Солнечный дождь из черной дыры

Лидка разрыдалась в голос, а потом повалилась на колени перед старухой. Лидка хватала её за руки и тянулась к ним губами.

– Нинелечка! Может, ты сумеешь что-то сделать, ты же волшебница, самая настоящая, про тебя люди чудеса рассказывают. Сделай что-нибудь, помоги, ничего для тебя не пожалею…

– Отстань, – брезгливо оттолкнула её бабка. – Если я тебе помогу, потом сама болеть стану. Я вам всем помогаю, а моя аура изнашивается. Она у меня знаешь какая?! Как из ружья расстрелянная, зачем мне это?

– Нинелечка, родненькая! – выла Лидка и ползала на коленях. – Помоги! Всё, что есть, тебе отдам, сними порчу с меня.

– Умеешь ты уговорить, – вдруг согласилась старуха, решив, что нагнала достаточно страху на Лидию. – Принесёшь мне сервиз немецкий, что от прабабки тебе остался. Он проклятие в себе держит. Только, смотри, весь неси, чтобы ни одно блюдечко не затерялось. Там ещё молочник такой красивый есть с синими цветочками, его не забудь! И деньгами принеси сто тысяч. А я так уж и быть попробую тебе помочь. Но гарантий в таком деле не дают. На себя приму твою порчу. Хорошо, если я после этого в живых останусь.

– Хорошо, Нинелечка, – согласно закивала Лидка и заползла на стул.

– Значит так, сперва будешь пить травы, что я тебе дам.

Старуха пошла в гардеробную. Там у неё на полочке стояли аккуратно расставленные флакончики тёмного стекла, как в аптеке, с каким-то серо-зелёно-бурым содержимым. Взяв первый попавшийся под руку флакон, старуха посмотрела его на свет, потопталась, затягивая время, задумалась, потом открутила флакончик и понюхала содержимое. Плюнуть туда, что ли? Но запах так резко ударил ей в нос, что перекосилось лицо и заслезились глаза. Бабка скорее закрутила флакон и ехидно захихикала.

– Вот тебе, Лида, заговорённое средство, настой из трав. Заговор мне от бабки моей – ведьмы достался. Пить только ночью, в двенадцать, потом в три, потом в пять часов по чайной ложке неделю, – бабка злобно сузила глаза. – Неделю – мало, пей тринадцать дней. Когда будешь пить, становись лицом к луне. Учти, один раз проспишь, всё кончено, заново начинать нельзя – умрёшь!

– Я не просплю, – выпучила глаза Лидка.

– Не перебивай! Проспишь или не проспишь, твои проблемы, я не отдел кадров и не охрана труда. Потом, через тринадцать дней, в первую же субботу пойдёшь в загс.

– Сразу в загс?!

– Не перебивай, дура! Размечталась! Пойдёшь в загс пока одна, – повторила старуха и продолжила на ходу придумывать. – Дождёшься невесту, которая курить будет. Она сигарету выкурит и бросит окурок в пепельницу или на землю, всё равно. Ты этот окурок заберёшь, дома его сожжёшь и пепел выпьешь с… чаем. Только не перепутай! Окурок должен быть именно невесты, не гостей, не жениха. А после этого не прозевай своё счастье. Первый же мужик, который к тебе интерес проявит, – твой. Нравится, не нравится, хоть он самый вонючий бомж будет, подними, отмой и себе забери. Он твоя судьба. Удержишь – проклятье спадёт, замуж за него выйдешь и детей родишь. С детей своих проклятье тоже снимешь. Запомнила?

Лидка подобострастно мелко закивала головой.

– Всё запомнила! Всё сделаю! А если облачно будет и луну не видно?

– Будет видно, обещаю, – широким жестом пообещала бабка. – А сейчас тащи сервиз и деньги. Иди, устала я от тебя.

Лидка заторопилась к выходу, размазывая слёзы по физиономии и шмыгая носом.

Бабка развалилась в кресле и беззлобно усмехнулась ей вслед:

– Вот дура-то!

Немного посидела, смакуя в мыслях подробности собственной авантюры. Захотелось разделить с кем-то успех, и она вспомнила про дочь. Заодно и чайку захотелось.

– Верка, иди сюда, принеси мне чаю и блинчиков. Блины со сгущёнкой!

Подождала немного:

– Верка!

Вера не ответила.

– Куда она запропастилась, дома нет, что ли?

Настроение у бабки было благостное, и она простила дочери отсутствие в нужный момент. В ожидании гонорара за колдовские услуги бабка задремала в кресле.

* * *

Пока бабка развлекалась с гостьей, Вера наконец-то оказалась предоставлена самой себе. Она взяла сумочку и пошла на электричку.

В свои сорок шесть Вера сохранила девичью стройность. У неё была модная причёска, умелый макияж. На ней прекрасно сидел модный брючный костюм. Но стильная одежда и профессионализм парикмахера не могли скрыть затравленного взгляда, опущенных плеч, тяжести в движениях, когда каждый шаг давался с усилием, будто к ногам привязаны гантели. Из молодой женщины ушла жизнь. Она была как осенний листок, начинающий желтеть, сохранивший свою гладкость, но уже мёртвый.

– Как же я устала, устала, устала, устала, я устала… – в такт своим шагам как мантру повторяла Вера и вздыхала.

Это получалось само собой. Так бывает, когда выполняешь какую-то привычную скучную работу. Голова пуста от забот и мыслей, и ты начинаешь напевать какой-то куплет себе под нос или монотонно качать ногой. А Вера бесконечно повторяла одну фразу: «Я устала, как же я устала…». Она засыпала, ощущая дневную усталость в руках, ногах, в каждой клеточке тела, и просыпалась, выдыхая: «Как я устала…».

На станции она села в вагон, проехала пару станций и вышла в посёлке Горка. Недалеко от станции Вера смело прошла в ворота большой усадьбы. Посреди участка стоял двухэтажный белый дом с большими окнами и колоннами у входа. Вокруг дома был разбит большой сад, пестрели богатством красок клумбы. Ворота и все двери этого дома были открыты, никаких запоров, звонков. Людей видно не было. Только возле клумбы склонилась крупная фигура мужчины. Услышав шаги, он выпрямился. Это был высокий крепкий мужик, с лицом, которое вряд ли забудешь. Его отличала тяжёлая квадратная челюсть, большой нос, узкий лоб и маленькие невыразительные глазки.

– Квазимодо какой-то, – пронеслось в голове у Веры, и она тут же устыдилась своих мыслей и поправилась, – зато человек хороший. Здесь других быть не может.

Она поздоровалась, он промолчал, но вдруг широко улыбнулся во все 32 зуба.

Вера без стука уверенно вошла в дом.

Это был наполненный воздухом и светом совершенно белый дом. Белые стены, белые шёлковые занавеси, белая мебель, белый мраморный пол. На стене в гостиной прямо напротив входной двери висели огромные белые часы с чёрными стрелками и крупными римскими цифрами. Эти чёрные пятна мгновенно приковывали к себе взгляд, и Вера не сразу заметила сидящую под часами, как под иконой, маленькую пожилую женщину в свободной белой пижаме с тюрбаном на седой голове.

Женщина легко встала с дивана и пошла навстречу Вере, протягивая руки и тепло улыбаясь:

– Верочка моя приехала, птичка моя, радость моя, иди скорее ко мне, я тебя обнять хочу!

Вера склонилась к старушке и с готовностью прильнула к ней.

– Здравствуй, Матушка!

– Ну, здравствуй, здравствуй! Тебя почти месяц не было! Я так соскучилась, задыхаюсь без тебя, как будто воздуха меня лишили.

Матушка взяла Верины руки в свои и увлекла её за собой на диван. Она обнимала Веру и гладила по голове, как маленькую.

– Я тебя не упрекаю, что на сердце, то и на языке. Я же понимаю, у тебя семья, забот много. Вот вспомнила меня, приехала, я и рада! Ну, расскажи мне, как живёшь, как твоё здоровье, как твоя семья? Не обижают ли тебя?

– Устала я очень, – привычные слова первыми сорвались с губ. – Всё дома как обычно, уборка, готовка, стирка. Но для меня это не тяжело, я же для родных людей стараюсь. Я всегда так жила. Сейчас даже легче, чем раньше. У нас для всего разная техника есть. На работу больше ходить не надо. Дочка выросла, с ней хлопот совсем никаких. А я дома как в склепе.

– А дочка тебе помогает, наверное?

– Иногда помогает, но она уже работает, утром рано уезжает и возвращается вечером, дома только ночует. У неё своя жизнь. О чём ей со мной разговаривать? Не о кастрюлях же!

– А муж как? Не образумился?

– Ой, Матушка, у него снова любовница. Но я к этому тоже давно привыкла, и душа уже не болит. Только раньше у него одна женщина недолго задерживалась, а с этой он уже два месяца, духи и помада не меняются.

– А мать твоя знает об этом? Ей же дочку, наверное, жалко?

– Мама всегда Вадика поддерживает. Он мужчина, содержит нас всех. И раз уж ему понадобилась другая женщина, значит, я сама виновата, что стала мужу неинтересна.

– Бедная ты моя, – Матушка снова обняла Веру. – Как же у меня сердце о тебе плачет!

– Матушка, я всегда так жила! Привыкла! Не понимаю, почему сейчас невмоготу стало. Жить не хочется.

– Это неправильно. И мы это исправим. Раз ты ко мне пришла, значит, бог не хочет, чтобы ты страдала. Я должна тебе помочь.

– Матушка, у меня нет ничего своего, я завишу от мужа полностью. Я ничем не смогу отблагодарить вас за доброту.

Матушка снова погладила Веру по голове и тихонечко рассмеялась.

– Ох, насмешила ты меня! Посмотри вокруг, разве нам что-то нужно? У нас всё есть. Мы даём людям душевную благодать, а награду нам Вселенная посылает. На это и живём. Ты же видишь, я тебе ничего не внушаю, не требую веры в бога, веры во Вселенную. Эту мудрость постичь простому человеку невозможно. Да и не надо. Вселенная выбрала тебя и прислала ко мне, значит, я должна помочь. Бог очень добрый, он не хочет, чтобы человек страдал, он желает, чтобы человек жил в радости и счастье. Единственное, чего он требует от нас, – чистоты души. Бог, я так его называю сейчас, чтобы тебе было понятно, больше так называть не буду. Буду говорить не бог, а Вселенная. Вселенная одна на всех, а люди пытаются разделить её. Каждый народ хочет понимать её по-своему, ищет какой-то потаённый смысл. А вселенских законов всего три: время даётся единожды, то есть каждая минутка – это твоя жизнь, цени её. Второй закон – закон чистоты сердца, не пачкай душу свою грехом. А третий закон – за всё надо платить. Согрешил – заплати. Соблюдай эти законы, и Вселенная не станет требовать от тебя жертв. Всё очень просто.

– Какая вы мудрая, Матушка! – восхитилась Вера.

– Что ты, детка, – улыбнулась Матушка, – я самая обычная. Такая же сестра, как все женщины, которые захотели здесь жить или которые приходят к нам за помощью. А учит нас отец Эммануил. Вот ему многие тайны открыты. Он всё знает и заботой своей нас оберегает. Он и о тебе знает. Говорил мне. Знает, что душа твоя болеет, и почему болеет, тоже знает. Не в любовнице дело и не в матери твоей. Сама знаешь. Плохо, что молчишь об этом. Боль душевная, как нарыв, прорваться должна, иначе весь организм отравится. Ты давно отравлена. Ещё немножко, и погибнешь, раздавит тебя боль. Спаси себя, детка, расскажи, сними груз с души. Только говори правду, не приукрашивай.

Матушка говорила так мягко и спокойно. Казалось, что она всё знает и любит Веру, несмотря на её грехи. И Вера заговорила. Она рассказала, как родила двойню, как одного ребёнка у неё забрали, как ненавистны ей с тех пор муж и мать. Рассказала о своих снах, о боли, которую носит в себе уже двадцать шесть лет. О том, что не смеет ни с кем заговорить о сыне. О днях рождения дочери, которые не празднуют в семье. А для Веры эти дни рождения, что похороны, так ей горько бывает.

Вера говорила бессвязно, перескакивая с одного на другое и не замечая слёз, которые градом катились из глаз. Матушка не перебивала, не задавала вопросов и остановила только, когда Вера начала захлёбываться в рыданиях и задыхаться. Будто ниоткуда появилась ещё одна сестра со стаканом воды и тут же исчезла.

– Всё, милая, хватит! Хватит! Выпей воды, – Матушка приставила к губам Веры стакан с водой и заставила выпить. Вера пила, зубы стучали о стекло, вода текла по подбородку. Матушка стянула с головы тюрбан, он оказался длинным шёлковым шарфом, и заботливо вытерла Вере лицо.

– Хватит, милая, – повторила Матушка и с небольшим усилием заставила Веру положить голову к себе на колени. – Бедная моя девочка, как же ты долго терпела. Не надо больше, помолчи, полежи, а я с тобой посижу. Теперь всё хорошо будет…

Матушка гладила Веру по голове, и она постепенно успокаивалась, дыхание становилось тише и ровнее. Вера засыпала под тихие слова Матушки и равномерное тиканье часов над головой.

Вера спала несколько часов и просыпалась неторопливо и спокойно. Её разбудил свет, проникающий сквозь веки, был день, и спала она в очень светлой комнате. Этот свет дарил чувство безопасности. В комнате никого не было, под головой у Веры лежала мягкая белая подушка, кто-то заботливо накрыл её пледом. На душе было удивительно спокойно. Нарыв вскрылся.

Матушка проводила её до ворот. Здоровый мужик снова возился возле клумбы. Увидел Веру, опять улыбнулся и долго смотрел вслед.

Вера смутилась, а Матушка добродушно сказала:

– Это наш Толик, он с виду такой грозный, а на самом деле, сама доброта. Между прочим, ты ему очень нравишься, он всегда ждёт тебя, а заговорить стесняется.

«Здесь все мир находят, – подумала Вера, – даже такие здоровяки не разбойничают, а занимаются таким простым, приятным и добрым делом, как выращивание цветов».

Из всей семьи Чечёткиных работать сегодня собиралась только Юлька. И день у неё планировался совсем не простой. Она поменяла место работы, правда, в пределах своего любимого университета.

Несмотря на то что в детстве Юлька была из малообеспеченной семьи, а в юности, наоборот, из очень обеспеченной, жажды много зарабатывать и делать карьеру или мажорной лени и пофигизма Юлька не приобрела. В своей работе она ценила две вещи: первое – это дружный коллектив, почти как семья, и второе – интересное дело. Хотя… можно и не очень интересное, лишь бы люди рядом были хорошие. Работала Юлька в университете, в котором сначала училась. Добрую, умную, трудолюбивую девочку заметили сотрудники кафедры и взяли на работу ещё студенткой как лаборанта. Потом она стала ассистентом преподавателя. И вдруг любимая завкафедрой решила выпустить Юльку в жизнь.

В университете одна светлая учёная голова – Роман Александрович Сергеев – изобрёл какой-то умный лазер, его изобретением заинтересовались военные, и он получил грант на усовершенствование лазера и изготовление прототипа. Деньги свалились прямо заоблачные. Ему выделили лабораторию, он закупил оборудование, собрал коллектив. Но лазер лазером, наука наукой, грант грантом, а отчёты отчётами… Раз есть деньги, то понадобился и собственный экономист в лабораторию. Тут Юлькина завкафедрой и подсуетилась:

– Ты, Юлия, пойдёшь к Сергееву в лабораторию. Тебе нужно практический опыт приобретать. Да и зарплаты у них немаленькие.

С завкафедрой не поспоришь, и Юлька ушла в жизнь.

Первый рабочий день не задался с самого утра.

По дороге в университет Юлька попала в пробку. Она выезжала из дома всегда с приличным запасом времени, чтобы не опаздывать. Но это была не просто пробка, а настоящий автомобильный апокалипсис. Произошла авария, кто-то резко затормозил, кто-то медленно затормозил, кто-то не затормозил вообще. В целом ничего серьёзного, только помятые бамперы и поцарапанные кузова, но машины раскорячились, перекрыв две полосы движения из трёх. Все возможные объезды Юлька уже проехала, и ей ничего не оставалось, как только терпеливо ждать своей очереди на проезд.

На работу Юлька добралась с опозданием на целый час. В лабораторию забежала запыхавшаяся и раскрасневшаяся от волнения.

– Здравствуйте, я Юля Чечёткина, я у вас экономистом буду работать, – с порога протараторила Юлька, обращаясь к двум девицам за компьютерами.

– Привет, Юля Чечёткина! – отозвалась одна из девушек, яркая блондинка, и окинула Юльку критическим взглядом. – А ты уже сегодня работать собралась или пока только рассказать, что ты Юля?

– Работать, – покаянно вздохнула Юлька. – Я в такую пробку попала, там авария…

– Неправильно начинаешь, – перебила её вторая девушка, пухленькая, кудрявая шатенка. – Могла бы что-нибудь новенькое придумать. Так банально врать – это наглость.

– Но нам, собственно, всё равно. Про пробки ты иди Сергееву объясняй, – продолжила блондинка.

– Конечно! А где он? – спросила Юлька.

– Прямо, дверь. Там он, – махнула рукой шатенка.

Юлька быстро направилась к этой двери каяться и объяснять причину опоздания новому шефу. За спиной она услышала приглушённое хихиканье, но проанализировать его не успела. Для проформы легко стукнула в дверь и сразу же вошла.

– Роман Александрович, я…

Юлька успела решительно шагнуть внутрь кабинета и застыла, как вкопанная, с открытым ртом на несколько долгих и стыдных секунд.

За рабочим столом сидел Сергеев. На его коленях находилась ослепительно красивая девушка. Чёрные блестящие длинные волосы выбились из причёски, щёки девушки раскраснелись от ласк, губы опухли от поцелуев. Сергеев и девушка целовались. Первое, что осознала Юлька, это именно красота девушки, а не то, что надо быстренько бежать из кабинета. Юлька пялилась. К сожалению, первой очнулась не она.

– Эй! – возмущённо воскликнула красотка и неуклюже забарахталась в объятиях Сергеева, пытаясь встать.

Юлька пулей выскочила из кабинета, не рассчитав силу, громко грохнула дверью. Девушки, направившие Юльку к Сергееву, повалились на стол от смеха. Старались смеяться беззвучно, от этого у обеих текли слёзы из глаз.

Юлька добежала аж до парковки, села в машину, отдышалась, подумала и поплелась обратно. Стыдно должно быть этой сладкой парочке!

– Фу! Гадость какая! Среди белого дня, на работе! Через стенку коллеги сидят и прекрасно понимают, чем они там занимаются, – возмущалась про себя Юлька.

К тому времени, как Юля вернулась в лабораторию, красотка покинула колени Сергеева и спокойно пила чай на своём рабочем месте.

– Чечёткина, – приветствовала она Юльку, – я тебе открою одну житейскую мудрость: между моментом, когда ты стучишь в дверь и входишь в дверь, должно пройти хотя бы пара секунд. А ещё лучше, если ты услышишь голос из-за двери, приглашающий тебя войти.

Сотрудницы, сдерживавшие смех, расхохотались в голос.

Не найдя, что сказать в ответ, Юлька прошла к двери в кабинет Сергеева, постучала и сразу же вошла назло всем.

Сергеев сидел за монитором и что-то там читал. Он тоже прихлёбывал чай из кружки.

– Добрый день, Роман Александрович. Я Чечёткина Юля… Юлия Вадимовна.

– Добрый день, Юлия Вадимовна, что вас к нам привело? Присаживайтесь. Чаю хотите? Девчонки, чаю принесите, – крикнул он.

– Сейчас, – откликнулся кто-то из сотрудниц.

– Спасибо, мне не хочется, – отказалась Юля. Ей стало обидно, он забыл, что у него с сегодняшнего дня работает новый специалист.

– Меня к вам привело трудовое законодательство! Я работаю в вашей лаборатории с сегодняшнего дня экономистом, – зло сказала Юля.

– А! – он даже хлопнул себя по лбу. – Я не виноват, что сразу не понял, кто вы. Мне сказали, что придёт опытный экономист. Подождите обижаться. Ключевое слово «опытный»! Ну, я и ждал тётку какую-нибудь. А тут пришла девушка!

– И что?! Девушка не может быть опытным сотрудником? – возмутилась Юлька.

– Может, – примиряюще согласился Сергеев. – Просто мышление у меня шаблонное, всё время меня подводит.

Он было повернулся к монитору. Юлька осталась стоять на месте. Он вопросительно посмотрел на неё.

– Ну, от чая же вы отказались… – не понял он, почему она не уходит.

– Кроме чая мне ещё нужен рабочий стол и компьютер.

– Ну да! Катюша! – снова крикнул Сергеев в соседний кабинет. – Найдите, пожалуйста, рабочее место нашему новому экономисту. Там у окна, кажется, стол свободный.

В кабинет вошла прекрасная брюнетка.

– Знакомьтесь. Юля, это Катя. Катя, это Юля. Катя – наш документовед, Юля – наш экономист, – скороговоркой сказал Сергеев. – Всё, девочки, дальше сами, не мешайте мне.

Он отмахнулся от них, как от назойливых мух.

Юлька не стала дожидаться, пока ей покажут рабочее место, вышла из кабинета и уселась за стол возле окна. Пока грузился компьютер, она отвернулась к окну и задумалась. Начало на новой работе ей не понравилось. Хуже, чем руководитель бабник, быть не может ничего. А этот тут просто гарем развёл. Юльке здесь будет плохо.

Глава 5. Юлька – специалист, обезьяна, счастливая соперница

Гарем состоял всего из трёх наложниц. Блондинку звали Соней, и она была младшим научным сотрудником. Пухленькая Тамара рангом была немножко выше – научный сотрудник. Девушки были не замужем. Возраст приближался к тридцати. Поэтому Соня и Тома были озабочены поисками спутника жизни. Когда они забывали про основное женское предназначение, девушки оказывались классными химиками. Катя была документоведом и по её личному ощущению заместителем заведующего лабораторией, то есть Сергеева. Она мужа тоже не имела. Но поскольку была не так бесхитростна, как Соня или Тома, то спутника жизни не искала, а выбирала достойного из огромного количества поклонников. Сергеев, по её мнению, обладал кое-каким потенциалом. Весь остальной коллектив лаборатории был сугубо мужским, глубоко научным и очень увлечённым. Красивые девушки приятно разбавляли мужское царство, а атмосфера лёгкого флирта стимулировала творческие ресурсы мужчин.

В женскую часть коллектива Юля не вписалась. Понять причину неприязни к себе она не могла. Конкуренции она никому не создавала, с мужчинами не кокетничала и мужа не искала. А Казанова-Сергеев её просто выводил из себя.

Заведующего лабораторией Юлька невзлюбила с первого дня и мнения своего не меняла. Может быть, он и был незаурядным учёным, но как человек так себе – поверхностный, самовлюблённый павлин, обычный бабник. Что в нём так привлекало женщин, Юлька не понимала. Он даже не был красив. Аполлоны не бывают длинными, худыми, в вечных джинсах, какой-нибудь клетчатой рубашке или свитере. Весь его облик говорил, что главное – удобство. Коротко стриженная голова – так дольше в парикмахерскую идти не надо, трёхдневная, а то и пятидневная щетина – тут и так всё понятно. Не светило научного мира, а какой-то гопник. Ему бы ещё кепку и гитару. Правда, парфюм у него был отменный. Об этом, видимо, заботилась Катя. И глаза… зелёные, наглые, видят тебя насквозь и при этом смеются. Вот бывают такие люди, которые смеются одними глазами, с каким-то особым прищуром. И вот на эти зелёные глаза и велись женщины.

Как руководитель Сергеев Юльке тоже не понравился. Например, такое важное дело, как распределение стимулирующих надбавок к заработной плате, Сергеев по своей безалаберности отдал на откуп Кате. Она распределяла их по справедливости. Из этой справедливости выходило, что самым ценным сотрудником в лаборатории была документовед Катя. Сергеев, не глядя, подписывал служебки и табеля. А ведь это деньги Фонда! Кроме того, лаборатория в неимоверных количествах поглощала канцелярские товары. Офисные нужды были заоблачные. Кабинеты потребляли гораздо больше, чем сами лабораторные помещения с оборудованием, где, собственно, и проводились научные исследования. Складывалось впечатление, что в офисе сотрудники воду из кулеров пили, ею же мылись, носили домой вёдрами, а когда не пили воду – грызли карандаши и ковыряли офисную мебель.

Чтобы навести порядок, Юля была вынуждена ступить на территорию Кати. Конфликт случился буквально на четвёртый рабочий день.

Катя задержалась с обеденного перерыва как всегда по очень уважительной причине. Она вошла в офис, благоухая духами и источая красоту и радость жизни.

– Девочки, посмотрите на меня, – закружилась она по офису.

На ней был полушубок из серой норки, дорогой мех серебрился и переливался при каждом движении.

– Катюша, красота-то какая! – заохали девушки. – Откуда такая прелесть?

– Откуда-откуда… – пела Катя, – догадайтесь сами…

– Неужели подарил?

– Ну не сама же я её купила! Женщина никогда не должна покупать шубы сама себе. Но это так… на каждый день. Шубка скромненькая. Если уж подарок, то хотя бы в пол, – вздохнула Катя.

– Нет, шубка очень красивая, переливается как! – не согласилась Соня, поглаживая дорогой мех. – Вкус у него всё-таки есть.

– А ладно, пусть повисит до зимы. Пригодится.

Катя оглянулась на Юлю, не принимающую участия в восхищении новым подарком Сергеева, небрежно свернула шубку и убрала в пакет.

– Чечёткина, хотела бы такую шубку? – спросила Катя. – Хотя тебя никакая шуба не спасёт, на твоих формах что норка, что кошка одинаково висеть будут…

Проходя мимо стола Юльки, она заметила ведомости на зарплату, и её словно обожгло.

– С какой стати ведомости у тебя?! – прошипела она и потянула за ними руку. – Этим всегда занималась я и впредь буду тоже я!

– Я экономист, и это входит в мои должностные обязанности, – Юля придержала ведомости рукой.

– Ты здесь экономист, пока я тебе это позволяю! Я тебе сказала, что эти дела тебя не касаются!

Катя чувствительно хлопнула Юльку по руке и снова потянула документы. И тут Юльку подвела её выдержка, а может быть, взыграли бабкины гены, но только она ухватилась за стопку бумаги с другой стороны и рванула на себя.