Близнецы из Лиможа

– Сьюзи?! – растерянно переспросил Сорока.

– Да. – Пожала плечами женщина. – Я решила назвать её Сюзанной в честь святой Сусанны. Пожалуй, на небе сбросят мне ещё пару грешков за эдакую идею. А теперь захлопни пасть, не то проглотишь паука, и сбегай за Анри Пиявкой.

Пьер покорно вышел из дому и только теперь дал волю гневу, со всей силы пнув бездомного пса, жавшегося к ограде. Вот незадача, в Клариссу словно бес вселился. Она попросту помешалась на чёртовой девчонке. Не дурно, если маленькая грязнуля отойдет к Господу ещё до его возвращения.

Анри Пиявка, как всегда, едва держался на ногах. В его грязной всклокоченной бороде застряли крошки и несколько соломинок. Видно, пьянчуга успел заснуть прямо в амбаре, уткнувшись в тюк сена лицом. В прошлом старик Анри был недурным аптекарем, но тяга к выпивке лишила его достойного ремесла и мало-мальского уважения. И даже родные дети погнали его прочь. С тех пор он обитал в самой грязной части города и знался исключительно с людским отребьем. Но, даже опустившись на самое дно, Пиявка не оставил своего губительного пристрастия. До сих пор старик не помер с голоду только оттого, что сброд в квартале бедноты время от времени нуждался в помощи лекаря, а ни один приличный доктор сроду не сунулся бы в это славное местечко. Анри громко икнул и всплеснул грязными руками.

– О! Если меня позвали принять младенца, то я опоздал. Видно, мадам уже счастливо разрешилась сама, – загоготал он, указывая на девочку и хлопая себя по тощим коленкам.

– Эй, папаша, здесь не рыночная площадь и нет зевак, что оценят вашу шутку, – хмуро пробурчала Кларисса. – Делайте что положено и получите полтора экю.

Пока старик, покачиваясь и непрерывно икая, осматривал малышку, Пьер нетерпеливо переминался с ноги на ногу, в надежде услышать вердикт о скорой гибели больной. Анри приложил заросшее жёсткими волосками ухо к груди малышки, затем положил руку на потный детский лоб.

– Ну что сказать, хозяйка. Я хоть и хватил с утра пару стаканов, но вижу яснее ясного. Девчонка насмерть простыла. Уму непостижимо, какая неженка. Подхватить эдакую хворь летом… Ни дать ни взять маленькая сеньора, что привыкла к хорошей еде и тёплой постели. Вот что, мадам, по всему, эта ночь станет для неё решающей. Коли не преставится к утру, стало быть, проживёт до старости. Девчонку следует закутать и приложить к ногам нагретый кирпич. Когда она вспотеет, словно мышь, хворь покинет её тело. Ну и после корми её хорошенько и не позволяй мёрзнуть. А больше ей ничего и не нужно. Конечно, можно поставить малявке парочку пиявок – они высосут дурную кровь.

– Ещё чего! Ты вовсе ума лишился?! – бросила сводня. – Она и так худа, как птичка. Вот деньги – и проваливай.

Старик невозмутимо принял плату и, покачиваясь, направился прочь.

Возможно, желание Паучихи получать всё любой ценой или советы старого пьяницы оказались дельными, но через несколько дней девочка и впрямь поправилась и, сидя посреди широкой постели, укутанная в залоснившуюся и облезлую меховую пелеринку, с аппетитом уплетала всё, чем пичкала её Кларисса. Беднягу Пьера аж с души воротило, когда эта грубая неотёсанная женщина с пронырливым взглядом нежно ворковала:

– Ну вот, Сьюзи, а теперь поблагодари мамочку Кло за хлеб насущный.

– Благодарю, мамочка, – послушно лепетала малышка.

Но при всей нежности к приёмышу, Кларисса отнюдь не превратилась в милую покладистую женщину. Стоило ей выйти из комнаты, как перед Сорокой вновь представала жестокая, холодная и расчётливая Паучиха, что ради блага своей дочки готова столкнуть в омут порока чужих. Незадачливому парню оставалось только вздыхать об упущенной возможности самому заняться делами и после каким-то чудесным образом завладеть её ремеслом полностью. Парень вообразил, что Кларисса засядет в их конуре с утра до ночи, опекая дочку, и все полномочия перейдут к нему. Но Паучиха была слишком умна и жадна, чтобы делиться неправедно нажитым добром. Ко всему, к ней благоволил сам Одноглазый Коро, повелитель Лиможского дна. Этот уродливый мужлан держал своих подданных в непрестанном страхе, и его покровительство давало спокойствие и защиту от всяких недоразумений. Ни о какой дружбе и речи идти не могло – пройдоха Кларисса вовремя смекнула, что щедрая и вовремя отданная плата, готовность исполнить любое поручение и умение не болтать лишнего делают её весьма надёжным партнёром в тёмных делах. Пьер отчаянно завидовал положению любовницы и мечтал выслужиться перед Коро, но его жалкий умишко не позволял ему добиться результата. И даже теперь, когда Кларисса обзавелась приёмышем, он не смог оттеснить её от дел. Присматривать за девочкой Паучиха поручила потаскушке Розе по прозвищу Жердь. Несчастная девица была высокой, худой и до того некрасивой, что даже дряхлые старцы и горькие пьяницы редко обращали на неё внимание. Понятно, что на её долю приходилось больше всего попрёков, оплеух и зуботычин. Роза из кожи вон лезла, чтобы угодить хозяйке. Ей и самой куда лучше было присматривать за ребёнком, чем таскаться по улицам в попытках поймать мужчину. Она с таким рвением принялась за работу, что Сороке оставалось лишь скрипеть зубами. Чёрт возьми, он надеялся, что паршивый приёмыш свернёт себе шею, свалившись с изгороди, или потонет в сточной канаве. Мало ли что случается с мелюзгой по недосмотру. В их квартале с ребятишками частенько случалась беда, и мало кто из них доживал и до десяти лет. Но ему вновь не повезло – Роза слишком боялась потерять заманчивую должность и в придачу вызвать гнев хозяйки. Она готова была сама броситься под колёса повозки, лишь бы Сюзанну не задело ободом.

Бросив фразу, что воспитает дочку как господское дитя, сводня и понятия не имела, что подразумевается под этими словами. О каком воспитании вообще могла идти речь? По мнению Клариссы, дитя сеньоров должно быть одето с кричащей роскошью и наедаться до отвала деликатесами, что подчас вовсе не пригодны для детского желудка. Если бы знатные господа увидели девочку, то, пожалуй, разрыдались от смеха. Сьюзи громко топала по мостовой кожаными башмачками с посеребрёнными пряжками, что были вдвое больше её изящных ног. По грязи волочился подол бархатного платья, слишком щедро отделанного кружевами. Кружево успевало превратиться в унылую тряпку уже к полудню. Потому как дочка Паучихи везде совала свой нос, предпочитая обычному входу пролом в ограде. Чепчик тонкого полотна вечно болтался за спиной, жалобно повиснув на захватанной грязными пальцами ленте. Корсаж платья висел мешком, так как Сюзанна совала за него то красивый камешек, то найденного птенца, а то и дохлого мышонка. Съев прямо на улице кусок жирного пирога, девочка спокойно вытирала руки о юбку. Словом, замарашка в шелках и бархате. Но при этом хорошенькая свежая мордашка с нежным румянцем, миндалевидными голубыми глазами и нежным ртом были просто очаровательны. А рассыпавшиеся по спине тугие золотистые локоны и вовсе делали её внешность поистине ангельской.

Широкое лицо сводни расплывалось в горделивой улыбке.

– Ну, взгляни только, жеребчик, Сьюзи настоящая красотка! Помяни моё слово, когда она подрастёт, запросто подцепит сеньора и станет знатной дамой.

– Как же! – кривился Пьер. – Если сеньор и польстится на неё, то только на одну ночь. Где ты видала, чтобы господа женились на простолюдинках?

– Заткнись, дубина ты эдакая! – Хмурилась Кларисса. – Поверь на слово, знатный и богатый старик закроет глаза на её происхождение и как миленький потащится к алтарю. Уж моего ума хватит проделать подобное. Да и какое-никакое приданое у неё будет. Я позабочусь, чтобы она пришла в дом жениха не с пустыми руками.

– Хм… – задумчиво тянул Сорока. – Но ведь тогда выходит, что ты всё равно вырастишь потаскуху. Выйдя за старика, она так или иначе продаст себя.

– Ну и что? – Невозмутимо пожимала плечами сводня. – Пораскинь умишком, что лучше: стоять в подворотне, дрожа от холода, и дарить любовь случайным мужчинам или стать знатной замужней дамой, даря ласку всего лишь одному? Притом старикану хватит и заботливо поданного питья да тёплого пледа на ноги. А когда он помрёт, Сьюзи и вовсе останется молодой богатой вдовушкой с титулом и состоянием. К тому времени я стану совсем старой, и мне придётся оставить своё ремесло. Сам понимаешь, что Сюзанна не бросит подыхать на соломе того, кому стольким обязана. Ох, жеребчик! – воскликнула женщина. – Вообрази, как славно я заживу в господском доме! Непременно стану ходить к мессе и после чесать языком с солидными господами. – На миг Кларисса словно полностью ушла в мечты, и выражение её лица ужасно разозлило Пьера. Вот дьявол! Эта жирная гусыня так заманчиво всё расписала, что он едва не позеленел от зависти. Его недалёкого ума хватило, чтобы понять: в благостных грёзах о счастливой старости ему нет места. Конечно, стоит только паршивке Сьюзи выскочить замуж за знатного господина, вряд ли Сороку представят как родственника. Ну дела, стало быть, Кло просчитала всё заранее, когда только увидела девчонку и прельстилась её милым личиком. Подлая пройдоха решила подготовить уютное гнёздышко на будущее и все её россказни об отпущении грехов и боязни кары – ложь! Она словно ушлый ростовщик вложила деньги в то, что впоследствии принесёт отличный доход. Экая досада, что маленькая дрянь не отдала Богу душу ещё в трактире. Он так надеялся, что всё припрятанное в тайниках сводни после её смерти достанется ему. Значит, его прыть и усердие в постели потрачены впустую?

Пьер едва не завыл с тоски в полный голос. Силы небесные, появись у него хоть малейшая возможность, он придушил бы паршивого найдёныша собственными руками! Однако он и впрямь недоумок! Надо было сделать это сразу, пока девчонка хворала. Тогда и подозрений бы не возникло, ведь болезнь могла оказаться смертельной. А теперь за нахальной девчонкой повсюду следует тенью нянька, что скорее расстанется со своей жизнью, чем допустит беду со своей воспитанницей. Да и сама Кларисса при всей деловитости всегда находила время лишний раз поворковать над маленькой грязнухой. И Сорока проникся к Сьюзи ещё более стойкой ненавистью, впрочем, девочка отвечала ему тем же. И не упускала случая посмеяться каждый раз, когда мать устраивала тому головомойку, повторяя ненавистное ему прозвище «жеребчик».

Ну, как бы там ни было, Сюзанне вполне уютно жилось под крылышком сводни. Она накрепко уверовала, что Кларисса доводится ей родной матерью, а время, проведённое у цыган, впоследствии сочла лишь кошмарным сном, что привиделся ей во время болезни. А о родном доме бедняжка и вовсе позабыла. Паучиха не ошиблась в своих рассуждениях ни на полтуаза. Девочка год от года становилась всё привлекательнее. Чего нельзя сказать о её манерах. При грубой и циничной матери, бывшей потаскухе няньке и постоянного наличия вокруг всякого сброда Сьюзи совершенно не видела разницу между добром и злом, распущенностью и добродетелью. Из очаровательного нежного рта вылетала площадная брань, от которой покраснел бы добропорядочный мужчина. Она росла со стойким, внушённым матерью постулатом: всё на свете имеет свою цену, а стало быть, красота, юность и невинность – весьма дорогостоящий товар, что в будущем сулит ей отличный доход. Ремесло Клариссы казалось ей вполне обычным, как и ложь ради выгоды, воровство, желание нагреть ближнего и вырвать свою долю любой ценой. Хорошенькая девочка с тонкими чертами лица запросто кривила губы в злорадной усмешке, слыша, что у конкурентки матери, Зизи Крысоловки, дела идут еле-еле и Паучиха решительно не даст ей или кому-то ещё встать у себя на пути. Кажется, она и впрямь испытывала привязанность только к приёмной матери и вовсе не собиралась проявлять сочувствие к кому бы то ни было. Сюзанна походила на шикарный цветок, что расцветает на почве, щедро сдобренной людскими пороками, чужим горем и всеми грехами разом. Сороку трясло от злости. Чёрт возьми, ему приходилось постоянно добиваться расположения сводни, а маленькой паршивке достаточно взмахнуть густыми ресницами и произнести «мамочка». Пьер почти еженощно видел сны, в которых расправлялся с проклятым приёмышем, но в реальности ни ума, ни смелости ему бы на это никогда не хватило. Остаётся, стиснув зубы, терпеть и дожидаться счастливого случая. Хотя теперь, под опекой Клариссы, нежную красавицу Сьюзи не брала никакая хворь. Словно грязь, в которой она жила, защищала её от болезней.

Итак, Пьер продолжал строить планы избавления от дочери Паучихи, а та спокойно росла и вовсе не собиралась чахнуть.

Повелитель Лиможского дна, Антуан Коро, неспешно прогуливался по рыночной площади в сопровождении четырёх громил. Достаточно было одного взгляда на эту славную компанию, чтобы понять: эти отпетые людишки не привыкли набивать мозолей честным трудом. Одноглазый Коро частенько обходил площадь во время ярмарки, дабы убедиться, что всё идёт гладко. Коренастый и коротконогий мужлан с изрытым грубыми шрамами лицом, сальными волосами, собранными грязной бечёвкой, и низко опущенными полями залоснившейся шляпы с усмешкой взирал на искренний страх воришек, рыночных торговцев, да и всех тех, кто вынужден был подчиняться королю отверженных. Проходя мимо цветочницы, он невольно замедлил шаг.

– О, мадам сводня. М-м-м, это и есть твоя малютка дочь, о которой мне прожужжали все уши? – криво ухмыльнулся он.

– Да, хозяин, – поспешно ответила Кларисса и, дёрнув девочку за юбку, тихо пробормотала: – Поклонись, да повежливей, Сьюзи.

Девочка небрежно кивнула и открыто уставилась на Антуана.

– Она и впрямь хороша! – протянул Коро. – Как твоё имя, красавица?

– Сюзанна Соваж, господин Одноглазый.

Коро громко захохотал:

– Стало быть, ты знаешь, кто я. Но на твоём милом личике вовсе нет страха, малышка, – ухмыльнулся Одноглазый.

– Пусть боятся те, кто платит не вовремя или утаивает деньги, – спокойно произнесла Сьюзи, продолжая открыто смотреть в лицо повелителя.

Антуан вновь разразился хриплым смехом, и его телохранители угодливо подхватили.

– Эй, Кларисса, а твоя девчонка не только красива, но и умна. Сколько тебе лет, Сюзанна?

– Без малого шестнадцать, сеньор Коро.

– Отлично… Если ты пошла умом в мать, дорогуша, то с такой внешностью далеко пойдёшь. Если, конечно, не влюбишься. Запомни, дитя моё, любовь превращает людей в глупцов. А глупец – всегда лёгкая добыча. Эй, Кларисса, приведи девчонку ко мне. У меня есть для неё славная работёнка. – И, не дожидаясь ответа, он направился прочь.

– С чего это я пойду к нему, мама? Сроду не мечтала заниматься работой, – пробурчала Сьюзи.

– Не будь дурочкой, моя принцесса, – усмехнулась сводня, – вряд ли хозяин предложит тебе пыльное занятие. Зато теперь я могу быть и вовсе спокойной. Вздумай ты шататься по городу хоть посреди ночи, никто и пальцем тебя не тронет.

– Почему? – с любопытством приблизившись к матери, спросила дочь.

– Кто же захочет связываться с самим Коро? – Пожала плечами сводня.

Сюзанна задумалась и поспешила за ней. Но чуть погодя она схватила мать за рукав и, нахмурив брови, пробурчала:

– Я не стану спать с ним, мама.

– Ты ума лишилась, моя птичка? – Кларисса от души рассмеялась, утирая слезившиеся глаза. – Вот выдумала. Да будь у меня хоть на крошку сомнения, я давно запрятала бы тебя в обитель, лишь бы ты не попалась ему на глаза. Проныра Коро наверняка предложит тебе вовсе лёгкое занятие. Он мастер выдумывать трюки, чтобы облапошить богачей. И ко всему, красавица, ты не в его вкусе, можешь поверить, мне лучше всех это известно.

Сьюзи облегчённо вздохнула, но через минуту личико её вновь помрачнело. Странно, если все вокруг твердят, что она чудо как хороша, и сам хозяин это подтвердил, то что же за вкус у этого уродливого мужлана, если она ему не годится? Неужели его любовницы красивее, чем она?

И подобными глупыми и никому не нужными рассуждениями Сюзанна занимала свою голову до самого дома. Милое занятие для девочки. Хотя чего ожидать от дочери сводни и воспитанницы потаскушки?

Выдумка Коро и впрямь была стоящая. Да и самой Сьюзи она вовсе не доставила большого труда. Очаровательную девочку в одежде богатой горожанки охотно пускали туда, куда отребью квартала отверженных вход был закрыт. По сути, юная красавица стала обычной воровкой, но ни её, ни тем более её мать это вовсе не тронуло. Кларисса сочла такой поворот весьма удачным, раз девочка находится под покровительством самого Коро, а Сьюзи даже гордилась, что ларец с её приданым существенно пополняется. Она беспрепятственно заходила в богатые лавки солидных кварталов, долго и придирчиво выбирая товар. Прогуливалась по ухоженным дорожкам парков. И суровым охранникам даже невдомёк было заметить, что девчонка кутается в накидку, несмотря на жару.

Ещё бы, Сьюзи тащила всё, что попадалось под руку, и к выходу из сада была набита добром, словно баул, что того и гляди треснет. Перчатки, шёлковые платочки, шаль, табакерка, зеркальца в серебряной оправе, парочка кошелей. Всё это было упрятано в самых неподходящих местах. Когда она доставала свой улов, поджидающий её скупщик краденого, Себастьян Плут, каждый раз дивился, что маленькая пройдоха точно худеет на глазах. Однако дочь Паучихи получила достойное воспитание. Выуживая расшитую шаль, она преспокойно задирала свои юбки выше колен безо всякого смущения. А заметив, что мужлан таращится на её ноги, раскрыв рот, она хмыкала:

– Захлопни пасть, дядюшка, не то простудишь свои гнилые кишки. Или, чего доброго, ослепнешь.

– На такие ножки не грех и поглядеть, – глумливо усмехался Плут.

– Должно быть, тебя не жалуют материны девчонки или ты никуда не годишься в постели, если тебе довольно взгляда, – вульгарно хохотала Сьюзи.

Себастьяна вовсе не шокировала подобная речь из уст девочки. Он лишь отмечал, что дочка сводни остра на язык и за словом в карман не полезет.

Чтобы Сюзанна не успела примелькаться в городе, Одноглазый Коро стал устраивать засады вдоль дороги, ведущей из предместья. Стоит ли сомневаться, что всякий возница без опаски останавливал экипаж, завидев столь очаровательное создание, выскочившее прямо перед ним и жалобно взывающее о помощи. Однажды головорезам Антуана крупно повезло. В карете оказался знатный сеньор, что ехал к невесте. Экипаж проседал под тяжестью ларцов, наполненных подарками для новобрачной. В эту ночь компания Одноглазого устроила шумное веселье, больше походившее на шабаш нечисти. В виде поощрения на пирушку в грязном и мрачном логове была приглашена Паучиха Кло вместе с дочерью. Лишь бедняга Пьер вновь остался не у дел. Грабители быстро напились и дурными голосами орали песни, вовсе не слушая друг друга. А когда явился Энцо, скрипач, то все, кто ещё держался на ногах, пустились в пляс. Раскрасневшись от жары и вина, Сьюзи без устали кружилась в белёсом табачном дыму. Залихватски подбоченясь, девочка звонко притоптывала, весело поглядывая на своего партнёра. Им оказался самый молодой из телохранителей хозяина, стройный Франсуа Огонёк. Парень и впрямь был необычайно вспыльчив и кидался в любую потасовку не раздумывая. Антуан Коро не раз пенял ему за эдакую неосторожность, но Огонёк был достаточно ловок и силён, чтобы хозяин решился отказаться от его услуг. Разгорячённый даровой выпивкой и близостью юной красотки, Франсуа норовил притиснуть её к своему телу и как можно крепче сжать руками тонкую талию.

– Смотри в оба, Кло, – хмыкнул Одноглазый, глядя на танцующих. – Как бы дочка не поднесла тебе подарочек.

– По счастью, хозяин, моя Сьюзи не наивная дурочка, – рассмеялась Кларисса. – Она прекрасно знает, что невинность поднимает её цену ещё выше. Моя дочь не станет ради смазливого ухажёра портить своё будущее.

– Хорошо, если так. – Кивнул Антуан. – Пожалуй, ты и впрямь сможешь состряпать задуманное дельце. Готов даже помочь тебе, чем смогу. Выйдя замуж за сеньора, малютка попадёт в круг знати. А иметь своего человека среди господ – недурная мыслишка.

Пока в логове повелителя отверженных шло гнусное празднество, Сорока скрипел зубами от злости. Сейчас он ещё острее ощущал свою никчёмность. Он явно чувствовал, что его сытая и ленивая жизнь вот-вот оборвётся. С годами сводня всё прохладнее относилась к плотским утехам, и ему грозило и вовсе получить пинка под зад. Да и его внешность уже не так привлекательна, чтобы вновь найти покровительницу. Чёрт возьми, всему виной маленькая негодяйка, что на беду оказалось в тот злосчастный день в трактире.

Пьер бесцельно прошёлся до конца убогого переулка и решился направиться в трактир Леграна, промочить горло и утешить себя партией в картишки. Но, не дойдя и пары шагов до дверей грязного вонючего кабака, он услышал тихий голос:

– Эй, Сорока, есть разговор.

Пьер обернулся и еле разглядел в ночном сумраке неясное очертание высокой фигуры в монашеской рясе.

Незнакомец откинул капюшон, и Сорока тотчас признал Симона, подручного хозяина. Любопытство и радость, что с ним желает поговорить достаточно веская фигура мира отверженных, охватила Пьера. Он с готовностью кивнул и шмыгнул за спутником в проулок.

Симон Рошвиль носил прозвище Тесак, и мало нашлось бы желающих нажить себе такого врага. Тесак был крайне жесток и лишён человеческого сострадания. Он был едва ли не правой рукой Антуана Коро и исполнял при нём роль палача. Сорока торопливо шёл за спутником, теряясь в догадках и сгорая от любопытства. Вскоре спутники оказались возле стены полуразвалившегося дома – бывшей каретной мастерской. Им пришлось согнуться в три погибели, чтобы протиснуться в узкий лаз, – и оба оказались в погребе, что освещался лишь огарком свечи, стоящей прямо на полу. Пьер успел заметить ещё троих головорезов, которых видел прежде в свите короля отбросов. И возле замшелой стены – ворох дурно пахнущего тряпья.

– Ну вот, ребята, наш славный Сорока тотчас откликнулся на зов, – усмехнулся Тесак, присаживаясь на перевёрнутый вверх дном бочонок. – Дайте-ка ему винца – разговор предстоит долгий.

Переглянувшись, грабители опустились возле Симона прямо на пол и отхлебнули по глотку из грязной бутыли, передавая её друг другу. Выдержав паузу, Тесак раскурил трубку и неспешно начал:

– Хозяин, конечно, человек бывалый и умом его Господь не обидел, но он слишком стар. Он уже не так силён, как прежде, а вскорости и вовсе одряхлеет. Негоже иметь хозяина, который вот-вот превратится в развалину. Чтобы держать порядок, нужна крепкая рука и молодость. Одноглазый стал слишком благодушен. Он горазд выдумывать трюки для грабежа, да и только. Вы не хуже меня знаете, что острый кинжал и славная дубинка куда проще и надёжней всяких представлений. Стало быть, нам надо избрать нового хозяина, что будет держать в страхе город ещё больше, чем Коро. Что думаете, ребята?

– И думать нечего, – буркнул Жан Бурдюк. – Лучше тебя не найти.

– Верней верного. – Кивнул Тухлый Гийом. – Ты знаешь, как вести дело, а лихости тебе не занимать.

– Согласен. – Хлопнул себя по колену Николя Висельник. – Одноглазый слишком возомнил о себе и забывает о тех, кто ему служит. Наша плата могла бы стать куда щедрее.

Пьер громко сглотнул. Он совершенно не понимал, что ответить, и просто поддакнул.

– Взять хотя бы тебя, парень. – Внезапно уставился на него Тесак. – Ведь ты того гляди ноги протянешь или пойдёшь побираться. Разве дело, когда молодой и неглупый работник вроде тебя довольствуется жалкими подачками паршивой сводни? Если бы Одноглазый относился к тебе по-другому, то и вздорная старуха Кло глядела бы на тебя снизу вверх. А ты терпишь её пренебрежение и насмешки сопливой девчонки только оттого, что хозяин благоволит к обеим.

– Ваша правда, господин Симон! – пылко ответил Пьер. – С тех пор как Кларисса подобрала паршивку Сьюзи, мне вовсе нет житья. А ведь я мог бы не хуже Паучихи вести дело!

– Вот и отлично, дружок, – криво улыбнулся Тесак. – Но сам понимаешь, если бы я и мои друзья верили всем на слово, давно болтались бы на виселице. Ты клянёшься своей жизнью в верности?

Сорока почувствовал, как струйки пота побежали вдоль спины. До недалёкого тугодума только сейчас дошло, что выбора у него нет. Если он не согласится идти против Коро, то вряд ли выйдет из погреба. Если согласится, то вся затея может потерпеть крах и хозяин лично расправится с ним как с предателем. Пьер прикусил губу и погрузился в мучительные рассуждения. Скрывая насмешку, Тесак опустил руку на его плечо и шепнул:

– Подумай, красавчик. Ведь ты сможешь повелевать всеми потаскухами Лиможа, стать их господином, и уж точно поквитаешься с маленькой смазливой негодницей. Я ценю преданных людей – тебя ждёт отличное будущее.

Сорока облизнул пересохшие от волнения губы и выдавил:

– Клянусь жизнью… хозяин…

Головорезы смотрели на него с насмешкой, но Пьер вообразил, что это всего лишь одобрение.

– Теперь слушай, – серьёзным тоном произнёс Тесак. – Кое-кем из близкого окружения Коро займутся другие. Одноглазого я оставлю себе. А ты должен избавиться от Паучихи. Она слишком умна и пронырлива – её нельзя оставлять в живых.