Легенда об Усену. Цикл «Усену». Книга третья. Том 2

– Они не чужие! – коротко ответила на этот Ита, и пристально взглянула на Шуаша, а тот на своих друзей.

Не получив однозначного ответа, он прошептал Хое:

– Порой я не знаю, кто из нас вожак?! – приблизился он к Виште и громко молвил, чтобы было слышно всем присутствующим:

– Мы рады принять вас в гости!

После чего чуть поклонившись, он пропустил Вишту и ее четверых волков чуть вперед. А сам с друзьями последовал следом за ними. Впереди незнакомцев шли больше десятка волков, то и дело бросающих недоверчивые взгляды на них через плечо.

– Теперь понятно… – начал Хое, решив скрасить эти тяжкие напряженные минуты пути разговором.

– Что именно?

– Как они нас нашли, – подмигнул Хое Шуашу, указывая на Вихшу, Иту и Таоха, который заметив и услышав про упрек, подскочил ближе и молвил:

– Я просто не мог отказать ей!

– Вихша у меня такая…

– Нет, я про Иту, это она первая забила тревогу. Только благодаря ей мы подоспели вовремя.

– Да-а-а, – протянул Шуаш, бросил на Иту, идущую с Вихшей рядышком, дружелюбные взгляды.

– Что бы мы без нее делали? – подметил Хое, так невзначай.

Но он и не заметил, что их разговор слушала Вишта и ее волки.

– Вихша? – подскочил так между делом к волчице вожак. – Спасибо тебе. И тебе Ита!

– И не подлизывайся, дома тебя ждет наказание.

– О нет, Вихша, посиди лучше с ним ты!

– Шуаш, ты его отец!

– Да, но мы не очень-то…

– Брось ты это! Он – твоя кровь и плоть! – сделала паузу Вихша. – Конечно, если ты больше предпочитаешь бегать из стаи со своими друзьями ради забавы, то конечно…

– Дорогая не начинай… Я же извинился!

– Не верю! – демонстративно остановилась она.

– Неужели ты и вправду не пошла на мои поиски, если бы не Ита?

– Конечно… – хотела было ответить Вихша, но Шуаш состроил симпатичную, жалобную мордашку и заскулил.

– И ты бы оставила меня одного? – заморгал он глазами, и не успела Вихша ответить, как он, сорвал зубами ранний одуванчик и передал его ей:

– Прости, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю!

– Это не оправдание.

– Знаю! – ткнул он ее в нос, после чего та растаяла и упала в его объятия.

– При всем моем уважении, скажу, что он хитрец. Мою, вот такими фокусами, не возьмешь. Ох, и перепадет мне от нее, – заметил с улыбкой Хое, продолжая путь рядом с Итой и Таохом, одним глазом поглядывая на Шуаша и Вихшу.

– Твоя избранница поймет, если скажешь, что ты помогал другу справиться с грустью, – с хитринкой на устах молвила Ита, чем вновь заслужила чуть заметное шевеление устами Вишты в их сторону.

– В моей Илле я не сомневаюсь, она добрая душа! Но я про Лиру.

– У-у-у, – протянул Таох. – Полечу-ка я подобру-поздорову, а то твоя дочурка, вечно хочет меня ощипать, чтобы увидеть, каков я лысый!

– Ха-ха-ха! – засмеялся Хое.

– Вам смешно, а я половины перьев лишился по ее вине, только за последний месяц!

– Лети уже, а то и я загорюсь подобным желанием!

– Ну вот как всегда… Сделай доброе дело, а в ответ угрозы! – взмахнул крыльями орел.

– Спасибо, Таох, – молвила Ита.

– Всегда, пожалуйста! – ответил орел, и взмыл в воздух под высунутый язык Хое, которым порой дразнил орла.

– Лысый орел, вот умора, – не успокаивался Хое.

– Это семейное – дочка, вылитая отец! – тихо буркнул Таох уже в небе, взлетая все выше и выше, следуя впереди волков, указывая им, кратчайший путь домой, в родную стаю, где их уже давно заждались…

Не усидев на месте, вырвавшись из-под присмотра няньки, растолкав всех взрослых волков, собравшихся в одном месте, для встречи своих, и неких чужаков, навстречу к ним побежал со всех лапок совсем еще молодой волчонок. Не обращая внимания на оклики за спиной, он с радостным:

– Па-па, папа, ты вернулся! – кинулся к своему отцу – Шуашу.

– Конечно сынок, разве я мог бросить тебя?! – мягко отвечал Шуаш, крепко обнимая сына у всех на глазах, как своих, так и чужих.

Растрогавшись, отец поднял взор на Вихшу и встретил взгляд с укоризной, намекающей на гостей. Тут же Шуаш отстранил сына и уже твердо молвил:

– Но все же тебе не стоило убегать от сородичей, – после чего выпрямился, напустил на себя холодный вид, и продолжил путь.

– Но, папа? – протянул сын.

– Позже Аяр, позже, – бросил он, оставив сына немного расстроенным, чей печальный взгляд поймала Вишта, прекрасно понимая, что он сейчас чувствует.

– Так вы говорите, что уже были здесь? – начал разговор Шуаш, подойдя к Виште, немного успокоившись, через спину услышав, как Хое занялся его сыном, ведя его рядышком.

– Не здесь, это было далеко, на юге от озера, – ответила спокойно Вишта, вместе с остальными заходя в разомкнувшийся строй волков.

– Вы говорите, что ваши и наши отцы некогда были вместе?

– Это правда, до того, как Ваох, разобщил нас, разделил на две половины, и изгнал нас из своих земель.

– Ваоха мы не знали, – вступила в разговор Вихша. – А вот с его сыном знакомы очень хорошо!

– Что сталось с тем и с другим?

– Ваох погиб на охоте, еще когда мы были детьми, а его сын Сиваох… – начала было Вихша, но вдруг резко осеклась, взглянув на Шуаша, которого при упоминании имени Сиваох, передернуло и бросило в дрожь.

– Он был моим другом, – нарушил тишину Шуаш, говоря немного дрожащим голосом. – Но затем испортился… И погиб… – закончил он, и по его бегающим глазам, Вишта поняла, что все было не так просто, как ей рассказали.

– Изгнали?! – встрянул Хое. – Это нам знакомо, Сиваох как-то поступил с нами также!

– Хое! – одернул его Шуаш.

– А что? И представьте, все из-за нее! – указал он на Иту. – Мы не захотели ее убивать…

– Точнее, я за нее заступилась, – перебила его Вихша.

– Хое, Вихша! – перебил их Шуаш, пристально взглянув на них обоих, упрекающим взглядом.

– Изгнали, говорите? – снова обратился к старой волчице Шуаш.

– Да, мы вынуждены были уйти дальше на запад, за озеро. И все эти годы жизнь становилась все тяжелее: то засуха, то наводнения, оскудения пищи – все это в конец ослабило нас. А когда половина стаи померла от неизвестной болезни, мы решили попытаться вернуться, чтобы начать все заново.

– А где, прошу прощения ваша стая? – вновь спросил Хое.

– Здесь все, кто выжил, – ответила Вишта и пошла вперед, а Шуаш, Вихша и Хое замерли на месте, с открытыми пастями, не веря своим ушам и глазам. Молчание и тишину нарушил Таох, приземлившийся рядышком.

– Таох! – тут же очнулся Шуаш.

– Займись детьми!

– Чуть, что, так сразу я?! – буркнул недовольно орел.

– Пожалуй, я ему помогу, – молвил Хое, увидев свою дочку, к которой подбежал сын Шуаша сразу же после того, как они достигли стаи, и которая не торопилась его встречать.

Приблизившись к детям, Хое взглянул на Таоха, тот все понял и отвел Аяра в сторонку.

– Привет, Лира, – молвил он, но ответа не последовало.

– Привет Лирунчик!

– Не называй меня так! – буркнула дочка в ответ.

Она была ровесницей Аяра, но с виду немного серьезнее.

– А как тебя называть?

– Ни как!

– Ну ладно тебе, дочка, хватит дуться. Ну извини, сглупил. Просто мы с Шуашем подурачились, вот и все!

– Вот и все?! – повернулась к нему Лира. – А ты о маме подумал?! Нет! Вот именно. Только представь: мы просыпаемся, а тебя нет. Если тебе все равно на меня, так маму пожалел бы! – выложила все как есть Лира, так горячо, чувственно, что даже глаза ее засверкали от проступивших слез. И, не желая ничего слушать, она махнула лапкой и убежала прочь к своей маме.

– Лира, постой, ведь я… – проводил ее взглядом Хое.

Увидев свою любимую, обнимающую расплакавшуюся дочку, он тяжело вздохнул, опустив голову иподошел к ним.

– Лира, Илля, простите, я не хотел… – начал было он, но дочка не могла слышать виноватый голос отца и решила вновь убежать.

– Но я… – протянул Хое, вновь провожая дочь взглядом.

– Не кори себя. Я успокою ее, – встала на лапы Илля, которая была меньше, стройнее всех волчиц в стае, отличалась кротким нравом, нежностью, заботой и, не смотря на сломанную переднюю лапку, была грациозна, хотя и хромала с самого детства.

Оставаясь всегда «темной лошадкой», она была крайне благодарна Хое за любовь, и отвечала тем же.

– Но в отличие от нее, дочь пошла в тебя, – философски молвил Таох, оставив Аяра, бросившегося за Лирой.

Видя в таком состоянии друг, он подошел к нему и решил поддержать.

– Неужели я так плох, как отец? – спросил Хое орла, провожая взглядом свою любимую, которую ему, как некогда, стало жалко, и стыдно за себя.

– Будущее рассудит… – начал философски орел, но крики со стороны Шуаша и Вихты отвлекли обоих…

– Раз вы были вожаком стаи, – начал Шуаш, приглашая ее и волков, устраиваться поудобнее в центре стаи, где они и остановились, легли и стали отдыхать с пути. – Наши старейшины должны были узнать вас?

– Они все как один были за Ваоха, на их совести лежит наше изгнание. Они не признают нас, боясь, что я узнаю их.

– Раз дело обстоит так, думаю, никто не будет против, если вы воссоединитесь с нами, правда Шуаш?! – взяла слово Вихша.

– Нет! – сказала, как отрезала Вишта.

– Почему, нет? Вы заслуживаете этого! – вмешалась в разговор Ита, про присутствие которой на время все забыли, так как она была безмолвна.

– Воссоединение на словах мало что даст! Найдется тот, кто вновь замутит воду! А мы вовсе не хотим стать причиной нового раздора, – пояснила волчица, опустив взгляд на Иту, устроившуюся рядышком с Вихшей.

– О чем вы говорите? Времена Ваохов кончились! Верно, Шуаш?

– Должна признаться, отправляясь в этот путь, я прекрасно понимала, что это дорога в один конец… И была крайне удивлена атмосферой, царившей между вами в стае. А наличие в ней не только волков, говорит о мудрости вожака. Ведь у меня самой некогда был советник не из рода волков. Но не в этом суть…

– А в чем?

– Я пожила достаточно, чтобы понять, что хорошие времена всегда сменяются плохими. Сейчас, ваша стая полна мира, как и моя некогда, но ошибка, всего одна, стоила нам… – осеклась волчица и ее голос дрогнул.

– Мой сын погиб, и стая осиротела. Я не желаю, чтобы это повторилось с вами.

– Как? – вытянул шею Шуаш.

– Твой сын любит вас, я это вижу, но он еще совсем юн.

– На что вы намекаете?

– Вихша, ему будет куда безопаснее, если рядом будет та, о чье плечо он сможет опереться в трудную минуту, кто не покинет его и позаботиться о нем.

– А я на что? – встрял в разговор двух волчиц Шуаш, не понимая, к чему клонит старая волчица.

– Шуаш, ты должен признать, что волчата растут быстро, и не успеешь и глазом моргнуть, как твой сын станет мужчиной и ему понадобиться сильная волчица, способная дать хорошее потомство.

– Постойте, о чем вы здесь толкуете? – возмутилась Вихша.

– Я лишь предлагаю Бари, самую молодую из нас, в качестве избранницы вашему сыну, – одна из волчиц привстала и поклонилась Шуашу и Вихше, у которых от удивления челюсть отвалилась.

– Но… но… – замялся Шуаш.

– Да, она взрослее вашего сына, но она в прошлом году выкормила барсенка одной барсихи без молока. Скажу вам, не каждая мать способна на такое…

– Исключено! – ответил Шуаш, вскочив с места.

– Не успели прийти, как уже диктуете, как нам жить! Пока мы есть у него, нам решать, как жить Аяру! – закричала Вихша.

– Простите, если обидела. Но я бы никогда не посмела и подумать, что смогу заменить другим родителей. Я не завела бы разговора об этом, если не близость человека к вашим территориям.

– Люди, они рядом?

– Ближе, чем вы думаете. И судя по вам, я понимаю, стае не впервой встречаться с ними.

– Мне все равно Шуаш, люди, или нет, я не позволю!

– Да постой ты, дай Вишту выслушать, – схватил ее за плечо Шуаш, и заглянул ей в глаза.

– Мой сын погиб от их рук. И видя вашего, мне не хочется повторения событий, – молвила Вишта.

На что Вихша вырвалась из лап Шуаша и быстрым шагом ушла прочь. Не зная, как поступить и что ответить, Шуаш обратился за помощью к той, кто ни разу его не подводила и всегда выручала их – к Ите.

– Союз между твоим сыном и их дочерью, укрепит и обеспечить будущее стаи, но все же решать Аяру, – ответила кротко Ита.

– Ты как всегда права, Ита! – поклонился он ей.

– Я сейчас же ему все поясню. Извините меня, я скоро, – удалился Шуаш.

К ним подошли Хое и Таох.

– Куда это он и что за крики? – спросил он Иту.

– Вишта сватает Аяру волчицу! – коротко ответила Ита, на что Хое немного скукожившись, оглядев всех ненароком, и не найдя среди них моложе себя хотя бы на пару лет, выдавил из себя:

– И что на это сказал Шуаш?

– Он подумает, – молвила Вишта.

На что Хое чуть обернувшись к Таоху прошептал:

– А я думал, я плохой отец…

– Лира, Лира, – осторожно подошел к ней Аяр, видя, как та прячет от всех мордочку, и явно плачет.

– Почему ты плачешь? – спросил он совершенно наивно по-детски, сев рядышком и наклонив к ней мордочку.

– Я?! С чего ты это взял? – утирая нос, повернулась к нему лицом девочка, но при этом скрывая глаза.

– Просто я видел… – начал было Аяр, но Лира перебила его:

– Не бери в голову Аяр. Немного повздорила с отцом, не более. А вот ты оказался молодцом.

– Ты про что?

– Ты правильно сделал, что бросился встречать отца.

– Но это же ты мне помогла.

– Да ладно тебе, я лишь отвлекла маму, и дала возможность тебе…

– Мне кажется, он не слишком этому обрадовался.

– Не говори так, он был рад, просто ему тяжело при всех.

– Порой, мне кажется, он не очень любит меня, и… – опечаленно молвил Аяр своим мягким, детским голосом.

– Ему не хватает времени на тебя, он вечно занят, а когда свободен, ты оказываешься ему ненужным, – быстро закончила Лира мысль Аяра, на что тот удивленно на нее взглянул.

– Точно! Откуда ты знаешь?

– Ты сам только что сказал.

– Ну да, верно.

– А вот и твой отец! – молвила Лира через спину друга, увидев Шуаша чем-то взволнованного, бегущего сюда, и остановившегося не добежав до них шагов двадцать.

– Иди к нему, – препроводила она Аяра, а сама повернулась боком, но при этом держа ушки на макушке.

– Папа, ты что-то хотел? – подбежал к Шуашу его сын, а тот, не зная с чего начать, начал отдаленно:

– Сынок, ты знаешь, кто я?

– Ты мой папа! – ответил быстро Аяр.

– Нет, я про другое, про статус…

– Ты вожак нашей стаи!

– Вот именно, а ты – мой сын! И тебе однажды придется встать на мое место, и быть вожаком.

– Но как же ты?

– Все может случиться, я могу заболеть и мне понадобиться твоя помощь.

– Я готов!

– Хорошо сынок! Но для этого ты должен многому научиться и многое понять.

– Я готов!

– Вот и замечательно, с завтрашнего дня начнем. А пока, ты должен знать, что быть вожаком это не только моя работа, не только честь и ответственность, но и самопожертвование…

– Это как?

– Во время учения, ты должен отбросить свои интересы и желания на второй план и полностью отдаться этому.

– Не пойму.

– Ну как бы тебе объяснить… Ну вот, например, Лира, ты с ней дружишь, верно?

– Да, мы лучшие друзья.

– Ответ не верный. Отныне, я – твой отец, учитель и твой друг, и ты должен меня слушаться.

– Ты этого хочешь? – попытался оглянуться на Лиру Аяр, но Шуаш повернул его голову к себе, и пристально взглянув сыну в глаза, твердо молвил:

– Если хочешь повзрослеть и стать вожаком стаи, ты должен проститься с детством.

– И с Лирой?! – протяжно и жалобно спросил Аяр.

– Сынок, в стае назревают перемены. И ты должен быть готов ко всему.

– Но я…

– Нет Аяр, никаких – но!

– Можно, хотя бы попрощаться?

– Только быстро! – бросил Шуаш, увидев приближение Вихши и Хое.

– Шуаш, что ты делаешь? – спросил тихо Хое, приблизившись к нему, наблюдая за Аяром и Лирой.

– Неужели ты все ему рассказал?! Он еще мал для подобного, – немного успокоившись, молвила Вихша.

– Пусть это всего лишь предложение Вишты, но мы должны признать, что мой сын будущий вожак.

– Не обязательно! – вставил Хое.

– Нет, так хочу я! Но для этого, он должен перестать быть сопливым ребенком, вечно ноющим по любому поводу…

– Лира, я… – подошел к ней Аяр.

– Не утруждайся, я все слышала.

– Правда, тогда ты знаешь, что теперь я буду как никогда близок с отцом.

– Конечно! – буркнула недовольно Лира.

– Разве не этого мы добивались?

– Конечно этого, но не ценой дружбы.

– Мы будем дружить, просто встречаться будем реже.

– Конечно, мой друг, прости. Идем, я тебя провожу, – молвила хитро Лира, провожая Аяра к отцу, а ее глаза недобро сверкнули, так как до ее слуха долетел разговор их родителей.

– Он еще ребенок, что ты от него хочешь? – повысила голос Вихша, повернувшись к Шуашу лицом.

– Как и любой отец, я хочу, чтобы сын не повторял ошибки родителей.

– И поэтому ты хочешь лишить его друзей и отдать первой встречной?!

– Нет, он должен понять, что для того, чтобы быть во главе, надо жертвовать…

– Собой, друзьями?! Послушай себя, у тебя синдром Сиваоха.

– Не вспоминай о нем!

– Ребята, – вмешался Хое, но его и слушать не хотели.

– Почему?! Ой, прости, ведь, ты не любишь вспоминать прошлое. Он был твоим другом…

– У меня не было выбора!

– Не спорю, но теперь ты боишься, что у твоего сына появятся друзья, которые смогут предать его, и ему придется поступить так же, как и тебе тогда, а именно… – все громче и громче кричала Вихша.

– Ребята! – перебил ее на полуслове Хое, вскочив между ними.

– Мы не одни, – тихо продолжил он, указывая на Лиру и Аяра, которые все прекрасно слышали.

– Все сынок, ты готов? – тут же подошел к нему Шуаш.

– Нет, папа, мне не нужно все это.

– Не говори пустяков, идем! – стал утягивать за собой сына Шуаш.

– Ли-ра-а-а! – прокричал Аяр, вытягивая к ней лапы.

Тоже хотела сделать и она, но Шуаш недобро взглянул на нее и бросил:

– Не смей!

– Шуаш, как ты смеешь угрожать моей дочери? – заступился за Лиру Хое, загораживая ее собой.

– Папа, я сама!

– Нет Лира, это дела взрослых.

– Ступай Хое, займись ее воспитанием, пока не стало поздно.

– На что ты намекаешь?

– На то самое!

– Что-о-о?! – закричал Хое.

Они разодрались бы, если бы Вихша и Илля, подоспевшие вовремя не остудили горячий нрав своих любимых.

– Хое!

– Шуаш!

Одернули их волчицы, встав, каждая у своего.

– Мы уходим, Аяр. Идем. Ты еще скажешь мне спасибо.

– Идем Лира домой, тебе незачем иметь таких друзей.

И оба отца увели своих чад по разные стороны стаи. Шуаш в центр, а Хое на окраину.

– Прости, – извинилась Вихша перед Иллей.

Она, как и подруга, была весьма встревожена странным поведением своего спутника жизни.

– И ты меня, – ответила тем же Илля, и обе волчицы пошли вслед своим любимым с ощущением грядущих неприятностей, тревог и бед.

III «Я просто – дурак!»

«Нет ничего хуже, чем идти одному по пути жизни, при этом чувствуя себя ущербным, никому не нужным и что еще хуже – ненавидящим самого себя. Ты запросто бы мог не слушать злые языки окружающих, которые по своим корыстным причинам клеймят тебя в том или ином вполне незначительном поступке. Правду говорят: «Собака лает – ветер относит».

Но что-то в тебе не дает возможности не обращать внимания на злые языки. И ты, как и прежде, пляшешь под их дудку, не понимая, что больше вреда, наносишь, прежде всего, самому себе. Ты начинаешь не просто не любить себя – а воспылаешь ненавистью к себе, как к личности и члену общества. Тебя обуревает злость, вначале на друзей. Затем гнев переходит на самого себя. Ты недоволен каждой клеточкой своего тела и каждое расстройство организма, воспринимаешь, как доказательство своей немощности и беспомощности.

Не любить себя – худшее из зол. Ненавидеть себя – приближать к могиле.

Ты так сильно поглощен этой ложью, что попросту не замечаешь, как твое угнетенное состояние, радует до самых низменных глубин души, если она у них еще есть, и не исказилась, тех, кто упрекает тебя. И кто вечно цепляются и насмехаются в обход тебе. До слуха долетает лишь часть их ядовитых слов, ведь они ни за что не осмеливаются сказать это тебе в лицо, и пусть гавкают, но прекрасно понимают, что неправы. Но всякий раз, повторяя свои слова, они пытаются уверить всех окружающих в их правоте, подсознательно пытаясь подчинить и слушающих своей злой воле.

Лишь те, кто знает цену истины, могут даже, когда все кричат – виновен – увидеть правду и не сбиться с истины. Да, таких людей мало, но все же они есть. И я каждому желаю, чтобы в своей жизни вы повстречали такого человека, и он стал вашим другом»

Посвящается Татьяне

В подобной ситуации самобичевания, уничижения и гнева на себя, на свою судьбу и жизнь, на все и вся, оказался наш Шусик. Он до такой степени перестал заботиться о себе, отчего весь его мех покрылся слоем пыли и грязи. По цвету и серому оттенку, он стал походить больше на бездомного уличного кота, чем на гордого обитателя высокогорий. Сквозь грязь и пыль, свисавшую клочьями с его шерсти, виднелись многочисленные ушибы, порезы, колотые и режущие раны, которые он успел получить за время своего одинокого странствия. Его исхудалые бока впали, виднелись ребра, что говорило о продолжительной голодовке. Муке, на которую он обрек себя сам, в надежде доказать, что он способен обуять свои инстинкты и порывы брюха.

Не знаю с чего он все это взял, но возможно, причиной тому были разворошенные воспоминания из прошлого, слова и укоры тех, кого он знал прежде и чьи упреки обрели новую силу, спустя время, умножившись десятикратно.

Волоча хвост за собой по земле, шаткой, изможденной походкой, смотря вперед пустым взглядом своих серых, погасших глаз, он в целом представлял собой ужасную картину того, кто поставил мнение других, пусть и ошибочное, выше своего. Позволил им диктовать: что ему делать, как жить, что есть и пить, чем и когда дышать – всем тем, кто по своей натуре ничтожны, но мнят себя выше остальных.

Крутя в своей голове, подобные мысли, делая себе еще хуже, ведь все наши болезни и проблемы всегда берут начало в нашем сознании и именно его пытаются подчинить злыдни, Шусик не шел вперед, а еле волочил лапы, почти не отрывая их от земли. Если на пути встречались преграды, он пересекал их, нередко калеча и раня себя. А порой и вовсе останавливался, и, стиснув зубы, ударял лапой изо всех сил по стволу дерева, затем закатывал глаза, сдерживая боль и глухо рыча. После вновь продолжал путь, неведомо куда, потеряв смысл и цель в жизни.

Печальное зрелище, убитого не горем, а чужими устами, совсем еще молодого барса, полного сил и молодости. И чтобы ему не радоваться жизни и бегать по горам?! Нет – вместо этого, он оказался неведомо где, да еще и под проливным дождем, не первым этим ранним летом, но сильным и продолжительнее предыдущего. Ко всему прочему, сопровождающимся сильным громом и слепящими глаза молниями.

Не утруждая себя в поисках укрытия от прохладного, пронизывающего до костей дождя, льющего свою влагу на протяжении всего дня без остановки и отдыха, хлюпая по лужам, утопая в сырой земле, чуть ли не по брюхо, Шусик шел понуро.

Было еще светло. А когда тучи сгустились, и стало совсем темно, он остановился. Не думая укрыться от дождя, под каким-нибудь деревом, барсенок лег прямо посреди луж и грязи. Но только сверкнула молния и озарила все в округе, как Шусик увидел свое отражение в луже. Поворотив нос, он отвернулся от него прочь, со злостью шлепнув по луже лапой. Отчего грязь разлетелась по сторонам, в том числе и прикрыла ему один глаз. Не спеша смыть ее, он, свернувшись в комочек, устроился поудобнее, насколько это позволяла обстановка. Еще долго он не смыкал глаз, дрожа от порывов ветра, вздрагивая от дождя и раскатов грома и вспышек молний. В голове кружилась одна единственная мысль: «Неужели они правы?»

Непроглядная холодная пелена ночи и одиночества опутала Шусика с головою. Ночь, обычно быстро заканчивающаяся при глубоком сне, оказалась для него целой вечностью, за которую он не смог отыскать ни единого ответа и даже наоборот появлялись все новые и новые вопросы и сомнения. Все вместе, они наваливались на барсенка, сжимали, давили, притесняли, унижали и вызывали чувство глубокого отвращения, как ко всему, так и к себе. Казалось ничто не способно вывести его из этого унылого состояния, полной апатии и себя ненавистничества.

К тому же после того, как дождь закончился посреди ночи, и подул сильный прохладный ветер, на Шусика налетела целая стая комаров, которые нещадно принялись кусать его, пуще прежнего. Не в силах даже отмахнуться от них хвостом, все, что ему оставалось, это хаотично вздрагивать, при каждом новом укусе. Если бы не скорый приход утра, они бы точно сожрали барса живьем.