Волею богов

– Что слышно о Теототецине?

– Ничего. Его искали везде. Старый койот провалился, как сквозь землю. Наверняка ушёл по какому-нибудь тайному ходу, проделанному для жрецов. Хотя говорят, будто он может летать. Чую, его уже нет в городе.

– Он и сообщил о нас, а мы не смогли перехватить, – с досадой произнёс Уэмак, до боли сжав кулаки, – всё кончено, Косицтекацин. Я втянул вас в это дело и не смог защитить. Я потерял своё сердце. Расплата неминуема.

Командир воинов-ягуаров молчал, не зная, то ли воодушевить друга, то ли согласиться с неумолимой правдой.

– Послушай, Уэмацин, мы ещё сможем защищаться. Наши отряды контролируют город. Заделаем ворота и будем оборонять стены. Они понесут большие потери при осаде. Прорвутся в город – станем защищать дворец, он же построен, как крепость. Многие жрецы за нас. Спроси Истаккальцина, он должен что-нибудь придумать. Боги не оставят нас после стольких сердец, которые мы положили на их алтари. Титлакауан[11] знает, кто проводил дни в походах и проливал кровь во имя него, а кто отсиживался во дворце, обмахиваясь веером из перьев. Там, где окрашиваются дротики, там, где окрашиваются щиты, раскрываются цветы Дарителя Жизни, – нараспев произнёс воин-ягуар строки известного стихотворения. – А ещё ты сам знаешь цену обещаниям Акамилли. Сейчас он договаривается о мире с Кецалькойотлем, а завтра не преминёт ударить в спину. У людей из Амоштонцинко нет чести. Посему нам не стоит сдаваться. Никому не ведомы замыслы Дарителя Жизни. Нам следует посмотреть, как всё повернётся, говорить о поражении слишком рано.

– Возможно, ты и прав, Косицтекацин. В любом случае мы не сдадимся. Действительно, сильный Ойаменауак не в интересах Акамилли. Он сам или с помощью союзников сделает всё, лишь бы подогревать смуту и ослабить нашу страну. Что же касается обороны города, то мы-то будем защищаться. Но не случится ли так, что сами жители принесут Кецалькойотлю мою голову? Мы не можем надеяться на их поддержку. Нам следует относиться к каждому, как к врагу. – Уэмак вовсе не воспрянул духом, но в неминуемую гибель никак не хотелось верить. Косицтекатль только тяжело вздохнул в ответ. Он сам испытывал те же чувства и осознавал: никто не в силах предугадать будущее.

– Тогда сделаем так, – продолжил Уэмак. – Созови всех. Сегодня мы проведём наш первый государственный совет здесь, во дворце. Нам нужно вместе решить, как поступить.

– Хорошо. Помни, Уэмак. Даже если они решат сдаться, если захотят купить жизнь и свободу ценой твоей головы, я останусь с тобой и буду драться, пока не упаду мёртвым, пока не захлебнусь в собственной крови. Пусть я умру, но точно отправлю к солнцу столько предателей, сколько смогу, и даже больше. Всё равно нам всем навеки идти в его дом. На земле остается от нас только слово, лишь песня. – Одобрительно кивнув, Косицтекатль удалился, а царевич остался один, прислушиваясь к голосу своего сердца.

Солнце начало опускаться за горные пики – смеркалось в тех краях быстро. Тени от массивных резных колонн становились длиннее. Лёгкий убаюкивающий ветерок трепал длинные тонкие перья на голове Уэмака, полностью погрузившегося в себя в тишине пустого дворца. Внезапно негромкий звук вывел царевича из забытья. Перед ним стоял Истаккальцин, Господин Белого Чертога, верховный жрец Тескатлипоки[12], высокий худощавый мужчина лет двадцати пяти. Всё его тело покрывала чёрная краска, голову украшал плюмаж из перьев цапли и кецаля, на груди висело массивное ожерелье из жадеитовых пластинок, браслеты того же материала украшали лодыжки и запястья. Истаккальцин несмотря на молодой возраст считался могущественным жрецом. Он разговаривал с богами и прослыл искусным чародеем, предсказателем, целителем и знатоком ритуалов. Глава культа Тескатлипоки ни в чём не уступал старому Теототецину, служителю солнечного божества. И к заговорщикам возжигатель копала[13] примкнул не из-за желания титулов, земель или дворцов. Некогда боги поведали ему, будто Кецалькойотль не является перерождением божественного предка династии Ойаменауака Се Сипактли[14], а именно Уэмак унаследовал дух легендарного правителя древности. Старший из братьев мог и не быть сыном почившего царя Цинпетлаутокацина, на это однажды намекнул жрец, но более ничего так и не сказал.

– Ты ступаешь тихо, словно пума, Истаккальцин, – начал разговор Уэмак.

Жертвователь почтительно поклонился.

– В такие дни вам следовало держать ухо востро, государь. – стараясь говорить как можно мягче, произнёс он.

– Что привело тебя ко мне? – поинтересовался царевич.

– Плохие новости, Уэмацин, очень плохие. Мы лишились поддержки богов, – потупив взор, сказал Истаккальцин.

– Я ничего не понимаю. Как такое могло случиться? Откуда ты об этом узнал? – негодующе спросил Уэмак.

– Сегодня великий Тескатлипока не ответил мне. Я взывал к нему снова и снова, но ответом мне было лишь молчание. Я обратился к предкам – тишина. Никто из богов не желал говорить со мной. Кроме того, меня отрезали от источника силы. Теперь я не могу вызывать видения, творить огонь и холод, предсказывать грядущее, ни один из пернатых змеев[15] не прилетит ко мне больше. Сколько я ни пробовал, не получилось ничего. Другие жрецы, которые стояли со мной на пирамиде, также лишились дара богов. Теперь мы не можем ничего, – горестно ответил Истаккальцин и покачал головой.

– Но почему? Ещё вчера мы воскурили копал и пожертвовали Титлакауану свою кровь. Мы же всё сделали правильно. Как так?

– Мне кажется, это дело рук Теототецина. Он ведь исчез, как только мы объявили город своим. Наверняка ему удалось добраться до одного из удалённых святилищ в горах. Там он провёл обряд отлучения, и великий Илуикатлетль прервал нашу связь с богами. Он – покровитель нашего народа, это в его власти.

– Неужели верховный жрец способен сотворить такое? – воскликнул царевич. В его голосе читалась отчаянная надежда, что всё это ещё может оказаться неправдой.

– Сам Теототецин, конечно, не может. Но в его власти попросить бога отказать в покровительстве врагам. Только сам Илуикатлетль решает, исполнить ли просьбу своего первого слуги или отказать. Отвернувшись от нас, он сделал так, чтобы другие боги не слышали нашего зова. Теперь ни Тескатлипока, ни Кецалькоатль[16], ни сам Ипальнемоуани[17] не ответят нам.

– Я даже не подозревал о таких ритуалах. Неужели они существуют? – признался Уэмак.

– Даже правителям не дозволяется знать о самых сокровенных обрядах. Отношения людей с богами – тайна, доступная лишь посвящённым, – мрачно проговорил Истаккальцин.

– Быть может, мы принесём богам жертвы? Напоим их драгоценной влагой[18], дадим яства, одежды, обрядим статуи в золото, нефрит и перья кецаля? – не желая упускать надежду, противился неизбежному царевич.

– Бесполезно, – оборвал верховный жрец. – Пустой надеждой ты лишь разрушаешь собственное сердце. Великие не услышат нас, не примут наши жертвы. Всё будет напрасно. Мы, как лягушка, прыгнувшая в сосуд, который к тому же заперли крышкой.

– И как нам быть теперь? – подавшись резко вперёд, спросил Уэмак.

– Честно сказать, ещё ни один из отлучённых не восстанавливал связь с богами. По крайней мере, мне о таких случаях не известно. Смиритесь. Все в этой жизни мы получаем лишь на время.

– Как ты вообще можешь такое говорить? Ты потерял всё и теперь рассуждаешь так, будто ничего не случилось или случилось, но с кем-то другим. Как у тебя хватает сил оставаться спокойным? – не сдержался самозванец.

– Вспомните, чему нас учили в кальмекак[19], – стараясь сделать голос как можно более ровным, проговорил возжигатель копала. – Зрелый человек имеет сердце твёрдое, как камень, мудрое лицо. Он хозяин своего лица, у него ловкое и понятливое сердце. Так вот я пытаюсь сохранить самообладание, и ничего более. Уэмацин, простите меня, если я недостаточно почтителен к правителю. Осмелюсь дать вам совет. – Главный жертвователь сделал паузу, пристально посмотрел в глаза друга, не нашёл в них гнева и продолжил: – Станьте вновь хозяином своего лица и сердца. Не дайте обстоятельствам толкнуть вас на необдуманный поступок. Больше размышляйте, меньше выносите суждений, взвешивайте каждое решение. Вам предстоит стать тем, кто ставит зеркало перед другими. Помните и не дайте никому заподозрить хоть малую толику волнения.

– Прости, Истаккальцин, я не должен так себя вести. – Царевич виновато посмотрел вниз и отпрянул назад. Служитель Тескатлипоки всегда представлялся молодому вождю много старше, чем на самом деле, а потому мнение первосвященника мужчина ценил особенно высоко. – Если люди узнают, что мы лишены поддержки великих, они точно не пойдут за нами. Раньше была хоть какая-то надежда, теперь её нет вовсе, – угрюмо произнёс царевич.

– Верно, – ответил жрец, – поэтому нам нужно покинуть город как можно быстрее. Я уверен, слухи уже расползаются. Люди злы. Они запросто могут напасть на нас, если найдётся умелый подстрекатель.

– Но куда идти? Кто захочет принять безбожников, вызвав вдобавок гнев Кецалькойотля?

– Туда, где мы сами сможем найти свой дом, – загадочно взглянув на собеседника, проговорил Истаккальцин.

– О чём это ты? – недоумённо спросил Уэмак, насторожившись.

– По близости осталось только одно место, где нет ни городов, ни государств, – рассудительно произнёс верховный жрец. – Я говорю об Атекуаутлане. Если мы уйдём туда, нас даже не будут преследовать.

– Затопленный лес? – негодующе воскликнул царевич. – Податься в те края – чистой воды безумие. Мы не найдём там пригодной для жизни земли, к тому же он кишит множеством опасных тварей. Только великий Ипальнемоуани знает, кто встречается в тех тёмных дебрях. Столетиями наш народ опасался ходить в Атекуаутлан. Предки всегда поступали правильно, они не могут ошибаться.

– Предкам не было никакой нужды идти туда. Оставаться здесь – вот настоящее безумие! Это же верная смерть. Или вы предпочтёте отсиживаться у соседей, зная, что вас в любой момент могут выдать Кецалькойотлю? Вы же знаете, человек в двести раз опаснее и каймана, и кусачей черепахи.

– Но в лесу ведь живут и люди, – заметил Уэмак.

– Тоуэйо[20], дикари, – брезгливо бросил верховный жрец, скривив губы. – Трусливы, как лесные кошки. Стоит им только раз отведать нашего оружия, как они тут же скроются в чаще, дрожа от страха.

– Но а где же мы будем жить? Нам придётся оставить здесь всё. В твоём болоте не будет даже крыши над головой, не говоря уже о еде и одежде, – продолжал возмущаться Уэмак.

– Слыхал я от людей с востока: в глубине леса находятся острова, и чем дальше, тем больше. Да-да, твёрдая земля, пригодная для обработки. Как вы думаете, где живут тоуэйо? Их деревни как раз-таки располагаются на островах. Мы можем остаться там. Конечно, будет трудно. Но это уж лучше, чем жить в страхе на чужбине.

– И кто же будет нас кормить, обеспечивать одеждой, кто станет строить дома, делать посуду, расчищать землю под поля? Откуда мы возьмём хлопок, обсидиан, бумагу? Я уж не говорю о нефрите и драгоценных перьях, – покачал головой обладатель бирюзового венца.

– Поначалу придётся поручить всю тяжёлую работу нашим слугам, да и самим потрудиться немало. Не забывайте, у нас всё же есть воины. Пусть их недостаточно для боя с Кецалькойотлем, зато они могут заставить покориться деревни тех самых тоуэйо. Мы научим их выращивать кукурузу, бобы и тыквы, строить дома и ткать, обложим посильной данью. Думаю, их вожди вскоре сами встанут на сторону нового порядка, ведь у них будет больше пищи, появится защита и от соседей, и от ненастья. Быть может, кто-то захочет присоединиться добровольно.

– А по-моему, ты просто мечтаешь, Истаккальцин, – перебил жреца Уэмак. – Скажи, когда ты успел придумать всю эту нелепицу?

– Не спешите гневаться, владыка, – с досадой произнёс жрец. – Вчера я в последний раз беседовал с предками. Вот что они сказали: «На стороне тени появился новый дом. Голодный насытится. Немощный поднимется. Отнятое вернётся. Великий народ появится здесь, посреди вод». А ещё они показали мне копьё.

– Отнятое вернётся. Я уже понимаю, про кого это, – с невесёлой усмешкой произнёс царевич. – Что же до остального, предки никогда не говорят прямо. Ты ведь сам не можешь точно сказать, что за новый дом и великий народ. Извини, но я не могу считать твоё предсказание залогом успеха.

– Тогда я не стану вас разубеждать. Даритель Жизни сам распорядится судьбами каждого из нас. Мы все в его руках. Ну а что же вы намерены делать, если не хотите идти в Атекуаутлан?

– Не знаю, Истаккальцин, не знаю, – честно сказал Уэмак, потупив взор. У молодого вождя вдруг появилось нестерпимое желание выговориться. И пускай такое поведение не подобало твёрдому сердцем правителю. Но какой из него сейчас владыка? А царевич верил, Истаккальцин – как раз тот человек, которому можно доверить всё, тяготившее его последние дни.

– Мне тяжело, – произнёс сын правителя, покачал головой и снова опустил глаза. – Я в ответе за то, что происходит. Из-за меня столько людей обречены на смерть или изгнание. Они все жили в собственных домах, имели земли, запасы, прекрасные вещи. Быть может, не все их мечты сбылись, но жили они неплохо. И вот я пообещал им больше, сказал, будто исполню самые дерзкие желания, смогу даровать положение, которое бы они не смогли иметь при Кецалькойотле. И они поверили мне. Но затея обернулась провалом. Теперь мои друзья фактически потеряли всё имущество, им предстоит отказаться от прежней жизни и удалиться в изгнание. Если бы не я, они бы смогли сохранить хотя бы то, что имели. – Уэмак облокотился на трон и упёрся головой в ладонь, драгоценные перья обвисли, словно увядшие цветы. А Истаккальцин молчал. Ведь никому, даже верховному жрецу, не престало говорить правителю слова утешения. Царевич вновь посмотрел на собеседника и добавил:

– С самого начала я принимал все решения. Но я оказался слеп и не заметил очевидных вещей. А никто так и не сказал мне: «Постой, Уэмак, твой путь ведёт к гибели». Нет, ни один не решился. И вот теперь мы на краю пропасти. Сейчас впервые мне хочется последовать чужому мнению. Быть может, сегодняшнее решение окажется правильным только потому, что приму его не я. На закате здесь состоится государственный совет. Первый и единственный раз я буду сидеть на троне правителя, а те, кто помогал мне, – на местах советников, тех самых, которые я им обещал. Но я буду молчать всё время, не скажу ни слова. Пусть они обсуждают, спорят до хрипоты, обвиняют меня во всех несчастьях. Когда же они придут к соглашению, я одобрю его, каким бы оно ни оказалось. Даже если мы в результате погибнем, не я один буду нести ответственность за этот роковой шаг. – Мужчина приподнялся на троне и, плотно сжав губы, наградил жреца тяжёлым леденящим взглядом.

В ответ Истаккальцин понимающе кивнул и негромко сказал:

– Как вам будет угодно, государь.

Уэмаку показалось, что последнее слово жрец произнёс нарочито почтительно. Крылась ли здесь издёвка? Но самозванец не мог требовать отношения к себе как к настоящему владыке и сделал вид, будто не заметил насмешки.

– Иди, Истаккальцин, готовься к совету. Ещё есть время обо всём подумать.

Глава 2. Роковое решение

Стемнело быстро. Вечер стоял тёплый и безветренный. Огонь в жаровнях, которые слуги принесли во двор совета, горел ровно, из-за чего фигуры собравшихся казались красноватыми. И Уэмаку, тревожно взиравшему на них с высоты трона правителя, казалось, будто все они обагрены кровью. Сын почившего правителя к тому времени снял роскошную розетку из перьев кецаля и завернулся в плащ со сложным цветным узором, головной убор он также заменил на более скромный. Такие роскошные вещи подобает носить на празднике, а не сейчас, когда предстоит проститься с обеспеченной, сытой жизнью во дворце и стать изгнанником. Заговорщики занимали места членов совета на террасе. Один лишь Истаккальцин находился здесь законно. Жрец нарядился в костюм бога смерти. На чёрном теле он успел нарисовать белые кости, надел маску в виде черепа с украшениями из бумаги. Место напротив него пустовало. Даже самозванец не мог посягнуть на священную должность верховного жреца Солнца.

Пора начинать. Уэмаку предстояло произнести речь, ведь недаром правителей Ойаменауака называли «тлатоани» – говорящий. Молодой вождь поднялся с трона и поприветствовал собравшихся, поблагодарил их за верность и помощь, отметил стойкость и мужество перед лицом неумолимой судьбы. Далее сын почившего владыки честно и открыто обрисовал сложившееся положение и предложил членам совета высказаться насчёт дальнейших действий. Под недовольный ропот и гневные возгласы Уэмак сел, пытаясь сохранить лицо недвижимым.

Говорили много, спорили ещё больше. Пару раз храброму Косицтекатлю приходилось защищать друга от негодующих воинов. Только не по годам мудрый Истаккальцин сохранял самообладание. Он до поры до времени не покидал своего места и делал отстранённый скучающий вид, при этом внимательно ловя каждую фразу. Когда же страсти начали затихать, верховный жрец решил взять слово. Говорил он и о возможном ходе событий, и об опасности довериться кому-то из соседей, и об откровении предков. На каждый выпад со стороны он отвечал сдержанно и резонно, не переходя ни на крик, ни на оскорбления, пока желающих возразить совсем не осталось.

На глазах холодало. Тусклые, безмерно далёкие звёзды исчезли на небосклоне – должно быть, небо заволокло тучами. Царевич на троне кутался в длинный плащ старшего брата. Поначалу он внимательно следил за Истаккальцином, удивляясь, как тот мог одним лишь словом убеждать людей. Ранее он приписывал этот дар силе богов. Но сейчас, когда великие оставили жреца, ему приходилось рассчитывать исключительно на собственные силы. Постепенно Уэмак стал терять нить беседы, он не спал уже несколько ночей подряд. В самом начале уверенность в победе подбадривала самозванца. Но сейчас, когда грядущее поражение нарисовалось более чем ясно, усталость, накопленная за несколько дней, дала о себе знать. Слабость, не сдерживаемая более деятельным порывом, сковала члены и затуманила мысли. Поражённый осознанием предстоящего краха разум отказывался работать. И теперь сын почившего правителя сидел не шевелясь и прислушивался к ударам собственного сердца.

Как всё случилось, он так и не узнал. Помнил только, что после долгих споров и пререканий большинство заговорщиков согласилось следовать плану Истаккальцина идти в Атекуаутлан и искать там новые земли. Не все одобряли такое решение. Кое-кто присоединился вынужденно, понимая, что в одиночку выжить будет гораздо труднее. Некоторые, имевшие родственников в соседних государствах, сочли нужным положиться на их опеку. Многие продолжали негодующе роптать, но вскоре после полуночи все разошлись.

На террасе остались трое: Уэмак, Косицтекатль и Истаккальцин. Сын почившего тлатоани не вставал с трона, а продолжал сидеть недвижимо, словно кукла из амарантового теста[21]. Поначалу никто не осмеливался поинтересоваться, всё ли в порядке, ведь нельзя же правителю напоминать о его немощи. Нет, не потому, что действительно считали младшего царевича владыкой, просто друзья не хотели ещё больше ранить и без того страдающего человека. Ведь они понимали, как изменился мужчина за последние полдня. Но какая буря разыгралась в душе самозванца, знал только Йоуалли Ээкатль. Наконец, не выдержав затянувшегося молчания, Косицтекатль негромко произнёс: «Всё кончилось, Уэмак, пойдём». Тот неестественно повернул голову на звук и окинул жреца с воином пустым взглядом. Тяжело, будто дряхлый старик, он поднялся, не поправив съехавшую на край шкуру ягуара. Медленно переставляя ноги, бывший проворный игрок в мяч[22] пошёл в спальню своего брата. Каждый шаг давался с большим трудом. Не говоря друг другу ни слова, Косицтекатль и Истаккальцин последовали за ним. Опасности стоило ожидать отовсюду. Ночь предстояла тревожная, а день и вовсе тяжёлый.

Наутро Уэмак почувствовал себя лучше, хотя происходящее всё равно тяготило его. Вчера мужчина на удивление быстро провалился в сон и проспал до рассвета. Косицтекатль и Истаккальцин провели ночь возле царских покоев, охраняя его. Голова самозванца стоила, безусловно, дорого, хотя могла и не обозначать помилования для участников заговора. Не успел сын почившего правителя встать, как пёстрая занавеска, закрывающая дверной проём, откинулась, и в комнату вошёл верховный жрец. В руках он держал яркий расписной сосуд.

– Доброе утро, – сказал жертвователь, – вот, выпейте, бодрящий напиток придаст сил.

Уэмак взял чашу в руки. Какао. «Отравлено или нет?» – подумал он, сел на скамейку у стены и начал пить мелкими глоточками.

– Что творится в городе? – спросил вождь Истаккальцина.

– Все начали собираться, – сказал служитель культа, – Отослали слуг в загородные поместья с указаниями. Никаких особых происшествий. Везде порядок.

– Приходили ли гонцы с запада?

– Пока нет, – ответил жрец.

День прошёл в сборах. Основная задача – позаботиться и о людях, и о продовольствии, а также решить, какие вещи взять с собой, а какие придётся оставить. Кроме того, Уэмак отправил посыльных своим людям за пределами столицы. Им также предстояло покинуть родину, дабы избежать гнева Кецалькойотля. История Ойаменауака знала расправы над сотнями человек – слугами, рабами, друзьями и членами семей преступников, особенно, когда дело касалось государственной измены. Долгожданные послы явились только к полудню. Новости оказались неутешительными. Старший брат сумел договориться с Акамилли, царём Амоштонцинко, и начал готовиться к отбытию. Наверняка сейчас воины законного государя уже маршируют на столицу. Добраться они должны примерно за двое суток. Времени совсем не осталось.

Только во второй половине дня, отдав все необходимые распоряжения и проследив за их выполнением, Уэмак смог освободиться и направился к храму Тескатлипоки обсудить с Истаккальцином предстоящий путь в Атекуаутлан. Его взору предстала широкая площадь, залитая солнцем. Справа и слева на платформах чуть выше человеческого роста располагались длинные узкие здания с портиками. Их плоские крыши украшали изображения стилизованных завитков дыма. Перед ними стояло несколько украшенных замысловатыми рельефами жертвенников и невысоких церемониальных платформ. А впереди возвышалась четырёхступенчатая пирамида. Массивное приземистое здание доминировало над всеми остальными постройками. Широкая лестница с невысокой балюстрадой, заканчивающейся оскаленными мордами ягуаров у основания, вела на большую площадку на вершине. Здесь жрецы устраивали пышные публичные церемонии, давая богам драгоценную влагу. Половину верхнего яруса занимало само святилище, прямоугольное здание с высокой скошенной крышей, скаты которой покрывала тяжёлая лепнина. Перед храмом стояли резной жертвенный камень и священный сосуд куаушикалли[23] в виде готового к прыжку хищника, куда жрецы складывали сердца принесённых в жертву людей. Стены всех сооружений на храмовой площади сияли ослепительной белизной. Служители культа постоянно обновляли покрытие из толстого слоя извёстки. То тут, то там пестрели рисунки, выполненные яркими красками по сырой штукатурке. Они изображали богов, сцены из мифов и религиозные церемонии. Всё вокруг буквально сверкало чистотой и свежестью.

Высокую, немного сутулую фигуру Истаккальцина Уэмак заметил сразу же. Верховный жрец стоял у портика на одной из боковых платформ и беседовал с младшими служителями культа. Завидев царевича, они учтиво поклонились и поспешили удалиться. До жертвователя уже дошли вести о продвижении Кецалькойотля. Каким-то необъяснимым образом первосвященник получал важные сведения одним из первых. Вдоль стройного ряда белых колонн мужчины проследовали в библиотеку, где хранились необходимые карты.

Войдя внутрь, они увидели паренька с тяжёлой стопкой кодексов в руках. От неожиданности мальчишка едва не вскрикнул, отшатнулся назад, запнулся о деревянный ящик, стоявший у стены, и чуть не упал. На вид ему было лет пятнадцать-семнадцать. Худенький, можно сказать, даже щупленький с широко распахнутыми удивлёнными глазами, он показался Уэмаку птенцом, наблюдающим за миром из гнезда. Но, несмотря на свой возраст, юноша занимал высокое положение. Голову молодого жертвователя украшала красная повязка с нашитыми на неё белыми морскими раковинами и плюмажем. На плечах закреплены круглые щитки, отороченные чёрными перьями, такие же торчали из ушных вставок и свисали с кожаных ножных браслетов. Придя в себя, он почтительно поклонился.

– Что ты здесь делаешь, Несауальтеколотль? – спросил верховный жрец.

– Я хочу взять с собой несколько кодексов из библиотеки. Ведь о них больше некому позаботиться, – отвечал паренёк.

– Неужели ты собираешься идти с нами? – удивился Истаккальцин.

– Да, я хочу, – твёрдо произнёс мальчик и дерзко взглянул прямо в лицо возжигателя копала, его большие, как у оленя, глаза блеснули.

– Послушай. – Истаккальцин положил руку на плечо юноше, – ведь ты можешь остаться здесь. Ты не участвовал в заговоре, и тебя никто не сможет заподозрить. Оставайся, и когда-нибудь ты станешь верховным жрецом, как я, – продолжал он. Уэмаку показалось, что у обычно невозмутимого главного служителя культа голос дрогнул, хоть тот и пытался скрыть заботу о пареньке.