Разные фамилии одной Эмилии. Няня… своего сына!

– Для меня, говорит, «жена» – это святое! После этого цены на акции столь примерного семьянина возросли! Правда, другие говорят, что его жена далеко не святая! Зато дочка миллионера, вот он её и терпит! Ну а третьи говорят, что нахалке ещё повезло! Она хоть ни с чем осталась, … а три дурочки – с детишками! Он им про святость жены после залёта сообщил.

– Его акции так продаются, – усмехнулся Сезар, – что на алименты хватит, и ещё останется!

– Но им-то не достанется!

– Он их чтО? ТогО?!

– Другого! Он этих пузатых сбагрил сотрутникам своего корпоратива… или кооператива, а те с радостью усыновили его детишек… и удочерили… дважды! За это счастливый папаша продвинул лживых папочек (ну, которые без тесёмок!) по службе!

– Не «лживых», а «ложных», не «корпоратив» (то есть служебная пьянка) или «кооператив», а «корпорация», не «сотрутники», которые «сотрут» какие-то «ники» (в описываемое время термин «ник» ещё не был введён в обиход), а «сотрудники» (которые совместно трудятся). Впрочем, некоторые из них и впрямь «трутни»!

– Значит, избавишься от его акаций?! – с надеждой спросила Эмилия.

– Зачем избавляться от акций? Тебя смущают его любовные шалости? Но в бизнесе нет места сантиментам!

– Не измеряла, сколько у него там сантиметров. Я ведь не ходжа! Если хочет, может развиться с кем угодно! Вот только слишком уж чисто открывает Бонк рот!

– Ты сама не заметила, – ошибочно заметил Сезар, – как намекнула на его банкротство! Без всяких оснований! Ну и по мелочи: не «чисто», а «часто», не «развиться», а «резвиться», не «ходжа(то есть мусульманин, побывавший в Мекке), а «ханжа». Интересно, а слова «сантименты» и «сантиметры» – родственники? »

Он так и не узнал, что эти термины (увы!) только «однофамильцы»! «Сантименты» – от французского «чувства», а «сантиметры» – от древнегреческого «сотая часть метра».

– А ты обратись в главную консалтинговую контру к сАмой главной консультантше! И попроси нам обоим присниться!

– Единственное, что я понял, это не «контру», а «контору»! – ответил Сезар и подумал: «Сложное… для произношения слово „консалтинговую“ произнесла грамотно, а в простенькой „конторе“ запуталась!»

– Это я про плечистую деву Марию! – пояснила Миля.

Её сожитель чуть ни поперхнулся от хохота:

– Богородица вовсе не культуристка! Она – пречистая дева Мария! Это потому, что зачала не от грязного секса, а от чистого святаго духа! … Хотя не совсем понятно, как пречистая Мария оставшаяся девой при зачатии смогла остаться ей после рождения Христа и прочих детей, но уже не от духа, а от мужа Иосифа?

Собеседница проявила теологическую смекалку:

– Все эти малютки были рождены с помощью кесарева стечения, от чего невинность их мамаши Маши не пострадала!

Сезар открыл от удивления рот, и тут Миля его «добила»:

– А сумлеваться в верности священного писания – это богоху… ство!

– БогохуЛЬство! – сквозь очередной хохот выдавил Сезар. – От слов «хулить Бога»! А твой намёк на простонародное выражение про орган размножения – это и есть самое что ни на есть богохульство!

Он постарался придать лицу серьёзное выражение и проговорил:

– Прости меня, Господи, за смех неуместный, а дуру сию – за речи предерзкие, ибо устами ея сам диавол глаголил!

Засим (то есть затем) Сезар трижды перекрестился.

– Зря стараешься! – заметила Миля. – Маруся всё равно по-нашему «ни в зуб нагой!» … То есть голой!

– Не «нагая», а «нога»… А в языке Богородицы, то есть арамейском я не силён!

– Я тоже не волоку в армейском…

Сезар не упустил возможность поизгаляться над якобы случайной оговоркой Мили:

– Ничего сложного: «Встать!», «Сесть», а ещё лучше – «Лечь!»! … Слушай! А ведь она и впрямь говорила на арамейском языке! Правда, понимала древний еврейский.

– Ну, так бы сразу! – обрадовалась Миля.

Она встала в молитвенную позу и к ужасу любовника заговорила на чистейшем иврите:

– МирьЯм акдошА аекарА! Ана мимЕх тавОи элАй вэ эль СезАр бахалОм вэтасбИри мА ляасОт им мэнайОт Бонк корпорЕйшн – ликнОт хадашОт о лимкОр ешанОт. АмЭн!

Сезар, проведший в израильских командировках около полугода, понял сказанное: «Святая уважаемая Мария! Приди во сне ко мне и к Сезару и объясни, что делать с акциями „Бонк корпорейшн“ – купить новые или продать старые? Аминь!» Особенно поразило менеджера чистейшее сефардское (официально принятое в Израиле) произношение.

– Откуда у тебя такой обалденный иврит?! – вполне естественно поинтересовался Сезар.

– Он у меня от… рождения! Жозе Праду любит трепаться. Мол «евреев не люблю, евреек обожаю!». Ну, одна из обожаемых сроки не рассчитала и заявила, что ждёт… меня! Папуля выяснил у «за… лётчицы», что по ней сохнет смазливый, но бедный сосед бразилец. Оба моих папуси «перетёрли» эту проМблему, и бедный сосед стал сравнительно богатым. Сварганили они по-быстрому свадьбу, и рванули на мамашину «историческую родину», где я и родилась в «исторически родном» Тель-Авиве. Через десять лет жена и двое детей «биологически родного» папы погибли в авиакатастрофе. А новых «еладИм» (Сезар знал, что в переводе с иврита это «дети». ) он уже соорудить не мог из-за не в меру шлюхастой подружки, которая его заразила… своей любовью! Хотел было биологический папа жениться на биологической маме и в Тель-Авив прилетел. Но мамочка успела родить от «исторического папочки» двух моих единоутробных братиков и одну такую же сестрёнку. А потому бросать мужа и менять еврейский «Холм Весны» на бразильскую «Реку Января» не собиралась. (Слушатель понял, что речь о «Тель-Авиве» и «Рио-де-Жанейро». ) Но охотно отдала родную дочурку её родному отцу.

– А кАк тебя звали в Израиле?

– Лея Аронсон. Моя мама Сара Аронсон, когда вышла за своего бразильца, фамилию менять не стала, а вот её муж поменял… тоже на Аронсон.

Сезар проявил израильскую эрудицию:

– В израильских городах есть улица Сара Аронсон в честь героини, которую злые турки недомучили в октябре 17-го года, так как она застрелилась из заблаговременно припрятанного пистолета.

– Мне за это от мамы влетело! – вздохнула бывшая Лея. – Я эту героиню назвала «недомучка».

– А тебе этот «октябрь 17-го года» ничего не напоминает?

– Тогда, кажись «замочили» японскую шпионку. Некая Комаки Матахари.

– МАта ХАри и впрямь была расстрелянной шпионкой, но не японской! – проговорил Сезар. – А КомАки КурихАра – японская, но не шпионка, а артистка.

Миля заливисто рассмеялась и проговорила на иврусе:

– «Комаки! Кури, хАра!». Последнее слово, если культурно выражаться – «бывшие кременты».

Сезар понял намёк стеснительной любовницы на «экскременты».

Всё сказанное было чистой правдой! Разве что Жозе да Писта был ради конспирации назван «Жозе Праду».

Сезар побеседовал со своей подругой на иврите. Затем заявил:

– Сразу видно, что иврит для тебя родной язык. Но почему ты при столь состоятельных родителях так сильно коверкаешь бразильский диалект великого и могучего португальского языка?

Миля прибегла к универсальной «отмазке»:

– Как говорится в дрекламе ё-моё-неза, «у баб своя секрекция!»

Сезар понял извращение израильской рекламы майонеза: «У женщин свои секреты!»