Меч, рассекающий листья

– Твоему сыну в жизни этот меч понадобится?

На какое-то время Рита растерялась, удивлённо поглядывая в зеркало заднего вида на Панчика

– Ну так что? Да или нет?

– А почему ты за него решаешь? Может, он будет думать не так, как я?

– Да мне плевать на то, как будет думать твой пацан, когда вырастет! С красивым лицом или с

заячьей губой во все зубы! Ты лично как думаешь? Я же не его, а тебя спрашиваю.

– А ты жестокий, и не так прост, как мне показалось.

– Тебе показалось, потому что я дурак! Терплю твоё упрямство уже целый час. Или все бабы

такие? Привыкли, чтобы их уламывали.

– Нет.

– Что нет? – не выдержал Панчик.

– Ну нет. Ты же это хотел услышать, – тоже вспылила Рита.

– Хорошо. Тогда другой вопрос: лично тебе этот меч нужен?

– Ну нет. Что дальше?

– Так может другой вопрос мне не задавать? Чувствую что ты уже на всё согласна, – усмехаясь,

заметил Панчик. – По-моему, я знаю, какой будет ответ.

– Задавай, давай! Ничего ты не знаешь! Бандюга.

– Ты ещё бандюги не видела. Уверяю тебя, он другой. Ну так вот. Главный вопрос. Не сегодня,

так завтра придёт реальный бандюган со своей сворой. Ты сможешь ему отказать? Учти, что этот

человек будет знать, что этот меч не фишка, а реальность, и за него можно наварить кучу

зелёных. Ну, и что ты мне скажешь?

– Все твои вопросы гроша ломаного не стоят. Они рассчитаны на идиотов. Но ты, как всегда,

прав. – Я не смогу отказать.

– Разумеется. Только денег тебе в таком случае никто не даст. Пообещают три короба и не

дадут. Разведут, как говорится, по умолчанию.

– Ладно. Я согласна.

– Тогда отсюда вытекает технический вопрос.

– Ты же говорил что только три.

– Или или. Вот в чём вопрос, – произнёс Панчик, улыбаясь. – Или ты мне отдаёшь его под

честное слово, и я его сначала продаю, и тебе достаётся процентная доля. Она будет

немаленькой. Десять процентов от любой суммы. По моим прикидкам, меньше, чем сто тысяч

баксов, он не стоит.

– Или?

– Или я тебе плачу ровно столько, сколько стоит операция. Здесь и сейчас.

– Что, прямо сейчас? Может, мне за сумкой сбегать на радостях?

– Ну, не так быстро, Рита. Я не расстроил тебя?

– Ужасно расстроил. Не бойся, это шутка.

– Ну вот и славно. По моим сведениям, операция в Китае стоит от двух до пяти тысяч. Значит,

примерно три с половиной. Плюс дорога. В общем, четыре. Тогда вечером стулья, утром деньги.

Они дружно посмеялись.

… – Я рад, что мы нашли общий язык. Позвони, когда будут готовы стулья. Тогда и деньги.

– Пять, – сказала Рита.

– Что пять?

– В Израиле эта операция стоит пять тысяч. Плюс дорога.

– Не говори чепухи. В Израиле, бесспорно, полно хороших врачей и оборудования. Но это

просто раскрученная фишка. Бренд, причём не новый. Сегодня все деньги в Китае, а значит, там

есть спрос на всё, в том числе и на хорошее медицинское обслуживание. Ты тоже спрос. Я сам

найду тебе человека, он лично будет решать твою проблему. Четыре с половиной, или до встречи

с мистером икс. Тебе достаётся хоть и синица, но реальная, живая. А мой журавлик пока ещё

эфемерный. Ты должна меня понять.

– Но ведь это и не синица, – упорствовала Рита.

– Слушай, по-моему, Андрей прав относительно твоей национальной принадлежности.

– Это в расчёт не идёт.

– Правильно, Рита. Только безупречность. Только она идёт в расчёт. Как ты решишь, так и

будет. Но твоего решения уже никто не изменит.

Панчик не стал довозить её до дома. Рита жила в трёхэтажной малосемейке, принадлежащей

птицефабрике, куда Слон неоднократно приезжал за зарплатой. Панчик позавидовал стойкости и

уму этой женщине, державшейся до последнего и не ударившей лицом в грязь. Упрекнуть её

было действительно не в чем, но находиться с такой рядом было равносильно приговору на

каторгу. Он пожалел Витька и поблагодарил судьбу за то, что она не свела его с этим редкостным

человеком, достойным всякой похвалы, но по всему не очень счастливым.

Вечером, при свете ночника, перечитывая Палладу, он не раз отвлекался от текста и видел

оленьи глаза Риты, и удивлялся тому, как природа несправедливо разбрасывала на своих детей

внешние различия. Он вспомнил разговор в машине, и отметил про себя, что у ней можно было

многому поучится. Она держалась до последнего, и даже когда они договорились о

сотрудничестве, у Панчика осталось ощущение, что она осталась при своих, гордая, и до жути

красивая. Он мысленно поставил рядом свою Катрин и Риту, и вдруг почувствовал, что

испытывает влечение. Руки его ослабли в одно мгновение, словно он уже согрешил, и ему вдруг

показалось, что все его мысли кто-то контролирует сверху. Он тяжело вздохнул и потянулся к

телефону, словно это был спасательный круг.

«А не пора ли позвонить господину Эйноске. Быть может, ваш прапрадедушка имел честь

держать в руках сие творение?»

12.

Они встретились, как и договаривались, на утёсе. Эйноске был явно недоволен вызовом.

Вероятно, он думал, что лишь в его власти назначать встречи и приглашать в рестораны. Сухо

поздоровавшись, он спросил о здоровье, о семье. Панчик был несколько скован, поскольку не

представлял, какой будет реакция японца на его предложение, но отступать уже было некуда. Он

словно чувствовал, что кто-то идёт по его пяткам. А потому после коротких дежурных фраз он

вынул фотку и протянул её Эйноске. Тот, долго оглядывался по сторонам, словно ждал подвоха,

потом неуверенно взял, и так же долго всматривался в фотографию. Потом, ещё раз

оглянувшись, вызвав откровенный смех, наконец-то взял её и натянуто улыбнулся.

– Это и есть ваше предложение? Если я не ошибаюсь, это японский катан.

– Вы не ошибаетесь. Предлагаю купить его.

– Вы шутите? Откуда у вас эта вещь? Или на вас подействовал наш разговор? Вы что, и впрямь

у себя на чердаке окопали настоящий средневековый клинок времён Кото. И теперь желаете

разбогатеть. Скажу вам, что время легенд давно прошло.

– Я полагаю, это Камакура, – коротко ответил Панчик на монолог собеседника. – И если меня не

подводит интуиция, то автор этого меча – Муромаси.

Эйноске откровенно рассмеялся, выискивая в лице собеседника какой-то подвох.

– Мастер проклятых мечей? Если бы знали, какую глупость только что сказали.

– Панчик пожал плечами, перейдя на ту же волну отчуждения, что и гость.

– Говорите Камакура… Вы подготовились. Это похвально, – улыбнувшись типичной японской

улыбкой, протянул Эйноске. – Но я думаю, что вы всё-таки ошибаетесь. Ваши заблуждения

типичны для новичка. Всем, кто соприкасается с этой темой, поначалу всегда мерещится либо

Муромаси, либо ещё кто-нибудь в этом духе. Вы даже представить себе не сможете, сколько в

Японии было мастеров. Камакура… Не смешите меня. В лучшем случае Хосодати. Да, скорее

всего, это типичный Хосодати.

– К сожалению, про этот период ничего не знаю.

– С удовольствием расскажу вам, хотя, у меня не так много времени, – ответил Эйноске,

расплывшись в улыбке. – Люблю открытых людей.

– Спасибо за похвалу. Я тоже.

– Вам спасибо. Хосодати – меч для церемоний. Это красивая игрушка предназначалась для

выхода в свет и надевалась по особым торжественным случаям. Когда надобность в настоящем

оружии окончательно отпала, то всё внимание перешло на внешнюю отделку. Судя по рукоятке,

это именно Хосодати. Стоили недорого, были относительно легкодоступны для чиновников

средней руки, которым не обязательно было владеть мастерством фехтования, а лишь

производить эффект значимости. Ещё раз повторюсь, что в этот период уделяли внимание

внешнему виду, но не самой стали. В общем, эта вещь хороша лишь как сувенир. На рынке стоит

от десяти до двадцати тысяч долларов. Это в том случае, если вещь действительно подлинная. Их

использовали как подарки для чиновников средней руки. Но откуда он у вас? Вы, как мне

показалось, не занимаетесь рыночной торговлей.

Панчика немного обескуражил уверенный тон Эйноске. В его словах была не только

уверенность, но подобие правды. Его вдруг обожгло отчаянье. Он уже собирался забрать

фотографию и извиниться, как вдруг начал говорить, даже не размышляя предварительно о том,

что хочет сказать.

– Значит, вы считаете, что это игрушка? Для чайных церемоний и подарков.

– Скорее всего так, – равнодушно произнёс Эйноске пожимая плечами. – Впрочем, если вы

настаиваете, то у меня есть неплохой эксперт, сделаю что смогу, но вы же понимаете…

– Значит, если эта игрушка снимает с гвоздя стружку как с простого карандаша, то это не в счёт.

Одним только прикосновением отсекает указательный палец, и это то, что лучше всего подходит

для чайных церемоний. От одного неловкого прикосновения к лезвию палец валится на

пол, а хозяин этого пальца даже не чувствует боли в первую секунду. А потом этот палец

заживает полгода. И после этого всё равно это игрушка, безобидная и милая, годная лишь для

подарков, которую надевают исключительно в мирных целях, чтобы оказать знаки внимания,

пожелать здоровья и раскланяться. Я вас правильно понял, господин Эйноске?

Пока Панчик произносил свой монолог, Эйноске всё больше напрягался. В конце концов его

милая восточная улыбка превратилась в страшную гримасу, на которую даже стали обращать

внимание случайные прохожие.

– Вы сказали «палец»? – почти прошептал Эйноске.

– Указательный. Вы не ослышались, – кивнул Панчик, осознав, что пресмыкаться

перед японцем себе дороже. – Хотя я предлагаю вам самому во всём разобраться. В этой

занятной книженции есть закладка. Там вы найдёте для себя много познавательного и даже

забавного. Кое-что может касаться лично вас. Поверьте, я не шучу. Но времени у нас не так уж и

много. Во всяком случае, не год.

Эйноске неуверенно взял книгу, пролистал, коротко остановившись на содержании, и кивнул.

Он уже не улыбался.

– Кажется, я догадываюсь, о чём может идти речь. Извините, я вначале плохо о вас подумал. Вы

меня в который раз удивляете.

Когда Эйноске уже собирался уходить, Панчик остановил его и спросил:

– Простите меня за назойливость. Но чем больше общаюсь с вами, тем больше захожу в тупик.

Не могу понять, откуда вы так знаете русский язык?

– Здесь, как раз, всё очень просто, – улыбнулся Эйноске. – Я потомственный переводчик. В

Японии это принято. Кажется, я говорил вам об этом. Мой отец работал в Москве, в посольстве, а

я в это время учился в русской школе.

– И сколько вы учились?

– С четвёртого по восьмой. Пять лет. У меня даже аттестат есть о восьмилетнем образовании.

Забавно, не правда ли? Я даже умею материться, играть в секу, буру, трясучку.

Панчик не смог ничего ответить. Он просто пожал японцу руку и пошёл своей дорогой. Ему

вдруг показалось, что он кролик и его чуть не проглотил удав. Хотя у него всё же было

небольшое преимущество. Он не знал толком, кто он сам на самом деле. Русский или кореец.

Или просто бандит и уличный разводила. «Пусть попробует проглотить. Мы тоже не лыком шиты.

Вот так, господин Эйноске, он же Мата Хари, он же Мадам Батерфляй».

13.

Слон уехал в деревню на поминки. Перед отъездом он, как обычно, долго не появлялся. Как

выяснилось, торчал в Волочаевке у Эдика – каратиста, знакомясь с местной братвой. Он пересёкся

с ними в городе, уверяя, что «братва реальная» и может сгодиться в будущем. После этого он

умотал в деревню, но Панчик не сердился и был только за, понимая, что родная бабка умирает

всего один раз в жизни и проводить её надо как следует. Да и лишние друзья за Амуром были

совсем не лишние, особенно если учесть традицию аборигенов рассекать в угорелых джипах

набитых, как селёдка в бочке.

Слон всё не приезжал, а без него было и скучно, и неудобно решать дела. Даже Анжелка

начала спрашивать: – Где Своник?

– В зоопарке, – отвечал Панчик и смеялся над наивной и непосредственной любовью своего

единственного чада.

Однажды позвонила Рита. Её предложение посидеть в каком-нибудь кофе сначала вдохновило

его. Он и сам несколько раз порывался напросится на чай, но дела отвлекали, а тут предлагала

сама Рита. На ходу, и стараясь не глядеть в глаза жене, он сочинил причину внезапного бегства из

дома, и не прогревая двигателя, рванул с места, не в силах унять накатившее волнение. Выйдя на

основную трассу, он едва не зацепил при обгоне какого-то встречного джипа. Он сбавил скорость,

и первый, кто обгонял его, и всё видел, показал ему палец у виска. И тут его словно обожгло. Он

окончательно сбросил скорость, ушёл в обочину и включил аварийку. Его уже трясло в лихорадке.

И дело было даже не в том, что он едва не врезался в «Круизёра». Он понял, что его повело нечто

сильное и властное. Потом он набрал номер Риты, и стараясь не заикаться, извинился за то, что не

приедет. Что машина его заглохла, а бросать её на обочине не тот случай. В трубке долго молчали,

потом он услышал её смех, вызывающий и обличающий всё его враньё, а потом гудки. Просидев в

машине с полчаса, Панчик поехал кататься по городу. Надо было прийти в себя, успокоится, а

главное, привезти в порядок мысли, и разобраться в том, что произошло, и что могло произойти.

Неожиданно снова позвонила Рита. Он догадался, что она проверяет его, поскольку в телефон

легко можно было услышать шум дороги. Он не стал отвечать, и через минуту пришло сообщение:

«А ты не дурак», как Рыжий. Только врать-то зачем».

Панчик улыбнулся и повернул к дому. Теперь он точно знал, как держаться с этой женщиной.

Рита позвонила через неделю. Это было словно удар током. Не успел он сказать и двух слов,

намекнуть, чтобы она хоть как-то шифровалась, как она открытым текстом сказала, что меч у неё

дома, и что она не намерена ждать полгода, когда прилетит журавль. И что не спит уже сутки,

потому что ей снятся кошмары. Панчик тут же сел в машину и погнал в Берёзовку. Перед этим он

заехал на рынок к менялам и разменял нужную сумму. Пришлось больше часа ждать, поскольку

таких денег там давно не водилось сразу в одних руках. Но потом все менялы скинулись, поделив

меж собой рубли, и Панчик стал обладателем целого мешка зелёной мелкозернистой капусты. Его

карман топорщился от потёртых, но подлинных баксов и вызывал необычное состояние весёлости,

переходящей в кураж. Рита гуляла на детской площадке. Был понедельник, выходной во всех

музеях. Она, одетая в обтянутые модные джинсы, на высоких каблуках, была словно павлин на

сельской ферме, но при этом нисколько не смущалась и прогуливалась вместе со своим

сынишкой. Панчик старался не смотреть на ребёнка, но один раз это всё же произошло, и его

кольнуло где-то под копчиком. Их дети были примерно одного возраста, но одному повезло, а

другому … Он постарался об этом не думать, улыбнулся Медузе и помахал рукой, стараясь тоже

не смотреть в глаза. Мало ли что в этих глазах таится. А то, что там что-то таилось, для Панчика

было очевидной вещью.

–Привёз синицу? –спросила Рита, делая нарочито строгое выражение лица. –Машина больше не

ломалась?

–Разумеется, как договорились, – буркнул Панчик, делая вид, что последней фразы не услышал.

– Сколько?

– Как договорились, – повторил он.

– Ну, и на сколько мы договорились?

– Тебе лучше знать.

– Мы договорились на десять, -беззаботно пропела Рита. Панчик повернулся и пошёл к машине.

–Я пошутила. Ты что, шуток не понимаешь? Пошли. Я не намерена держать у себя в доме

гремучую змею.

Рита демонстративно выставила правую руку и на ней забинтованный мизинец.

– Хорошо не указательный, – пошутил Панчик.

– Не каркай. И так чуть без пальца не осталась.

Когда они уже сидели в машине, Панчик спросил, как она смогла одна провернуть дело. Он

был немного расстроен тем, что Рита принесла лишь одно лезвие, а рукоятку с ножнами оставила.

Но потом понял, что мудрее решения на её месте вряд ли бы придумал. Меч находился в её

ведении. Она была первой и последней, с кого могли спросить. На вопрос как, Рита просто

пожала плечами и усмехнулась. На её коленках лежал клинок, и теперь всё остальное уже не

имело никакого значения. Осознавая всю серьёзность сложившейся ситуации, Панчик даже

поёжился, но глядя на непроницаемое лицо Риты ему стало стыдно за свои чувства.

– А если сунутся? Станут проверять. Что будешь делать? Что скажешь, если спросят?

– Ничего не скажу. Кому он там нужен? Мне кажется, про него давно забыли. Рукоятка есть,

ножны тоже на месте. Скажу, что так и было. Будто мне надо каждый день смотреть на него. Мне

вообще кажется, что пора увольняться.

– Что так ? – заволновался Панчик, аккуратно осматривая лезвие.

– Да звонил мне на работу один тип. Такой голос, что ночь потом не спала.

– Понятно. То, о чём я тебе говорил.

– Вообще-то я сначала подумала, что это ты дурака валяешь, проверяешь меня. Но когда он

спросил про тебя, знаю ли я тебя, тогда я поняла, что могу влипнуть в историю.

– Ты уже влипла, как и я. Ты не бойся его, Рита. Он хоть и страшный, но, думаю, обижать тебя

не станет, если ты не будешь пытаться перехитрить его.

– А я и не пыталась. Он спросил про меч, я ответила.

– И что ты ему сказала?

Панчик едва не стукнулся лбом о лобовое стекло.

– Сказала, что отдала его тебе. Что, по-твоему, я могла ему сказать?

– Мне? – Панчик завертелся на сидении, как будто его обложили со всех сторон. Но вокруг было

всё так же тихо и без подозрительных машин. Он ухмыльнулся, осознав, что был не готов к

такому повороту. – Но получается, что ты его всё-таки обманула.

– Это вчера. А сегодня – нет.

– Тоже верно. Ладно. В любом случае ты всё сделала правильно, и он тебе ничего не сделает.

Скажи хоть, как вынесла его?

– По-твоему, меня должны обыскивать? Взяла холст на дом для реставрации. Обклеила лезвие

скотчем с двух сторон, он же острый, как бритва, не дотронуться. Приклеила к обратной стороне

холста, а сверху ещё холста кусок. Ты же видишь, на нём ворсинки. Он же липкий как зараза.

– Всегда считал, что женский ум более изощрён, чем у мужиков.

– Кто бы сомневался. Вы же думаете мозгами.

– Вот тут поподробнее, пожалуйста. Чем вы думаете, интересно.

– Я же говорю, у вас с фантазией не всё в порядке.

– Ладно, – рассмеялся Панчик, – удачи тебе, Медуза Горгона!

– Ещё чего? – Рита прыснула и даже присела от смеха, держась за свои красивые колени. – Это

кто такое придумал? Только не говори, что ты.

– Ну, разумеется, не я.

– Этот, что ли, казак Тимофей Львов? Пончик?

– Ну, а кто же.

– Ты мне телефончик его дашь как-нибудь?

– Ни за что. Я своими друзьями дорожу. Да он и сам тебя, как огня, боится.

– Он всё равно ответит мне за Горгону.

Панчик поднял стекло и покатил по старому асфальту в сторону города. Что-то подсказывало

ему, что за ним наблюдает ещё кто-то очень осторожный. Уже на выезде он всё же заметил

Королу. «Кто бы это мог быть? Не иначе, Протасята? Сам бы наехал незамедлительно.

Скорее его волчата по следу бегут. А без папаньки – главаря хрен набросятся. Ладно, и то хлеб.

Поглядим, что будет дальше». Под сидением лежало нечто стоимостью в птицефабрику вместе с

посёлком и прилегающей территорией. От этой мысли немного шумело в висках и потряхивало.

Ночью, как и Рита, он так и не уснул. Несколько раз выходил на балкон и видел знакомую

«Тойёту», в которой уже, не стесняясь, раскуривали косяки в открытые окна и слушали дорожную

попсню про крутых дальнобойщиков. Понимая, что это хвост, Панчик не выходил из дома

вообще, даже в магазин, ссылаясь на хандру и плохое настроение. Сначала он ждал, когда

объявится Слон, но потом махнул на него рукой, поняв, что это пустое дело. У Слона была своя

жизнь, а у него своя.

14.

Наконец-то объявился Эйноске. Панчик уже начал впадать в депрессию, когда услышал в

трубке телефона его голос. Эйноске звонил с городского автомата и без вступления и вопросов о

здоровье сообщил, что приехал человек, готовый ознакомиться с подарком. Из последнего слова

Панчик догадался, что книга и фотография произвели на Эйноске должное впечатление, и теперь

тон его голоса был совершенно другой. Панчик предложил для встречи свою квартиру, но

Эйноске наотрез отказался. При этом Панчик не мог сказать о неприятностях, связанных с

хвостом. Это могло раз и навсегда спугнуть дорогого клиента. К тому же он показывал дело так,

что меч действительно провалялся на чердаке, отчего ручка затерялась, а само лезвие потеряло

прежний блеск. Но на этот бред Эйноске никак не отреагировал, словно это была пыль, которую

легко сдуть одним дыханием. В конце концов, любопытство взяло верх, и Эйноске согласился

прийти в гости. Не проходя дальше прихожей, он долго вертел в руках обклеенный скотчем кусок

металла, и всё цокал языком и качал головой.

– Ну вы же понимаете, что определить цену этой вещи я сразу не могу. На это нужно время.

Панчик пожимал плечами и театрально вздыхал. – Ваш купец – наш товар – поддразнивал он

японца, понимая, что тот окончательно заглотил наживку и уже её не отпустит ни за что. Потом

Эйноске долго говорил по телефону Панчика и что-то доказывал, приводя в восторг своей

необычной тональностью и неожиданными переходами в голосе.

– Ну, вы же понимаете, – не унимался Эйноске, пытаясь навязать свои условия, – что это кот в

мешке.

– А, по-моему, это журавль в небе. Вернее, очень жирная синица в ладони.

– Как вас понимать, Родион? Я этой аллегории не знаю.

– Никогда не поверю. Вы русский знаете лучше меня.

– Уж извините, школу я заканчивал в Японии.

– У нас говорят, лучше синица в руках, чем журавль в небе.

– Ну что ж, в одном вы правы. Это не синица. Между прочим, журавль – японская птица и наш

национальный символ.

– Я не в претензии. Наверное, наши журавли отличаются от ваших другим акцентом. Так как

насчёт журавля в руках? Много не прошу. Панчик назвал сумму, от которой Эйноске даже

немного подпрыгнул. Потом он многозначно водил бровями, раздумывая над предложением,

опять звонил по городскому телефону, на этот раз совсем недолго, и был уже не так эмоционален

как в первый раз.

– Ну что ж. Будь по-вашему, если вы скинете десять процентов, как и полагается,

комиссионных. Это я считаю справедливым. За посредничество. Вы знаете, что по такому случаю

приехал мой очень давний друг из Японии. Я рассказывал вам о нём. Он понял, о чём идёт речь,

и кажется согласен, если вы уступите, конечно.

– Значит, он заранее знал, что согласится на моё условие? Ведь, выходит, он уже приехал с

деньгами?

– Ах, вот вы о чём? Ну разумеется! Я ему объяснил, что вы очень серьёзный человек, который

не привык бросать дело на половине.

Что-то в последних словах не понравилось Панчику. Слишком гладко всё выходило у Эйноске,

тем более что сумма вызывала холодок. Но уличить его в чём-либо он не мог.

На следующий день он взял один из Катькиных холстов, и не мудрствуя, приклеил к обратной

стороне скотчем свою маленькую ворону и пошёл к своей машине. Перед этим он долго наблюдал

в окно, выискивая своих караульщиков. Как ему показалось, хвоста не было. Он выкатил со

двора и, не успев ахнуть, едва не врезался в знакомый китайский «Хамер». Там он увидел

знакомые рожи с бритоголовым дядей Протасом во главе. Он понял, что опоздал с выездом, но

деваться было некуда. От обиды он едва не расколотил кулаком стекло. Он закрутил головой в

надежде прорваться через другой выход со двора, но в это время заиграл его телефон. Звонил всё

тот же обладатель бритой головы.

– Чего тебе надо Протас? – не сдерживая эмоций, заорал в трубку Панчик, чувствуя, как

Начинает задыхаться в тесном, ещё не проветренном салоне.

– Далёко собрался Родя? Может, вместе прокатимся? Мне кажется, нам по пути.

У Панчика опустились руки. Он вдруг осознал, что все его дела и логические построения были

обычным мыльным пузырём, который лопнул от одного прикосновения с твёрдым предметом.

– Расписка у тебя с собой? Я надеюсь.