Рука к перу, перо к бумаге

Нелли облизала ложку, медленно почистила ее снегом. Посмотрела на север, на лыжню, убегающую за горизонт. И тихо, медленно заговорила:

– Папа, мне кажется, что все очень плохо. Что люди озверели давным-давно. Что они всегда были зверьми.

Но кто-то пишет книги, хорошие, добрые. Кто-то их читает. Есть музыка, искусство, наука, техника. Да и вообще: куда делись просто хорошие люди? Или доброта людская ограничена, и мы готовы пригреть ближнего только у собственного хорошо растопленного камина? (Помешай концентрат для Джека.)

Подполковник Куру взял на себя всю ответственность и заплатил максимальную цену. Он отказался мириться с чудовищной реальностью и пошел напролом, как умел. А его солдаты и офицеры не подвели, довели его бой до конца и убитых жандармов сожгли. Куру хотел быть свободным человеком, и свобода не оставила ему выбора: нельзя быть свободным и бессовестным. А его солдаты добровольно вверили ему свои судьбы и жизни, и им не о чем жалеть – по крайней мере, в одном месте бойня прекратилась. (Поставь котелок остыть в снег. Джек, подожди, родной.)

Сила духа. Ты говорил, что это дано лишь немногим. Но это и обязывает этих немногих взять на себя ответственность за других, за тех, что не умеют быть свободными и только ищут себе хозяина, а без него в два счета звереют. Да, большинство выбирает добровольное рабство. Но это обязывает сильных духом людей принять принудительную свободу, принять… рыцарство. Когда-то было реальное рыцарство, весьма полубандитское – ты мне сам рассказывал. И были рыцарские романы, идеалистические и малореальные. И можно взять исторические документы, старинные романы – а они тоже документы – и современные данные и выработать новые правила поведения. Кодекс. Присягу. (Кушай, Джек, кушай.)

И так же, как когда-то вокруг рыцарских замков селились крестьяне, так же это можно сделать и сейчас. Но рыцари нужны не просто, как защитники и властители, а как сильные личности, которым другие добровольно – повторяю, добровольно будут готовы вверить свои судьбы и жизни. Как подполковник Куру. Как его офицеры. Как твои друзья из морской пехоты. Как дядя Боб.

Нелли замолчала. Дэн достал свою рацию, включил, послал какие-то сигналы, принял ответные, остался на связи. Потом заметил:

– Кстати, экономически это совершенно оправдано. В разоренной холодной стране еще долго не будет возможности создать единую инфраструктуру. А феодальное владение может оказаться весьма эффективным решением. Ну, ладно. Наш новый друг, полковник-банкир, будет здесь через час. Стоит представиться ему в лучшем виде. Берем по таблетке глюкозы, обтираемся снегом, чистим ботинки. Мне еще воду нагреть и побриться…

* * *

ОТ АВТОРА: Несколько лет назад, после защиты диссертации мне предложили место преподавателя истории в колледже Св. Нелли – в том самом, где, согласно канонической легенде, она училась. До сих пор в огромном старинном здании библиотеки вам покажут стол у углового окна, где она, по преданию, любила заниматься.

В этом захолустье я скоро приобщился к любимому зимнему занятию местных мужчин – рыбалке в проруби. Но предпочитал рыбачить в одиночестве.

Как-то раз я вышел позже обычного, да и клев не заладился. Уже стемнело, но не хотелось возвращаться пустым. Вдруг удочку резко рвануло, я едва удержал ее, попытался подсечь – рыба сорвалась.

– Кто же так подсекает? – раздался женский голос позади меня.

Я обернулся. Первое что бросилось в глаза – собаки: две великолепные волчелесские овчарки, редкость в наших краях. Потом я перевел взгляд на нее.

Это была высокая стройная женщина на лыжах. Она была одета в хороший лыжный костюм, на снегу лежал туристский рюкзак, к рюкзаку был прислонен охотничий полуавтоматический карабин – весьма дорогая игрушка. В общем, она производила впечатление спортивной дочки богатого папаши, если бы не немодный белый цвет костюма и рюкзака – в сумерках ее можно было принять за привидение. Да еще на бедре выделялся большой старинный револьвер.

Посмотрев на меня и усмехнувшись, она отстегнула лыжи, шагнула ко мне, сняла перчатку и протянула руку:

– Нелли. Нелли Юстис.

– Робо Прокс, – представился я. Ее рука была твердой. – Нелли как Святая Нелли, Юстис как маркграфы Волчелесские?

– Я не святая, я живая, – засмеялась она. – И я не очень-то из маркграфов. Но дайте-ка мне удочку.

Я повиновался. Она уселась на лед, поводила удочкой и вдруг резким движением выкинула на лед рыбу килограммов на пять.

– Видали? Подождите немного еще.

Минут через десять на льду лежали две крупные рыбы и одна поменьше.

– Отлично, – сказала Нелли, – есть и людям, и собакам.

– Э-э-э… я, вообще-то, собирался ужинать дома. Если вы соизволите принять мое приглашение…

– Не соизволю.

На свет были извлечены твердотопливный складной примус, какие-то пакетики, офицерский кортик и довольно странный сосуд.

– Соль, приправы, полугерметический котелок. Сейчас разберемся.

Она в два счета разделала рыб, потроха и головы столкнула обратно в прорубь – «там есть кому полакомиться», – от самой большой рыбы отрезала филе и дала собакам пополам. Затем последовал краткий курс полевой кулинарии, в конце которого просоленные и приправленные куски рыбы оказались в котелке, а котелок на горящем примусе.

– Минут пятнадцать – и готово.

– Я вижу, вы очень опытны.

– Я северянка, – ответила она. – Там все так умеют.

– Северянка? Вы говорите по-нашему без малейшего акцента.

– Я здесь училась. В школе и в колледже.

– В колледже Св. Нелли?

– Да, – она чему-то улыбнулась.

– А я в нем сейчас преподаю. Историю.

– То-то я гляжу, какой вы рыбак.

– Да я только недавно здесь, первый сезон. А скажите, это у вас чистопородные волчелесские овчарки?

– Да. С Севера.

– Они, наверное, стоят кучу денег.

– Кому как.

– А как там, на Севере? Я слышал, «люди длинной воли» начинают серьезно мешать?

– Смотря кому. Теплокрайскому княжеству – конечно. Но этим тиранам мешает все на свете. А многие рыцари, наоборот, даже заключают с ними союзные договоры. Вообще, по-видимому, будут большие перемены…

Мы немного поговорили о политике. Потом рыба поспела, Нелли дала мне ложку, а сама использовала кортик. Было восхитительно вкусно.

После рыбы Нелли порывалась приготовить чай, но тут я блеснул и угостил ее кофе с коньяком из моего термоса.

– Отличный кофе, хороший коньяк, – прокомментировала Нелли. – А вы знающий человек. Здесь мало кто знает фамилию маркграфов Волчелесских.

– Ну, я же историк. А диссертация моя была как раз о возникновении на Севере Второй феодальной эпохи.

– А-а, тогда понятно. Ну, и что нового поведала науке ваша диссертация?

– Только новые вопросы. Вообще-то я здорово досадил коллегам-историкам. И хотя все высоко оценили мой труд, но должность я нашел только в этом захолустье.

– И чем же вы им досадили?

– Я сначала классифицировал, а потом в пух и прах разнес все без исключения теории о возникновении Второй феодальной. Она совершенно необъяснима.

– И ваши выводы?

– Что существовал какой-то серьезный и совершенно неучтенный исторической наукой фактор.

– Конечно. Невозможно было поставить такое дело на самотек.

Я поперхнулся:

– Вы хотите сказать, что Вторая феодальная была организована искусственно?

– Можно сказать и так.

Я смешался. Старинные легенды повернулись неожиданной стороной.

– Простите, Нелли, – продолжил я, – но это звучит совершенно невероятно.

– А все вероятные теории вы сами сдали в архив. Так что обратитесь-ка, лучше, к первоисточникам, – она усмехнулась.

Мы еще немного поговорили. Моя собеседница очень мило указала мне на некоторые малоизвестные исторические детали. Затем мы попрощались, она встала на лыжи, надела рюкзак и карабин и в считанные секунды растворилась во мгле – я даже не успел заметить, в каком направлении.

Происшедшее меня взбудоражило. Я полез копаться в книгах – благо библиотека в колледже была великолепная. И под новым ракурсом высветилась деятельность Боба Юстиса, первого маркграфа Волчелесского, и Вейля Плауба, первого герцога Кермского. И еще более зловещей оказалась фигура Минта Рамса I, первого князя Теплокрайского.

Материала прибывало, кое-что было совершенно уникальным, Например, по канонической легенде Св. Нелли живой вознеслась на небеса, а в библиотеке нашелся апокриф постулирующий ее физическое бессмертие. Во всяком случае, я все более и более склонялся к тому, что та, которую позднее назвали Св. Нелли, действительно существовала. Более того, в архивах моего факультета нашлась дипломная работа студентки Нелли Юстис! О феодализме! Кстати, блестящая работа.

Теория искусственного происхождения Второй Феодальной становилась все более убедительной. Но я понимал, что публикация подобной теории невозможна, более того, она могла поставить крест на моей научной карьере. Нужны были не просто доказательства, а, буквально, новые открытия.

Как-то я сделал комплимент нашей библиотекарше, сказав, что не у каждого университета есть такая хорошая библиотека. В ответ она лишь усмехнулась и показала мне статью о крупнейших библиотеках планеты. Наша библиотека была где-то в конце списка – двести шестьдесят тысяч томов. Но ближе к началу красовалась частная библиотека маркграфов Волчелесских – триста восемьдесят тысяч томов!

Жребий был брошен. Я написал Окку Юстису IV, восемнадцатому маркграфу Волчелесскому. Польстив насчет его библиотеки, а так же помянув его многих знаменитых предков, я попросил разрешения нанести короткий рабочий визит. Через месяц пришло любезное приглашение воспользоваться гостеприимством на все лето. Что я и сделал.

Окк Юстис IV оказался очень приятным и эрудированным собеседником. Он вызвался сам показать мне библиотеку. Первое открытие ожидало меня буквально у дверей. Во всю стену было расписано генеалогическое древо маркграфов Волчелесских. Оказалось, что первый маркграф, Боб, вовсе не был отцом Рему и Окку I – соответственно, второму и третьему маркграфам. Он им приходился всего лишь двоюродным дядей. Их отцом был некий Дэн. К тому же, у них оказалась сестра… Нелли. Но это было еще не все. День рождения Нелли – девятнадцатое января – совпадал с днем Св. Нелли, а дата смерти отсутствовала вовсе!

– Это кто же, легендарная Нелли? – спросил я.

– Почему легендарная? В семейном архиве есть официальное свидетельство о рождении, еще республиканское, – ответил маркграф. – А в нашей округе действительно принято отождествлять ее со Святой Нелли, хоть каноники это и не признают.

– А что вы скажете?

– Я не историк, а легендам не верю.

После трех недель работы я накопал немало, но мозаика все еще не складывалась. Как-то за обедом маркграф обратил внимание на мой мрачный вид:

– Я вижу, библиотека не оправдала ваших надежд?

– О нет, я нашел очень много интересного. Но мне кажется, что кое-чего не хватает… – я перехватил посерьезневший взгляд маркграфа.

– Я присматривался к вам, – сказал маркграф. – Вы производите впечатление человека, которому истина дороже всего. Но за истину приходится платить. Я готов предоставить вам дополнительную информацию.

– Какую?

– Видите ли… Тот самый Дэн и его бездетный брат Тедди… Именно они построили этот родовой замок. Именно с них начинается история семьи. Но они так и не были посвящены в рыцари, они не приносили присяги Святой Нелли, они не были маркграфами, и официальные летописцы рода обошли их молчанием. К тому же, многие считали их сумасшедшими. Но, так или иначе, их архив сохранился. Наверное, он представляет для вас интерес. Но, – голос маркграфа стал жестким, – я запрещаю вам цитировать этот архив как первоисточник.

– Но ведь без этого…

– Насыщайте собственное любопытство, а научную карьеру не делайте за счет моих предков. Да вам все равно не поверят.

Да, в этом архиве было все. И – главное – собственные дневники Дэна Юстиса. Очень лаконичные, но совершенно бесценные!

Теперь я уже не сомневался, что Нелли Юстис и Св. Нелли – одно лицо. По легенде она ушла вниз по реке Большой Волчьей из дома родителей – из вот этого дома, в котором я сидел, он тогда еще не был родовым замком маркграфов Волчелесских. Но она ушла не одна, а с отцом – с Дэном.

Дневники сорвали мифологический налет с канонической легенды и с народных баллад. Отец и дочь действительно смогли пройти весь этот путь – им просто повезло, впрочем, везет, как правило, сильным духом. И они вернулись через десять лет с твердым планом. Дэн привлек к этому плану своих родных и армейских друзей. И план сработал.

Маркграф был прав. Это было невозможно опубликовать. Никто бы не поверил, а документы сочли бы фальшивкой.

И тогда я решил попытать себя в беллетристике. Она стерпит.

Подаренный маркграфом волчелесский щенок тычется мокрым носом в руку. Писанина писаниной, а как насчет ужина?

Тель-Авив, Адар бет 5763 г.21

Моей принцессе

Герде

Вот она – тишина,Вот она – полутьма,И готово обрушиться эхо.Строем встали смычки,Как гвардейцев штыкиПозабытого давнего века.Мы приникнем к словам,Хоть неведомо намГде зарыты Завета скрижали.Но чернеет строкаИ звенит, как струна,Будто ноты души зазвучали.Черных фраков рекаЖдет в своих берегах:Ни мгновенья, ни меры, ни веса.И зажата струна,И трепещет она,И над декой склонилась принцесса.Буква к букве строкаНотоносцем леглаНа заре Водолеевой эры.И бежать по рядамАрамейским словам,Прорываясь в небесные сферы.Мановенье рукиНад мгновеньем реки,Как аккорд поднебесного хора.И сияют зрачки,И взлетают смычкиПод рукой короля-дирижера.Мы стоим, не дыша,И трепещет душа,И как будто застыла планета.И настала пора,И раскрыта ТораПартитурой небесного Света.Хайфа, 9 нисана 5766 г.22

Ты (из Киплинга23)

Ирине

Ты будешь хладнокровен во смятенье,В дыму пожарищ и на тонком льду;Во мраке клеветы и обвиненийТы из-за туч узришь свою звезду;Ты не ответишь злобою на злобу,Ты будешь ждать, не уставая ждать,Не будешь восхвалять свою особуИ, слыша ложь, в ответ не будешь лгать;Ты не отдашь всего себя мышленью;Мечтая – не уступишь явь мечтам;Ты встретишь пораженье и свершеньеКак подобает этим двум лжецам;Не удивишься, видя, как облитыТвои слова слюною подлецов,А коль плоды трудов твоих разбитыТы снова склеишь их из черепков;Поставишь заработанное кровью,Не ведая, как шулер тасовал,И, проиграв, не поведешь и бровьюИ вновь начнешь, как прежде начинал;Ты растеряешь в битве и в дорогеМечту, надежду, сердце, силу, стать,Но встанешь на отнявшиеся ноги,Когда лишь Дух приказывает: «Встать»;В толпе ты не смешаешься с толпою,Не будешь ждать подачек от царей;Ничья рука не справится с тобою,Будь то рука врагов или друзей;Услышав звуки судьбоносной лирыТы каждой нотой подстегнешь свой бег, —Тогда ты станешь властелином мира,Тогда, мой сын, ты будешь Человек!24Хайфа, 5767 г.25

Марш полувека

Самому себе на пятидесятилетие

Свалив полвека с плеч долой,Продолжу налегкеЗа незабвенною звездой,За той, что вдалеке.Как Лот, не оглянусь назад,Там ничего не жаль:Перо, науку, автомат,Ученье, руль, рояль.Подошвы старые стирай,Заешь, запей, запой.И знай – шагай себе, шагайМерцающей тропой.Ах, звезды, звезды-светляки,Кроссворд на небесах.А голос подленькой тоскиШипит за мной в кустах:«Один, как перст, хмельной, как гостьВ случайном кабаке,Упрям, как крест, жесток, как гвоздьВ распятого руке.»О, как легко (хоть на скаку),О, как легко воспетьБеду, грозу, судьбу, тоску,Терпеть и претерпеть!Но подголосками бедыНе отравлю себя,За отголосками звездыБезудержно следя.Ведь лишь звезда (под шах, под мат)Укажет на скрижаль:Перо, науку, автомат,Ученье, руль, рояль.Назарет, Элул 5768 г. – Хайфа, Тишрей 5769г.26

Черные лебеди

Как водится, мы не смогли выехать раньше двенадцати, хоть я и обещал Толику быть у него в десять. Но в субботу было все, как полагается – накануне зырили «телевейзмер» чуть ли не до двух ночи, причем если первый фильм был еще куда ни шло, то все остальное была мура для четырнадцатилетних девчонок, но Китька хотела смотреть и обязательно в спальне, а не в салоне – «детей не будить». Это при том, что Михаль всегда дрыхнет как убитая, а Элиша (бывший Илюша) лупил по своей электрогитаре до утра, барух а-Шем, в наушниках. Так что по будильнику никто не встал, зато Михаль в пол-одиннадцатого пришла требовать жрать, а тут и Толик проявился по сотовому, дескать, у него скоро мангал насквозь прогорит. В двенадцатом часу нужно было еще смотаться за тещей, чтоб присмотрела за спиногрызами – короче, чудеса: в полпервого мы-таки были уже на выезде из Кирьят-Эфра́има. Дальше все было чисто, подъехали к Рамат-Шаю к часу дня – и на тебе, полиция, скорая, всех в объезд – меньше чем за сто метров до дома Толика. Тихо матерясь, объехал полгородка, пока вырулил на знакомую улицу с другой стороны.

Толик задумчиво курил у ограды:

– Аль a-эш27 отменяется.

– А что?

– Соседи… В общем, не понять, но сосед мертв. Так что на травке пировать не будем, пойдем в дом. Просто выпьем, закусим, у меня пельмени есть.

Толикова Надюха (кубанская казачка на голову выше него) вовсю шуровала на кухне. Я, конечно, не мог отказаться от удовольствия по-дружески ее расцеловать, благо мне мой рост позволяет.

– Черт его знает, ничего не понятно – продолжал Толик. – Ами, сосед – доктор электроники, в прошлом боевой летчик, подполковник запаса, его жена Тамар – учительница истории, директор школы, работают от зари до зари – ну это как везде в Израиле. Зато дом – полная чаша, трое прекрасных детей. Да и сами они очень общительные, Тамар всегда приносит какое-то свое угощение к каждому празднику, дети вежливые, совсем не похожи на обычных сабр. Ами много читает, с ним интересно говорить, даже на моем иврите.

Хлопнули по сто грамм не чокаясь, закусили.

– А где твоя Светка?

– Носится где-то с молодежью, как водится. Она-то и принесла новости на хвосте.

Толик замахнул еще стопку:

– Короче, жалко хорошего мужика. А у нас теперь вообще абзац будет: Новый год через три дня, послезавтра прилетает дядя Виталий, а тут у соседей траур. Чего доброго, прямо на похороны прилетит.

– Нет, похороны должны быть завтра.

– Ты что, полицию не видел? Чего-то они расследуют. Могут задержать похороны. А мы-то с вами хотели…

– Новый год отметим у нас, – заявил я. – Китька, слышишь, Новый год у нас делаем. С ними и с дядей Виталием.

– Понимаю, понимаю – вздохнула Китька.

– Ну, ребята, ну, вы просто… – Толик чуть не поперхнулся ледяной водкой, и из глаз у него брызнули настоящие слезы. – Ну, вы даете…

– Все как надо, – отрубила Китька. – Пусть только Надюха заранее подъедет.

Капитан Амир Оха́на служил в полиции уже восемнадцатый год. Он был прекрасным работником, но, скорее, по инерции.

Да, в свое время парнишка из бедной семьи из «городка развития» у черта на рогах выложился до отказа. С огромным трудом, без посторонней помощи, кое-как, но сдал-таки на аттестат зрелости. Дальше – знаменитая бригада «Голани», и обязательно в сайе́рет28, а потом в офицеры, и еще три года сверхсрочной. Потом – чудом прорвался на юрфак университета и чудом же его окончил.

А вот потом… Все рвались в адвокатские конторы, некоторых взяли в прокуратуру или в министерство, а Охане предложили службу в полиции. Он пошел. С радостью. Работал не покладая рук. Но… Все приедается, а карьеры он не сделал. Он и сейчас работал добросовестно, но уже давно без прежнего огонька. И он даже самому себе признавался, что теперь его главный интерес – выйти на пенсию майором.

Но работа есть работа, и ее нужно делать. И пусть эксперты распинаются, что это явное самоубийство, и записка есть, и почерк в записке практически нормальный – капитан Охана всегда проверял все мелочи:

– Извините, госпожа Таво́р, но иногда мельчайшая деталь может изменить всю картину. Вы сами сказали, что в жизни бы не поверили, что ваш муж способен на самоубийство…

– По-видимому, я ошибалась…

– Вот я и хочу вникнуть во все детали. Итак, вы говорите, что ваш садовник, Алекс…

– Вообще-то он каблан29, у него бывали и работники…

– Итак, он должен был сегодня работать с утра, верно?

– Ами… да, Ами сказал мне, что так с ним договорился.

– И Ами должен был с ним встретиться в это время?

– Необязательно. Алекс сам знал, что делать. Собственно, он регулярно приезжает где-то раз в месяц, и этого достаточно, чтобы поддерживать участок в хорошем виде.

Действительно, участок был прекрасно ухожен.

– А мы только поливаем и дорожки подметаем.

– Значит, он должен был работать один?

– Да, ведь садовый инвентарь лежит в гараже.

– У него что, есть ключи?

– Нет, мы не запираем боковую дверь в гараж.

– Госпожа Тавор… Ведь ваш муж был найден именно в гараже, возле верстака.

– Он там обычно чистил пистолет… Да вы что, подозреваете Алекса? Да он мухи не обидит! Вы бы его видели…

– Вот и я жалею, что до сих пор его не увидел. Даже не ясно, приезжал он вообще или нет.

– Давайте я ему позвоню!

– Нет, я сам.

Тамар подала Охане визитную карточку Алекса Клозвицкого. Охана набрал номер и тут же услышал, что абонент выключен или вне пределов досягаемости – последнее в Израиле почти не бывает.

– Итак, каблан не отвечает на свой рабочий сотовый…

– Да он, наверное, просто испугался. Приехал, увидел… и сбежал.

– Чего испугался? Что увидел? Почему сбежал? Почему отключил сотовый? Почему нигде нет чужих отпечатков пальцев, кроме членов вашей семьи?

Охана встал и вновь прошел в кабинет Ами. На книжных полках было немного толстых ученых книг и несколько десятков книг другого типа. Охана стал их просматривать. Почти все книги были на английском.

– Простите, госпожа Тавор, подойдите, пожалуйста. Что это за книги?

– В последние годы мой муж начал увлекаться научной фантастикой. Это от разговоров с Толи Гурвичем, нашим соседом. Тот так просто фанат фантастики. Ну, и Ами приобщился. Он говорил, что это чтиво хорошо для смазки мозга.

– Интересно… Извините, но я должен опечатать кабинет.

Чуть позже Охана вышел на улицу и закурил. Вроде все просто и ясно, но вот этот Алекс! Патруль уже побывал у него в Акре – квартира заперта, никто не откликается, его машины возле дома нет.

Итак, благополучный и весьма уважаемый человек стреляется. Из записки ничего не понять, какие-то «моральные категории должны быть и в науке, и в технике». Что за категории, откуда взялись?

Так или иначе, Охана приказал объявить в розыск Алекса Клозвицкого и – отдельно – его машину. Из сотовой компании сообщили, что сотовый телефон Алекса, очевидно, выключен еще в пятницу.

Мы сидели у Толика на веранде, любовались закатом и пили чай. В голове слегка шумело после водки с пельменями. Возле соседского дома все еще возились люди. К нам приблизился плотный смуглый мужчина:

– Я капитан Амир Охана. Кто из вас Толи Гурвич?

– Я, – ответил Толик. – А это мой друг Эдик Малевский.

– Добрый вечер. К сожалению, не очень приятный.

– Да уж. Хотите чайку? Присаживайтесь.

– Спасибо, не откажусь, – Охана присел на стул, Толик метнулся внутрь и вернулся с новым стаканом чая и с еще одной вазочкой с печеньем и вафлями.

Охана говорил на хорошем иврите, почти без марокканского акцента:

– Да, такая у меня работа – появляться на месте бедствия. Толи, вы хорошо знали вашего соседа?

– Ну, как соседа. Мы заходили друг к другу, пили кофе, разговаривали.

– Его жена сказала, что вы с ним много говорили о научной фантастике.

– Немало.

– В таком случае, вы можете мне помочь. – Охана достал блокнот и авторучку, нашел нужную страницу в блокноте: – Вот что вы скажете о таких авторах: Азимов, Брэдбери, Гаррисон, Хайнлайн, Кларк, Лем, Желязны…

– Все они – известные писатели в области научной фантастики.

– Вам они нравятся?

– Кто больше, кто меньше. От Лема я в восторге.

– Так. А что вы думаете о так называемых «моральных категориях в науке»?

– Ну, это огромная тема. Вопрос поставлен еще в XIX веке – роман Шелли «Франкенштейн». Наиболее известный случай – Манхэттенский проект.

– Что вы имеете в виду?

– Создание учеными атомной бомбы. А затем – водородной.

– А скажите, перечисленные авторы поднимали эту тему?

– И Брэдбери, и Кларк, и, конечно, Лем.

– Понятно, – Охана делал пометки в блокноте, затем, видя, что мы курим, он и сам потянулся за сигаретами. – А вы с Ами говорили об этом?

– Бывало и об этом. Знаете, научная фантастика – это море тем, на которые интересно говорить. А Ами был очень интересным человеком.