Полная версия
Русь неодолимая. Меж крестом и оберегом
«Прости, господи! Ведаешь, не желал им смерти».
* * *В спешке день пролетает быстрее. Для Витима два десятка промчались как один. Он помнил – надо торопиться, а потому отказался от мысли сделать малый крюк и заехать в родное селище навестить родителей, деда, сестренку, по которым скучал. Отчий дом дорог, но данное слово дороже.
Новгорода посланец Предславы достиг на исходе лета, лишь на два дня опередил послов Святополка.
Город ему глянулся: большой, многолюдный. Весь из добротного дерева: высокие стены-городни, башни, многочисленные дворы с хоромами, терема, избы с пристройками. В Новгороде древодели знатные. Дома не наспех рублены: иные в два яруса, у кого с гульбищами, у кого с резными столбами-опорами, у многих украшены наличниками, кокошниками, полотенцами. Приложили горожане свое умение и к строительству церквей. В детинце, на левом берегу реки Волхов, главный храм – лепотный деревянный собор Софии Премудрости Божьей о тринадцати главах. Новгородцы, в большинстве кривичи, меря и словены, из коих Витим вел род по деду, свой город любили. Узкие улицы чистые, мощенные бревнами, с водосточными рвами и ямами. На правом берегу, напротив княжьего двора – Торг. Товара полно и своего, и гостями привезенного. Их дворы рядом. У причалов ладей несметно из разных земель. Многоголосье не стихает с утра до вечера. Богатый город, сильный. Такой мог потягаться с самим Киевом. И тягался, посредством князей. Из этих мест ушел на Киев сородич Рюрика, Олег, отсюда Владимир двинулся отвоевывать стол у брата Ярополка, из Новгорода угрожал отцу Ярослав.
Князь пришелся Витиму по душе. Прежде он видел его мельком. Ярослав в Киеве появлялся редко. По младости жил в Предславине, после в своих уделах: сначала в Ростове, а по смерти старшего брата Вышеслава – в Новгороде. Ныне радимичу удалось рассмотреть его ближе. Новгородский князь, сын Владимира и внук Святослава, худощавый, крепкий, лет тридцати, ростом выше среднего, хромал от рождения на правую ногу, отчего клонил голову вбок, а плечи его казались одно выше другого. Русый волосом, он имел на вытянутом лице крупный прямой нос, тонкие губы, густые усы и брови. Выдвинутый вперед подбородок Ярослава был брит. В голубовато-зеленых глазах читались властность и ум. В разговоре с Витимом князь не гордился, головы не задирал, поблагодарил за весть, одарил тремя серебрениками, кои вместе с златниками чеканили в Киеве по указу Владимира, велел челядинам сводить гонца в баньку, накормить и отвести на отдых в гридницу, а еще предложил остаться у него дружинником. Воины Ярославу были нужны, их у него перед приездом Витима поубавилось. Князь копил войско для борьбы с отцом, а для этого нанял немало варягов. Те же повели себя на чужой земле непристойно: стали творить всяческие непотребства, неуважительно относиться к обычаям местным, задирать мужей да жен домогаться. На Руси народ дружелюбен, гостеприимен и терпелив до поры. Недаром молвят: «Будь как дома, но не забывай, что в гостях». Пришел срок, поднялись горожане, похватали колья, стали бить находников. От кольев и кулаков перешли к оружию. Оросились улицы новгородские человеческой кровью. Не устояло воинское умение варягов против многочисленности и справедливого людского гнева. Изрядно их полегло во дворе Парамона и в иных местах города. Утрата эта привела Ярослава в ярость. Пришлось и некоторым из новгородцев, кои участвовали в убийстве варягов, поплатиться головами. Прежде князь призвал на свой двор участников побоища, обещал их не наказывать. Новгородцев пришло не менее тысячи, стали жаловаться на бесчинства варягов, корить Ярослава. Князь праведным словам не внял, озлобился на гордецов и своевольцев, велел дружине бить горожан, хватать и казнить зачинщиков. Дружина не медлила, потекла кровь. Кто смог – убежал, остальные были преданы смерти. Таких оказалось немало. Ныне же, прочитав письмо сестры, князь обеспокоился: «Послы из Киева мир обещают, только, выходит, вранье это. Замышляет-таки Святополк против меня. Чую, не избежать войны, только с кем на него идти? У брата киевляне, вышгородцы, туровцы, тесть Болеслав с поляками, к коим могут прибавиться немцы и печенеги, а что у меня? Своя дружина мала, варягов поубавилось, новгородцы отвернулись». В таком положении каждым воином дорожить станешь, вот и позвал Витима в дружину. Радимичу только этого и надо, понимал – обратной дороги в Киев нет. Неспроста увязались за ним воины Святополка, и если станет известно великому князю, кто одолел четверых его людей, то не сносить ему, Витиму, головы, а значит, стоило переждать. Но больше тревожило другое: не причинили бы зла родичам, не схватили бы Никиту. Немало печалила и разлука с близкими, особенно с женой Надежей. Ежедень в мыслях она являлась ему – любимая и желанная. Ее красота была иной, чем у Предславы, не такая яркая и броская, но она также манила и ласкала взор, заставляла думать о себе. Витим отдал бы многое, чтобы обнять ее, тонкую, хрупкую, прикоснуться к светло-русым волнистым волосам, заглянуть в серые выразительные глаза, услышать нежный тихий голосок. Ныне об этом приходилось только мечтать. Мечтать и ждать. Человек ожидает, а время поспешает. Стремительно менялись дни и события.
Осень началась для Витима, и не только для него, с печального известия – люди великого князя привели к гибели юного князя Глеба Муромского. Молвили, что случилось это у града Смоленска. Князь Ярослав стал спешно собирать силы против Святополка. Теперь никто не мог упрекнуть его в том, что он поднял руку на старшего: он мстил за младших. Но не только жажда справедливой мести вела его на Киев, князю было известно, как отец отнял стол у брата, и сам он был не прочь стать великим князем. К тому с малых лет его подбивал и готовил кормилец и советник Блуд, тот самый, кто предал Ярополка и перешел на службу к Владимиру. Ярослав завидовал Святополку, но за тем было старшинство и близость Киева. Кинься он по смерти отца из Новгорода в стольный град, ему вряд ли удалось бы поспеть туда вперед Святополка, будь тот в Вышгороде, Турове или в Польше. Тогда обычай был за брата, ныне же получалось, что правда на стороне новгородского князя и пришел срок попытаться вышибить Святополка из стольного града силой. Да и как иначе, братец убийством родичей не побрезгует, ведь и сестра Предслава предостерегала: «Берегись его!» Ей вторил Блуд: «Ныне время такое, не сломишь ты – сломят тебя».
Новгород и Киев стали готовиться к войне, искать союзников. Святополк призвал в свое войско киевлян, воев из иных русских городов и печенегов. Склонялся к нему и Брячислав Полоцкий. Тесть, Болеслав, привести поляков Святополку на помощь не смог, так как в то время увяз в войне с германским императором Генрихом. Ярослав же вновь пополнил дружину варягами и обратил к себе новгородцев. Повинился князь перед горожанами, попросил помощи. Новгородцы умом не тугие, смекнули, если откажут князю, то он встанет с варягами против них, от Киева поблажек тоже ожидать не приходилось. Не дай бог оказаться между молотом и наковальней. На вече решили идти за князем. За Ярославом тянулся и Святослав Древлянский, пересылался с Новгородом, обещал поддержку. На беду, об этом узнал Святополк и послал на него Волчьего Хвоста со многими воинами. Опытный воевода отрезал Святославу путь к Новгороду. Древлянский князь с семьей и дружиной устремился к Угорским горам, надеялся укрыться в Чехии у родственников по матери или у угров, но воины Святополка настигли его у реки Опир и разгромили. В кровопролитном бою сложил голову Святослав и семеро его сыновей, а жена Парасковья бросилась со скалы, чтобы избежать надругательств. Князь Древлянской земли пал по вине старшего брата, как и его предшественник, Олег Святославович. Мало того, не без стараний приспешников Святополка, по Руси пополз слух, что в гибели Бориса и Глеба виновен князь новгородский. Ярослав понял, что медлить больше нельзя.
Глава пятая
…и была сеча у Любеча…
Рогожский летописецВ начале осени войска Ярослава и Святополка встали друг против друга по берегам Днепра, неподалеку от малого города Любеча. Скорой битвы не случилось. Первым переправиться через полноводную реку никто не осмелился. Ведомо – перевоз дело трудное, да и удержать берег малым числом воинов до переправы основных сил нелегко, при таком раскладе и до поражения недалеко. Князья это сознавали, потому и осторожничали, ждали удобного случая, а больше льда, чтобы по нему добраться до противника. Стояли до самых заморозков, дождались, когда хмурая осень отжила последние денечки. Сколько бы еще простояли, неведомо, только в один из первых дней декабря-студня явился к Ярославу, от верных людей, доброхот из вражеского стана и молвил, что князь Святополк с боярами и вся его дружина предались пьянству и самое время ударить.
Переметчиком оказался Торопша. Из темницы его вызволил воевода Волчий Хвост. Побоялся Олег, что не выдержит дружинник пытки и выдаст его, а Святополк обвинит в измене, и тогда пощады не жди. Великий князь к братьям жалости не имеет, а уж воеводу и подавно не помилует, не посмотрит, что среди воинов уважаем и что с первых дней после смерти Владимира поддержал его. Торопша лишнего не сказал, твердил, что к гречанке Таисии заходил по старой памяти и по ее просьбе книгу у Предславы забирал, за это она ему коня дала попользоваться, так как своя лошадь захворала. Деваться некуда, по просьбе воеводы Хвоста Торопшу вернули в дружину, только не больно ему хотелось служить новому князю: в темнице люди Святополка немало над ним поизмывались, добывая признания, и он этого не забыл, потому и бежал ночной порой с вестью к Ярославу. Ярослав немедля собрал в своем шатре воевод и поведал о том, что услышал.
Старшой новгородских воев Константин, сын славного Добрыни, родович князя, кивал:
– Верно, второй день гуляют. Веселье их пьяное до нас доносится. Ныне воевода киевский, Волчий Хвост, охмелев, в челн садился, да на середину реки выплывал. Оттуда хулил нас и тебя, князь.
– Что рек воевода? – Ярослав вперил взгляд в новгородца.
Константин смутился:
– Совестно такое повторять.
Ярослав настоял:
– Говори!
Воевода опустил большую кудлатую голову:
– Молвил, зачем мы, плотники, пришли сюда с хромым князем. Грозился заставить нас рубить киевлянам хоромы.
Ярослав сжал кулаки, заиграл желваками, но ответил спокойно:
– Хвалился волк, что медведя съест.
– Все храбрится Олег. Этот старый волк в рати знает толк, – изрек Блуд, пожилой серолицый муж.
Ярослав усмехнулся:
– Ты, дядька, тоже на лавке у печи не лежишь.
Блуд, пестун и воевода князя, имевший второе имя Иона Ивещей, почесал безволосое темя, шутливо молвил:
– Старый пес до смерти избу сторожит.
– Ныне не сторожить, ныне бить надо, покуда ворог во хмелю. Доброхот, коего Торопшей зовут, сказывал, у них и на сегодня меды припасены.
– Верный ли человек, этот Торопша? – поинтересовался Константин. – А ну как заслан к нам Святополком с намерением заманить нас в западню и пьянство их притворное? Не больно верю я тем, кто от одного князя к другому мечется.
– Осторожность – это хорошо. Торопшу этого я помню, он старый дружинник моего батюшки, приезжал от него с письмом ко мне в Новгород. Сказывал, что брату Борису успел послужить и Святополку, только тот его сильно изобидел, а потому, мнится мне, нет в нем лукавства. Кроме того, сегодня же с той стороны от верного мне человека вернулся отрок, так он тоже молвит, что пришла пора ударить. – Ярослав обвел взглядом соратников. – Что мыслите, други?
Молодой белобрысый предводитель отряда варягов, конунг Эймунд Хрингссон, потомок первого короля Норвегии Харальда, высказался решительно, с трудом выговаривая русские слова, сказал:
– Надо идти в бой. Мои воины готовы первыми высадиться на вражеском берегу. Мы, викинги, – мореходы, нам не впервой нападать с воды. Норманнам нет в этом равных. Только следует поторопиться, озера и реки малые льдом сковало, скоро и Днепр замерзнет. Тогда крепкого льда ждать придется, а к тому времени и войско конунга Святополка будет готово к битве.
Ярл Рагнар Агнарссон, сотоварищ и троюродный дядя Эймунда Хрингссона, согласно закивал головой. Константин поддержал:
– Верно, надо бить, покуда у киевлян хмель не кончился. Пора мечами поиграть. Новгородцы в бой рвутся, рати требуют, озлили их ругательства киевлян, а особливо Волчьего Хвоста.
Блуд осторожничал:
– Надеетесь, вас там с пирогами да квасом встретят? Не все у них меды вкушают, небось по берегу сторожа стоит, они остальных поднимут.
Ярослав согласился:
– Верно, переть бездумно не будем. Вышлем вперед доброхота Торопшу, он там свой. Как вои Святополковы после хмельного пития угомонятся, Торопша даст знать огнем. Стан Святополка стоит недалече от берега, меж двумя озерами. По правую руку от него, за озером, печенеги, по левую руку тоже, а посему, други, сделаем так. Ты, Эймунд, как стемнеет, подымешься на ладьях вверх по реке и переправишься на другой берег, я с комонной дружиной перевезусь ниже. Как на противный берег ступим, зажжем костерок малый, для ворога невидимый, тогда и Коснятин с новгородцами через Днепр двинется. Ударим с трех сторон. – Ярослав обратился к Блуду: – Тебе, воевода, здесь с моей пешей дружиной до поры оставаться. Если помощь понадобится, сообщим.
Блуд тронул седую бороду:
– Правильно мнишь, князь, только как бы вам в темноте друг друга не перебить.
Ярослав задумался:
– Твоя правда, воевода.
– А ежели воям на головы убрусы и тряпицы белые повязать? – предложил Константин.
Ярослав просветлел ликом:
– Вот голова! Не зря новгородцы тебя в посадники прочат. Теперь мы Святополку бока намнем! Горькое у него будет похмелье!
Блуд и тут подлил в мед дегтя:
– Намнем, только бы вои наши не побежали.
– Не побегут, есть у меня задумка…
* * *Как замыслили, так и содеяли. Ждали долго, Торопша подал условный знак далеко за полночь. Воины Ярослава и варяги были готовы, времени зря не теряли. После переправы по приказу князя пустые ладьи оттолкнули от берега. Теперь его воинам не было пути назад, им предстояло победить или умереть. Первыми вступили в бой новгородцы. Воинам Константина Добрынича удалось отбросить от берега сторожу и ворваться в стан. Здесь и завязалась кровавая сеча. Новгородцы с белыми повязками на шеломах и шапках разили во тьме полупьяных и полусонных дружинников Святополка, киевлян и их союзников. Всем известно: пьяный воин – половина воина.
Когда Олег Волчий Хвост вбежал в шатер со словами: «Князь, поторопись, воины Ярослава рядом!» – Святополк был уже на ногах, дружинники успели доложить о нападении. Будто не замечая воеводу, он нетвердой походкой подошел к бочонку с водой, дрожащей рукой зачерпнул, жадно отпил холодной влаги, остаток вылил на голову, крякнул. Бросив ковш на земляной пол, вперил красные с недосыпа и мутные с перепоя глаза на Олега, хрипло спросил:
– Где они?
– В стан ворвались.
– А ты почто здесь? Где тебе, воеводе, пристало быть?
Олег заиграл желваками:
– Мы, князь, войско вместе с тобой пропили, знать, вместе его супротив ворога поднимать. Попробуем остановить Ярослава и сбросить его в Днепр.
– Попробуем, – решительно произнес Святополк и окликнул дружинников: – Шелом подайте! Меч, кольчугу!
Когда князь вместе с воеводой вышел из шатра в блистающем шлеме и красном корзне, войско уже отступало. Многие без доспехов, а иные и вовсе без оружия, в большинстве испуганные, с растерянными лицами, пятились, уходили, бежали от неприятеля в густых предрассветных сумерках.
– Куда?! Стоять! – Святополк выхватил меч, рубанул одного из отступающих ратников.
– Ах вы, трусливые псы! – Увесистый кулак воеводы свалил с ног молодого дружинника, еще одного ударил мечом плашмя. – Все сюда! Стройся! Копья на противника! Держись! Ужель супротив плотников, в ратном деле неумелых, не устоим!
Голоса и тумаки князя Святополка и воеводы остановили одного, второго, за ними последовали другие. Волчьему Хвосту с трудом удалось собрать около великого князя часть войска, но этого было мало, чтобы остановить противника. Ощетинились копьями, отбивались, ждали помощи от печенегов, но она не пришла. Степняки попытались доскакать до стана Святополка напрямки, по замерзшим озерам, но молодой лед не выдержал всадников. Более десятка печенегов утонули в холодной воде вместе с конями, остальные решили идти в обход, но и это им не удалось. Передовая сотня Витима выскочила из леса, увлекая за собой конную дружину князя, помчалась на печенежский стан. В это же время вверх по реке, у второго озера, проревел варяжский рог – это громили неприятеля воины конунга Эймунда.
Варяжские воины ворвались в печенежский стан неожиданно, как они делали не раз, нападая на прибрежные селения в иных странах.
В темноте лодки уткнулись в молодой ледок, который уже успел обрамить берега на два шага от берега. Северным мореходам ни лед, ни холодная вода не помеха. Не мешкая, высадились на твердь, утаптывая молодой снежок, побежали через лес к озеру, к печенежскому стану. Путь не близок, только варяга с детства приучают бегать, развивая в будущем воине выносливость, да и быстрота передвижения на войне вещь немаловажная. Бежали молча, подобные волчьей стае, нацеленной на добычу. Впереди – конунг Эймунд с мечом и ярл Рагнар Агнарссон с тяжелым копьем. Рядом с ними два дюжих воина в безрукавках из медвежьей шкуры. Они без доспехов, с боевыми топорами в руках. Это особые воины – берсерки. До стана печенегов не более пяти шагов. Берсерки сбросили безрукавки, обнажили мощные тела, закричали. Их боевой клич, подобный волчьему вою и грозному медвежьему рыку, ворвался в полуночные сладкие сны печенегов. Долгое бездействие и разговоры, что битва до ледостава не начнется, ослабили бдительность степняков. Пугающий клич берсерков поддержали остальные варяги, к их голосам присоединился гортанный звук боевого рога. Его-то и услышал Витим. Страх овладел кочевниками, не иначе, злые степные духи напали на стан. Разве человеку одолеть духа? Разве пешему печенегу одолеть варяга? Потому и бежали. Некоторые, самые отчаянные, успели сесть на коней и взять оружие, чтобы остановить северных воинов, но сопротивлялись недолго. Пограбить вместе с князем русские города, разжиться добычей, увести полон – это одно дело, принимать за него смерть – другое. Кочевникам путь один – в бескрайние степи, к родным кочевьям, а куда деваться Святополку и его войску? Попятились из стана на лед, повторили ошибку печенегов. Многие потонули, иные сдались в плен, те, кому повезло, пробились, поскакали вслед за номадами. Среди них Святополк и воевода Олег Волчий Хвост.
Уходили уже при солнце. Ярославовы конные воины приметили красное княжеское корзно, пустились вдогон. Сотня Витима преследовала печенегов, но окольчуженным воинам догнать легкоконных степняков не удалось, изрубив два десятка врагов, пустили вслед стрелы, повернули назад. Тут-то выхватил радимич взором отряд Святополка и, не раздумывая, повел его наперерез. Уж больно захотелось сотнику взять в полон великого князя.
Олег Волчий Хвост первым заметил опасность и понял, что скопом от погони не уйти. Воевода остановил коня, крикнул вслед Святополку:
– Князь! Беги! Мы их остановим!
Но великий князь не слышал его слов, отчаяние и страх гнали его вперед.
Воевода громогласно обратился к воинам:
– Стой, други! Пристало ли вам, воинам князей киевских, показывать спины ворогу! Не вы ли обязались стоять за Святополка!
Призыв воеводы услышали немногие: с ним осталось около полусотни конных, в большинстве соратники, бывальцы из дружины Владимира.
Олег пригладил седые вислые усы, посмотрел в серое небо, обратил взор на неприятелей. Они приближались. Противников разделяло не более десятка шагов. Широкая пясть дотянулась до пояса, сорвала волчий хвост, откинула в сторону.
– С ним меня никто не одолел, а если одолеют, то без него.
Конная лава новгородских воев врезалась в стену киевских всадников. Слова воеводы потонули в шуме схватки, теперь заговорил его меч. В руках старого, но опытного воина еще оставалась сила, и немалая. Меч сверкнул на солнце, заплясал в руках Олега, и танец этот был смертоносным. Воевода отклонился, срубил древко направленного на него копья, быстрым и точным ударом развалил надвое его обладателя, еще одному воину Ярослава отсек голову. Третий, молодой дружинник с серо-голубыми глазами на гнедом в яблоках коне, наскочил сбоку. Воевода прикрылся щитом. Противник обрушил меч на голову, а затем полоснул по незащищенному месту ниже колена. Шлем защитил, но мощный удар и боль в ноге заставили Волчьего Хвоста опустить щит. Молодой воин не медлил, ткнул между подбородком и бармицей. Холодное стальное жало вонзилось в горло. Кровавая струя вырвалась наружу, заливая кольчужную грудь бывалого воина. Олег выронил меч, свалился на землю.
– Воеводу убили! – Зычный крик взвился над местом схватки. Он-то и прервал смертоубийство. Потеряв предводителя, воины князя Святополка прекратили сопротивление, спешились, побросали оружие на землю.
Дружинники Ярослава продолжать погоню не стали: заслон, под рукой Волчьего Хвоста, сделал свое дело, задержал преследователей, теперь за Святополком не угнаться. Страх помогает убегать от погони.
Витим слез с коня, подошел к Волчему Хвосту. Воевода лежал на спине, раскинув руки. Радимич узнал его. Осознание того, что он стал невольным виновником гибели человека, который в прежние годы помогал его родовичу Мечеславу, опечалило, однако война не разбирает, знакомец ты или чужак. В бою важно выжить и победить врага. Витим победил, теперь оставалось только попросить у покойника прощения. Радимич снял шлем, утер запястьем потный лоб, преклонил колено, глянул на воеводу, перекрестился. Мертвые светло-карие глаза Олега смотрели на затоптанный копытами волчий хвост…
Глава шестая
Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное господом.
Книга Притчей СоломоновыхСвятополк нырнул в Дикое Поле, а вынырнул в Польше у тестя Болеслава. Туда же бежали его приверженцы, в том числе и Путша с Еловитом, коим вместе с некоторыми киевскими боярами была доверена оборона Киева. Столицу они не отстояли и жену Святополка от полона не уберегли, но подлость сотворить успели – чтобы досадить Ярославу, ночью тайно подожгли город в нескольких местах. На следующий день после их бегства войско новгородского князя въехало в покусанный огнем Киев. Черные следы пожарищ изрядно испятнали белую снеговую постель, тронул пламень и дом Таисии. Закопченный очаг встретил Витима в окружении обугленных жердей и бревен. Не пощадил огонь и старый дуб. Опаленный ствол уродливым великаном стоял на страже сожженного жилища. Дерево было мертво. Витим знал: по весне этот страж уже не наденет нарядное, зеленое корзно из молодой листвы. За прожитые в Киеве годы дерево стало ему дорого, ведь оно напоминало о родном далеком селище, неподалеку от которого на старом капище тоже стоял старый священный дуб. Но теперь не было ни дуба, ни жилища Таисии. Не было рядом и тех, кто обитал в доме. Пес Аргус лежал у дуба, присыпанный снегом. Он был мертв, и смерть его пришла не от старости, это Витим определил по ранам на его теле и кровавым пятнам на снегу. Но была ли это только кровь Аргуса? Тревога за близких людей грызла сердце, мысли метались, словно испуганная стая голубей.
«Кто это сделал? Кто убил Аргуса? Где Надежа? Где Таисия? Что с ними? Убиты? Сгорели? Задохнулись от дыма? Или им удалось избежать огня? А вдруг их увели в полон поляки? Торопша сказывал, что люди Святополка врывались в дом, искали меня и Никиту, может, князь в отместку приказал свершить над ними насилие? Если живы, то где их искать?»
Надо было некоторое время опомниться, побыть в одиночестве, подумать, чтобы утром отправиться на поиски родных, живых или мертвых. Потому и не пошел в гридницу, где шумно праздновала победу дружина Ярослава, побрел со склоненной головой к Киевским воротам, чтобы на Подоле, в доме Торопши, обрести временное пристанище и покой, а заодно приглядеть за раненым соратником. Торопше не повезло, в ночном бою под Любечем дружинник Святополка ткнул его копьем в бок. После боя Витим с трудом отыскал старого знакомца на бранном поле под грудой тел павших воинов.
До Торопши Витим не дошел. Перед воротами его остановил знакомый голос:
– Витимушка! Родимый!
На миг перехватило дыхание, Витим обернулся. На грудь повалилась Надежа, обхватила руками, крепко прижалась.
– Сокол мой ненаглядный! Живой!
Витим огладил спину жены:
– Надежа, любая! Ягодка моя сладкая! А я уж не ведал, где искать вас стану.
Надежа смахнула с ресниц слезу, посмотрела на мужа счастливыми глазами.
– Нас княжна Предслава приютила, а ныне мы в Киев перебрались. Таисия к Торопше пошла, а я, как узнала, что дружина Ярослава в Киев входит, побежала тебя искать, да, видно, средь иных воинов проглядела. Верно помыслила, к дому пойдешь.
