Операция «Царский ковчег». Трилогия. Книга 1

Анна Ивановна распахнула дверь и, плача от радости, прижала к груди голову сына, покрывая поцелуями щеки, лоб, волосы.

– Приехал, Игорь? Говорила же я…, не летом, так осенью…

– Здравствуй мама!

– Ты надолго, Игорь? – сказала Анна Ивановна, едва удерживая слезы.

– Во всяком случае, пробуду здесь не один месяц.

Пообедав, все долго говорили… приехал отец. Он только что встречался с генералом. Доложил обстановку на Урале. Передал сыну пожелания генерала, чтобы он остался служить здесь в городе. Работы будет много.

Анна Ивановна аккуратно намекнула отцу, что Игорь и Катя хотят остаться вдвоем, и, хотя ей хотелось ещё побыть с сыном, она на время попрощалась, трижды поцеловав его. А когда он отошел, она ещё раз посмотрела на него, и прошла к себе в столовую.

Катя и Игорь вышли на улицу и решили погулять. Они пошли в городской сад. Березы, роняли на землю золотисто-желтые листья. Испуганно шелестела багровой листвой осина, казалось, она охвачена каким-то тревожным огнем. Ветер сорвал лист, покружил его и бросил к ногам Кати. Она подняла его, положила на ладонь и вздрогнула: лист был кроваво-красного цвета.

Кате хотелось многое сказать Игорю, и она рассказала ему о своём житье – бытье. О том, что происходило в городе в эти годы, пока его не было. Он слушал её со вниманием и не перебивал. Он любовался ею.

Справа в глубину сада уходила узенькая тропинка, усыпанная листьями. Над тропинкой поднималась высокая сосна, а к её могучему стволу его жалась тоненькая березка, удивительно белая на темном фоне сосновой коры: как бы одетая в атласное платье, гибкая, она обвивалась вокруг толстого ствола сосны и тянулась вверх, к свету и солнцу.

Взглянув на нее, Игорь и Катя, не сговариваясь, но, подчиняясь неодолимой силе, пошли по тропинке в глубину сада, который плавно переходил в сосновый лес. Тропинка была узенькая, для одного человека, и они шли, касаясь, друг друга то рукой, то плечом. Вдруг Катя взяла Игоря под руку и оперлась на нее. Игорь ощутил на своей щеке её горячее, прерывистое дыхание и почувствовал как оно обжигало его…

Есть непонятная прелесть в тишине осеннего леса в ясные сухие дни «бабьего лета». Неподвижно стоят деревья, как бы замирая в радостных воспоминаниях о веселых днях лета, о несмолкаемом щебетании птиц, шелесте листьев, гудении пчел и жуков. Тихо в лесу, кое – где лишь с легким шорохом осыпаются листья с берёз и, кружась, ложатся на тёмную сырую землю. Не слышно их радостных песен птиц, лишь позванивает в свой стеклянный колокольчик синица: цынь—цынь-цынь! Вот с ветвистого могучего дуба сорвался коричневый, похожий на майского жука, желудь, прошелестел в жесткой побуревшей листве и щелкнул по щеке Катю. Она испуганно открыла глаза, вскочила с пестрого ковра листьев… огляделась – никого. И, увидев желудь, поняла, что она пробудилась от сладкого забытья, и рассмеялась, тормоша Игоря, осыпая его лимонно – желтыми листьями березы, теребила мягкие волосы Игоря, целовала его смеющиеся глаза с густыми, как у матери, пушистыми ресницами…

Поженились они в сентябре. Свадьба была скромной. Были родственники, друзья, сослуживцы. Медовый месяц провели на даче, вблизи города. Но вскоре после октябрьского переворота в Петрограде по городам и селам России прокатилась волна погромов. Не миновали они и Шадринска. Скорее всего, они явились следствием безвластия на местах, так как старая власть уже не функционировала, а советы еще не организовались. В ночь на 15 ноября 1917 года был разгромлен государственный винный склад, находившийся в здании ликероводочного завода. Летом здесь находился временный госпиталь для раненых на фронтах империалистической войны, но, видимо, к осени он уже свернулся. На складе в то время хранился огромный запас спирта, который привлек внимание деклассированных элементов, любителей приключений, а также солдат Шадринского гарнизона. Спиртрасхищался как штатскими, так и военными. Пьяными людьми из ротных помещений была расхищена часть винтовок и патронов, а в некоторых ротах произведен разгром цейхгаузов. Из тюрьмы бежало до 40 арестантов и бежавшими произведен ряд грабежей и убийств. Во всеобщих беспорядков приняли участие не только городские, но и сельские жители. Так, некоторые жители села Красномыльского в первый день погрома успели съездить в город раза по три, в результате чего была организована большая пьянка, произошло много драк. В некоторых селах положение усугубили уголовные элементы, сбежавшие из тюрьмы. Так, в селе Лебяжьем трое уголовников выбивали стекла, зажигали зароды соломы и хлеба и намеревались сжечь все село, да вдобавок еще совершили убийства. По решению сельского схода они были тут же казнены. Начиналась эта заварушка и в селе Маслянском: пьянство и дебош. Собравшийся сельский сход назначил патрулями 26 человек, предписав каждого буяна садить на 2—3 суток в холодный амбар. Скоро в селе установилось спокойствие. 15 ноября в Шадринске было объявлено военное положение, создан комитет по охране города, председателем которого избрали Николая Васильевича Здобнова. Позднее он стал выдающимся библиографом, классиком русской библиографии. Он родился в Шадринске, основал первую шадринскую газету «Исеть», затем занялся политической деятельностью: стал видным деятелем партии эсеров, был избран председателем Шадринской городской Думы, депутатом Всероссийского учредительного собрания, назначен (после разгона последнего) министром Комуча (Комитета членов Учредительного Собрания), был арестован Колчаком и, наконец… занялся библиографией. В считанные месяцы он становится ведущим библиографом страны, возглавляет журнал «Северная Азия», готовит многотомную «Библиографию Бурят – Монголии», «Библиографию Дальневосточного края»… В промежутках многократно арестовывается, но – пока не начинается война – его охраняет чья-то невидимая рука… Это была рука А. А. Жданова. Жданов был руководителем партийной организации г. Ленинграда. А пока шёл 1917 год. Н. В. Здобнов был председателем Шадринской городской Думы, а А. А. Жданов – председателем Шадринского Совета солдатских депутатов, они сотрудничали в Комитете по охране города, наводили порядок после разгрома спиртзавода. Кроме того, жены Н. В. Здобнова и А. А. Жданова – подруги по шадринской гимназии, и в Москве они время от времени перезваниваются. Итак, А. А. Жданов, стал заместителем Здобнова, членами комитета стали И. М. Петров, И. Я. Возжаев и М. А. Пономарев. Комитет выпустил воззвание, в котором граждане, желающие вступить в добровольную охрану, приглашались явиться в Совет рабочих и солдатских депутатов для записи. Для охраны порядка в городе были созданы конная и пешая команды. В ночь на 16 ноября чуть не во всех концах города были слышны выстрелы. Позднее выяснилось, что это стреляли пьяные солдаты или не умеющие обращаться с оружием добровольцы-охранники. Часов около 11 вечера с пожарной каланчи раздался набат. Оказалось, что это зажгли разлитый на пустыре керосин. Огонь скоро потушили. Утром 16 ноября по осаждавшим шадринский винный склад толпе было дано несколько залпов. Оказался один убитый и несколько раненых. В это время принимались и ошибочные решения, как, например, об уничтожении нескольких десятков тысяч ведер спирта, который был спущен в реку Исеть. Но порядок понемногу восстанавливался. Дружинники заняли и охраняли основные объекты и учреждения города. С утра 17 ноября солдаты выходили из казарм только по увольнительным запискам. Вечером 17-го было получено сообщение о прибытии отряда солдат из Омска. Количество пьяных уменьшилось. Восемнадцатого отряд прибыл. Организовалась следственная комиссия по расследованию преступлений, совершенных за три дня. В нее, в частности, вошли прапорщик Беньямович и солдат Зайков. Безобразий было много. В квартире владельца типографии Сергея Жернакова, сторонника большевиков, был произведен разгром, в котором участвовал отряд конной охраны. По чьему приказу ворвались в квартиру, следственная комиссия не установила. Во время беспорядков нередко возникали стычки с применением оружия, драки, в результате которых и от чрезмерного употребления спирта погибло 80 человек. В ночь на 18 ноября в деревне Камчатке произошел пожар. Предполагали, что загорелось случайно, от неосмотрительности с огнем пьяных людей, которых было более чем достаточно. Сгорел один дом. О беспорядках и необходимой помощи сообщали из сел Иванищевского, Ольховского, Маслянского, Далматово. Как сообщала местная газета «Народная мысль», безобразия творились в селах Каргапольском, Белоярском и других. И так, на водворение порядка и спокойствия в городе и уезде было поставлено все. Шадринская городская пожарная команда в течение пяти дней не раздевалась и не смыкала глаз». С помощью военных и общественности порядок восстановился, военное положение в городе было снято, и 24 ноября отряд из Омска уехал в свой город

ГЛАВА II. ШТАБС-КАПИТАН СИМОНОВ

Штабс-капитан Симонов, начал свою работу в Екатеринбурге ещё задолго до своего будущего назначения Троцким в штаб 3-й армии красных. В городе он находился уже не одну неделю. Подпольная офицерская организация поручило ему войти в доверие к большевикам. Он прибыл в город, как и многие другие, после революции. Определился на жительство к Филатовой Александре. Часто выезжал в города: Москву, Санкт – Петербург, Тобольск, Самару, Казань, Омск. Случай представился неожиданно. Как-то, сидя в одном из привокзальных ресторанов, он в очередной раз обедал и делал вид что скучает, глядя в окно. На самом деле, он ждал поезда, на котором должен был прибыть очередной связник для передачи информации. Его уже давно не было. Пошла вторая неделя. Вдруг в зал вошёл человек, одетый в военную форму и направился к его столику. Симонов подумал: провал. Но, почему тогда он один, а не с нарядом солдат. Да ну, что это я. Какой провал. У них тут разведкой и не пахнет. Но, тем не менее, приготовился к возможному сюрпризу со стороны незнакомца. Город и его окрестности он хорошо изучил. Пути отхода у него были. Рядом был лес. Да и документы у него были в порядке. Офицер после ранения. Не определился. Живёт как многие. Ушёл от войны. Радуется жизни. Человек подошёл к нему и просил:

– Уважаемый, извините, у Вас свободно? Симонов ответил:

– Да, конечно.

Незнакомец присел. Заказал себе первое, водки. Стал расспрашивать.

– Давно ли с фронта? Вижу по выправке, что Вы офицер.

– Вы не ошиблись штабс-капитан Симонов.

– Звание на фронте получили?

– Нет.

– Учились?

– Да закончил Академию Генерального штаба. А Вы кто, собственно? Почему интересуетесь?

– Я представитель местного военного отдела. Недавно были созданы на, базе солдатских секций Советов, вместо упразднённых, императорских. Нам в будущем понадобится новая армия. И её ещё надо будет создавать. Но намётки уже есть.

– А я чем собственно могу помочь? Ведь я уже один раз присягнул на верность царю и Отечеству.

– Бросьте Вы эту демагогию. Пить будете? Я тоже, понимаете, служил на флоте. Когда всё покатилось, надо было выбирать. Я выбрал. И Вам советую. Скоро всех тут перепишут, куда Вы денетесь. Симонов ответил:

– Я думаю, что пока нет никакой необходимости здесь иметь армию. Фронт-то на Западе. – Незнакомец ответил:

– Когда начнётся настоящая революция, надо будет защищать интересы народа. Сами подумайте, ведь прежняя власть не отдаст так просто всё в руки народа.

– Позвольте с Вами не согласиться, какого народа? – Вы знаете, что страна раскололась. Я ни к каким группировкам не принадлежу. Устал от войны. Мне всё это надоело. А Вы мне опять тут про политику. Незнакомец, наконец, соизволил представиться:

– Хохряков Павел Данилович. Капитан, – говорил он уже слегка заплетающимся языком, стараясь придать себе значимость, он начал рассказывать интересные вещи, которые заинтересовали Симонова

– В масштабе всего Урала вопросами создания и управления вооруженными силами ведал Уральский областной военный отдел, или Военный комиссариат. Формально он уже есть в исполкоме Уральского Совета рабочих и солдатских депутатов, избранного II областным съездом Советов в августе 1917 года, но состоит он из одного человека, меня. Сам понимаешь, работы большой, проделать я один не смогу. Так, что могу рекомендовать тебя местным товарищам. Филиппу Исаевичу Голощекину, Николаю Ивановичу Уфимцеву. Получишь от нас письмо, поедешь в Москву. Ты опытный, обрисуешь обстановку, там тебя утвердят. Выдадим тебе мандат, паек, гарантией твоей безопасности будет твоя работа. Поймаем на чём, шлёпнем. Приходи завтра в Горисполком. Найдёшь меня. Поговорим. Симонов ответил, что подумает.

Так и закончилась их первая встреча.

Симонов знал, что на Урале в 1917 году располагалось большое количество частей и соединений старой русской армии, в которых насчитывалось более 200 тысяч солдат и офицеров. В связи с чем, большевистские партийные организации проводили активную массово-политическую работу в гарнизонах Екатеринбурга.1

Однако одного революционного порыва для борьбы с регулярными войсками противника оказалось недостаточно. Многие бойцы добровольческих формирований были слабо обучены или вовсе не умели даже стрелять. Вместе с тем на Урале отряды Красной гвардии сохраняли свою самостоятельность в виде резерва РККА до лета 1918 года.

В Тюмени на одной улице располагаются два штаба: один записывает в Красную гвардию, другой вербует в белые банды. Отпору концентрирующимся в губернии силам контрреволюции препятствуют меньшевики и эсеры, имеющие большинство и в Тобольском и в Тюменском Советах. В октябре 1917 года генерал Дутов А. И. захватил города Оренбург, Троицк, Челябинск, Миасс, Каменск-Уральский и связь города с Москвой и Сибирью была прервана до апреля 1918 года.

После того как в Екатеринбург прибыли представители английского и французского консульств у Симонова появилась возможность передавать информацию через их представителей руководителям подполья, то есть непосредственно полковнику Гришину-Алмазову. Но этот канал был для него запасным. Открыто, этого делать было нельзя. Капитан знал, что будущие органы власти формировались в Петрограде, уже в октябре – ноябре 1917 года был создан «Комитет спасения Родины и революции», под председательством Н. Д. Авксентьева, куда входили и эсеры. Под флагом комитета было организовано выступление юнкеров. В ноябре 1917 года он был преобразован в «Союз защиты Учредительного собрания». Кроме того, в Екатеринбург, начиная с октября – ноября 1917 года прибывали люди из «Комитета общественной безопасности». Сибирская областная Дума, начала свою деятельность с декабря 1917 в г. Томске и работала по сентябрь 1918 года. Она была создана «сибирскими областниками», меньшевиками и эсерами. В неё входили группы общественных деятелей Г. Н. Потанин, Н. М. Ядринцев и др. сторонники экономического и культурного развития Сибири. Особенно был известен Потанин Григорий Николаевич. Он был русским исследователем Центральной Азии и Сибири. Между 1863—1899 совершил ряд экспедиции на озере Зайсан, хребет Тарбагатай, в Монголию, Туву, Китай, Тибет, Большой Хинган. Совместно с женой – А. В. Потаниной собрал ценный этнографический материал.

В это же время в Омске образовалось Сибирское правительство, во главе его вооруженных сил встал А. Н. Гришин – Алмазов. Сибирское временное правительство начало формирование Сибирской армии. В Тюмени появился князь Львов, бывший глава Временного правительства. Выйдя из состава Правительства, он некоторое время пробыл в санатории, был в Оптиной пустыни, а затем в августе месяце он переехал в Москву. В сентябре месяце он уехал в Крым, откуда вернулся снова в Москву 25 октября. В ноябре месяце 1917 года оставаться в Москве ему стало рискованно, и он уехал в Сибирь, поселившись в Тюмени. Вызванный в местный Совет, он сказал, будто приехал «по лесопромышленным делам», после чего был отпущен и тотчас исчез. О князе Львове было также известно, что среди членов фракции Народной Свободы первой Думы он был тем человеком, которому суждено было впоследствии выдвинуться на авансцену истории. По отзыву его коллег по Думе князь Львов никогда не рассуждал отвлечённо, теоретически. Его острый ум был исключительно практический, то, что в просторечии называется «смекалка». Используя свою «смекалку» он легко разбирался в технических вопросах, сам был отличным столяром и поваром, но также легко ориентировался в сложных вопросах русской политической жизни. Она же помогала ему в оценке людей, нужных ему для его общественной работы, которая отличалась всегда большим размахом. Когда его выбрали в первую Думу, он вошёл в кадетскую партию, но ушёл из неё, не пожелав скомпрометировать себя «Выборгским воззванием». До войны, продолжая возглавлять общеземcкую организацию, расширял свои связи влево и вправо, никогда не высказываясь публично. Война увеличила его популярность как председателя Земского Совета. Коллективная работа земцев и земских служащих в тылу и на фронте, которой он не столько руководил, сколько поощрял, создала ему славу и симпатии в армии и в стране. При поддержке армии, нуждавшейся в помощи Земского Союза, он вырывал миллионы у правительства, боявшегося популярности этого таинственного человека. В общении он был мягок и обворожителен.

Выход у Симонова на Львова был через своего человека, гражданина Обыденова, который имел псевдоним «Сокол», курсировавшего между городами Урала. Он знал, что князь прибыл с определённой целью. Было известно, что князь Львов приложил определённые усилия для того, чтобы Царскую Семью для их благополучия увезти из Царского. Обсуждение всех вопросов, связанных с этой необходимостью, было поручено Керенскому. Он делал тогда доклад Правительству. Было решено перевезти ее в Тобольск. Сибирь тогда была покойна, удалена от борьбы политических страстей, и условия жизни в Тобольске были хорошие: там удобный, хороший губернаторский дом. Юг не мог быть тогда таким местом: там уже шла борьба. Решение вопроса о перевозе Семьи в Тобольск состоялось в присутствии князя. Но самый Ее отъезд имел место уже после его ухода из состава Правительства, что произошло в конце первой половины июля месяца по старому стилю. Поэтому, о самом перевозе Царской Семьи в Тобольск он точной информации не имел. Находясь в Тюмени вместе со своими коллегами по Союзу Николаем Сергеевичем Лопухиным и Александром Владимировичем Голициным, он знал, что существует офицерская организация, имеющая целью увоз Царя из Тобольска. Ему было известно через своих людей в Земском Союзе, которые имели свои глаза и уши во всех городах, что офицеры, в целях разведки, находятся в Тобольске и в Тюмени, и в Омске, и в Троицке, и в Челябинске, являвшемся центральным пунктом организации. Симонову было рекомендовано в случае надобности в денежных средствах выйти на князя, который обладал таковыми, и получить необходимую сумму для проведения операции по освобождению Семьи и дальнейшему её сопровождению. Симонов получил информацию от своих коллег о положении Семьи в Тобольске.

В Тобольске, в котором в то время насчитывалось 20 тысяч человек, Царской Семье жилось хорошо. Там до сих пор управлял губернатор, и работала городская дума. Недостатка ни в чем у Нее не было, жили спокойно, никто их не трогал, ничем не докучал. Царь занимался физическим трудом; пилил дрова и много работал в саду и в огороде: развел образцовый огород. Помимо всего, Император принимал людей, которые прибывали в Тобольск из разных мест России. Так Симонов знал, что недавно у него побывал представитель из Крыма, а точнее из Ливадии. Он передал информацию от вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны, которая в то время проживала там же. Император получал сводки с фронтов и имел полное представление о действиях противоборствующих сторон. Для того, чтобы иметь возможность получать нужную разведывательную информацию о передвижении красногвардейских отрядов вдоль линии соприкосновения с отрядами белых, их количественном составе, вооружении и уровне подготовки, не говоря уже планировании и проведении войсковых операций штабс-капитану необходимо было либо завербовать кого – то из красных, либо самому устроится к ним на службу. В это время сплошной линии фронта не существовало. Сверхзадачей, которую поставил перед Симоновым полковник Гришин – Алмазов, было устройство на должность как минимум сотрудника штаба красногвардейских отрядов. И теперь капитан должен был предложить себя в качестве помощника большевиков, с учётом его военного опыта, на роль советника военного отдела.

На следующий день он явился в Горисполком и нашёл Хохрякова. Симонов решил играть по предлагаемым правилам. Он понял, что основную работу придётся вести ему, поскольку братва понимала всё по – своему. Со слов Хохрякова, он понял, что с гидрой контрреволюции бороться надо до упора, пока всех не перебьют. Симонов спросил у начальника военного отдела:

– Чем я смогу Вам помочь?

– Послушай капитан, будь проще. Мы тут, понимаешь, с контрой должны покончить. Нам нужны такие как ты. Ты в армии был, на фронте был, смотрю у тебя и Георгий есть. Ты вот что, бери командира отряда красной гвардии и давай с ним обсуди, браток, как отряд формировать будете. Рабочие у нас есть. Надо назначить им обучающего, само собой разумеется, из толковых ребят, те, кто был на фронте, и умеет обходиться с оружием. Ну, там собрать разобрать винтовку, пулемёт и пострелять из них по целям. Их надо будет обучить ходить строем. Одним словом, чего я тебе рассказываю, ты и сам всё понимаешь.

– Вы меня извините, господин Хохряков, мне бы бумагу, от Вас получить какую – никакую, о моей должности.

– Слушай, штабс-капитан, ты брось эти буржуйские штучки, господин, и прочее. Давай так, «товарищ». Он позвонил по телефону и позвал Авдеева. Через некоторое время в кабинет вошёл Авдеев.

– Привет!

– Привет! Вызывал? Что случилось?

– Рекомендую. Штабс-капитан Симонов. Прикрепляю к твоему отряду для контроля и обучения. У тебя там говорят, вообще не знают, как винтовку в руках держать.

– Да, это, правда. Ты знаешь, они и вправду ни хрена не знают. Винтовка, тут ещё, как ни шло. А вот пулемёт, это вопрос. Ну, просто ничего не понимают. Дело дрянь!

– Да, капитан, ты у нас теперь за военного советника, вроде как. Я тебе вот тут написал бумагу. – Сказал Хохряков, ставя печать. В бумаге значилось: Податель сего товарищ Симонов является законным представителем военного отдела Горисполкома г. Екатеринбурга и имеет право на передвижение по территории всех военных частей города для их инспекции.

– Доволен? Действуй. Паёк тебе оформят. Где живёшь, мы знаем. – Готовьте отряд. Город нельзя оставлять без охраны. Генерал Дутов наступает. С октября месяца нет связи с Москвой и Сибирью. Уже декабрь заканчивается, а она так и не восстановлена. Симонов подумал, что слишком быстро он получил назначение. От этого прохвоста можно ждать чего угодно. Он вышел в коридор. Хохряков попросил Авдеева остаться на минуту.

– Ты это, того, Авдеев, приглядывай за ним.

– Хохряков, без тебя знаю. Что ещё?

– Да нет. Всё. Иди.

– Ну, покедова. – Авдеев подошёл к Симонову, который стоял, оперевшись плечом о стену.

– Ну, что пошли знакомиться с воинством.

– Пойдёмте.

Они вышли на воздух. Погода была подходящая. На улице было минус 30. Солнце стояло над головой. Снег поскрипывал под ногами. Стекла окон домов сверкали на солнце своими зимними узорами. По улицам время от времени проезжали тройки лошадей. На санях сидели обутые в валенки и одетые в тулупы, с поднятыми воротниками мужики и бабы. Ехали с зимнего рождественского базара.

Воинство располагалось в бывшем особняке доктора Архипова. Это уже вошло в правило забирать более или менее хорошие дома в городе и располагать в них, на зло буржуям, на постой свои военные отряды, состоявшие в основном из местных жителей, которые после революции уже нигде не работали и только жаждали расправы над буржуями. Занятия с ними никто не проводил, те, кто служил в армии, и понимали что такое служба, те не хотели служить. Свобода, как осознанная необходимость, стала для них главным, и ни о каком подчинении каким либо командирам, речи и не могло быть. Всё чем они могли заняться, от безделья, было потребление денатурата или самогона. Красногвардейский отряд представлял собой жалкое зрелище. Приходи и бери его голыми руками. Штабс-капитан Симонов решил для себя, что попытается показать свои знания этой публике, обучив её курсу молодого бойца, и таким образом, постарается завоевать доверие руководителей местных большевиков к себе.

Когда штабс-капитан поселился у Александры Петровны Филатовой, он не думал о том, что между ними вспыхнет любовь. Он был голубой крови, а она, из купеческих. Как-то, придя домой, после службы, он сидел за столом и ужинал, чем Бог послал. Она поставила ему большую тарелку борща, графинчик водки, зелень, хлеб, а на второе, она приготовила бифштекс с жареным картофелем. Сидя за столом, она смотрела на него, не отрываясь. И вдруг сказала:

– Вот смотрю я на Вас и думаю: почему у Вас такие синие глаза. Много я видела глаз, а такие, вижу впервые. В них ведь и утонуть можно.