
Полная версия
Тайны Чудесного леса. Пушистый ёж
Учеба в школе стала для него увлекательнее, чем прежде, особенно когда речь шла о растениях, в которых он здорово поднаторел за последние пару месяцев. Каждый день он узнавал что-то новое, дедушка показывал ему все тонкости и хитрости процесса, ухаживая за садом, рассказывал обо всех цветах и растениях в оранжереях и клумбах, от самых распространенных до уникальных экземплярах привезенных издалека. Одним из них было лимонное дерево, которое очень нравилось Герману. Ежедневно, строго по инструкции, написанной дедушкой, он ухаживал за этим деревом, поливал, подстригал, когда это было необходимо, выдергивал сорняки, следил за состоянием листьев, укрывал от сильно палящего солнца. И вот однажды, Герман как обычно медленно вышагивал вокруг дерева с лейкой, тщательно поливая почву вокруг него. Не поднимая головы, он прошел три круга, после чего остановился, перевел взгляд наверх, к листве и, широко раскрыв рот в изумлении, выронил из рук пустую лейку. Из-за листьев выглядывали три маленьких желтых лимона, о которых ежонок знал из рассказов дедушки, потому с легкостью опознал их.
– Что случилось, Герман? – поинтересовался дедушка, подошедший на шум от падающей лейки.
– Дедушка смотри! – взволнованный и радостный показал на лимоны Герман. – Это же лимоны!
– Да и вправду они, – подтвердил Леонард.
– И что же теперь с ними делать? – размышлял ежик вслух.
– Забирай их себе, скушаешь.
– Но это не честно. Сад ведь твой.
– А ты ухаживал за деревом, ты вырастил эти лимоны. Это твой первый урожай. Поздравляю, – дедушка похлопал Германа по плечу и, сорвав лимоны, отдал их ему.
– Спасибо, а они вкусные? – не забыл спросить о главном ежик.
– Немного кисловатые, но в целом довольно интересные, – ответил Леонард, пока ежонок, раскрыв один из лимонов, сунул кусочек в рот. Мордочка его тут же перекосилось, а глаза заморгали по очереди.
– Да, и впрямь, кисловатые, – сказал Герман, проглотив лимон.
– Уверен, ты найдешь им применение, – сказал дедушка, прежде чем вернуться к работе.
Германа охватила гордость, ведь его многодневная работа начала приносить плоды. Вот они, лежат у него в лапах, в тех самых, которыми он на протяжении двух месяцев ухаживал за деревом, и оно отблагодарило его своими ароматными лимонами, хоть и ужасно кислыми. Будучи окрыленным, юный садовод не заметил, как переделал все, что было необходимо и, попрощавшись с дедушкой, убежал на улицу. Ему не терпелось поделиться своей радостью с кем-нибудь еще, и первый кто попался ему на пути – был Борик, сидевший в одиночестве возле ручья. Завидев Германа, он сильно обрадовался.
– Привет, Герман! – воскликнул он так, будто они не виделись целую вечность, хотя с момента их последней встречи в школе прошло лишь несколько часов.
– Привет еще раз Борик! – поддержал друг, которому было, что рассказать. – Ты чего сидишь грустный?
– Я не грустный, я работаю. Выполняю важное поручение, между прочим.
– И какое же?
– Слежу за климатическими отклонениями по уровню воды в ручье, – и он достал из рюкзака какую-то книгу и показал ее Герману. – Если уровень воды в ручье упадет сегодня хоть на сантиметр, то нас ждет засуха, а может и катастрофа.
– Какая катастрофа? – осторожно спросил Герман.
– Экологическая! – опустив глаза в книгу по слогам прочитал Борик.
– Жуть какая.
– А я про что. Как кстати дела в саду? – поинтересовался эколог.
– Отлично! – расцвел Герман. – Вот, смотри, мой первый урожай, – и он протянул другу лимон.
– Что это?
– Это лимон из семейства цитрусовых, – начал было объяснять Герман, пока Борик, недолго думая, сунул его в рот и откусил огромный кусок. Лицо его сморщилось как сушеная слива, глаза с силой зажмурились, по их краям выступили слезы. – Только он слегка кисловат, – пояснил Герман, глядя на сморщенного друга. – И шкурку можно было не есть, – добавил он, когда Борик, наконец, проглотил лимон.
– Ничего себе кисловат, – промычал Борик, вытирая слезы. – Да он кислющ! Что же с ним делать?
– Пока не знаю, – слегка раздосадовано ответил ежик, грустно, когда не ценят твой труд по достоинству, хотя друг и был прав, лимон ужасно кислый.
– А где ты взял эту книгу? – быстро перевел он тему.
– В кладовке. Мы с папой там краску искали. Папа пока внизу рылся, я на самой верхней полке ее заметил.
– Что? Краску?
– Нет, книгу эту, – пояснил Борик и продолжил свой рассказ, в котором, по мнению Германа, очень многое не сходилось. Мог ли Борик заметить книгу на самой верхней полке в кладовке, где полным-полно всякой еды? Это вряд ли. Ну а то, что он помогал папе, было очень даже реально. Глава семейства постоянно брал с собой своего младшенького, и причина этому крылась не только в безмерной любви отца к сыну, а еще и сильным беспокойстве родителей, как за сына, так и за их имущество, когда тот оставался один. Если вы внимательно читали, то поняли, что главной чертой маленьких ежат была – невнимательность, впрочем, с возрастом это проходило далеко не у всех. Среди ежей даже ходили шутки, такие как: "еж в дороге останавливается не для отдыха, а для того чтобы вспомнить куда шел". Так вот, Борик был номером один по невнимательности, рассеянности и другим смежным дисциплинам. Назвать его шкодливым было нельзя, все же он все делал не нарочно, но оставить его в комнате надолго одного было наихудшей идеей. Поэтому папа охотно брал его с собой, чтобы не делал, куда бы ни шел, лишь бы тот не устраивал погром дома. Так и в этот день, затеяв ремонт в одной из комнат, отец в поисках краски обошел весь дом, а за ним, словно на привязи, весело вышагивал Борик. В кладовке, где они продолжили поиски, все было заставлено старыми вещами и банками с консервами. Папа-еж ворошил нижнюю полку, пока его сын, стоял посреди помещения, широко разинув рот; еда была его слабостью. Он с интересом разглядывал банки, читая то, что было на них написано. Малина, клубника, грибы, опять малина, яблоки, груши… постой-ка, думал он. А где же помидоры? Неужели их нет! Переводя взгляд с одной полки на другую, быстро мотая головой, словно следя за мухой, он постепенно разочаровался и приступил к следующему этапу поисков. Для этого он забрался на первую полку и начал шарить в глубине, перебирая банки, пока наконец не вскричал:
– Нашел!
Отец, забравшийся в это время наполовину в потемки и, оставив на свету лишь свои лапы, резко подскочил и с силой ударился головой о верхнюю полку, издав приглушенный вопль.
– Давай ее сюда! – сказал отец, потирая ушибленную голову.
– Не дам. Эта баночка только моя, я ее везде искал, – протянул ежонок, обнимая банку с помидорами, а папа-еж лишь удивленно вылупил глаза.
– Это я ее ищу уже битый час, сынок, не дури, тащи ее сюда. Зачем она тебе?
– Как зачем, я ее сейчас есть буду, – глотая слюни, объяснил Борик.
Глаза отца расширились еще сильнее, он совсем забыл про боль в голове.
– Какой же нормальный еж будет есть краску?! – недоумевая, спросил отец.
– Никакой. Что за странные вопросы?
– Тогда тащи уже банку, Борик, – требовал папа.
– Нет. Банка моя, – протяжно ответил ежик и прижался к ней еще крепче.
– Зачем она тебе?! – с легкой истеричностью в голосе спросил папа-еж.
– Я ее есть буду.
Папа сделал глубокий вдох, на этот раз раскрыв еще и рот, а щеки невольно поползли вниз. Может это от удара головой мне все мерещится, думал он, стоя как вкопанный, пытаясь подобрать слова для продолжения этого чудо-диалога.
– Ты что, собрался есть краску? – спокойно спросил он.
– Нет конечно, разве я настолько глуп? – смеясь ответил Борик. Вот кто и чувствовал себя глупцом, так это отец. Скривив мордочку, он задал самый глупый вопрос, что пришел ему в голову:
– Может ты собрался съесть банку?
– Нет конечно, – расхохотался ежонок.
– Тогда, я сдаюсь. Еще раз спрашиваю, зачем тебе краска?
– Какая краска?
– Зеленая наверно, – предположил отец.
– Мне-то она зачем? Это же она тебе нужна, вроде.
– Вот именно! – воодушевленно воскликнул отец. – Ну, так дай же мне ее!
– Не могу.
– Как не можешь? Почему?
– У меня ее нет, – нахмурился Борик.
– Ты же сказал, что нашел, – выдыхаясь, проговорил отец.
– Так и есть, вот, мои любимые! Помидорки! – ежонок протянул на свет банку с помидорами. Отец покраснел не хуже этих помидор, нахмурил брови и, бормоча себе что-то под нос, залез под полку, чтобы продолжить поиски. Борик же, съев пару своих любимых помидор, заметил на верхней полке среди книг, банку без этикетки. Любопытство в тот момент зашкалило в нем, и он относительно ловко ринулся наверх выяснить, что же это там спрятано. Наконец он добрался до заветной цели, и, подойдя поближе, принялся разглядывать содержимое, когда вдруг услышал легкое потрескивание под собой. В тот же миг вся полка обвалилась, а вместе с ней все содержимое и сам Борик упали на пол, а банка без названия разбилась, расплескав содержимое по всему полу кладовой.
– Грибочки, – сделал вывод Борик, завидев над собой грозный вид отца, который вновь потирал голову.
Эта же история, но существенно видоизмененная была рассказана Герману, более менее подлинным до которого был донесен лишь финал, в котором отец сунул книгу Борику в руки и, взяв его за плечи прошептал:
– Сынок, нас может настигнуть экологическая катастрофа, и только ты в силах ее предотвратить. Пойди на улицу и понаблюдай все ли в порядке с природой. Не грозит ли нам засуха.
– Хорошо папа! – воскликнул ежик и, воодушевленный серьезностью задачи, убежал из дома. А отец тем временем, вздохнув с облегчением и забыв о всяком ремонте, упал на диван в комнате, чувствуя себя полностью истощенным, и тихо засопел.
Пока Борик измерял, насколько упала вода в ручье, Герман с любопытством разглядывал книгу, в которой помимо сухого скучного текста также были картинки. Одна из картинок очень удивила ежонка. Вся земля на ней была изображена белой, так же по всему рисунку были непонятные белые вкрапления, будто кто-то рассыпал на него муку. Глава книги после этого рисунка, называлась таинственным незнакомым Герману словом "снег". Он было собрался почитать, что это за снег то такой, но интерес быстро пропал, как только он вспомнил про свой первый урожай. Нельзя было медлить ни минуты, наверняка мама с папой уже дома, вот ведь они удивятся, когда увидят, что он сам вырастил, – подумал ежик, и лицо его озарилось широкой улыбкой.
– Ладно, Борик, мне пора! Надо еще маме с папой лимон показать, – начал было прощаться Герман, но тут одернулся и спросил:
– А вы с папой не зеленую ли краску искали?
– Зеленую. А откуда ты знаешь? – задумчиво поинтересовался Борик.
– А не те ли это банки с краской, что ты мне принес, когда мы стены покрасили? – иронично спросил ежик.
Борик ничего не ответил, насупился, горячо шлепнул себя ладонью в лоб, и медленно побрел домой, оставив книгу на бревнышке рядом с ручьем.
– Постой Борик! А как же книга? – крикнул вслед Герман, на что тот лишь махнул лапой, продолжая свой путь домой. Герман постоял еще пару минут, глядя ему вслед, потом пожав плечами, забрал книгу и побежал домой.
Первым и единственным, кто решился попробовать лимон первого урожая Германа, был папа. Стойко, сдержав слезы и обуздав перекосившееся лицо, он проглотил тропический фрукт и, похлопав сына по плечу, сказал:
– С первым тебя урожаем, сын. Думаю, теперь можешь просить повышения, пусть дедушка доверит тебе малину, например.
– Папа, малину растить, что пеньки колотить, много ума не надо, – ответил Герман, от чего отец удивленно посмотрел на сына. – Это так дедушка говорит, – тут же оправдался ежик.
– Молодец, сынок. Мы гордимся тобой, – вмешалась в разговор мама.
За столом Герман только и говорил, что о саде, полный впечатлений, он описывал чуть ли ни каждый день развития лимонного дерева, до момента появления первых плодов сегодняшним утром.
– Кажется, я знаю, кем хочу стать! – в эйфории сказал Герман. Все затихли, особенно папа. Взгляд его стал напряженным.
– И кем же? – спросил его брат Виктор.
Почувствовав некоторую перемену настроений, Герман слегка замялся и неуверенно промямлил: "садовником".
– Я думаю, мы это еще обсудим, – спокойно сказал отец, и слова его, как гром среди ясного неба, обрушились на ежонка. Не было слов разрушительнее, чем эти. Сколько раз он слышал их за свою жизнь, и все заканчивалось одинаково. Герман даже установил забавную закономерность – если взрослые говорят "мы это еще обсудим", значит все уже решено, и обсуждать, увы, больше нечего.
– Что же такого плохого быть садоводом? – раздосадовано спросил он.
– Понимаешь, дорогой, – начала оборону мама, – любая профессия должна приносить пользу…
– А садоводство – это вроде как хобби, – подключился папа, – прекрасное, не спорю, но которым ты не обеспечишь деревню.
– Но ведь кто-то должен дарить радость! – возмущенно отстаивал свои права ежик. – Если бы вы только видели, как в саду красиво.
– Вот именно, одной лишь красотой сыт и одет не будешь, – подметил отец. – Это только горькая правда, которую ты должен принять сынок.
– Но это не справедливо. Как же тогда заниматься, чем ты любишь, если то, что любишь, не является занятием? – сказав это, он вышел со стола и с горечью на сердце, едва сдерживая слезы, пошел в свою комнату.
Следующий день Германа тянулся необычайно долго. Мысли о собственной беспомощности перед несправедливостью жизни, ни на минуту не покидали его. Даже когда Вениамин в очередной раз искрометно пошутил в адрес Германа, вызывая смех большинства учеников, ежонок никак не отреагировал, от чего у обидчика взыграло самолюбие и он, так и не удостоенный внимания недруга, покраснел и утих.
Герману было все равно на глупые шутки и смех ежат вокруг, безразличны были и длинные лекции мистера Грибба об окружающем мире. Он сидел печальный, лишь изредка улыбаясь из вежливости Борику, который в попытках поднять настроение другу, строил всевозможные рожицы. Этот сад был настоящим открытием в жизни ежонка. За те пару месяцев работы в нем, он стал для него родным. Ежик умело обращался со всеми инструментами, знал все обо всех цветах и растениях в саду. Найдя свое призвание, очень больно с ним вот так попрощаться. Даже невозможно.
Дедушка Леонард, будучи опытным садоводом, умел читать настроение и эмоции своих подопечных. Он всегда знал, чего они хотят и когда. Он улавливал каждый шелест их листвы, по звуку которого он мог вычислить один единственный сухой лист в огромной зеленой гуще. Владея умением находить общий язык с окружающим миром, он совершенно не умел найти аналогичный с ежами.
Многие его боялись, за его грубую манеру общаться, другие терпеть не могли сварливого брюзгу, а третьим он был просто безразличен. И те и другие считали Леонарда выжившим из ума старым ежом, и предпочитали пойти в обход, если путь вел к неминуемой встречи с ним.
Каждый раз, когда ему, как и всем старым ежам, доставляли продукты, он обязательно находил повод, чтобы поорать и выругаться, как следует, заканчивая монолог словами, судя по всему любимыми: "Убирайся, и чтоб я тебя здесь больше не видел! Это частная собственность!" Доставщиков, которым предстояло обслужить старого скрягу, отбирали наилучшим образом из самых быстрых и изворотливых ежей. Они не могли просто оставить его без еды, ведь главное правило не только их, но и всей деревни, заключалось в помощи и заботе всех обо всех. Да и к тому же, вряд ли кто будет в восторге, если он сам придет за продуктами. Потому всем приходилось терпеть выходки Леонарда, который к их радости редко покидал пределы своих владений.
Обладая в совершенстве вышеописанным навыком, он с легкостью понял, что с внуком было что-то не так. Работу свою он по-прежнему выполнял дотошно следуя инструкциям, но не было в нем того огонька и задора, что еще вчера наполнял атмосферу сада каким-то еле ощутимым светом и теплом. Дедушка стоял за его спиной и переминаясь с ноги на ногу искал подходящие слова.
– Что-нибудь случилось, дедушка? – спросил Герман, завидев Леонарда с физиономией, будто он пытается укусить кактус.
– Нет… – резко отрезал Леонард. – А у тебя?
– Все в порядке, – вздыхая, ответил внук.
– Ну, тогда чудненько, – быстро произнес Леонард и пошел заниматься своими делами.
Прошло довольно много времени прежде, чем Леонард решил повторить свою попытку.
– Послушай, Герман! Так нельзя! Глядя на тебя, уже гиацинты плачут. Не хочешь рассказать мне, что случилось? – Леонард мягко улыбнулся.
– Нет, – монотонно ответил Герман.
– Да брось, ты весь сад загубишь своей тоской.
– Это все лимон, – неохотно, ответил ежик.
– Что лимон? Кислый?
– Какой прок от него раз он такой кислый? Как и от всех остальных цветов, какой от них всех толк?
– Хм… – задумчиво почесал затылок дедушка. – Ты играть любишь?
– Ну, люблю.
– Вот ты играешь с друзьями и испытываешь радость. Так и цветы. Ты за ними ухаживаешь, кормишь, поишь, а они радуют тебя своей красотой.
– Какой же толк от занятия, что радует только одного?
– Сад он… и ты в нем… уф… – тяжело вздыхая, Леонард пытался подобрать слова, но все безуспешно.
– Какая польза от этого сада нашей деревне? – настойчиво продолжал ежонок, заваливая вопросами своего дедушку.
– Так вот в чем дело! Ты не видишь пользы от сада? – предположил Леонард.
– Не я. Родители. Я бы с радостью занимался садом и дальше. А вместо этого, видимо скоро начну шить всем рубашки, или считать все, начиная от шагов до работы, заканчивая количеством зубов собеседника.
Последовало долгое молчание, во время которого Леонард штурмовал свой мозг в надежде хоть как-то утешить внука.
– Пожалуй, нам с тобой может помочь лишь одна моя старая знакомая, – процедил он, наконец.
– Кто это? – с любопытством поинтересовался Герман.
– Сова.
– Со-ва? – удивился ежонок.
– Она знает все. Наверняка и тебе поможет.
– Но совы же опасны.
– Далеко не все. Некоторые сами боятся ежей.
– А она боится? – скромно спросил Герман.
– Нет. Но она столько всего знает. Вряд ли во всем лесу найдешь хоть кого-то умнее ее.
От этих слов в глазах ежика заблестел хорошо знакомый Леонарду огонек – надежды.
На следующее утро Герман сидел на занятиях и шепотом рассказывал своему соседу Борику о всех своих переживаниях, и о том как он лихо управляется с садом, и как понял, что это именно то, чем он хочет заниматься в жизни, а волей обыденных убеждений взрослых его мечте вряд ли суждено было исполниться. Друзья так тихо шептались, что казалось, едва слышат друг друга, но обладающий острым слухом мистер Грибб сделал им не одно замечание, прежде чем они затихли. Последним, что рассказал Герман, была задумка дедушки посетить его хорошую знакомую, которая являясь мудрейшей жительницей леса, если даже не самой мудрой, наверняка знала как помочь Герману.
Дальше друзья сидели молча, что совершенно устраивало Борика, распираемого любопытством от этой таинственной персоны. Всем своим видом он задавал этот вопрос Герману, то лихорадочно перемигиваясь глазами, чеканя звука над на одному ему известном языке, то без единого звука выводя губами непонятные буквы, не относящиеся к их разговору, что даже умеющий читать по губам еж, ни за что бы не понял Борика. Наконец взяв чистый лист бумаги, он быстро накорябал на нем свой вопрос и передал непонятливому соседу.
– "Хто она?" – еле разобрал подпись Герман.
– "Сова" – написал Герман в ответ.
– Сова!?!? – вскричал Борик на весь класс, от чего ученики один за другим с криком ужаса посворачивались в комочки. Остались сидеть неподвижно лишь Герман с Бориком и сурового вида учитель, явно недовольный их сегодняшним поведением.
– Ложная тревога. Простите, – виновато пролепетал Борик, когда класс принялся занимать свои прежние места, недовольно на него ворча. Виновник же просидел тихо оставшийся урок, весь красный от стыда. Когда друзья вышли из школы, стало совершенно очевидно, что краснел Борик далеко не от стыда, а все это время его распирало от желания выговориться, которое он сразу осуществил. Он говорил так быстро и так много, возмущаясь, негодуя, предупреждая своего друга об опасных совах. Наконец, чтобы не быть голословным он достал все тот же пресловутый лист бумаги и, нарисовав что-то, протянул его Герману.
– Это что за чудо? – поинтересовался Герман, внимательно разглядывая рисунок.
– Это Сова! – проникновенно произнес Борик. – Теперь ты понимаешь?
– Не совсем, – недоверчиво ответил Герман. – Ты уверен, что у сов такая огромная пасть?
– Конечно! – недоумевал от вопроса Борик. – Ты что же это сомневаешься во мне?
– Я не в тебе сомневаюсь, а в том, что с такой мордой сова вряд ли смогла бы от земли оторваться, не то что летать. Ты только глянь на эти клыки. – Борик обиженно посмотрел на свой рисунок.
– Не переживай Борик, все со мной будет в порядке. Сова эта хорошая знакомая дедушки, так что не о чем беспокоиться. Единственное что беспокоит меня, это настолько ли она умна, чтобы помочь мне.
– Ну, смотри. Потом не говори, что я тебя не предупреждал, – немного успокоившись, произнес Борик. Ему было очень приятно использовать фразу, которую тысячу раз слышал от взрослых, что он почувствовал себя одним из них, добавив этому серьезное выражение лица.
На этом друзья распрощались и Герман, торопливой походкой, направился к дому своего дедушки. Чем ближе он подходил, тем быстрее билось его сердце, а волнение передавало легкую дрожь по всему телу. Было в этом что-то таинственное и даже пугающее. Мысли занял рисунок Борика и уроки мистера Грибба, которые предостерегали от всяческих контактах с совами, и описывали их как очень опасных и хитрых птиц. Но раз уж это может помочь, то Герман готов рискнуть, тем более – он пойдет не один, а со своим родным дедушкой.
Как только Герман вошел за калитку, Леонард снял с него школьный портфель и, надев заранее приготовленный походный рюкзак, резко скомандовал:
– Идем, времени нет.
Ежонок, не сказав ни слова, последовал за своим наставником и, уже через минуту, закрыв калитку на замок, они двинулись в путь.
Никогда еще не доводилось Герману выходить за пределы деревни. Аккуратные дорожки среди ровных ухоженных лужаек сменились натоптанными через высокую листву тропами. Лес становился гуще, пропуская меньше света, местами даже казалось, что начало темнеть, но лучики света, пробивавшиеся сквозь насыщенную листву, напоминали путешественникам о том, что солнце находилось в самом зените.
– А далеко она живет, эта сова? – нарушил их безмолвную прогулку Герман.
– Неет, – протянул Леонард. – Я в твои годы ходил гораздо дальше.
Ежонку, который максимум, что мог пройти эту деревню от края до края, ответ этот не особо чем сказал. Хотя и более точный ответ вряд ли чем-то помог бы. Герман принялся прикидывать в уме, сколько они уже прошли, деля расстояние на самые привычные ему отрезки от дома до школы, и, оказалось, что они уже прошли аж восемь раз до школы. Вот так тренировка думал ежонок, чьи ноги уже начинали слегка гудеть в коленях. Интересно было сколько раз до школы еще идти, но спросить ежик не решался, – так как в школу дедушка не ходил, а самые дальние расстояния составляли размеры сада.
– А у тебя ноги не устают? – спросил Герман. Ему уже порядком наскучила это дорога, которая к тому же вела на холм.
– Устают.
– И что ты делаешь?
– Иду дальше, – сухо ответил Леонард.
– А кушать ты хочешь? – вошел во вкус Герман. Оказалось, говорить и идти куда интереснее, только собеседник оказался весьма неразговорчивый, отвечал коротко, неохотно, проще было рыбу разговорить, чем из него лишнее слово вытянуть.
– Нет, – в своем духе ответил дедушка.
– А если захочешь?
– Буду идти голодным.
Лучше собеседника не придумаешь, подумал ежик.
– А почему ты никогда не приходишь к нам в гости? – задал свой очередной вопрос ежик.
– Хм… – Леонард слегка дернулся и немного сбавил темп. – Времени… не было, – ответил он запинаясь.
– Но теперь то у тебя больше времени.
– С чего ты взял?
– Ты сам сказал недавно – "молодец Герман, теперь у старика хоть свободное время появилось", – процитировал ежик дедушку.
– Лучше б я этим языком пчел из улья разгонял, – тихо проворчал дед. – Пользы было бы больше.
– Значит теперь придешь? – не отставал Герман.
– Когда-нибудь.
– Обещаешь?
– Обещаю, – ответил он внуку, едва сдерживая раздражение.
Герман чувствовал себя настоящим дипломатом достигнувший практически невероятного результата. Ведь добиться обещания у самого вредного ежа в деревне, а может и во всем лесу, было, что уговорить черта прибрать в твоей комнате. Больше Герман ничего не говорил. Удовлетворенный собой он шел, не отставая от своего путника, забыв про усталость в ногах. Улыбка не сходила с его мордочки, он представлял удивление папы, когда он расскажет о чем договорился с дедушкой, и как папа от этого же удивления падает со стула, как мама готовит вкусный пирог и они все вместе встречают долгожданного гостя к столу. Ежик уже не думал о том, куда и зачем он идет, очарованный красотами леса он просто наслаждался прогулкой, которая уже начала становиться судьбоносной.