Асоциальные сети

Нашли довольно приличную качалку в сотне метров от пансиона. Почти новые беговые дорожки, десятка два тренажеров, сауна. И можно было курить прямо в зале, о чем говорила табличка у ресепшена, заваленного сзади видеомагнитофонами, телевизорами, ноутбуками с потёртыми крышками. Славик шепнул, что скупают краденое, Марк кивнул и приобрел абонемент на неделю за полторы тысячи рублей у администратора, от которого невероятно перло перегаром от чего-то виноградного. Марк всегда покупал абонементы в фитнес-залы, хотя ни разу не удосужился заглянуть туда во второй раз. Наличие абонемента грело его вялое тело возможностью стать красивым, что само по себе было неплохо. То есть если бы он захотел, если бы срочно понадобилось, то он бы сразу, завтра или с понедельника пошел заниматься. Хорошо, что пока такой необходимости не возникало, но в душе он был готов.

Решено было сорваться дальше в путь не через неделю, а на пятый день, ибо тоска. Славик попросил четыре часа на попрощаться с котодевицей и, облив себя половиной флакона духов, умчался. Марк подремал, переваривая скудный по ассортименту блюд, но с громадными порциями обед: полкило жареной картошки и, наверное, столько же салата из помидоров и огурцов, нарезанных такими большими кусками, что приходилось откусывать по половинке. В междудремье проверил телефон Славика на предмет звонков от сестры Гали – тишина. Не дав грусти занять свое обычное место поверх всех мыслей, вскочил и пошел к морю, надо хоть ноги помочить, до купания они еще не добрались, это дело ответственное, нельзя вот так, с бухты-барахты.

Море было. Это единственное, что зафиксировал на память Марк, и, прогулявшись вдоль линии прибоя по крупным камням, обходя пуки водорослей и лежащих на полотенцах йогов средней полосы России, старательно лепящих на мордахах выражение просветленности, побрел обратно. Вот ведь тяжелая судьба у народа, размышлял Марк, они радуются всему, не совсем различая границы между хорошим и плохим, принимая за добрый знак судьбы любое изменение привычного бытия. Выдерни шахтера из забоя, дай ему кислого пива в какой-нибудь подворотне Москвы, белокаменной столицы мира, и он будет в раю. Рязанские женщины тучного племени с размаху бросаются в грязную пену Черного моря и думают, что это и есть сбывшаяся мечта и не надо больше никакой Ниццы, там все то же самое. Марк не выбивался из этого нелогического ряда, отдыхая душой и телом в замшелом пансионе с облупившемся фасадом и валяющейся коробкой из-под холодильника. Надо ехать дальше, дальше, вглубь самоуничижения, в мир красивых печальных цитат и давно отточенных формулировок конченого человека.

На подъезде к Сочи у них украли телефон Славика, и теперь Марк точно пропустит все звонки Гали. Тоска защемила ему сердце между ребрами, он яростно ковырнул через рубашку ногтем свою грудь и вроде смог его оттуда достать. Только билось оно теперь неслышно, Марку раз от раза приходилось замирать и прислушиваться, отгоняя голос разума, шептавший ему, что если бы сердце остановилось, то он был бы сейчас мертв и не мог бы тащить рюкзак Славика к небольшому деревянному домику в самых дебрях сочинского национального парка.

В сам Сочи и на Красную Поляну выбираться решительно отказались, поселившись в найденной по объявлению во «Вконтакте» маленькую хибару, запасной аэродром местного егеря-сторожа, где он изредка охаживал приезжавшую из Майкопа любовницу, о чём он, ухмыляясь, сообщил по телефону перед бронированием. Больших денег не запросил, гостиница в родном городе Марка стоила дороже, не говоря о самой крупной курортной зоне страны. Город и все его достопримечательности задумали проигнорировать, выработав в дополнение к девизу и философию отпуска, гласившую, что все, что можно посмотреть в Интернете, – можно посмотреть в Интернете и не стоит ходить луженными туристическими тропами от одного засвеченного миллионами фотовспышек объекта к другому. Лучше собирать и впитывать впечатления от таких диких и случайных мест, как автозаправка в подвальчике, где нужно было ножным насосом качать бензин в бак. Марк долго сомневался в качестве бензина, но Славик, понюхав шланг и, кажется, даже облизнув, утвердительно кивнул: «Да точно девяносто пятый». Пока качал, через окно у него и увели сумку с телефоном и телескопический спиннинг, который он сам увел у дядьки, маминого брата, и оттого было вдвойне обидно. Грязная жилистая девка в рваной майке и рваных джинсах, хотя сейчас пойди разбери, где грязь, а где дырки от мировых брендов, в наглую открыла дверь, не торопясь подцепила сумку и телефон, посмотрела на оторопелого Славика и пошла вниз по трассе. Вернулся Марк, забегавший за шоколадками в пристроенный к заправке ларек, Славик в двух словах обрисовал преступный акт, они повернулись к девушке, и Марк крикнул: «Ну-ка, вернись!» Девка остановилась, обернулась и сделала такое движение, как будто сейчас прыгнет в их сторону. Марк и Славик инстинктивно дернулись назад, не понимая, что с ней делать, если вернется, они не научились бить женщин, хамки, ворюги они или нет, не было выработанной на этот счет ни тактики, ни стратегии. Уловив их эту необразованность, девка улыбнулась чистой и невинной улыбкой преступной королевы и легкой трусцой скрылась в дымке отчаяния. Особенно расстроился Марк – то батон, то сумка, всякий может отнять у него все подряд, может, и Галю так же отняли, глядя на его бесхребетность.

Через километр машина начала чихать и кашлять, Славик отказался объяснять это плохим топливом, сославшись на перегрев и избыток подъемов, авто было к ним непривычно, не натренировано. В итоге машину пришлось бросить, отдав ее в сильные и цепкие объятия манипулятора автомастерской. Двигатель окончательно захлебнулся суррогатом, и поршни наотрез отказались продолжать свои возвратно-поступательные движения. Славик бережно взял в охапку свои рыбачьи принадлежности, за каким-то чертом потащив их в лес. Марку пришлось тащить рюкзак, насмешка судьбы над человеком, поехавшем налегке, в одних шортах.

Когда-то в детстве прочитав, что в хвойных лесах нет комаров и клещей, Марк, убивая мелких вампиров минут сорок при закрытых окнах избушки, быстро наполняющейся духотой, клял всю школьную литературу, особенно костеря всяких Пришвиных и Бианки, певцов природы и всего живого. Теперь это живое как будто ополчилось на двух городских парней, совершенно этого не заслуживающих, мирных, милых, добрых, тем более Славик был в очках.

Вспотев и устав, Марк позвонил хозяину и попросил привезти такие штуки, что включаются в розетку и избавляют помещение от кровопийц всех видов. Мужик обещал привезти спреи, сказал, что они эффективней. Спорить не было сил, поэтому, бросив трубку, Марк, не раздеваясь, то есть не скидывая шорты, улегся и сразу заснул, в сладких дремах таская Галю на руках, кушая спасенный батон на глазах у того пацана и почему-то целуя в макушку ту грязную девку, горячо шептавшую ему на ухо: «На, на, пшикай, пшикай, пшикай!» Последнее слово она почти прокричала, и Марк, проснувшись, увидел склонившегося над собой хозяина, протягивающего ему мятый баллон желтого цвета с нарисованным огромного размера комаром. Выругавшись и выругавшись про себя, что стал непозволительно много ругаться, Марк выдернул баллон у мужика, отобрав заодно его комплект ключей, не хватало еще, чтобы тот каждый раз вот запросто за-ходил в удобное для него время.

От спрея комары стали только злее, норовя теперь попасть непременно в глаз, в нос и в рот, будто их манила слизистая оболочка. Славик предложил напшикать репеллента в полиэтиленовые пакеты и надеть их на голову, Марк предложил ему заткнуться, достал коньяк, сейчас единственное подручное средство, после которого комары точно станут им глубоко фиолетовы и, может быть, потом еще и отравятся насыщенной этанолом кровью, полетят домой, кое-как махая дрожащими в предсмертной агонии крылами и отравят там деток. Марк уже размечтался вслух о красной дорожке королевского дома Норвегии, где ему под аплодисменты самых головастых ученых всего мира вручают Нобелевскую премию, положим, мира за то, что он избавил планету от комаров, как один из героев этого триумфа так засадил Марку в веко, что он вскрикнул. Коньяк не помогал, пришлось признать, но зато через полчаса они спали так, что комары сами притихли на стенах и потолках, испугавшись богатырского храпа и волнения воздушных масс, опасность быть втянутым внутрь организма их кормильцев нависла с нешуточной вероятностью.

Марк начал хандрить, тускнеть взглядом, рычать и огрызаться, потерял обычный свой пусть и хиленький, но аппетит и наотрез отказывался выбираться на запланированные вылазки по национальному парку, не пошел купаться ни на море, ни к ручью с водопадом, где плескаются местные, коим соленые воды осточертели. Славик понимал, что дело в упущенной призрачной надежде, что Галя возвернётся, узнает номер Славика и свяжется Марком. И Марк, наверное, сейчас вовсю думал, что она там обрывает соты, пытаясь дотянуться до него голосом сквозь сети операторов связи. Славик же, давно понявший природу жестокого мира, подобных иллюзий не питал и только грустно наблюдал за полураспадом веселого и беспечного норова друга. Пришлось срочного мотать в магазин, притащить вискаря и две упаковки ледяного лёгкого «Тайгера», изумительно-но плодотворно для настроения ложащегося поверх выдержанного напитка. Только так Марку удалось продержаться на этой остановке их маршрута без видимых попыток суицида и не дать вырваться внутренней агрессии, примерно на третьем месяце после его зачатия начавшей копиться в нем в отместку маме, продолжавшей заниматься странной гимнастикой имени какого-то целителя по модному самиздатовскому журналу.

Хозяин домишки прощаться не явился, написав, что ключ можно засунуть в щель подоконника справа. Так как щелей там было превеликое множество, то ключ засунули в самую дальнюю, этакая маленькая месть за комаров, специально им, что ли, разведенных в сосновом лесу. Славик хотя и отрицал теорию о том, что в хвойных лесах нет комаров, но мстить не отказался, человечество слишком уж беспечно живёт, пояснил он. И со своей стороны сделал следующее – обмазал остатками коньяка дверной косяк. Это привлечет ос, мечтательно запрокинув голову, сказал Славик, они тут совьют гнезда и будут кусать мужика каждый раз, когда он будет входить или выходить. Марк усомнился и спросил, что помешает мужику сразу их перебить, да и вообще коньяк лучше бы допили.

Веселый армянин в такси травил истории о девушках и о себе. Истории были двух вариантов – он спасал девушку, и она ему отдавалась, или девушка много лет за ним бегала, и он, устав, отдавался ей. Менялись имена и места действий, но итог был всегда один – таксист прижимал ее к кровати (дивану, стене, песку на пляже, заднему сиденью своей «Лады») и шептал горячо на ухо: «Сейчас ты узнаешь короля Армена». Потом она, конечно, плакала от счастья, вцеплялась в ногу и просила ее не бросать. Но король Армен был холоден и уходил, высоко подняв свой круглый животик.

Машину, как ни странно, починили, хотя Марк и Славик были готовы к обычному российскому разгильдяйству и изучили расписание электричек до Адлера, откуда им предстояло повернуть через день на север. Славик долго ходил вокруг своей ласточки, поглаживал, спрашивал, так же ли она соскучилась, как он. Слесарь хихикал до тех пор, пока Славик не развернул к нему квадрат своего тела и не снял очки. Тогда слесарь понял, что стоит слегка поклониться и тихо отсчитать сдачу, уверяя без остановки, что проедет еще хоть сто тысяч километров, что гарантия, что ждет их в любое время, если опять сломается. «Опять сломается?» – переспросил Славик. Слесарь зачем-то крикнул: «Конечно, нет!» и «Спасибо!» и убежал внутрь темного помещения сервиса.

В Адлере их ждал на анекдотичной старой зеленой «Волге» старинный приятель Славика Русланчик, почему-то называвший его дядей. Славик отмахнулся от Марка: «Долгая история» и поехал за «Волгой», качая головой, вспоминая, почему, собственно-но, «дядя». История оказалась не настолько длинной, всего из пары предложений. Отец Руслана был одно время любовником матери Славика и частенько приходил с сыном. Перед тем как запереться в спальне, отец пихал Руслана в спину в сторону комнаты Славика – иди поиграй с дядей; Славик был постарше лет на семь и учился уже в пятом классе. Игры заключались в том, что Руслан сидел на краешке стула и с благоговением смотрел, как Славик мочит на пузатом мониторе маленьких пиктографических солдатиков. Иногда Славик уступал место за компьютером, но Русланчик даже не притрагивался к клавиатуре-ре, а просто с восторгом смотрел на темно-зеленый экран, не силах понять своим маленьким еще разумом все величие двоичного кода. Сейчас это был дородный, степенный мужик, два ресторанчика, автомойка, бизнес-центр из десятка офисов местных мелких предпринимателей, все еще пытающихся что-то предпринимать. И цвета «зеленый металлик» двадцать четвертая «Волга»; Славик точно знал, что Руслан выбрал именно этот цвет в честь того экрана, но никогда об этом не говорил, боясь обидеть.

Закинув вещи Славика в комнату на мансарде большого дома Руслана, Марк пошел искать спортзал, тело требовало боли и пота после нескольких дней откровенного запоя и слез. Ну мужик он или не мужик, в самом деле, хватит так убиваться, лучше убивать жирок, как его ни жалко, ведь тоже живые клеточки все же, родные. Зал нашелся в небольшом отельчике за углом, крохотный, но сойдет и так, есть скамейка со штангой и пара ковриков. Размявшись, Марк лег на скамейку. Повесив свой обычный вес, выжал десять раз, почувствовал боль в кистях и решил не продолжать, лучше заняться тем самым жирком. Лег на коврик и приготовился покачать пресс в классической позиции, поднимая туловище с зафиксированными в шведской стенке (здесь была шведская стенка!) ногами, как рядом с его носом шлёпнулся грязная, мокрая половая тряпка, привязанная неаккуратным узлом к деревянной швабре. Тряпка сразу же начала елозить по полу, разнося в воздухе запах тления и не стиранных с момента рождения Христа носков. Марк повернул голову и увидел простодушное лицо женщины, методично делавшей влажную уборку. Заметив его интерес, женщина оперлась на швабру и спросила: «Чо?» Марк сглотнул, женщина, видимо, подумала, что он хочет пить, взяла своей рукой, которой только что выжимала тряпку, его бутылочку за горло и бросила ему. Марк сел и посмотрел на грязный потек, спускающийся по бутылочке на пол, встал, наливаясь злостью, прошел в раздевалку, вымыл тщательно бутылочку, но попил все равно прямо из кулера, наклонив голову. Выйдя из раздевалки, увидел, что на его коврике две влажных широких полосы, женщина помыла и его. Остро захотелось схватить ее за сальные волосы и со всего размаху подолбить головой о шведскую стенку раз тридцать, а потом попрыгать всем весом на ее скрючившимся теле. Женщина еще раз посмотрела на его красное лицо как на лицо совершенно больного человека и продолжила свой важный труд в сфере воспитания дзена у окружающих.

Ощутив себя никчемным человеком, амебой, пустым и пустынным местом, Марк, не заходя к Руслану, поймал такси и через четыре часа сидел в кресле самолета. Уже приземлившись, позвонил Славику и извинился. Отпуск перестал быть отпуском и ничего не нес, кроме морального загнивания, деструкции сознания; Марк и так был недалеко от полнейшей потери личности.

Марк проверил почту и подивился тому, как мало было писем с работы; те, что были, оказались почти нулевой важности. Он взял телефон и быстро просмотрел пропущенные звонки. Ни от Гали, ни от ее сестры звонков не было, дальше стало неинтересно. Но зато на его аккаунт за время отсутствия подписалась почти тысяча человек, а под постами набралось несколько сотен лайков и комментариев. Оказалось, что десять дней он писал прекрасные тексты как на актуальные темы, так и про свою жизнь, упомянув, между прочим, про отпуск и новые впечатления, которыми он поделится. Слог был его, только избавленный от шероховатостей, ошибок, повторения и всего того, что подчищать Марк совершенно ленился. Боже, да он бы и сам подписался на свой аккаунт, таким он стал интересным и хорошим с точки зрения пользователей сети, находящихся в постоянном активном поиске уникального и нетривиального контента и поглощающих его утром и во время обеденного перерыва.

Аккаунт вел себя именно так, как если бы Марк не отлучался и был постоянно онлайн. Пройдя по уведомлениям, поглядев на те комментарии, споры, шутки, картинки, что оставлял аккаунт под постами виртуальных друзей, Марк вдруг отчётливо осознал, что аккаунту он теперь совсем почти не нужен. Только если как поставщик сырья в виде фотографий и тем для обсуждения с общественностью. Это не испугало его и не приободрило, просто еще один факт в течении вечно меняющегося бытия. Если поразмыслить, то это даже хорошо, нужно только еще немного потестить и подумать, как это может пригодиться в реальной жизни.

В качестве эксперимента Марк сам написал большой пост о своём отпуске со стыренными из Интернета фотографиями. Своих фотографий-то не было, только у Славика на украденном телефоне. Пойдет и так, многие вообще не заморачиваются по этому поводу, отчего же Марк должен смущаться? Рассказал сетевому социуму о первых днях, пожурил комаров, дал пару ценных советов, один раз юморнул и в самом конце дал ссылку на профиль гостеприимного Руслана. Выдохнув, Марк лег спать, отключив телефон. Проснувшись через пять часов хорошего, восстанавливающего, спокойного сна, Марк проверил свою публикацию. Алгоритм исправил только пару слов и сделал несколько пунктуационных правок. Ответы на комментарии были четкими, по делу, такими, будто аккаунт побывал там самостоятельно. И если где-то врал, то очень убедительно. Вторым тестом было написание в рабочей группе поста об одной достаточно сложной задаче, которая висела над Марком почти год. Тест этот аккаунт тоже прошел на отлично, выводя нужные формулировки, соблюдая тон разговора с начальством и тихонько иронизируя в его, Марка, манере. Ему потом даже пришлось немного погуглить, потому что аккаунт в дискуссии выдал несколько неизвестных Марку профессиональных терминов и дал развернутое мнение по одной малознакомой проблеме.

111

Славик принес дурную весть – Галю видели в городе, и она встречается с одним отвратным типом из их университета, с надбровными дугами как у маньяка и, по слухам, к тому же геем. Марк, привыкший к манере Славика разносить даже самые необыкновенные небылицы, отнесся к новости без особого внимания, прекрасно понимая, что это может быть только отголоском какой-нибудь рабочей встречи, где Галя несколько дней кряду или недель могла проводить время с этим типом. Но утром, повторив ритуал с холодным чаем, все-таки поплёлся к Гале домой попытать сестру. Дверь ему не открыли, и Марк долго стоял, прислонившись к ней ухом, пытаясь уловить внутри квартиры шумы, вызванные присутствием живого. Дверь излучала какую-то опустошенность, небытие, как портал в серую мглу, где никого и ничего нет. Такое ощущение бывает возле брошенных десятилетия назад домов или деревень, где обретается только эхо звонких детских голосов, скопившееся на чердаках и под крылечками и пугающее заблудившихся.

Сорвавшись, Марк начал звонить соседям по лестничной площадке, пиная одновременно их двери. В четвертой квартире открыла маленькая сухонькая букашка, на поверку оказавшаяся дедом-гномиком. Скрипучим голосом дедок поведал, что его соседи съехали дней пять назад на трех больших машинах, вычистив все до стерильности, забрав и обои, и градусник с кухонного окна, и коридорный ларь, где мучилась зиму картошка, прорастая некрасивыми вялыми щупальцами. Дедок видел, как один мужик хотел открутить звонок, но они, видимо, уже опаздывали, и он бросил на полдороги, отцепив один контакт, который дедок потом поставил на место, негоже торчать оголенному проводу, вдруг кто-нибудь, да хоть вот Марк, рукой потянется – и все, труп в доме, и так настроения нет.

У деда тоже было тихо, но только это была та тишина, что заставляет сесть на стульчик, облокотиться на покрытый клеенкой стол и молча улыбаться, смотря невидящими глазами на синие язычки огня под старым алюминиевым чайником с гнутыми не раз боками. Дед, нимало не суетясь, раскладывал чашки и блюдца, открывал малиновое варенье, пододвигал корзинку с овсяным печеньем и удивительного чугунного медведя с мужиком. Орехи колоть, пояснил дедок, но я его приспособил под кусковой сахар, самый сладкий сахар на свете, запасся еще двумя мешками на заре Перестройки, так уже заканчиваются, где потом брать, ума не приложу. За чаем, вкусно причмокивая вареньем, дедок поведал, что семья эта странная была, постоянно у них за полночь много мужиков в военной выправке, хоть и одеты цивильно. Он таких сразу вычисляет по взгляду, по походке, по умению держать себя и держать разговор, а то и по одним серым, жестоким глазам, в которых ты видишь свой еще не исполненный приговор. Много повидал таких дедок после войны, когда они шныряли по улицам – одни убегали, таща чье-то добро, другие пытались догнать и посадить. Ведь в милицию идут те люди, наливая вторую чашку чаю, философствовал дедок, которым только что и надо в других пострелять или как следует пройтись по ребрам на законных основаниях. Жестокость и ненависть – они в мужской крови. Войны случаются не так уж и редко, вот они и делятся на два лагеря, эти бруталы – одни нарушают закон, живут по своей волчьей природе, вторые пытаются их стреножить, но так, чтобы и самим немного развлечься. Тут у дедка телефон запиликал какой-то арией. Он бросил все, заволновался и шмыгнул в соседнюю комнату. Послышался его тихий радостный голос, немного сюсюкавший, называвший кого-то сахарочком. Вернувшись, сказал, что дочка звонила. Марк, прикинув примерно в уме, сколько дедку лет, подумал, что сахарочку вполне может быть лет сорок и выглядит она как несгораемый шкаф с излишне румяными щеками и тяжелым взглядом советской продавщицы.

Так вот, продолжал дедок, мужики эти часто бывали у соседей. И когда Галя еще не пропала, и после того. Приходили, у них были свои ключи, в домофон и дверь не звонили, сразу заходили. Не пили и не буянили, сидели тихо, иногда только один, седой такой, орал шепотом. Но не разобрать. Часа два сидели. Потом расходились, и так раза два-три в неделю.

Марк слушал вполуха, облокотившись на чугунную ребристую батарею, укрытую шалью, чтобы удобней было. Мужиков этих он и сам видел: хорошие однотонные джинсы или брюки, темные куртки и темные рубашки, дорогие часы, гладко выбриты, подтянуты, сверлящие насквозь глаза. Галя отмахивалась, мол, это мамины дела, отец бывший военный, вот и ходят вспоминать былое да поддерживают как могут. Ага, два раза в неделю, не-доверчиво мотал головой Марк, Галя переводила разговор на другую тему. Напоследок дедок дал банку того вкусного варенья и заметил, что дочка редко сейчас звонит, все больше пишет в WhatsApp’е. Правда, он начал замечать, что сообщения приходят и когда она сидит рядом с ним и уж точно не трогает телефон. Марк оживился – точно WhatsApp’? Да, ответил дедок. Даже и слог у нее немного изменился, раньше все больше использовала сокращения, а теперь может выдавать целые «Войны и миры». Тут Марк вдруг взял старика за руку и вывалил все, что с ним случилось за последний год: про то, как его мессенджер резко поумнел, про то, как пропала Галя, про странного пацана, про самого дедка, он же тоже был в этой истории. Дедок слушал да кряхтел, прихлебывая уже десятую, наверное, чашку чая, не забывая подливать и Марку. Когда Марк выдохся и иссяк, вытащил из чулка пяток красных луковиц и, завернув в газету, сунул в карман куртки: «Ешь, там витамины, полезно для кровообращения в голове. Нет, я не считаю тебя дурачком, просто многие вещи нужно отпускать и пропускать мимо себя, иначе мозги могут взорваться. Я не хочу над этим думать и тебе не советую, всех мыслей не скопить и всех выводов не сделать, умрешь от инсульта. А Галю ты свою еще встретишь, правда, может быть, ее будет звать не Галя, но зато твоя». Марк помотал головой, как бы говоря, что другая Галя ему не нужна, дедок лукаво улыбнулся и похлопал его по руке.

Босс завалил срочной работой, на неделю все выпало из головы, в том числе и Галя, приходилось терзать клавиатуру до крови из пальцев и морщить мозговые извилины, пытаясь угадать в кое-как составленном техническом задании хоть какой-то смысл. Марк боролся с таким подходом много лет, тыкая всех контрагентов и заказчиков в простейшие таблицы, заполнение которых вместо написания корявого ТЗ помогло бы снизить сроки подготовки предварительного брифинга по проектам в несколько раз. Все заинтересованные стороны согласно кивали головой, босс грозно отдавал соответствующее распоряжение, тема корректного технического задания закреплялась в договорах, но на этом все тормозилось. Потому что людей очень трудно заставить делать что-то правильно, им это не нужно, им нужно, чтобы другие понимали их закорючки и вообще чтобы остальное человечество мыслило точно такими же штампами и стандартами, как они. Что касается понимания со стороны окружающих – сразу вспомнилась замечательная цитата про бога из какого-то политического триллера Орхана Памука, за который его в очередной раз проклял родной турецкий народ. К субботе получилось более или менее разгрести бардак, отодвинуть дедлайн, и мысль о Гале снова вспыхнула острой пульсирующей болью.