Мы никогда не умрем

Оставшиеся здесь жители (в основном военные, благодаря которым поселок пока функционировал) привыкли к этим местам: озерам, лесам и убитым дорогам. Измудрялись найти средства к существованию, халтурили кто чем. Например, летом обочина возле трассы была усыпана предприимчивыми жителями, которые продавали собранные рано утром ягоды и грибы дачникам и автомобилистам. Местные относились к этой земле по-разному: одни называли поселение военным городком, другие поселком городского типа, третьи снисходительно: «ай, деревня».

Штука в том, что все были правы. Многие, конечно, переехали в Петербург. Там и работы больше, и цивилизация.

– Денчик…

– Чего? – откликнулся, почесав нос.

– Ты никогда не думал отсюда свалить?

– Не думал об этом. А что? – Он считал, что где родился, там и пригодился.

– Да так, помечтать хочу немножко.

– Поправишься, вот и переедем в Питер. – Молодой человек провел варежкой по ее плечу, смахнув снежную пыльцу. – Одному мне там делать нечего.

Спустившись с пригорка, вышли к местному центру: несколько магазинов, общага, мини-рынок, на котором бабушки продавали свежее молоко в стеклянных банках…

Из продуктового вышел мужик, закурил. Возле общежития пацаны пили пиво. Местный алкоголик повторял привычное: «Командир, добавь два рубля».

На все это взирала искусственная новогодняя елка. Высокая и нарядная, она стояла среди такой компании лишняя. Огни ее не горели – слишком светло.

– Зацени, так и не разобрали. – Девушка показала пальцем на елочный манекен.

– Ничего, к первому сентября догадаются, – ответил Денис. Посмеялись.

Вокруг мирно стояли постройки: шестиэтажки, облицованные коричнево-белой плиткой, серые низкорослые хрущевки, выкрашенные в желтый двухэтажные здания. За центром свалка, кочегарка (недавно отремонтировали), гаражи, поле и огороды. Затем шоссе и единственная на три поселка школа. С ней соседствовал сельский клуб – бывший ДК. Мимо исправно, хоть и раз в полчаса, курсируют автобусы. Маршрут: Приозерск – Санкт-Петербург (ст. м. Девяткино или Парнас).

6

Чем ближе они подходили к дому, тем заметнее Катя нервничала.

– Прям задрожала. Страх берет? – спросил Денис, заметив проблему.

– Да, потряхивает, – призналась она. – Но у меня ведь нет выбора? Все-таки родители…

– Всегда есть выбор, – ответил Денис.

Катю продолжало колбасить:

– Хоть бы их не оказалось дома, – пожелала она, увидев знакомые окна.

– Не переживай, – подбодрил он, обняв. – Если не хочешь, то уйдем, что-нибудь придумаем.

– Ладно, дадим им последний шанс. – Катя решила пойти на риск, вспомнив, что Денис уже давно – с тех пор, как потерял родителей, – не оглядывается назад. – Не будь тебя рядом, я бы смолчала, спасибо.

– Не за что. Хуже уже не будет, – ответил он, надеясь, что ей хватит смелости дойти этот нелегкий путь до конца.

– Хуже некуда, – вздохнула девушка, и они зашли в подъезд.

Когда попали внутрь, время показалось Кате вязким и липким: текло медленно, как остатки каши из кастрюли. Прием был холодным: раздеться им не предложили; к столу не пригласили.

Услышав, что кто-то зашел внутрь, мама вышла в коридор квартиры. Уголок губы вверх, глаза хитрой лисицы:

– Как мило, что вы надумали почтить нас своим присутствием! – совершила легкий поклон в сторону Дениса. Удивилась: – Господи, что это на тебе?

Катя предпочла сохранить самообладание:

– Мам, позови папу.

– Зачем?

– Надо, – настояла девушка.

Юлия Владимировна послушно крикнула мужа.

– Ну, чего еще? Иду, иду, ща… – Отец выбирался с балкона. «Проверял банки с квашеной капустой», – догадалась дочка.

Увидев отца, выпалила:

– Мама, папа, я должна вам сказать кое-что очень важное.

«Забеременела!» – со страхом деревенщины подумала ее мать. Хуже этого, по ее мнению, и быть-то ничего не может.

«Женятся!» – уже собрался радоваться Александр Иванович.

Девушка поглядела на Дениса, а он, едва кивнув, взял ее за руку.

«Пора», – решилась она и на одном дыхании выпалила:

– В общем, доктора обнаружили у меня рак. Но если я пройду «химию», то есть шанс, что все обойдется. Вы… меня понимаете? – спросила она, робея с каждой секундой все сильнее.

В ушах застучало. Ощутила, как охватывает колкая тревога, от которой никуда не деться. Уши горели.

«Зачем, зачем же я им сказала? Ведь знала, что понимания не будет…» – сокрушенно подумала Катя, предвосхищая события.

– Саш, ты слышал?

– Слышал, ну и что теперь?

– Как что теперь? Хрен ли ты тут встал? Пошел отсюда! – закричала женщина на Дениса, дабы после его ухода посадить свою девочку под домашний арест. А как же иначе? Ее дочь, возможно, умирает, а этот герой-любовник только мешает родительнице трезво мыслить. Мать считала детдомовца коростой, от которой надо избавиться.

– Юля, хватит! Он-то тут при чем? – встрял отец Кати.

– Как при чем? Не будь подкаблучником, – схитрила супруга, вспомнив, что «лучшая защита – это нападение». Она находилась в состоянии вечной войны с домашними, не понимая, что сама не хочет с ними мира. – Это так ты, значит, беспокоишься о здоровье своей дочери, да? – спросила она, грозно надвигаясь на Дениса. Молодой человек перестал держать рот на замке. Он и так довольно долго это терпел:

– У вас тут совсем крыша поехала? Тоже мне, родители, бля… Ваша дочь сама не своя последние дни, а вы даже не знаете, что с ней творится. Вы вообще о дружеской поддержке слышали, нет?

– Нам-то известно, поддерживальщик.

– Мама, хватит! Благодаря ему, я здесь.

– И это, по-твоему, решает проблему?

– Вы и есть ее проблема, – только и сказал Денис, открывая дверь. – Кать, не трать нервы, ты была права.

Так бы они и ушли, если бы папа за них не вступился:

– Юль, баста! – встал он между ними. – Останьтесь.

– Не при ней, – ответили молодые люди.

– Я же мать! – начала она давить на совесть, пытаясь заручиться поддержкой мужа. Но ее не последовало:

– Котенок, мы недолго, – попросил ее выйти.

Фыркнув, Юлия Владимировна ушла в дальнюю комнату.

– Ну, что говорят врачи?

Наконец, Катя пересказала разговор со специалистом, опустив момент, когда пожилой онколог обнял ее так, как никогда не обнимал родной отец.

У Александра Ивановича был коллега, который тоже проходил «химию». Назначили несколько курсов. Итог оказался неутешителен: рвота, поносы, облысение и смерть. Знакомый был крепким малым, но болезнь иссушила мужика, превратила в спичку. Он помнил, как помогал доходяге выйти из машины и доковылять до подъезда, где его встретили родственники. Несколько дней спустя он ушел из жизни, что глубоко потрясло родителя. Местные, как обычно, судачили: «С нашими врачами проще сдохнуть», «Медицина довела» и т. д. Он находил в сплетнях зерно истины: с одной стороны, заболевание непростое, а с другой, похоже на лотерею. Но одно дело – коллега по работе, а другое – собственный ребенок.

Выслушав дочку, отец задал единственный вопрос:

– Скажи честно, готова ли ты лечиться?

– Да, пап, готова.

Сказанного оказалось достаточно, чтобы отец собрал все имеющиеся у него накопления и оплатил дочери лечение:

– Тогда чего же мы ждем? Пойду в Сберкассу, а завтра на первой едем в город.

Услышав эти слова, Денис пожал Александру руку.

– Спасибо, дядя Саша.

– Та, лишь бы не зря.

Он надеялся, что лотерейный билет окажется выигрышным.

Юлия Владимировна верила в альтернативные методы лечения и отказалась «участвовать в этой авантюре». Ее вера в целителей и знахарок оказалась настолько крепка, что дочка, папа и ее молодой человек отправились к онкологу без нее.

Бедная женщина любила своего ребенка, любила мужа. К несчастью, она не научилась проявлять свою любовь доступными для понимания способами. Секта служила для нее отдушиной, дарила утешение.

Мама не замечала той пропасти, которая разверзлась между близкими ей людьми. Превратилась в изгоя, и, когда захотела наладить отношения, стало уже слишком поздно.

7

Пока троица ехала сквозь мрак на электричке до Петербурга, врач собирался на работу. Покормив свою пятнистую, цвета топленого молока и пушистых сливок кошку (завел, чтобы не превратиться в сухаря окончательно), он вспомнил о Катерине. «Не придет, скорее всего», – подумал пожилой мужчина и тут же получил СМС на телефон: «Здравствуйте, Игорь Вадимович, это Катя из области. Мы едем».

– Вот и хорошо! – облегченно выдохнул доктор, погладив кошку. – Ну все, я пошел. Не скучай.

Кошка, красавица с янтарными глазами, присела на лапках и, удивленно всмотревшись ему в глаза, ткнулась в ладонь хозяина мокрым шершавым носом: «Приходи скорее, не задерживайся».

За время врачебной практики он понял многие вещи. Например, что между новостью о диагнозе и началом лечения часто имеется огромный разрыв, заполняющийся многочисленными опасениями. Работал Игорь Вадимович давно и понимал, что не каждый способен справиться со своими страхами, сомнениями и предубеждениями, вроде: «А вдруг не поможет?», «Что же скажут люди?», «Я уже покойник» и так далее.

Все это казалось несущественным для обывателей, которых не застал врасплох трудный диагноз. «Проверился да пошел лечиться, в чем проблема?» – говорили они, попросту не замечая препятствий. Пациенты же, наоборот, могли впадать в противоположную крайность и преувеличивать трудности. Но это все – лирика, оставим ее поэтам.

Четверть века Игорь работал в онкодиспансере на Ветеранов, 56. Больница была основана еще в 1946 году и была одним из лучших медицинских учреждений города.

Уже на подходе к диспансеру можно было почувствовать запах лекарств. Для одних он ассоциировался со смертью, для других означал выздоровление. Проходя мимо парковки для автомобилей и карет «скорой», Игорь Вадимович попадал в хорошо освещенный холл. Там гардероб, скамейки, на которых пациенты с выбритыми головами и точечками от капельниц на локтях надевали бахилы или ждали встреч с родственниками. Недалеко продавали халаты для студентов медицинского факультета. Затем пункт охраны с турникетом. По лестнице проходила группа интернов. «Наверное, в лабораторию», – подумал он, когда с ним поздоровался коллега-преподаватель.

Войдя в кабинет, разделся. Повесил пальто на вешалку, убрал вместе с уличной обувью в шкаф. Вскипятив себе чай взглянул на часы. На них 08:30. Накинул халат. Через несколько минут медсестра принесла карточки и истории болезни. Начался очередной рабочий день.

Сейчас – пациенты, у каждого из которых своя история. А кабинет и больничная палата – это лишь места, где пересекаются их судьбы. Он уже забыл, что увидит сегодня Катерину, как вдруг она постучалась.

– Войдите.

– Здравствуйте, Игорь Вадимович. К вам можно?

– Заходите, прошу, не стойте в дверях, – ответил он, скрывая радость от ее появления. Он не был из тех, кто делит шкуру неубитого медведя. Праздновать победу было рано. Жизнь не совершает остановок по требованию, а смерть не требует специального приглашения. Поэтому нужно работать.

На приеме больше всех нервничал отец. Не знал, как себя вести: начал с того, что у него есть деньги, поздоровался, а затем сел на кушетку. Денис и Катя сели напротив доктора. Девушка старалась сохранять спокойствие, но все же ерзала. Лицо выдавало ее напряжение.

Каждый задавал вопросы. Отца волновали сроки и стоимость лечения, требовал гарантий; Денис хотел знать, сможет ли его девушка иметь детей? Этот вопрос он задал Игорю Владимировичу тет-а-тет. Услышав, что сможет, облегченно вздохнул. Катя же беспокоилась о последствиях терапии и побочных эффектах от лекарств. В первую очередь спросила, сглотнув комок в горле:

– Я слышала, волосы выпадают, это правда?

– Вы очень правы, ко второй процедуре желательно хорошенько подстричься.

– Блин.

– Поправишься, и отрастут, – шепнул Денис.

– А тошнота, рвота?

– Она не всегда бывает, но легко снимается препаратами, я вам выпишу, они недорогие. Когда начнем лечение, питаться лучше небольшими порциями, за час или два до приема таблеток.

Врач не исключал, что после цикла «химии» придется сделать операцию, но не был уверен:

– Видите. – Игорь Вадимович показывал на снимок. – Опухоль небольшая. Поглядим, как будет реагировать на терапию.

Старания оказались не напрасны: опухоль уменьшилась в размерах, назначенные препараты стали уничтожать раковые клетки.

Опухоль оказалась побежденной.

8

Юлия Владимировна достаточно спокойно отнеслась к тому, что муж решил помочь дочери деньгами: все-таки это же его накопления. Дело было не в деньгах, а в оскорблении ее религиозных чувств.

Неприятный разговор состоялся после первой же его поездки на прием к Игорю Вадимовичу. Отец благодарил Бога, что Катя проводила тот злополучный вечер с Денисом.

– Мы могли отвести ее на сеанс к Отцу-Абсолюту! А вы поехали к этим медикам. Ты всегда относился к нашим групповым встречам как к секте: «если делать нечего, пусть общается, сектантка», – начала скандал супруга, упрекая мужа в недоверии.

– Прости, но я не могу относиться к этому иначе, когда на кону жизнь и здоровье нашей дочери, – ответил он, понимая, что чаша его терпения почти что переполнена.

– Открой интернет, почитай, сколько людей мрет от химиотерапии. Отец-Абсолют говорит, что это все – яд, а твоя вера…

– Знаю я, что твой абсолют говорит, каждый день это вижу! – крикнул Александр Иванович, окинув взглядом их спальню. Повсюду были расклеены распечатки планетарных систем, знаки Зодиака, записки о встречах.

«А, вот ты где…» – муж сорвал листок, приколотый к двери, и начал читать шестой пункт Заметки на полях: «Сегодня, когда Исторические события Квантового перехода уже стоят на пороге и от результатов поведения людей зависит уже не просто их Будущее, а Будущее всей Планетарной системы, Я просто вынужден сказать сразу всем жителям Планеты (и прежде всего участникам Движения), что Планета в который раз отдана в руки людей и если Пятая раса не сможет продемонстрировать ЕДИНСТВО в ДУХЕ, то судьба этих людей повторит судьбу всех предыдущих цивилизаций!»…

– Ах, ты еще издеваешься? Ну смотри, этого я тебе никогда не прощу, – прошипела ему жена. – Знаешь что, если Кати не станет, это будет на твоей совести. Маловерный! – бросила она ему в лицо оскорбление.

Этого отец стерпеть не мог. Еле сдержался, чтобы не ударить жену. Сказал в сердцах:

– Веры, говоришь, у меня мало, да? Не верю я в вашего Отца-Абсолюта, это да. Зато верю, что дочка поправится. – Александр Иванович смял листок с мурой и выкинул в раскрытую форточку.

Жена попыталась остановить, но было поздно: листок утонул в снежной темноте.

– Ты что делаешь?! Это же святое!

– Лучше бы Библию читала, – ответил он ей и, взяв подушку, отправился ночевать в другую комнату. В ту ночь он даже смог уснуть, попытавшись списать услышанные гадости на стресс, который испытывает супруга. Думал, что ей тоже тяжело.

9

Со временем та ссора забылась, спряталась за остатками прожитых дней, как вещичка, заваленная хламом на чердаке.

А когда Катя поправилась, Александр Иванович был вне себя от счастья: настолько, что не замечал очевидного – в то время как Денис с Катей стали еще ближе друг к другу, его собственный брак отказывался жить дальше.

Вскоре Денис сделал Кате предложение, от которого она не смогла (да и не хотела) отказываться. Разлом стал очевидным, когда молодые стали жить вместе, вопреки матери перебравшись в Петербург.

Глаза раскрыл не сразу, со временем. Не был готов признать: да, вчера (год, десять лет назад) было хорошо, но теперь – иначе. Ведь тогда придется принимать непростые решения, чтобы жить дальше.

Сначала отвлекался трудом, пропадал на работе. Перебивался халтурами: строил дачи тем, кого бедняки по привычке называли «новыми русскими». Ему, честно говоря, деньги были нужны мало: пожил, а побывать за границей, как просила его Катя, отказывался. Не то чтобы не хотел, стеснялся. После того, как дочка прошла лечение, стал тратить на себя меньше – бросил курить, побоявшись рака легких. Половину заработка он отправлял дочери на карту, еще часть отдавал жене. Немного в заначку – на рыбалку сходить, новые грузила купить, понтануться перед товарищами.

Иногда думал: «Так и проживем с ней дальше. Жили же, и ничего». Когда накрывало тоской, он находил поддержку в мыслях о дочери: Катя сделала правильный, пускай и непростой выбор, пошла на риск через боль и не прогадала.

Но ничто не проходит бесследно. Когда дочка перестала поддерживать отношения с мамой, он посчитал: все-таки что-то неправильно. Заметил, что стали бесить сектантские привычки жены. Она, в свою очередь, раздражалась, что муж не разделяет ее «увлечения». Раз за разом прокручивал в памяти тот зимний разговор. Фантазировал, что было бы, если Катя отказалась от лечения? А когда задался вопросом, «могла бы смерть дочери спасти их с Юлей брак?», жизнь ответила на его вопрос наглядно…

Летом следующего года Кати не стало. Она умерла ночью, во сне, рядом с любимым человеком. Спокойно и, как оба надеялись, без боли.

Врачи говорят, что причиной смерти стала аневризма. Лопнул сосуд, и нет человека, – объяснял Денис по телефону.

Попытки преодолеть горе от утраты вместе с супругой не увенчалась успехом, и прозрел: надо расходиться.

Было чуточку грустно, ведь эта женщина (когда-то веселая, спокойная, пробивная) подарила ему ребенка, которого они вместе растили. И вместе потеряли.

Ее фанатизм, считал Александр Иванович, он ведь от отчаяния. Видимо, для супруги он оказался единственным средством, чтобы приспособиться к невзгодам этого мира.

Силы расстаться появились спонтанно – однажды утром проснулся, взглянул на некогда родного ему человека, спящего рядом, и понял, что чувств не осталось. Точка.

Он не знал, можно ли сравнить возможность умереть от рака с разводом, но понял, что пора последовать примеру дочери – рискнуть. Он верил, решение будет правильным.

Ведь не выигрывает лишь тот, кто не ищет победы.

27.01.13 – 19.03.2017в Санкт-Петербурге.

III. Жизнь после смерти

Форман Уилсону:

– Терпеть боль ради тех, кто тебе дорог.…

Для чего еще мы живем?

«Доктор Хаус», 21 эпизод 8-го сезона.

Одна из квартир шестиэтажного дома, холодное утро. Холодней, чем все предыдущие, несмотря на то, что уже прошла первая половина лета. И дело, если честно, даже не в погоде. Каждое утро холодней предыдущего, когда они идут к своей дочери на могилу. Да, ее родители, муж и жена. Да, к своей мертвой дочери, мать и отец. В комнате приоткрыто окно, и от легкого утреннего ветерка супруг заворочался. Проснувшись, пошел на кухню, вскипятить себе чай. Восемь утра. Каждое утро до ужаса, до тошноты похоже на предыдущее с тех самых пор, как ее не стало. С тех пор, как она умерла, каждый новый день – пытка.

Жизнь его замерла, а брак превратился в топь, из которой он не находил ни сил, ни смысла выбраться. Буксовал.

Душа Александра Ивановича, казалось, была стянута жгутами, не дающими продохнуть. Все эти четыре года после ее смерти он не забывал о ней ни на секунду. Все эти четыре года, после ее ухода. «Смерть» – само это слово он ненавидел.

Каждое утро он просыпался и надеялся, что она живая и невредимая, что все только приснилось и ничего плохого с ней не происходило в реальности, – он восставал против конечности человеческого бытия, потому что его дочь такого конца не заслуживала. Может, все дело в том, что он был плохим, невнимательным отцом для своего ребенка, а теперь сожалеет об этом, когда уже поздно что-либо исправить?

Еще и спина болит… Отличное начало нового дня.

«Шло бы все к черту! Доченька, прости меня. Я очень по тебе скучаю. Если ты где-то существуешь и как-нибудь меня слышишь, то знай, что я люблю тебя и всегда любил. Просто из меня вышел плохой батька. Что я мог сделать иначе, когда ты была жива? Не знаю… Или все, или ничего». – Чайник вскипел, мужчина достал кружку, кинул две ложки сахара, положил в кружку чайный пакетик и залил все кипятком.

Порой сознание его прояснялось, становилось видно, что он винит себя зазря, внутренние путы ослабевали.

– Сложно говорить, когда тебя уже не вернуть, но почему, почему доходит слишком поздно: у нас есть намного больше для счастья, чем видно в паутине собственных проблем?

От возни на кухне мама девочки проснулась. Сон улетучился, словно его и не было. Женщина открыла глаза и некоторое время смотрела в потолок. Перед глазами опять – постылая действительность. Вероятно, она – эта самая действительность – и без того была не слишком радостной, но когда теряешь собственного ребенка… Такое ни с чем не спутать…

– Чего ты там шепчешься? – спросила она мужа, почесывая коленку под одеялом.

– Так, мысли вслух…

– Как ты спал? – После смерти своего единственного ребенка супружеская пара остерегалась говорить что-то дежурное типа «Доброе утро» – уж очень это казалось глупым и неприемлемым.

– Нормально, Юль. Кушать будешь? Чайник нагрелся.

– Да, немного надо. Саша, сегодня идем?

– Пойдем… Чего ж не пойти…

Жена встала с кровати, босиком дошла до окна, которое всю ночь было открыто, и остановилась, будто в ступоре: сегодня ровно четыре года с того самого момента, как врачебная ошибка отправила Катеньку на тот свет.

Да, недоработали. Не может быть, чтобы они победили рак, а потом… Сначала мать обвиняла врачей, затем скандалила с мужем – не верила, что во всем виновата какая-то аневризма.

На одной из встреч сторонников учения Отца-Абсолюта соратница поддержала:

– Что поделаешь… Помнишь же, как говорят.

– Как? – спросила Юлия Владимировна, смущаясь.

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Значит, судьба.

«Бог мой, в чем же мораль этой трагедии? Но даже если так, почему на душе до сих пор тяжело?» – размышляла она, глядя во двор. Наступало погожее летнее утро – жизнь за окном их двухкомнатной квартиры, будто бы в насмешку, не соответствовала состоянию тоски и уныния, в которое мать погрузилась, как рыба в воду, не успев толком проснуться.

Облокотившись на подоконник и выглянув из окна, Юля посмотрела по сторонам. Как и всегда, глаза ее в первую очередь наткнулись на сосны: за леском, если вы знаете эти места, можно найти озеро, в котором раньше водилась рыба, купаются ребята. Женщина с грустной улыбкой наблюдала, как паренек в шортах и майке садился на свой велик, оставленный у дерева, – заходил за сигаретами в ларек. И вот он уже несется догонять остальных, воинственно улюлюкая, – так, что только песок из-под колес тонкой полоской да слышно, как хрустят камешки, разлетаясь в разные стороны. Прямо напротив нее детская площадка, на скамейке возле которой алкаш пьет очередную бутылку пива.

– Здравствуй, Юлечка! – сказал ей дедок, встретившись с ней глазами.

– Привет, дядя Вова… – ответила она через силу.

Мужик собирался спросить что-то еще, но она его опередила, закрыв окно.

– Все в порядке? – обратился к ней Саша.

– Да, просто… зябко.

Что дальше? Сегодня суббота, и скоро они пойдут к ней на кладбище. Проведать ее фотографию на гранитном камне, поплакать около надгробия. Постоять возле Катиной могилы, а потом, чуть успокоив душу, вернуться домой. «Время ничего не заживляет», – думала она устало. – «Если бы Катенька умерла своей смертью, было бы легче», – размышляла женщина, не понимая, что смерть и так у каждого своя.

«Почему она ушла из жизни так рано? Двадцать один – смешной возраст». Один вопрос влек за собой множество других, и все они одинаково напоминали о произошедшем. Но порой воспоминания – это все, что у нас есть. Лишиться их означало похоронить свою доченьку вновь, только уже навсегда. Чего-чего, а этого Юлия Владимировна позволить себе не могла: она считала, что экс-мам не бывает.

Да, может, за долгих четыре года правильней было бы смириться с тем, что уже случилось, пойти дальше, зажить по новой, но женщина предпочла себе роль мученицы. В страдании, оплакивая свою мертвую девочку, она находила смысл своей жизни. Не желая понять, что это уже не жизнь, а скорее доживание.

В детстве Катя была очень послушной, просто золотой девчушкой. Всю свою такую короткую жизнь она была доброй. Жизнерадостная и приветливая ко всем, Катенька даже не успела закончить институт. Мир лишился талантливой журналистки…

С годами произошедшее удалось переосмыслить, подравнять. Оглядываясь назад, например, Юлия Владимировна стыдилась того, что невзлюбила Дениса. Теперь она понимала почему – ревновала. Боялась отпустить повзрослевшую дочку (вдруг упорхнет и не вернется, кого тогда винить, кроме себя?) и потеряла ребенка навсегда. Несколько лет спустя она думала совсем иначе: