвратится ли когда-нибудь Ушедший. Он – иной по природе Своей; Он скрылся, и я остался пуст; и пустоту эту страшную переживаю как смерть. С Его приходом мне было явлено нечто прекрасное, милое сердцу, превосходящее мое самое дерзновенное воображение. И вот, я снова в том состоянии, которое раньше казалось мне нормальным, удовлетворительным, а теперь оно ужасает меня: представляется слишком животным-скотоподобным… Я был введен в дом великого Царя; я знал, что я родственник Ему, но вот опять я не больше, чем бездомный скиталец.

Чрез смену состояний познаем мы различие природных даров от тех, что нисходят как благоволение Свыше. Чрез покаянную молитву я удостоился первого посещения, чрез молитву же, но более горячую, я надеюсь возвратить Его. И действительно: Он приходит. Часто, и даже обычно, Он меняет образ Своего прихода. Так я непрестанно обогащаюсь познаниями в плане Духа: то в страдании, то в радости, но я расту. Увеличивается моя способность пребывать в прежде неведомой сфере более длительные сроки.

Стань твердо умом в Боге, и придет момент, когда бессмертный Дух прикоснется к сердцу. О, это прикосновение Святого святых. Его нельзя сравнивать ни с чем: оно восхищает наш дух в область нетварного Бытия; уязвляет сердце любовью, непохожею на то, что обычно мыслят люди под этим словом. Свет ее, любви сей, изливается на всю тварь, на весь мир людской в его тысячелетнем явлении. Любовь сия ощутима физическим сердцем, но по роду своему она духовная, нетварная, как исходящая от Бога.

* * *

Животворящий Дух Божий посещает нас, когда мы пребываем в состоянии смиренной открытости для Него. Он не насилует нашей свободы; Он окружает нас Своей нежной теплотой; Он приближается к нам так тихо, что мы можем и не заметить Его сразу. Не должно ждать, чтобы Бог ворвался внутрь нас силою, без нашего согласия. О, нет: Он уважает человека, смиряется пред Ним: Его любовь смиренная; Он любит нас не свысока, а как нежная мать своего больного младенца. Когда мы открываем для Него наше сердце, то непреоборимо сильно чувство, что Он нам «родной», и душа преклоняется пред Ним в умиленной любви.

* * *

Божественная любовь, которая есть глубинный характер живой вечности, в этом мире не может не страдать. Смягченному подвигом и посещением благодати сердцу бывает дано жить, пусть отчасти, любовь Христову, объемлющую всю тварь в бесконечном сострадании всему сущему. Ныне – я пленник Христа Бога. Я познал себя вызванным из ничтожества; по природе своей человек – ничтожество. Но, несмотря на сие, мы ждем от Бога сострадания и уважения. И вдруг, Всемогущий открывается нам в своем неописуемом смирении. Это видение умиляет душу, поражает ум, и мы невольно склоняемся пред Ним. И сколько бы мы ни стремились уподобиться Ему в смирении, мы видим себя бессильными достигнуть Его абсолютность.

* * *

Смирение Христово – всепобедительная сила. В своем истощении и служении нам оно не знает унижения: оно неизменно пребывает божественно-величественным в своем существе. Выражаемое в словах наших – оно представится противоречивым. Смирение есть атрибут Божественной Любви, которая в своей открытости для твари кротко принимает все раны от созданных Им.

* * *

Видение Бога ставит человека пред необходимостью внутреннего самоопределения по отношению к Нему. В существе своем всякое наше действие непременно или приближает нас к Богу, или, наоборот, удаляет. Отсюда всякое начинание совершается в страхе, именуемом Божиим. Боится душа не только явно недоброго дела, но и мысли, могущей опечалить Духа Святого, Которого она возлюбила. Невыразимо велика дистанция между нами и Богом. Мы видим себя недостойными Святого святых; сердце сокрушается от томительного сознания себя нищим. Не сразу понимаем мы, что именно это явление есть уже начало приближения к Богу. Первая заповедь блаженств – «Блаженны нищие духом» – как бы органически приводит к последующим степеням: к плачу, кротости, алканию и жажде правды, к милосердию, чистоте сердца, к первым живым восприятиям нашего богосыновства; что приводит нас к горестному конфликту с миром страстей, к разрыву с неищущим Царства правды; к гонениям, поношениям, злословиям и прочему. Когда противостояние христианского духа духу мира сего достигает своего апогея, тогда жизнь последователя Христа подобна распятию, пусть на невидимом кресте. Это время весьма страшное и вместе спасительное: чрез внутренние, нередко связанные и с внешними обстоятельствами, страдания нашего духа побеждаются страсти, преодолевается и власть мира над нами, и даже смерть – наступает уподобление распятому Христу.

* * *

Однако и на сей высшей ступени должно сохраниться смирение духа. Самый опыт покажет, что как только на смену ощущению «нищеты» приходит удовлетворение собою, так вся сия скала духовных восхождений рушится и дом наш опустошается (ср.: Мф. 23, 38): Бог уже не с нами. Так – доколе не смирится снова сердце и не воззовет к Нему с болью. Из этих смен переживаний душа постигает тайну путей спасения; страшится она всего, что противно смирению; молитва ее очищается; ум и сердце не увлекаются ничем посторонним, не желают ничего кроме Бога. Чрез молитву всем существом вливается в молящегося сила новой жизни. Дальнейший восход: начало познания об образе неземного бытия.

* * *

Наше земное существование обусловлено временем и пространством. Но что есть ВРЕМЯ? Возможны многоразличные определения: время есть «место» нашей встречи с Творцом; время есть процесс актуализации замысла Божия о твари: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин. 3, 17). Творение еще не закончено: «…ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма, а ходящий во тьме не знает, куда идет. Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света» (Ин. 12, 33–36). Каждому из нас уделено некоторое «свое время»; короткое, но достаточное для обретения спасения. Творческая идея Бога в творении осуществляется: «…у Бога не останется бессильным никакое слово» (Лк. 1, 37). На Голгофе, умирая, Господь сказал: «Совершилось»… Придет другой момент, когда снова будет сказано подобное сему слово; о нем пишется в Апокалипсисе: «И Ангел… поднял руку свою к небу, и клялся Живущим во веки веков… что ВРЕМЕНИ уже не будет» (10, 3–6).

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Имеются в виду последователи французского философа Р. Генона, принявшего ислам и создавшего мистико-гностическое учение об эзотерических, сакральных основах бытия.