Лавандовое сердце

Теперь я поняла свое заблуждение насчет старых снимков – на ней была не «Лилла», а родительское поместье пани Ханны. Давно, впрочем, утраченное из-за неудачных финансовых махинаций ее отца. Все, что осталось – это фотографии и лавандовый альбом: растрепанная пухлая книга, которую любовно составляла для пани Ханны ее мать, когда узнала, что дочка хочет попробовать выращивать лаванду здесь, на севере Западной Федерации. С разрешения хозяйки я листала этот альбом, с удивлением и восторгом разглядывая многочисленные схемы, причудливые виньетки, выцветшие письма, заманчивые рецепты… Это был настоящий кладезь знаний! Но самое главное – это было воплощение материнской любви. Интересно, оценила бы Бланка подобный подарок от меня? Впрочем, что бы я могла ей передать в качестве знаний? В свои восемнадцать дочь гораздо умнее меня во всем, что касается жизненных целей и стремлений!

До цветения лаванды оставалось время, и мы теперь ее не трогали – она не требовала ни частого полива, ни подкормки. Кусты стали из серебристых ярко-зелеными, и благодаря нашим стараниям приобрели красивую шарообразную форму. Я отправила пару фотографий Бланке, и она еще больше загорелась идеей меня навестить.

– Идеальное место для фотосессий, – загорелась она, – может, нам с Тоби в таком свадебную церемонию провести?

До этого Бланка упорствовала, что их просто распишут в ратуше, и я, втайне возликовав, пообещала прощупать почву. Но разговор с хозяйкой меня охолонул. Да, ее неоднократно спрашивали, можно ли проводить в поле фотосъемки и свадебные обряды, но ее подобное совершенно не привлекало. Как я поняла, пани Ханна не терпела присутствия большого скопления людей на своей территории. Да и вообще чужаков. Даже за лавандовым мылом, маслами и саше, которые она, оказывается, делала для продажи, раз в месяц приезжала хозяйка магазинчика из Спишнево и забирала все оптом. А потом наверняка перепродавала втридорога.

– Вы могли бы открыть магазин онлайн, – предложила я, – я умею делать сайты. Хотите, вам сделаю?

Но пани Ханна мягко, но решительно отказалась. Для нее маленькое производство, умещавшееся в «мастерской», было, скорее, невинным старческим развлечением, чем возможностью реальной прибыли. А ведь за букет с лавандой столичные невесты отваливали большие деньги, заказывая поставку из южного региона! Я грызла ногти от бессилия и зависти. Вот бы я развернулась, дай мне хозяйка возможность! Но пока мне давали в руки только садовые ножницы и ведра с водой (хозяйка не любила шланги и поливала все по старинке – ведрами из колодца).

– Окоротись, бизнес-вумен, – смеялась Селеста, когда я жаловалась ей, сидя на холме, куда, по-прежнему, уходила ловить сигнал информера. – Твоя коммерческая жилка – это собирательный образ из книг и сериалов. На деле, наверняка пришлось бы столкнуться с трудностями, о которых ты и не подозреваешь! Представляешь, подвыпившие гости на свадьбе начнут разбредаться по полю, топтать кусты, рвать цветы. Кошмар. Да после одной такой церемонии у вас поля не останется!

– Нууу, возможно, ты и права, – неохотно согласилась я, – но лавандовая ферма здесь – это такая редкость. Столько возможностей.

– Ви, – Селеста посерьезнела, – я понимаю, ты сейчас настроена заработать, как можно больше, но не лезь не в свое дело. Не тебе менять уклад, который складывался у Таммов десятилетиями. Тебе и так хорошо платят. Платят же? Деньги перевели за первый месяц?

– Перевели.

– Вот и радуйся. По крайней мере, в качестве дармовой рабочей силы никто тебя использовать не собирается. А все остальное – не твоего ума дело.

«Все остальное» было не только нежелание хозяйки пускать чужаков на свою территорию. К ней, за исключением пана Густава с женой вообще никто не приходил – ни соседи, ни коммивояжеры, которые, я видела, развозили по хутору товары, которых здесь было не достать. Даже за маслом и творогом на молочную ферму ходила я с корзинкой, хотя другим соседям молочник охотно развозил товары сам, прицепив к багажнику велосипеда небольшую деревянную тележку на колесах.

Создавалось ощущение, что пани Ханна живет в полной изоляции от остального хутора, и я не могла понять, почему. Она была милой, приветливой, меня встретила очень тепло, поучала терпеливо, на мои оплошности реагировала со сдержанными смешками. Но ни разу к ней на чаепитие не приходили поболтать соседские кумушки… В хуторе на мое появление среагировали с любопытством, но я была слишком заурядной персоной, чтобы вызывать долгий интерес. На мои же осторожные попытки перевести разговор на хозяйку только пожимали плечами, чудачка, мол. Понятно, что никто мне, чужачке, бывшей здесь без году неделя, ничего рассказывать не собирался, и это только подогревало мой интерес.

Теперь я не удивлялась, почему пан Матс выбрал для матери помощницу не из местных – местные бы и не пошли. Не потому, что хозяйка была невыносимой, она была – просто чужой, хотя и прожила здесь почти всю жизнь. Даже затею с лавандой, давно уже успешную, здесь, как и раньше, считали причудой (при этом я пару раз видела в беседках на столах знакомые баночки с лавандовым вареньем).

За всем этим наверняка стояла какая-то история, и это подогревало мое любопытство. Селеста и здесь тщетно попыталась воззвать меня к разуму:

– Смотри, а то еще среди лавандовых кустов скелет раскопаешь. Или обнаружишь, что хозяйка отравила особо настырную соседку, добавив яда в варенье! Какое тебе дело до чужой семьи, Ви?

– Не знаю. Просто мне кажется несправедливым этот негласный бойкот с обеих сторон. Пани Ханна такая одинокая, мне кажется, поддержка близких ей бы не помешала. Она явно нуждается в обществе. Если бы она больше общалась с людьми, отвлеклась бы от своей утраты.

– Ты – ее общество, Ви, вот и отвлекай. А затею раскопать старые тайны оставь. Тем более, на деле все может оказаться весьма банальным. Сама знаешь, в провинции рассориться и стать врагами навеки – дело пяти минут. Хватит сорванного без спросу яблока с чужой ветки!

– Да, это точно, – согласилась я.

Но все же решила, что раз уж отмалчивается хозяйка, то от кого-нибудь я все равно узнаю, как собака пробежала между обитателями «Лиллы» и остальными хуторскими. Кто-нибудь, да проболтается…

6. За меня решает сбой связи

– Если жить прошлым, то нужно выбирать момент, когда ты был счастлив, – изрекла пани Ханна, перебирая странички лавандового альбома.

С утра похолодало, на весь день зарядил дождь, и мы остались дома. Я бы предпочла выспаться – мне тяжело давались ранние подъемы, но оставлять пани Ханну одну было неудобно, и теперь мы расположились в креслах у камина. Уютно потрескивали поленья, потихоньку мурлыкала Мисти, мерно тикали старинные часы на стене. Меня клонило в сон, может, поэтому я забыла, что не спрашиваю хозяйку о ее жизни – только жду, когда она сама рассказывает. И вопрос вырвался сам собой:

– И какое это время для Вас?

Она вздохнула, провела ладонью по выцветшей бархатной обложке и тихо сказала:

– Конечно, детство. В детстве ты веришь, что всемогущ, и что смерть никогда не коснется ни тебя, ни твоих близких.

Повисла тягостная тишина. Потом она добавила:

– В моей жизни было много счастливых моментов. Когда мы с Адусем скрестили руки у алтаря, когда я впервые заглянула в глаза Матти, когда узнала о рождении внуков. Когда расцвел первый куст лаванды… Но когда взрослеешь, к любому из этих мгновений примешивается страх потери; страх, что жизнь накажет тебя за ошибки… А в детстве – в детстве ты неуязвим, и страх – лишь приправа к пирогу жизни, но она без привкуса горечи.

Теперь я понимала, почему время в домике Таммов словно остановилась. Тем сильнее было мое удивление, когда на следующее утро перед сиреневым забором остановилась белая машина с известным логотипом.

– Добрый день, хозяйка, – весело приветствовал меня молодой парень в фирменном комбинезоне цифровой компании, – ну, давай, показывай, куда подключать.

Я ничего не понимала и, извинившись, пошла за пани Ханной. Она спустилась с крыльца, вытирая руки о фартук, и не выказала ни тени удивления от того, что на ее территорию вторглись чужаки, воплощавшие цивилизацию.

– Только, пожалуйста, осторожнее, цветы мне не потопчите, – попросила она.

– Не переживайте, все сделаем в лучшем виде! – пообещал второй парень.

Так все и было, действовали они слаженно и аккуратно, но все равно я не выдержала и сбежала от шума инструментов и разговоров, заполненных профессиональным жаргоном. Я решительно ничего не понимала! Неужели за это время я так одичала, что теперь ревностнее, чем пани Ханна готова защищать ферму от нашествия современных благ? Неужели вместо тихих чаепитий на веранде нас теперь ждет бездумное времяпровождение у экрана визора, наполненное плохими новостями и тупыми сериалами. Я ведь сознательно отказалась от новостной ленты два года назад, чтобы не травмировать психику и не добавлять себе переживаний. Получала от родителей вести, живы-здоровы, и мне было того достаточно, а что там, на границе с Восточной Федерацией, и знать не желала.

Только сейчас я поняла, как права была пани Ханна, отгораживаясь от мира. На «Лилле» должны звучать старые шлягеры из граммофона, а не кислотные хиты… Впрочем, все объяснилось уже вечером. Рабочие уехали, получив с собой в качестве гостинца свежее печенье и баночки с лавандовым медом, а меня пани Ханна проводила в дом, где на столе обнаружился нет, даже, не визор, а самый новейший комм.

– Они мне все настроили, показали, – немного смущенно пояснила хозяйка, – но ты мне, деточка, все равно помоги.

– В чем именно? – я сказала это резче, чем хотела, и тут же прикусила язык.

Кто я такая, чтобы обсуждать с хозяйкой ее решения?

– Это Матти постарался. Мы теперь с ним сможем не только по телефону общаться, но и видеть друг друга! Вот, – она ткнула пальцем на ярлык комм-программки, – давай ему позвоним!

Я быстро вбила номер из телефонной книжки, которую пани Ханна уже открыла и отошла.

– Ну, привет, мать, – раздался бодрый (преувеличенно, как мне показалось) голос пана Матса.

Надо же, а бульдог и впрямь умеет быть милым! После нашей первой беседы мне пришлось звонить ему пару раз с насущными бытовыми вопросами, перед которыми терялась пани Ханна (например, сломался насос у колодца, и пану Густаву требовалась для него дорогостоящая деталь), и со мной он разговаривал вроде и вежливо, но очень холодно и словно торопился быстрее закруглить разговор.

Я вышла из комнаты, тихо прикрыв дверь. Уселась в саду на качелях, посмотрела на дом. Надо же, он даже тарелку заказал бело-сиреневого цвета, чтобы на общем фоне дома она не выбивалась из общего стиля. Воплощение заботы, вот только за те два месяца, что я здесь, так и не нашел возможности мать навестить. А теперь, когда есть комм, можно вообще ограничиваться им. Судя по обрывкам разговора, он ссылался на крайнюю занятость и приезжать не обещал.

Устыдившись, что невольно подслушиваю, я встала и побрела к забору, по пути подбирая мелкий мусор, который оставили рабочие: то гайку, то обрезок провода… Интересно, почему он решил подключить комм именно сейчас, а не зимой, например, сразу, когда отец умер. Или еще раньше, чтоб с родителями общаться? Внезапно меня посетила догадка, от которой пересохло в горле. Это контроль… Пока мать жила сама или с дальней родственницей (которая поддерживала ее после похорон, как я случайно узнала) в этом не было нужды. Но потом появилась я. Чужачка, которая, возможно, плохо работает или лезет к матери с лишними идеями…. Ох, зачем я продолжаю ее склонять к раскрутке лавандовых заказов! Интересно, жаловалась ли пани Ханна сыну на меня? Вроде это не в ее стиле, но кто знает? Вот сынок и решил взять ситуацию на контроль. Приезжать не хочет, но воочию сможет убедиться, что его матушка – бодра и здорова, что я не связываю ее цепями и не вымогаю фамильные секреты!

Никогда не была параноиком и не выдумывала себе страшные сценарии, что меня, собственно, и подвело, например, в случае с Клаусом. Но сейчас, в отношении пана Тамма, незримо управлявшего жизнью здесь из своего спишневского офиса, я испытывала какой-то суеверный страх. Глядишь, теперь и видеоотчеты с меня требовать станет! Покажи мол, как правильно черенковать розы или лущить цветки для лавандового масла! Представив себе, как я мямлю и краснею, будто школьница на экзамене, я развеселилась. Что за бред лезет мне в голову! Будет занятой бизнесмен тратить на меня время, чтобы проверить, как я справляюсь с домашними делами!

Когда я вернулась, пани Ханна сияла от счастья, и я устыдилась: видно же, что ей затея сына по душе. Я и сама всегда была рада общаться с Бланкой по видеосвязи, пока мой комм не приказал долго жить. Голос – это одно, но когда в разговоре ты видишь улыбку, лукавые морщинки у глаз, мимику, знакомую с детства, от этого теплеет на сердце. Так что на этот раз похвалы сыну, которыми разлилась хозяйка, я поддержала искренне и от души! Взяв на заметку, что теперь же я и смогу общаться с Бланкой, на что тут же выпросила разрешения.

Я не учла одного: заботливый сын оберег себя от того, что нахальная работница тут же воспользуется коммом в личных целях: в настройках стояло ограничение – только одна учетная запись. Или у меня опять паранойя, и это всего лишь просчет настройщиков? Ладно, выйду на связь с номера пани Ханны и тогда уже объясню Бланке, в чем дело. Думаю, моим строгим наставлениям из детства не брать трубку, когда звонят незнакомцы, она давно уже не следует!

Комм расцветил нашу размеренную хуторскую жизнь новыми красками. Отчетов с меня никто не требовал, зато после бесед с сыном (пусть даже не ежедневных и коротеньких) пани Ханна повеселела и стала намного бодрее. Я же наслаждалась разговорами с Бланкой: она показала мне квартиру Тоби, куда недавно переехала (сюрприз, мама, сюрприз) и обновки, которых он ей накупил. Не могу сказать, что я была в восторге от того, что они съехались до свадьбы. И дело было вовсе не в приличиях, просто… Нет, я не смогла бы объяснить. Наверное, мне было трудно признать, что моя дочь повзрослела окончательно.

Однажды, не успели мы договорить, как вновь замигал значок вызова, и рука у меня сработала быстрее, чем голова. Пару минут мы с возникшим на экране незнакомцем пялились на друг на друга, потом он рявкнул:

– Кто вы такая, черт побери?

Мои мысли заметались, как испуганные выстрелом зайцы. Не требовалось особых усилий, чтобы понять, кого я имею честь лицезреть в два часа ночи! Мне захотелось втянуть голову в плечи и закрыть глаза руками, лишь бы не видеть этого тяжелого взгляда из-под гневно сведенных бровей. Поэтому я села, как можно прямее, откашлялась и максимально вежливо ответила:

– Доброго вечера, пан Тамм. Я – Виола, помощница вашей матери.

– Хороша будет с утра помощница, которая по ночам зависает в сети, – ответствовал мне пан Тамм. – Я установил комм для общения с матерью, а не для личных целей ее работницы…

Я вспыхнула.

– Если вы понимаете ценность разговоров с матерью, думаю, ничего страшного не увидите в том, что я пользуюсь вашим коммом, чтобы звонить дочери. И потом, пани Ханна разрешила мне…

– Дочери, значит? – его брови разгладились, но теперь уголок рта саркастически пополз вверх, – в два часа ночи? Нарушаете детский режим…

– Она взрослая…

Господи, да почему я вообще перед ним отчитываюсь! Великая проблема! Пару мгновений мы неприязненно разглядывали друг друга и молчали. Я не могла позволить себе роскошь выключить экран перед носом у собственного работодателя. Он, видимо, размышлял, есть ли смысл дальше удерживать в отчем доме нерадивую служанку… Странно, по голосу он казался намного старше, да и пани Ханне на вид уже под восемьдесят, и я была уверена, что пан Матс – мужчина в возрасте. Выглядел он, конечно, неважнецки, словно несколько дней пил, не просыхая: лицо опухло, глаза – в красных прожилках, щеки заросли неряшливой щетиной… Неудивительно, что он уже три дня не звонил матери. Но если я оценку его внешности провела мысленно, то он то же самое в мой адрес озвучить не постеснялся:

– Пани Отс обещала мне, что ее подруга, которую она так горячо рекомендовала, – он закатил глаза, будто бы вспоминая, и процитировал с издевкой, – «солидная пани сорока пяти лет». А я вижу особу, которая никак, извините, под эти характеристики не подходит. Я еще когда голос вас услышал, засомневался.

– Поверьте, на качестве моей помощи пани Ханне мой возраст никак не отражается!

– Так сколько же Вам?

Бестактность полная. Ну, ладно.

– Скоро тридцать шесть.

– И взрослая дочь. Которая живет отдельно и с которой можно общаться за полночь. Вы рано начали, пани Адер.

Я снова вспыхнула:

– Моя личная жизнь вас не касается!

– Касается, если это ложь, благодаря которой вы получили место в моем доме. А насчет вдовства – это тоже преувеличение вашей подруги?

Вдох-выдох.

– Нет, и прекратите задавать бестактные вопросы! Что касается комма, если вам так не нравится, поверьте, я больше не буду им пользоваться!

– Да, ладно уж, – вдруг опять переменился он, – пользуйтесь…

Я перевела дух. Чем бы ни были вызваны эти перемены, для меня это – добрый знак, и моя маленькая провинность для пана Матса не повод, чтобы меня выставить за порог.

– А могу я…, – осенило меня, но в этот момент он качнулся так, что лицо заняло весь экран, и вырубил комм. Минуту я ошеломленно смотрела на серое мельтешение на экране, потом тоже нажала отбой. Ладно, вежливый вы наш, и вам тоже спокойной ночи. Даже удивительно, что у такой чуткой и предупредительной женщины, как пани Ханна, вырос такой невоспитанный сын! Должно быть, он из тех «хозяев жизни», которые считают, что их богатства и статуса довольно, чтобы искупить отсутствие хороших манер.

Отправляясь спать, я продолжала прокручивать в голове разговор. Мда, для первого впечатления неважнецки вышло. Если я намерена здесь удержаться после того, как истечет испытательный срок, надо было вести себя вежливее. Но он тоже хорош… Хамло невоспитанное! Несолидно я выгляжу, видите ли. Я плеснула в лицо холодной водой и замерла перед зеркалом. Согласитесь, для вечерней болтовни с дочерью странно было бы прихорашиваться. Поэтому, пользуясь тем, что пани Ханна уже спит, к комму я отправилась такой, какой готовилась ко сну. Пижамная бежевая майка на тонких кружевных бретелях; волосы, собранные цветастой резинкой в небрежный хвост, полное отсутствие макияжа (собственно, за месяц жизни на ферме я и так прекратила им пользоваться, разве что губы красила, отправляясь за покупками). Из-за постоянного пребывания на солнце нос и щеки обсыпало веснушками. В общем, я и на свой-то возраст сейчас не выглядела, скорее, сошла бы за подружку Бланки, а не за ее мать. Про «солидность» и говорить нечего. Теперь понятно, почему пан Матс так отреагировал, увидев меня на экране!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.