Смерть на Кикладах. Сборник детективов №1

– Хорошо, но, все-таки, отпечатки пальцев Димитроса?..

– Это доказывает всего лишь, что он прикасался к этому ножу. Давайте переговорим с ним, попробуем выяснить, в какой момент и при каких обстоятельствах это могло произойти. Не будем забывать, что Димитрос работал на вилле наряду с другим персоналом. Его отпечатки там повсюду. Думаю, что он сможет пролить свет на этот вопрос.

– Он крайне замкнут, угрюм. Он отказался отвечать на мои вопросы. Мне даже показалось, что ему безразлично его будущее.

– Думаю, что я смогу это исправить, инспектор, – улыбнулся Алекс. – У меня к вам предложение: я попытаюсь его разговорить, а после того, как он нам расскажет, откуда все-таки его пальцы на орудии убийства, вы разрешите ему встречу с его невестой. В самом деле, неужели после всего, что мы сегодня с вами вместе выяснили, вы всерьез считаете его убийцей? Думаю, что после того, как вы подадите в Афины рапорт с новыми обстоятельствами дела, которые стали вам известны, мы сможем перевести Аманатидиса из ранга подозреваемого в ранг важного свидетеля и ограничить его передвижения виллой.

– Я подам рапорт? Мне стали известны? – мучительно покраснел инспектор.

– Конечно, вы. Ведь вы ведете основное следствие. Я всего лишь вам помогаю, – еще шире улыбнулся Алекс.

– Я не против, – сдался после минутного колебания инспектор Антонидис. – Я разрешаю подозреваемому свидание с невестой. По времени не ограничиваю. Но только после того, как он наконец даст показания, черт его побери!

Часть шестая

Отбросьте все невозможное;

то, что останется – и будет ответом,

каким бы невероятным он ни казался.

Артур Конан Дойль, «Знак четырёх»

– Вы плохо выглядите, Димитрос, – произнес мягко Алекс, пристально глядя на сына Ирини.

Парень и в самом деле сдал: лицо приобрело нездоровый землистый оттенок, глаза запали, под глазами – синяки.

– Вы спали ночью?

– Нет, – с трудом разлепил губы Димитрос и отрицательно мотнул головой. – Не спал. Не смог.

– Я так понимаю, что и сутки ничего не ели? – догадался, нахмурившись, Смолев, оглядывая пустой стол с одиноко стоявшим кувшином для воды. – Как вы здесь, друг мой?

– Не знаю. Не помню… – Димитрос энергично потер лицо руками и ответил: – Простите, Алекс, я все никак не приду в себя. Мне приносили еду, но мне кусок не лезет в горло, когда я подумаю… Ведь я хотел свернуть шею этому старому мерзавцу своими руками, признаюсь, грешен! Очень хотел!

У Димитроса пересохло в горле, и он поискал глазами стакан. Алекс встал, снял с полочки стакан, ополоснул его от пыли водой из-под крана, налил воды из кувшина и подал ему.

Комната, которая служила камерой предварительного заключения при отделе уголовной полиции, видимо, использовалась крайне редко. Толстый слой пыли на мебели и на полу красноречиво свидетельствовал о том, что комнату не открывали несколько месяцев. Воздух тоже был отчаянно спертый, кондиционера не было, но толстые стены надежно защищали от дневного зноя. Кроме жесткого лежака, обтянутого дешевым «кожзамом», обшарпанного стола, двух неудобных стульев да умывальника в углу, – в комнате больше ничего не было.

Алекс распахнул настежь металлическую дверь с прорезанным окошком, в которое задержанным передавали еду, и открыл небольшую форточку: свежий воздух был категорически необходим.

Димитроса вдруг словно прорвало, будто он отчаянно хотел выговориться.

– Вы даже не понимаете, Алекс, что означала для меня потеря виноградника и фермы, когда четыре месяца назад отец принял решение продать их. Я не мог поверить своим ушам! Три года! Три года тяжелой, упорной работы, чтобы возродить лозу, чтобы она снова начала плодоносить! А когда оставалось только снять урожай и разлить вино по бочкам, я узнаю, что все результаты моего труда, все мои усилия, все, что я вложил в этот виноградник – мою душу, Алекс! – все будет продано. Отец не хотел ничего слышать.

Димитрос сидел на лежаке, спустив ноги на пол, откинувшись спиной к оштукатуренной стене. Он принял стакан с водой из рук Алекса, отпил воды и с благодарностью взглянул на него.

– Поймите, Алекс, для меня это была полная катастрофа. Очень рано я понял, что лоза и вино – это мое призвание. Еще мальчишкой все детство я проводил на ферме с отцом и старым Христосом. Я вырос на земле, мои руки помнят каждую лозу, каждую ветку оливы на нашей ферме, – он отпил еще глоток, помолчал, вспоминая, и продолжил: – Потом отец отправил меня в Университет, учиться. Я мечтал вернуться каждый день. И однажды я вернулся домой! Я многое узнал и понял: как оживить старый виноградник, как добиться хорошего урожая, как сделать прекрасное вино! И три года я работал не покладая рук! Трудился как проклятый! Самые счастливые три года в моей жизни, Алекс! Теперь все кончено…

Руки его дрожали, он поставил стакан с водой на пол, чтобы не расплескать.

– Ну-ну! С чего это вы взяли? – произнес Смолев успокаивающим тоном, внимательно выслушав арестанта. – Ничего вообще еще не кончено. Даже и не начиналось. Давайте так: вы мне ответите на мои вопросы, а потом я скажу, что мы все вместе будем делать, хорошо?

– Спрашивайте, – безучастно согласился Димитрос.

– Хорошо. Скажите мне, ваш отец как-то объяснил вам причину продажи виноградника и фермы?

– Нет. Он очень сердился, когда я пытался добиться от него ответа на этот вопрос. Я был совершенно растерян и подавлен, не понимал, что происходит. Незадолго до смерти отца мы снова поругались: я требовал, чтобы он объяснил, что кризис – не причина; кризис у всех, но мне казалось, что тогда уж лучше продать виллу. Отец пришел в ярость, и мы крепко повздорили. До самой его смерти мы больше не общались. Я очень жалею об этом. Не могу себе простить, что мог явиться причиной смерти отца, – Димитрос в отчаянии обхватил голову руками.

– Не думаю, что в этом ваша вина, Димитрос, – рассудительно сказал Алекс, покачав головой. – Другими словами, вы не знаете реальной причины, побудившей вашего отца продать виноградник?

– Нет. Да и теперь – не все ли равно? – молодой грек махнул рукой и снова обхватил голову.

– Ясно. Теперь послушайте меня внимательно, Димитрос. Первое: я уверен, что вы не убивали Константиноса. Второе: я нашел в деле много нестыковок, которые помогут снять с вас подозрения в убийстве. Третье: вам необходимо дать показания. Вы совершенно напрасно избегаете диалога с инспектором. Пусть он погорячился, но без сотрудничества с местной полицией добиться для вас освобождения будет крайне сложно. Самое важное: вы должны вразумительно объяснить нам, откуда отпечатки ваших пальцев на ноже для писем?

– Спасибо вам, Алекс! – с чувством сказал Димитрос, протянул руку, и Алекс крепко пожал ее. – Если бы не вы… Отпечатки на ноже, но это же очевидно! Это моя работа. После продажи виноградника с фермой я помогал маме на вилле. Дел всегда много, девчонки всего не успевают. Мы готовились к новому сезону, многое поменяли, обновили, так сказать. По мелочам, конечно, освежали внешний вид. Занавески, стулья, кое-где отремонтировали мебель, новые скатерти в ресторан, салфетки, кофейный сервиз… А насчет ножей для писем: мы закупили и во всех номерах поменяли письменные приборы. Убрать старые хотел еще отец, им было уже лет по десять, но не успел… Я сам их привез и разложил по номерам. Естественно, что на них на всех мои отпечатки пальцев!

– То есть, во всех номерах новые письменные приборы? – уточнил Алекс.

– Ну да, старые я собрал в ящик и куда-то убрал, не помню, – смутился Димитрос, – Я, кажется, тогда был не совсем трезв… Спасибо, что верите мне, Алекс. Я ненавидел этого невесть откуда взявшегося родственника, но я его не убивал!

– Я верю вам, – кивнул Смолев и продолжил. – Еще один вопрос. Я случайно стал свидетелем вашего разговора с Марией утром на следующий день после ужина с барашком. Я, безусловно, верю в любовь с первого взгляда, но мне показалось, что все произошло уж как-то слишком быстро. Вы не хотите мне ничего сказать? Это может быть важно.

– Вы правы, Алекс, – смущенно улыбнулся Димитрос. – Мы с Марией знакомы еще с университета. Ну, знаете, студенческая тусовка. Хотя, когда она поступила на первый курс, я был уже на четвертом. Мы встречались в компаниях, на дискотеках. Я-то сразу влюбился. Но очень сильно переживал, что она не сочтет меня достойным, – Димитрос сделал неопределенный жест рукой в воздухе. – Я имею в виду, что у нее богатые родители, огромное поместье в Тоскане, одних виноградников десятки гектаров. Ну, вы понимаете, о чем я… Отец ее – известный винодел, его вина три года подряд занимали призовые места на Международной сельскохозяйственной выставке. Да и в роду у них, если поискать, десяток графов да герцогов точно наберется… Она со смехом всегда об этом говорила, но мне было не до смеха… – Димитрос яростно потер лоб и взволнованно продолжил рассказ. – А тут я, грек, да еще с острова, семь поколений семьи Аманатидисов жили на острове, все рыбаки или крестьяне, как на грех, ни одного графа, – снова улыбнулся он грустно и потянулся за стаканом.

– Но оказалось, что Марии было на это плевать, – продолжил он, снова отпив немного воды из стакана и вернув его на пол. – Она призналась, что любит меня все душой и готова уехать со мной на мой остров. Мы мечтали, как мы будем выращивать виноград и делать свое вино. Она даже привезла мне лозы с виноградника своего отца в Тоскане. Я привил их и ждал, что вот-вот – и мечта наша осуществится. Через год Мария заканчивает Университет, становится врачом, и мы планировали пожениться.

Смолев внимательно слушал, не перебивая.

– Но случилось то, что случилось: четыре месяца назад, когда виноградник был продан, я честно рассказал ей об этом. Сказал, что не смогу жениться на ней, пока не верну виноградник и ферму обратно. И она замолчала почти на четыре месяца. Ее приезд на остров и появление на ужине стали для меня полной неожиданностью. Мне пришлось делать вид, что мы не знакомы.

– Ваша мама знает? – улыбнулся Алекс.

– Нет, я ничего ей не говорил. Для мамы это станет неожиданностью, – и не факт, что она это примет легко. Ведь Мария – итальянка, да еще и католичка, а не «добропорядочная православная гречанка из приличной семьи на острове», – процитировал он слова, которые, видимо, не раз слышал от родителей. – Родители, конечно, ничего не знали. Для них сам факт отношений до брака неприемлем. И такую девушку они бы осудили бесповоротно. Особенно отец, он всегда был очень резок в суждениях. Но она приехала! И я был счастлив, пока Константинос не заявил, что никаких денег после смерти отца мы не получим. Все наши надежды рухнули в очередной раз!

– Хорошо, – решительно поднялся со стула Смолев. – Сейчас вы дадите эти показания под протокол инспектору, это вы уже сделаете без меня. Мне необходимо срочно вернуться в отель, чтобы кое-что проверить. У меня появилась идея. И возьмите себя в руки, друг мой, умойтесь и побрейтесь. Я попрошу инспектора, чтобы вам принесли все необходимое. Вы же не хотите, чтобы Мария нашла вас в таком виде?

– Как Мария?! – вскочил молодой грек с лежака; от его тоски и апатии не осталось и следа. – Неужели?.. – спросил он, не в силах поверить в слова Смолева.

– Инспектор разрешил вам с Марией свидание, – широко улыбнулся Алекс и дружески похлопал Димитроса по плечу. – Вот что я вам скажу: приходите-ка в себя, друг мой, оставьте отчаянье, настраивайтесь на борьбу, а она потребует сил. И вообще, у меня корыстный интерес, чтобы вы вернулись на виллу как можно скорее: мне приходится в ваше отсутствие не только расследовать дело, но и утирать слезы вашей невесте, а заодно и исполнять обязанности управляющего. А это, знаете ли, крайне хлопотно для человека, приехавшего на остров отдохнуть! От одной Катерины и ее жениха Костаса у меня скоро начнется головокружение!

Впервые с начала разговора Димитрос весело рассмеялся. Ну, кажется, дело пошло на лад, с облегчением подумал Алекс.

– Да, еще попрошу Марию, чтобы она захватила для вас что-нибудь с кухни, а заодно веник и тряпку, уж больно здесь пыльно. Но, к счастью, долго вы здесь не задержитесь. Вот уже идет инспектор. Запомните, ваши показания крайне важны!

Алекс услышал шаги инспектора по коридору – видимо, двадцать минут, что просил он у Антонидиса на приватную беседу с подозреваемым, истекли.

– Добрый день, инспектор, – спокойно и уверенно сказал появившемуся в дверях полицейскому молодой грек. – Я готов дать показания и ответить на все ваши вопросы. Простите, что не сделал этого раньше.

– Прекрасно! – заметил Антонидис, привычно вытирая пот со лба. – Прекрасно. Давно бы так! Очень разумно с вашей стороны. Что ж, в этом случае я разрешу вам свидание с невестой. По времени вас не ограничиваю, – повторился он.

По большому счету, он добряк, глядя на пыхтящего от духоты бедолагу-инспектора, подумал Алекс.

– Инспектор, я вас покидаю, мне необходимо срочно вернуться на виллу. Вы не возражаете, если я пришлю человека с вещами для Димитроса: ему необходимо привести себя в порядок и переодеться перед свиданием с невестой.

– Никаких возражений, – энергично закивал инспектор. – Полностью с вами согласен. Я вот здесь набросал, как вы мне рекомендовали, список оборудования для лаборатории, – смущенно продолжил он приглушенным тоном, подойдя ближе к Алексу. И, после небольшой паузы, помявшись, закончил: – Я хотел это с вами обсудить сразу после допроса, но если вы уже уходите…

– Прекрасно, давайте список, сегодня же он уйдет в афинское бюро Интерпола. Как я и обещал, я приложу все усилия, – бодро заверил инспектора Смолев. – Не сомневайтесь!

Лицо инспектора расцвело радостной улыбкой ребенка, которому посулили вожделенную и долгожданную игрушку. Поклонившись инспектору и подмигнув Димитросу, Алекс поспешил в отель. Ему было необходимо проверить одну теорию, которая неожиданно сложилась у него в голове.

Поднявшись на галерею к своему номеру, Алекс увидел спешащего ему навстречу синьора Карлоса Мойю.

У хирурга были закатаны рукава белоснежной рубашки, в руках был небольшой тазик, где, после того, как испанец приблизился, Алекс заметил несколько шприцев, ампулы, пакеты с физраствором и все необходимое для капельницы. Мужчины тепло поприветствовали друг друга. Заметив, что хирург был в медицинских перчатках, Алекс не стал предлагать руку для рукопожатия, ограничился лишь поклоном.

– Как дела у Димитроса? – поинтересовался испанец. – Это обвинение в его адрес просто смехотворно.

– Пока не все так просто, – ответил Алекс. – Я надеюсь добиться для него изменения меры пресечения. Мне кажется, что я сумел заронить сомнение в голову инспектора, он уже не так уверен в том, что Константиноса убил младший Аманатидис.

– Это замечательная новость! – просиял синьор Карлос. – Мне пришлось ставить капельницу его невесте, Марии, но думаю, что лучше всяких медикаментов ей помогли бы добрые вести.

– Да, но все зависит от того, сможем ли мы убедить полицейское начальство в Афинах, – сказал задумчиво Алекс, пожав плечами. – Захотят ли они отказаться от простого и быстрого решения в пользу долгого и кропотливого следствия с непредсказуемым исходом. К сожалению, – добавил он, вздохнув, – мой опыт общения с полицейским бюрократическим аппаратом различных стран часто говорил об обратном.

– И что могло бы их убедить в полной невиновности нашего друга Димитроса? – задал вопрос хирург.

– Раскрытое преступление и пойманный убийца. Мне уже дали это понять мои коллеги из Интерпола. Но, как минимум, мне удалось добиться для Марии свидания с женихом.

– Я вас понял, – задумчиво произнес синьор Карлос. – Что ж, видимо, так и должно быть. Новость насчет свидания немедленно поставит ее на ноги, сообщите ей ее скорее.

– Я зайду к ней, обязательно. Как чувствует себя Ирини?

– Возраст, мой друг, возраст. А тут еще такое потрясение! Сначала муж, теперь вот – сын… Но что поделаешь. Кстати, – добавил он, иронично улыбнувшись. – Чета Файер ухаживает за ней. Мне показалось, что они ее даже чем-то лечат. На мой прямой вопрос они сразу оглохли. Но Ирини им полностью доверяет, да и, к слову сказать, сегодня ей гораздо лучше, чем вчера. Не думаю, что дело исключительно в моих капельницах. Будем надеяться, они знают, что делают.

Несмотря на бодрый тон хирурга, Смолев заметил, что испанец сам глубоко измотан, хоть и не показывает виду. Ему даже в какой-то миг показалось, что хирург пошатнулся. Он быстро сделал шаг к нему и участливо спросил:

– А как ваше самочувствие, друг мой, мне кажется, вы несколько устали? Может быть, мне проводить вас в ваш номер?

– Чепуха! – после небольшой паузы, поборов видимую слабость, ответил испанец. – С некоторого времени я чувствую себя превосходно! Я много лет не чувствовал себя так хорошо. Спасибо, мой друг, не беспокойтесь. Если вдруг я вам понадоблюсь, я буду у себя.

Испанец поклонился и, неестественно выпрямившись, зашагал в сторону своего номера. Смолев внимательно смотрел ему вслед. Какая-то мысль пришла ему в голову во время разговора. Мелькнула и пропала, вытесненная беспокойством Алекса о здоровье синьора Карлоса. А ведь было что-то важное, имевшее отношение к делу, но что?

В задумчивости он дошел до ярко-синей двери с металлической цифрой «5» и постучал.

Открыла Катерина. Увидев Алекса, она тихо вскрикнула от радости:

– Это вы, босс! Ну наконец-то! – и посторонилась, пропуская его. – Проходите, доктор Мойя только что ушел. Он сделал Марии капельницу, вроде ей стало лучше.

Мария лежала на кровати и, жалобно глядя на Алекса, силилась улыбнуться.

– Ну, босс, новости есть? Ну? Не томите! – спросила Катерина, пройдя в комнату вслед за Алексом.

– Итак, девушки, – бодро скомандовал Алекс. – Слушайте мою команду! Катерина! Немедленно соберите для Димитроса все принадлежности для бритья, полотенце, белье, чистую сорочку, – и бегом в полицейский участок! Инспектор предупрежден, он передаст все это нашему другу. Мария, собирайтесь и спокойно следуйте туда же, дайте вашему жениху время привести себя в порядок. Свидание вам согласовано. По времени не ограничено. Возможно, завтра мы переведем его на виллу.

Девчонки, не сговариваясь, издали громкий радостный крик. Мария вскочила, – и они обе повисли на шее у Алекса, целуя его в обе щеки. Потом итальянка случайно взглянула на себя в зеркало и в ужасе начала метаться по номеру с отчаянными криками на родном языке: «Боже мой, как я выгляжу, какой кошмар! У меня грязная голова, а глаза, глаза опухли! Где моя косметичка, боже, куда я ее подевала, все, я в душ!».

Как был прав испанец, подумал Алекс. И никаких капельниц не надо.

– Катя, вот что еще, – подойдя к письменному столу, добавил Смолев по-русски. – Соберите этой парочке поесть: Димитрос постится уже сутки, да и Мария, думаю, тоже голодна. Так что пусть на кухне соберут все, что нужно. И возьмите, я разрешаю, – в конце концов, управляющий я или нет! – бутылочку вина из тех запасов, что угощал нас Димитрос накануне, и положите им в корзинку вместе со штопором. В этом номере есть штопор?

– Да, босс, но у меня есть в кармане лишний, – преданно глядя на Смолева влюбленными глазами, сообщила горничная. – Ребята из шестого номера, видимо, с вечера оставили на веранде.

– А им он не пригодится? – внимательно разглядывая письменный набор на столе, уточнил Алекс.

– Нет, они съехали сегодня утром, – покачала головой Катерина.

Алекс в это время внимательно изучал нож для конвертов, стоящий в подставке на письменном столе. И вдруг он издал тихий вопль, схватил нож в руки и начал крутить перед глазами.

– Катерина, во всех номерах виллы вот именно такие ножи для писем? Они везде одинаковые?

– Ну да, разумеется, босс. Это из новой партии, что Димитрос закупал на новый сезон. Они везде одинаковые, ведь наборы менялись целиком. А почему вы спрашиваете?

– Потому, что я осел, – невпопад ответил Алекс и хлопнул себя по лбу. – Где были мои глаза? Так, мне надо срочно попасть… В каком номере жил убитый? Во втором? У кого ключи? Срочно неси мне ключи! И вот еще что: ключи от всех номеров, откуда съехали постояльцы. И захвати мне дюжину полиэтиленовых пакетов среднего размера, найдутся у нас такие?

– Да, есть, на кухонном складе.

– Все, немедленно, я жду тебя в своем номере. Судя по всему, – прислушиваясь к плеску в душе, – полчаса у тебя точно есть. Ты все успеешь.

– Хорошо, босс! Одна нога… Нет – обе ноги там! – и Катерина стремительно покинула номер.

Алекс завернул нож, изъятый им со стола Марии, в белоснежный платок и, в свою очередь покинув ее комнату, отправился к себе. Там он на письменном столе расстелил платок. Справа, чтобы не перепутать, положил на него нож из пятого номера, слева – тот, что лежал в подставке на его письменном столе.

Ножи были абсолютно идентичны. Через пять минут в дверь постучали: запыхавшаяся Катерина принесла ему связки ключей с номерками от свободных комнат, ключ от комнаты Константиноса и небольшой рулон полиэтиленовых пакетов, стянутых резинкой. Отдав все это Алексу, она так же стремительно исчезла выполнять его распоряжение насчет Димитроса.

В течение следующего получаса Алекс методично обходил все гостевые номера и собирал ножи для писем, раскладывал их в отдельные полиэтиленовые пакеты. В каждый он заранее положил желтый стикер с написанным номером комнаты.

В комнате номер один жил Димитрос, нож оказался в подставке. Дверь комнаты номер два, где произошло преступление, была опечатана. Алекс вздохнул, пожал плечами, снял печать и открыл дверь.

В отличие от своего секретаря, Константинос Галифианакис отличался маниакальной страстью к чистоте и порядку. Все было на своих местах, все разложено по полочкам. На письменном столе лежали стопками пачки писем, газет и журналов, аккуратно отсортированные, с закладками. Ежедневник, исписанный аккуратным почерком нотариуса, был открыт на странице с датой убийства. Алекс, не беря его в руки, заглянул в него. На вечер того злополучного дня Константинос запланировал, по-видимому, несколько телефонных звонков, даже были указаны телефонные номера. Абоненты значились в записной книжке только двумя буквами инициалов.

Судя по номерам, Алекс определил, что четыре звонка он планировал сделать в Афины, два – в Штаты, и еще там значилось несколько номеров мобильных телефонов, принадлежащих греческим провайдерам связи. Больше на странице относящейся к этой дате, не было ничего, если не считать в самом низу страницы какой-то странный, обведенный кругом крест. Зловещая метка, если принять во внимание все случившееся, подумал Алекс. Что бы это могло означать?

Алекс пожал плечами, сфотографировал страницу в записной книжке и отправил сразу в два адреса: Виктору Манну и Теодоросу Антонидису.

Ножа для писем на подставке не было.

Алекс осмотрел всю комнату очень тщательно, заглянул под мебель и под ковер, проверил все шкафы и даже ванную и туалет. Ножа для бумаг в номере определенно не было. Уходя, Алекс запер дверь и вернул печать на место.

В третьем номере оказался секретарь покойного. Он с хмурым лицом молча выслушал Смолева, разболтанной походкой дошел до стола, вручил ему нож и хамски захлопнул дверь у Алекса перед носом.

Черт с ним, подумал Алекс, не до него сейчас.

В четвертом номере отдыхала пара греческих старичков, они пригласили Алекса войти, вынесли ему нож, предложили прохладительных напитков. Милейшие люди! Алекс поблагодарил их и отказался.

Судя по звукам плещущейся воды из пятого номера, Мария все еще была в душе.

Из шестого номера, как сказала ему Катерина, постояльцы съехали рано утром. Алекс открыл дверь хозяйским ключом. Комната была уже убрана. Нож для писем оказался на столе в подставке.

В седьмом номере проживали испанцы. Алекс постучал в дверь, открыл синьор Карлос, тепло улыбнулся и предложил войти. Увидя в руках Алекса целую коллекцию ножей для бумаг, разложенных по разным пакетам, он вопросительно посмотрел на Смолева.

Алекс объяснил цель своего прихода. Синьор Карлос задумчиво кивнул и скрылся в глубине номера.

Алекс услышал, как он выдвинул ящик стола, затем раздались шаги, и испанец вручил Смолеву нож для конвертов, абсолютно идентичный тем, что уже были у него в руках. Сердечно поблагодарив синьора Карлоса и уже уходя, Алекс подумал, что испанец все-таки плохо выглядит. Он был еще бледнее, чем когда Алекс встретился с ним на галерее сегодня. Не вызвать ли ему самому врача? – подумал Алекс.

Остались три номера.

В восьмом жила чета Файер, Николай Францевич поприветствовал Смолева церемонным поклоном, а его супруга Перренель вынесла нож.

Из девятого съехали жильцы, нож тоже оказался в подставке.

В десятом жили англичане, Лили и Джеймс Бэрроу. Слава богу, что парочку археологов удалось застать на месте. Они слегка удивились, но нож вынесли и напомнили Алексу о данном обещании по поводу совместной морской прогулки вокруг острова.