Полная версия
До смерти живы будем
До смерти живы будем
Константин Крюгер
Редактор Ю. Бирюкова
Дизайнер обложки Ю. Бирюкова
Фотографии С. Рахинский, О. Веретильный, А. Немков, К. Коротков
Консультант Д. Березин
© Константин Крюгер, 2022
© Ю. Бирюкова, дизайн обложки, 2022
ISBN 978-5-0050-2068-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Благодарности
Книга посвящается родным и близким, горестно рано оставившим этот замечательный мир: младшему брату Борису, Андрею «Неману», Наталье Шоховой, Борису «Ра» Раскольникову, Косте «Малышу», Михаилу «Нильсону», Эдику «Родственнику», Владимиру «Бычману», Валерию Василевскому, Игорю «Бамбине», Александру «Полковнику», Андрею Левину, Николаю «Куке», Шуре «Помидору», Отцу Евгению, Володе «Осташке», Константину «Моське».
Выражаю безмерную благодарность и от души желаю долгой и плодотворной жизни любимому редактору, а также неподкупным критикам моим и рецензентам Александру и Евгению «Джеффу» и литературному мэтру Ильичу, а также «академическому» эксперту Сайрулле и «техническому консультанту» Дмитрию.
От всего сердца надеюсь, что Андрюшка «Крекс», Колюнька «Ленинский Стипендиат», Мишка «Хиппи», Андрюха «Брат» Ч., Шурка «Портос», Мишка «Рыба», Григорий Иванович, Сергуня Робертович, Танюльчик У., Олежка «Слоник», Сашок «Штейн», Лариска Л., Вова́, Алёнушка Игоревна, Михаил «Алхимик», Умный Петрович, Сергей Анатольевич, Виталик Н., Игорь С., Сашок Е., оба «Афони», Дима Титов, Карлен и Геворк, а также территориально далёкие, но не менее душевно близкие Шура К., Ленька Д. и, конечно, родня – Братец Миша, Олег «Сол», Ирина А. и Мать Мария ещё долгие годы будут дарить окружающим радость бытия.
Низкий поклон неизменно юным духом и жизнерадостным друзьям молодости, затянувшегося периода взросления и дальнейшей «полифонической» жизни!
Каждая, даже мимолетная, встреча с любым из них вызывает шквал воспоминаний и бурный всплеск жажды жизни в контексте новых свершений.
Отзывы постоянных, верных и новых, начинающих читателей
«Читаешь Костины рассказы и вновь проживаешь события юности!
У автора дар – оживлять образы! Вроде и не Пушкин, а не оторваться! Кончилась книга, а хочется ещё и ещё!
Пиши, Константин! Творческого тебе долголетия!».
Гарик «Прайс»«С Новым Тебя, увы, уже 2019. А как бы мне хотелось поздравить с 1982 или 1984!!!. С самыми веселыми гурзуфскими годами, то бишь – летами. Все пройдет: и печаль, и радость, только память о Гурзуфе не проходит… НЕТ!!! Поэтому спасибо Тебе за память. Летописец, москвописец, гурзуфописец. Даешь в 2019 новую книгу!!! Это девиз и просьба. Эх… жаль…»
Надежда Волкова«Нет ничего дороже в нашей жизни, чем память. Особенно, когда она – о приятном. Хорошо, что ты не только хранишь пережитое в голове, но и перекладываешь на бумагу и даешь сопереживать и персонажам и просто интересующимся. Знаешь, мы ведь из породы людей, для которых – „лучше день петухом, чем неделю курицей“. Пока у меня есть воспоминания – я живу!»
С. Виноградов«Всё выше и выше. Прочитал последние рассказки, отлично написаны. Красивый слог, ничего лишнего, очень лаконичное повествование. Молодец!»
Alex Kleiman, Modiin«Хорошо написано. Нужна, конечно, корректура: запятые там, кавычки, но весьма проникновенно».
В. И. Коган«Относительно эссе на тему литературы. Наверное, это именно так и называется. На мой взгляд, большинство рассказок все-таки носит немного другой план. Сразу хочется отметить – искренность в подаче материала, что собственно и выделяет произведение из других. Ее место в начале следующей книги или будущего сборника „хитов“, рассказ о пути в литературу. Это произведение сродни многим песням Дилана, неотшлифованным, неприлизанным, не аранжированным до конца, но настолько талантливым и искренним, что слушаются на ура! Да и контраст между литературой и живым слогом автора обязательно нужен, в книге это смотрелось бы неплохо, в качестве предисловия».
«Про Сергеевича отлично – действительно, везло на людей, с которыми общался, дружил, жил. Откуда появлялись на пути такие персонажи? Днем с огнем не сыщешь! Этакие нравы столичного быта заключительной части 20-го века. Честно говоря, даже и представить невозможно, как такое происходило вообще, а ведь было. Уже напоминает Гиляровского в заметках на Московскую тематику».
А. Ф.«Знакомство с Сергеичем доставило мне большую радость. Живо и точно. Подвело любопытство: что же с ним дальше случилось, как доживал он, в свое ли удовольствие или загрустил, заодиночился… Была ли счастлива Наташа в загранице? очень интересно…»
Олеся Фокина«Сергеич и оливки» – отличный рассказ. Бабель весьма в тему. Вот были ж люди… Мне, к счастью, тоже попадались схожие персонажи. Четко чувствуется наработанность изложения, профессионализм. Не могу вспомнить, чей стиль напоминает, но и неважно. Очень хорошо.»
Oscar Veretilny, Manhattan«Очень понравилось. Аж расчувствовался. Спасибо!»
И. А. Солдащенский«Автор – большой молодец! Очень интересно читать. Открываются интереснейшие подробности жизни того времени. Спасибо!»
Leila Pireiko, HollywoodРадостно, что «целевая аудитория» не ограничивается ровесниками и сверстниками плюс минус десять лет, как я изначально предполагал и неоднократно анонсировал в многочисленных интервью. Ниже приведен отзыв, присланный читательницей, представляющей следующее, более молодое поколение.
«Читая последнюю книгу рассказок, все время ловила себя на мысли, что колокольчиком отзывается что-то, ускользающее из памяти. Успокоилась, только когда поняла – персонажи напоминают любимых с детства героев Николая Носова, уже выросших, но сохранивших чистоту помыслов и младенческую непосредственность поступков и проявления чувств».
О. КоролеваОсобенно я ценю критические отзывы от старых знакомых и постоянных читателей, несущие конкретные замечания и конструктивные предложения, такие, как нижеприведенный.
«Общее впечатление – какая-то сжатость повествования. Конспективность. Словно написал для себя краткое изложение, чтобы не забыть. Типа дневника. Если это так – то, пожалуйста. Если для читателя – ну, допустим я, как твой современник (или соплеменник), вижу детали характерного поведения людей того времени, быта что-ли, транспорта, (уазик, к примеру, в жарком Крыму разогревается и далеко не комфортен – почему бы не упомянуть ощущений). Как ехала студентка Ирина с вами в купе пьяными, почему не побоялась, легко ужилась, и как мамаша решилась оставить – почему надо домысливать тем, кто не жил «в ужасное советское время», где, как судят мои дети по кинематографу, люди ненавидели друг друга?!
По-моему, ты вполне можешь претендовать на создание эпоса о городской интеллигентной молодёжи нашего времени. Для себя или «на вынос»? Тогда изволь потрудиться, надеть диоптрии на современного читателя, чтобы он разглядел то, что подразумевается.
Короче. «Планчик-конспектик хорош. А теперь раскрываем произведение», – как говаривала учительница по литературе.
Впрочем, может я занудствую. По прочтении каждой главы оставалось ощущение какого-то «недооргазма»: начинаешь с упоением читать, всё так узнаваемо-солнечно-ярко – но… не рассмаковано. Не рассмаковано простым повествованием, в котором твои словечки-определения так бы и заиграли. А поворотики сюжета показались ещё комичнее».
С. АликберовПредисловие
В предисловии к этому, уже восьмому, сборнику рассказок я ещё раз продекларирую основную цель творчества – «воздвигнуть памятник нерукотворный» своему, как теперь считается, «потерянному брежневскому поколению» или, вернее, определённой его части, путём бытописания жизни друзей и знакомых.
Лет пять назад меня разыскал сын приятеля юности Володи «Осташки», покинувшего этот мир на заре нового тысячелетия. С «Осташкой» мы сдружились еще в зеленой юности: на «стриту» и «сейшенах» 70-х, а потом долго ездили отдыхать в Гурзуф.
Кирилл хотел побольше узнать об отце от его товарищей, потому что рассказы мамы, разошедшейся с Вовкой, когда Кирюшка ещё «пешком под стол ходил», выглядели, мягко говоря, однобокими и не очень объективными. Я рад, что сумел завладеть вниманием состоявшегося 35-ти летнего мужчины, и в течение целого вечера он внимал рассказкам, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Наверное, именно ради таких моментов и стоит вытаскивать из дальних закоулков памяти на свет воспоминания, заставляющие по-другому взглянуть на прошедшую жизнь.
В трактате «Похвала глупости» средневекового мудреца Эразма Роттердамского я вычитал замечательные, воспевающие дружбу строки:
«Быть может, найдутся среди вас люди, которые находят радость лишь в общении с друзьями, полагая дружбу наилучшей среди всех вещей и до того необходимой, что ни воздух, ни огонь, ни вода не могут с нею сравниться. Потакать слабостям своих друзей, закрывать глаза на их недостатки, восхищаться их пороками, словно добродетелями, – что может быть ближе к глупости. Да, конечно, трижды, четырежды глупость! – но она одна: Соединяет друзей и дружбу хранит неизменно».
Для меня друзья всегда представляли главную ценность жизни, на что регулярно сетовали сначала любимые жены, а потом и обожаемые дочери. В последнее время родные и близкие покидают этот мир с удручающей регулярностью. Их преждевременный уход серьезно подтачивает всегда присущий мне воинствующий оптимизм, особенно, в части светлого будущего. Поэтому воспоминания о весело проведенной в тесном кругу друзей прошедшей половине жизни заставляют вновь и вновь «браться за перо».
«Написать его биографию было бы делом его друзей, но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов», – Пушкинские строки прощального напутствия Грибоедову очередной раз наталкивают на необходимость запечатлеть ещё не забывшиеся отрывки из судеб товарищей и близких для их детей и внуков. Некоторые из них, говоря словами любимого Довлатова «царапнули земную кору», а кто-то прошёл по жизни, не оставив весомого следа, «просто съев две тысячи котлет». Но тут же приходит на память одна из присказок «мастера художественного слова» Игоря «Бамбины»: «Это же не мешает им оставаться замечательными людьми!».
Наверное, не все приятели вели себя как «ангелы во плоти» и совершали поступки, мягко говоря, не самые примерные, но они проживали свои жизни, как считали нужным, и светлая им память!
Крылатое выражение, подарившее сборнику столь радостное, жизнеутверждающее название, я позаимствовал у легендарного героя Гражданской войны Начдива Николая Щорса, по воспоминаниям современников обладавшего отчаянным куражом, как и большинство моих товарищей.
В завершение, приведу фразу замечательного писателя Юрия Олеши, автора сказки «всех времен и народов» «Три толстяка», которую по праву мог повторить каждый из моего окружения: «В конце концов, неважно, чего я достиг в жизни, – важно, что я каждую минуту жил!».
Из цикла: Моя Москва и ее обитатели
Больничные опыты
Энергичность и неугомонность – эти, вероятно, основные черты моего характера, проявлялись с раннего детства. Поэтому пионером я был весьма деятельным, и в пятом классе, как ярому активисту, мне доверили высокую честь представлять школьную организацию Юных Ленинцев на Параде в День Пионерии1 на Красной Площади. Но накануне вечером я перестарался с любимым лакомством – безе, отмечая двенадцатилетие одноклассника, и ночные боли в животе воспринял как должное. Встревоженные родители вызвали Скорую, а врач уверенно диагностировал приступ аппендицита. Стоическое сопротивление госпитализации привело к обширному перитониту, который оставил зарубку на память – здоровенный семисантиметровый шрам. Горечь разочарования и вселенская досада от пропущенного Парада совершенно затмили первый больничный опыт.
Серьёзные занятия боксом уже на первом курсе института закономерно привели меня на больничную койку. Замечательный врач – невропатолог «Маевской» 44-ой поликлиники, прослушав мои жалобы на нарушение сна и легкие головные боли и, быстро осмотрев, немедленно отправила меня на машине Скорой Помощи в ближайший стационар. Угодил я в отделение нейрохирургии 67-ой Горбольницы, занимавшее целиком четвертый этаж одного из корпусов на улице Саляма Адиля.
У больницы имелась занимательная особенность: в полуподвале располагался один из трёх столичных СпецВытрезвителей, куда попадали изрядно перебравшие граждане с бросающимися в глаза травмами головы: переломом носа, кровоподтеками и ссадинами на черепе и т. п. После предварительной обработки ран и постановки диагноза большинство легко пострадавших утром отбывало по своим делам, оплатив пятнадцать рублей за оказанные услуги. А «средне и тяжелораненых» переводили в стационар на полноценное лечение. Правда, при выписке они получали не бюллетень, а неоплачиваемую по месту работы справку на белом бланке и, опять же, квитанцию на всё те же пятнадцать рублей.
Как следствие, контингент больных сильно разнился. В моей палате из семи коек четыре занимали пациенты, предварительно посетившие нижний этаж. Поведанные ими эпопеи вызывали у меня приступы неудержимого хохота.
Дядя Паша – «гонщик» занимал койку слева у стены. Из-за частого и затяжного употребления веселящих напитков знатного водителя – «персональщика» сначала перевели в шоферы – разгонщики, а потом и вовсе – в автослесари. В один из выходных дней истосковавшийся по рулю Павел Иванович, с утра вдоволь угостившись любимым портвейном, углядел из окна кухни автобус «плюшевого десанта2», стоящий на приколе около магазина «Продукты». «Взыграло ретивое»! И отставленный «ас шоссе и магистралей», воспользовавшись ротозейством «плюшевого» коллеги, забывшего ключи в замке зажигания, «втопил в пол» и «взял своё»! Ринувшиеся в погоню сотрудники ГАИ настигли его только за окружной и только благодаря аварии. На полном ходу отчаянный гонщик врезался в неторопливо пересекавший трассу трактор, чудом избежав печальной участи Айртона Сенны. Как образно комментировал он свою травму: «Выбил кусок черепа четыре на пять – стаканом не закроешь!».
Справа тянул больничную лямку Толик – таксист. Свою историю с последующим анамнезом он излагал бодро и несколько удивленно: «После смены зарулил к Клавке – сожительнице. Сели с её отцом разговоры разговаривать. После третьей начал я их жизни учить! А они заперлись в Клавкиной комнате и не открывают! Я с разбегу головой пару раз попробовал дверь выбить – не получилось! Ну и лёг спать – устал. С утра голова раскалывается – сели похмеляться! Выпил стакан – не помогает! Второй – не помогает. Когда Клавку за добавкой послали – тёща Скорую вызвала!». Диагноз: перелом основания свода черепа совершенно не расстроил жизнелюбивого «педагога жизни», весельчака и говоруна.
Колян, гордо фланировавший по коридорам в ярком, совсем не больничного покроя махровом костюмчике с пятью кольцами на груди, устроился напротив меня у другой стены большой светлой палаты. Неделей ранее «Олимпиец», будучи сильно не в себе, стремительно, невзирая на оживленное движение транспорта, пересекал Калининский проспект3, имея целью телефонную будку напротив кафе «Печора», где часа полтора с нетерпением ожидал приглашенную девушку. Нежданная встреча его черепа с фонарем экскурсионного автобуса привела к полному разрушению стекла фары и легкому сотрясению мозга потерпевшего. «Ядовитый» на язык Дядя Паша стращал Коляна «агромадным» иском от автобусного парка за нанесенный госимуществу серьезный ущерб.
Обычные, как я, госпитализированные, не могли похвастаться столь интересными историями попадания в стационар. Замечательный врач, Николай Аркадьевич, не делил подопечных на «чистых» и «нечистых». Но, обладая хорошим чувством юмора, регулярно проходился насчёт «маленькой слабости» злоупотреблявших. Особенно он пикировался с Дядей Пашей, не прекращавшего даже после тяжелейшей трепанации черепа, злостных попыток «утолить жажду».
Шел февраль 1974 года. Из стоявшей на подоконнике радиоточки, с раннего утра до позднего вечера вовсю развенчивали и бичевали Александра Солженицина4, но больничная публика на это не особо реагировала, интересуясь более прозаичными материями.
У окна в моем ряду поместили Алика, студента авиационного института 4-го курса, перенесшего сложнейшую многочасовую операцию на головном мозге, вследствие полученной в драке проникающей раны черепа. Ситуация осложнялась тем, что травма приключилась накануне свадьбы, и Алик серьезно тревожился насчет опасных для либидо последствий, что было вполне объяснимо. Во время визитов его невесты, исключительно сексуальной внешности, все более-менее здоровые пациенты переворачивались на живот, дабы не выдать наглядного «мужского интереса».
Я страстно желал поскорее выписаться, опасаясь пропустить значительное число лабораторных работ и семинаров; просиживать вечера на отработках не хотелось. Доктор был настроен вполне оптимистично, но: «Положенные две недели тебе, Константин, придется отлежать!».
Ещё один «Госпитальер» – сосед «Олимпийца, старший преподаватель Военной Кафедры МАИ, выходя из Главного Корпуса, поскользнулся на опасном тонком льду и шарахнулся головой о ступени парадной лестницы. Диагноз «Contusio cerebri», существенно превосходящий по тяжести рядовое сотрясение мозга, предполагал продолжительное лечение. И подполковник прилагал максимум усилий, чтобы убедить врачей хотя бы выпустить его на Праздник 23 февраля, рассчитывая отгулять его в кругу семьи и армейских друзей.
Почти каждый обитатель палаты держался за свои привычки, как мог, без особой оглядки на временную смену места жительства. Дядя Паша на все запугивания Николая Аркадьевича о пагубных осложнениях, особенно для «мужского здоровья» и не только, при нарушении щадящей диеты №5 и, в частности, употребления алкогольных напитков, только веселился: «Да у меня уже полгода как на полшестого». И принудил жену, Марию Ивановну, тайком пронести в палату трёхлитровую кастрюлю тушёного мяса с картошкой и две бутылки портвейна «777». Составить ему компанию отважился только я, как позже выяснилось, без каких-либо вредных последствий для собственного здоровья. По сравнению с больничным меню домашний гуляш от Тети Маши показался блюдом высокой кухни. После того, как мы на пару схомячили всю кастрюлю под «вкусную запивку», организм Павла Ивановича, как говорится, закрепило. И закрепило наглухо.
Умудренный Николай Аркадьевич, предполагая подобное развитие событий и желая проучить «неслуха», строго-настрого велел всему медперсоналу отделения жестко отказывать тому в «послабляющих» средствах и процедурах.
Ещё к концу первой недели пребывания я наладил теплые «товарищеские» отношения с Оленькой, веселушкой – медсестрой, симпатичной блондинистой пышкой. Наслушавшись трёхдневных непрекращающихся завываний Павла Ивановича, я подкатил к своей подружке в ночное дежурство. После получасовых уговоров под медицинский спирт, она уступила домогательствам и выдала упаковку пургена. Дядя Паша употребил её целиком незамедлительно.
Следующий день, суббота – настоящий праздник: день приемов! Посетителям разрешалось навещать больных с 14:00 до 19:00.После завтрака, часов в десять обрадованный Дядя Паша со словами «Кажись – начинается!» убыл в направлении мужского туалета, расположенного в конце длинного коридора. В полтретьего ко мне на провед пришла Мама, в три – к Алику заявилась красавица – невеста, а к подполковнику – семья в полном составе, включая двух малолетних внучек. Гости деликатно расположились около кроватей родных и вполголоса вели культурные беседы.
В начале шестого, когда за окнами сумерки уже начали красить атмосферу в невнятный грязно-сиреневый цвет, дверь с треском распахнулась, и по стене в палату вполз Павел Иванович. Застиранная майка-алкоголичка едва доходила до пупа, а семейные трусы непонятно как держались на коленях. Не обращая внимания на произведенный его явлением фурор, он натужным хрипом выдавил: «Если девкам так целку ломают, зачем они потом дают?!» и рухнул на койку. Проспал Дядя Паша целые сутки с короткими регулярными перерывами на послеоперационные уколы антибиотиков каждые два часа. Когда игла входила в одну и ту же точку, беспокойный пациент жаловался отчаянными вскриками и звучным матом. Измученный постоянными побудками Алик вызвался расчертить немаленькие Иванычевы «половинки луны» на квадраты, как в игре «Морской бой», чтобы не тревожил по ночам остальных отдыхающих.
Периодически набегал меня проведать друг Колька «Кука», барабанщик популярной группы «Апрель». В один из таких визитов мы встретили Женьку М., басиста вовсю гремевшей «Машины Времени», в свободное от концертов и репетиций время служившего санитаром отделения реанимации, этажом выше. Женька с удовольствием заходил во время дежурств поделиться столичными рок-новостями, что очень скрашивало больничную тягомотину.
Расцвечивали однообразность дней и веселые соседи. Терпеливый доктор Николай Аркадьевич натолкнулся как-то во врачебном буфете на «Олимпийца», сливающего пиво из бутылок в двухлитровый термос, чтобы сразу сдать освободившуюся посуду. Тот «дал дубового» и упорно настаивал на версии «А я думал, что там квас!», видимо припомнив популярный фильм «Семь стариков и одна девушка».
Отлежав положенные скучно-веселые двенадцать дней и сердечно распрощавшись с однопалатниками и заботливым медперсоналом, я в полном счастье вернулся к учебе без каких либо проблем и опасных осложнений. Изучив больничную выписку, институтский невропатолог в дополнение к уже перенесенному лечению добавила серию «горячих» уколов магнезии и на три месяца «подсадила» на фенобарбитал5 с целью улучшения сна. На этом первая больничная эпопея благополучно завершилась.
Второе сотрясение настигло меня спустя два года и практически в те же даты. Как кратко сформулировала незабвенная Наталья Алексеевна «Набрал по сумме ударов! Сознания не терял, в нокауте не лежал, но все признаки налицо!».
Николай Аркадьевич встретил тепло, сразу отдал команду «накачать студента» магнезией и седативами, и пару дней я пребывал в дреме. Отоспавшись, начал знакомиться с соседями. Как ни странно, на этот раз клиентов спецвытрезвителя в палате не оказалось.
Слева грустил парнишка, «взявший напрокат» персональную «Волгу», чтобы пустить пыль в глаза любимой девушке. Машина, к несчастью, принадлежала могущественному ведомству и содержала «спецтелефон». Когда поднятый по тревоге спецназ «блокировал» неудачливого «Ромео», то «малость» его помял. Малец отделался сотрясением мозга второй степени и множественными ушибами. Сразу после выписки его путь лежал в суд.
«Тяжелые» лежали в ряду напротив, в специально оборудованных кроватях. Строители из дальнего Подмосковья перед началом сезона меняли плитку бассейна в пионерском лагере. Плотно отметив завершение работ «пшеничным» вином, они решили «обновить» водоем, а заодно и охладиться. К несчастью, «колер» новой облицовки идеально имитировал цвет водной глади, а с «пьяных глаз», вообще, неотличить. Воду, как в анекдоте, налить забыли. Двое друзей, нырнувших в самом глубоком месте скошенного дна бассейна, переломались страшно, остальным повезло больше. Практически целый год два приятели подвергались целому ряду сложнейших микро – и макроопераций. У Николая, перенесшего восемь искуснейших процедур на позвоночнике, практически восстановились двигательные способности по всему телу. А его другу, Лёхе, проведенные 12-ть оперативных вмешательств помогли не сильно – он мог только вращать головой, ниже ничего не действовало. Молодая жена устроилась нянечкой в отделение, чтобы быть ближе к суженому. Но изматывающие ночные дежурства вкупе с угасанием надежды на выздоровление привели к тому, что «соломенная вдова» «пошла вразнос», и её благосклонностью, кроме прочих, пользовался даже Николай.
Справа расположился Сергей Иосифович, бывший врач «Скорой Помощи». В конце тяжелейшей ночной смены водитель задремал за рулем, и «карета» на полном ходу врезалась в бетонное ограждение набережной. Сергей, выбив головой лобовое стекло, пролетел несколько метров по воздуху и приземлился на лёд Москвы-реки. Сильнейшее сотрясение мозга, отягощенное множественными глубокими порезами лица, привело к резкому ухудшению зрения, искажению речи и прочим нелегким последствиям. После того, как однажды ночью он собрался выйти в окно, спутав его с дверью, Николай Аркадьевич, несмотря на очень душевное отношение к коллеге, предложил перевести его «в психсоматику», что и осуществил вскорости.
