Рудники счастья

Илья Шумей

Рудники счастья

Третья книга из цикла «Страна овец»

Выйдя из автобуса, Том уверенно зашагал по аллее, ведущей вглубь поселка. С первых же метров его буквально обволокла атмосфера богатства и роскоши, выражавшаяся и в идеально ровно уложенной тротуарной плитке, и в начищенных до блеска латунных столбиках ограждения, и в выглядывающих из аккуратно подстриженной травы искусственных булыжниках, что изо всех сил притворялись, будто торчат здесь с эпохи динозавров. За подернутыми благородной патиной коваными оградами виднелись роскошные особняки, кажущиеся простота и непритязательность которых скрывали в себе кропотливую работу именитых архитектурных и дизайнерских агентств. При этом их обитатели зачастую носили обычные джинсы и футболки, словно говоря тем самым: «мы достаточно богаты, чтобы не напоминать окружающим об этом при каждом удобном случае».

Том заранее изучил планировку поселка и сейчас не тратил времени на кручение головой по сторонам в поисках нужного адреса. Заплутавшие чужаки всегда привлекают больше внимания, а он бы предпочел оставаться незамеченным. В униформе сервисной компании по обслуживанию климатического оборудования, с небольшим рюкзачком за спиной – в условиях, когда каждый второй дом тут сейчас достраивается или ремонтируется, такой человек будет выглядеть столь же естественно, как официант в зале ресторана.

Впрочем, он мог особо и не беспокоиться – обитающая в поселке публика давно привыкла вообще не замечать снующий повсюду технический персонал, воспринимая его суету вокруг себя как еще одно явление природы и не делая большой разницы между живыми людьми и, скажем, автоматическими уборщиками, до блеска вылизывающими окрестные дорожки и тротуары.

И вот тут-то они и совершали свою роковую ошибку.

Ведь окруженные со всех сторон бесчисленными инженерными системами и роботизированными помощниками, люди даже не подозревали, какую власть над собой они отдают в руки тех, кто все эти технические чудеса разрабатывает, обслуживает и ремонтирует. Будильник поведает им о Вашем распорядке дня, кухонная станция – о пристрастиях в еде, а освещение в туалете – о сопутствующих проблемах с желудком. Даже к врачу обращаться не потребуется. Разрозненные крохи информации, сложенные в единую картину, вполне способны рассказать о человеке даже больше, чем он знает о себе сам.

Не надо шпионить, подслушивать, устраивать слежку за интересующим тебя субъектом, достаточно ознакомиться с логами зарядной станции его автомобиля и архивом заказов курьерской службы. А потом сделать выводы.

К примеру, на этой неделе в дом 18 продукты не привозили ни разу, и ближайшая доставка значилась в графике только на вечер воскресенья. Отсюда со всей очевидностью следовало, что хозяева находятся в отъезде и вернутся лишь через два дня. Для надежности, Том еще сверился с данными об энергопотреблении коттеджа, которые только подтвердили его соображения. Что ж, в таком случае, если он сегодня нанесет визит по указанному адресу, то никого не побеспокоит.

Том свернул с центральной аллеи в переулок, направляясь к утопающему в зелени кирпичному особняку, что виднелся в его конце. Правой рукой он нащупал в кармане пульт джаммера и включил его, заглушив связь у всех окрестных видеокамер. Ему нужно всего несколько секунд, чтобы незамеченным пройти через калитку, и за это время служба безопасности тревогу поднять не успеет.

Вот – еще один пример слепой веры в могущество современных технологий и полное непонимание того, в чьих руках кроется реальная власть. Ведь в любой достаточно сложной системе всегда остается место для лазеек, изучив которые, можно заставить весь мир плясать под свою дудку. Большей частью они являлись результатом банальной невнимательности или ошибки, но кое-какие черные ходы разработчики оставляли намеренно, дабы облегчить себе обслуживание своего детища в дальнейшем.

Прижав один палец к правому нижнему углу дактилоскопической панели на входе, другим пальцем Том провел сверху вниз вдоль ее левого края. Индикатор послушно мигнул зеленым, и послышался щелчок открывшегося замка. Ну вот и все, теперь джаммер можно выключать.

Что это – легкомысленность, инфантильность, снобизм? Почему люди настолько небрежно относятся к обеспечению собственной безопасности? Казалось бы – вставь в дверь еще один, механический замок – и задача грабителя резко усложнится, что, скорей всего, вообще отвадит его от твоего дома, но нет. За Стеной таким простакам суровая и безжалостная реальность быстро бы объяснила, что к чему, научив азам осторожности и предусмотрительности, но здесь, в воплощенной стране непуганых идиотов, все вели себя так, словно обитали в окружении невинных ангелов и херувимчиков, неспособных обидеть даже муху.

Что ж, сегодня лучший в мире педагог – Жизнь преподаст вам один из своих неприятных, но полезных уроков.

Впрочем, Том догадывался, где кроются корни столь беспечного поведения. За прошедшие годы людей развратила практически поголовная Психокоррекция. О чем беспокоиться, когда в зачищенные ею мозги даже жалкое подобие злого умысла просочиться неспособно! В закрытых кантонах жители настолько обленились, уверовав в ее всесилие, что иногда на входных дверях вообще никаких запоров не ставили. Ведь никому и в голову не придет без приглашения забраться в чужое жилище, да еще и умыкнуть что-нибудь ценное, что тебе не принадлежит. Можно спокойно биться об заклад, что в доме даже сейфа не окажется, и ценности будут разбросаны где попало.

Раньше упрямцам, отказавшимся от такой добровольной лоботомии, вход в кантоны «пустышек» был закрыт. А тем, кто демонстрировал прискорбное непонимание новых правил игры, грозила депортация за Стену.

Наглухо закупоренные внутри своего уютного и безопасного мирка, «пустышки» постепенно отвыкли от необходимости соблюдать даже минимальную осторожность и здоровый скептицизм при общении с другими людьми. Как организм, помещенный в стерильные условия, со временем утрачивает иммунитет, так и они вскоре оказались беззащитны перед любыми мошенниками, доведись им подобраться достаточно близко. И в тот день, когда институт Психокоррекции пал под гнетом собственных огрехов и побочных эффектов, настал звездный час для таких, как Том.

Словно подтверждая его правоту, витражная входная дверь особняка сама распахнулась при его приближении. Что ж, уважим гостеприимство столь радушных хозяев.

С некоторым усилием отлепив ботинки от чистящего коврика, он прошел в холл и осмотрелся. Мрамор и лакированное дерево, хром и стекло – слегка эклектичный интерьер, тем не менее, смотрелся гармонично и явно недешево. Тут чувствовалась рука настоящего мастера дизайна, умеющего хорошо сочетать столь разнородные материалы и привычного к щедрым гонорарам. Будем надеяться, что и нам тут кое-что перепадет.

Мысленно выстроив в голове план здания, Том направился в спальню.

Его руки тщательно, но быстро и аккуратно обшаривали тумбочки и полки шкафов, не упуская ни одного укромного уголка и скрупулезно восстанавливая исходное положение предметов после того, как все ценное было изъято. Даже вернувшись домой, хозяева далеко не сразу сообразят, что в их доме побывал незваный гость, списывая пропажу той или иной безделушки на собственную забывчивость. Мысль об ограблении придет к ним с изрядной задержкой, с трудом прокладывая дорогу в мозг, уже отвыкший от такого рода категорий. Ну а Том к тому моменту будет уже очень далеко. Строго говоря, уже сегодня вечером авиалайнер унесет его за Стену, где его никто не сможет выследить и отыскать. В тех краях затеряться, заметя следы и оборвав все ниточки – раз плюнуть.

Покончив со спальней, Том перешел в гостиную.

К хорошему привыкаешь быстро, и даже удивительно, как порой мало времени нужно человеку, чтобы вжиться в новую парадигму, обеспечивающую новый, более высокий уровень комфорта и безопасности, и каких трудов стоит потом вернуть его обратно на грешную землю. Многие даже не пытаются перестраивать свои привычки под изменившуюся действительность и продолжают вести себя так, словно ничего и не случилось. Разумеется, отказ от использования Психокоррекции произошел не в одночасье, Лига постаралась спустить этот поезд с откоса как можно более плавно, маскируя свое фиаско под толстым слоем грима из успокоительных речей и обнадеживающих обещаний. Но, тем не менее, не на шутку напуганная публика едва не скатилась тогда в массовую панику.

Новому главе Лиги, Эдуарду Саттару, стоило немалых усилий удержать ситуацию под контролем. О его способностях ходили легенды, но даже все таланты одного, пусть и одаренного человека мало что могут поделать с безумием толпы. Именно тогда он сформировал институт Медиаторов, которые под его руководством сумели предотвратить казавшийся неизбежным взрыв и сохранить в обществе стабильность и порядок.

Том не особо разбирался во всех этих мозгоправских материях, но, насколько он смог понять, обученные Эдуардом Медиаторы не занимались прямым вторжением в мысли людей и не указывали им напрямую, что хорошо, а что плохо. Крах Психокоррекции произошел как раз потому, что «пустышки», послушно следовавшие по рельсам, проложенным в их головах, быстро утрачивали способность к самостоятельному критическому восприятию окружающего мира и в стрессовой ситуации начинали вести себя откровенно неадекватно, что все чаще приводило к трагическим последствиям с реальными жертвами. Одна история с «Айсбергом» чего стоит! Да, информация о развернувшейся в огромном небоскребе драме старательно затушевывалась, но и того, что просочилось наружу, хватало, чтобы понять, насколько масштабной оказалась та катастрофа.

Медиаторы же сосредоточили свои усилия на выравнивании и балансировке общего психоэмоционального фона, удерживая общество от скатывания в крайности. Их стараниями все возмущения на полотне общественных настроений и чувств быстро разглаживались и затихали, подобно мимолетной ряби на водной глади. Модераторы остужали не в меру разгорячившиеся головы, окуная их в спокойствие более уравновешенных людей, утешали горе, разбавляя его оптимизмом, позаимствованным у тех, у кого все хорошо и гасили агрессию щедрыми дозами чужого умиления от созерцания мирно посапывающих младенцев и забавных резвящихся котят. Любые предосудительные помыслы немедленно подвергались осуждению, сталкиваясь с неудовольствием общественного сознания, и растворялись без следа, как угодившая в кипяток льдинка. Том крайне смутно представлял себе принципы работы этого метода и полагал его больше шарлатанством, нежели реальным подспорьем, но неумолимая статистика утверждала, что криминогенная обстановка и общий уровень насилия в кантонах, охваченных опекой Медиаторов, существенно снизились, опустившись до фонового уровня, обусловленного исключительно случайными инцидентами. Внедрение новой системы прошло быстро и незаметно, так что подавляющее большинство обывателей и вовсе не заметили каких-либо значимых перемен, привычно пребывая в расслабленно-инфантильном состоянии.

Такое общество чем-то напоминало аккуратно подстриженный чистенький газон, в то время, как Тому было больше по душе буйство лугового разнотравья, что царило за Стеной. И пусть некоторая непредсказуемость тамошней жизни таила в себе неизбежные сопутствующие риски, но и возможностей откупорить заслуженную бутылку шампанского она предоставляла несравненно больше.

Его рюкзак постепенно наполнялся экспроприированными ценностями и украшениями, суля в перспективе щедрый гонорар и как минимум несколько месяцев безбедного существования. Жаркое солнце, ласковое море, белоснежный песок, загорелые и на все согласные девочки в бикини…

Том поднес к свету найденный в шкатулке изящный перстень, сверкающий камень в котором очень походил на настоящий бриллиант. Да и странно ожидать, что обитатели этого дома распыляются на простые стекляшки. Было бы просто невероятным шиком подарить его какой-нибудь особо горячей девчонке! Уж всяко больше толку, чем ему вот так томиться взаперти в темнице из красного дерева. Кстати, шкатулку тоже стоит прихватить – ручная работа, судя по всему. Выручить можно немало.

Коробочка с перстнем отправилась в рюкзак к остальной добыче, и Том вернулся в холл, прикидывая, где еще можно поживиться. Оранжерея? Столовая? Биллиардная? Ванная комната? Хотя тут за что ни возьмись – наткнешься на кругленькую сумму. Начиная от омолаживающих лосьонов и заканчивая дизайнерскими наборами столовых приборов. Одни только сапфировые бокалы обошлись хозяевам, небось, в целое состояние.

Вот только за Стеной от подобных дорогих безделушек никакого проку. Никто их не оценит, и ни один скупщик не даст за них и тысячной доли их стоимости. В итоге Том чувствовал себя несколько нелепо, стоя в окружении груды сокровищ, когда одна дверная ручка стоит чьей-то годовой зарплаты, и понимая, что все это богатство превратится в золу, как только он вывезет его за Стену. Удивительно, как люди вываливают целые состояния за вещи, чья практическая польза порой стремится к нулю! Когда за цену одной картины в рамке из метеоритного железа можно как минимум месяц кормить и отапливать небольшой город! А тут такими пейзажиками все стены увешаны!

Нельзя сказать, чтобы Том являлся истовым борцом за свободу, равенство и прочее братство, но те перекосы, с которыми он сталкивался, определенно нуждались в исправлении, и он, в меру своих скромных возможностей, старался этому способствовать.

Он прошел по коридору в заднюю часть особняка и вышел на улицу к бассейну, окруженному цветущим садом. Ну вот, пожалуйста. Там, где Том вырос, чистая питьевая вода ценилась чуть ли не на вес золота, а здесь пара богатеньких старичков может хоть каждый день плескаться в нескольких цистернах жидкой драгоценности. А скажи им кто – будут делать большие удивленные глаза и восклицать: «но мы же не знали!».

Со временем такие люди начинают искренне верить в то, что их богатство и благополучие абсолютно естественны и заслужены, даже не задумываясь о возможности существования какой-то иной жизни. Как Мария Антуанетта, предлагавшая питаться пирожными голодающим крестьянам. Свозить бы их на экскурсию за Стену, а еще лучше – дать им пожить там месяцок-другой. Глядишь, и образумились бы немного, ну а пока приходится наводить справедливость вот так, вручную.

В конце концов, стараниями Тома многие его соплеменники смогут поправить свое материальное положение, а то и избежать голодной смерти. Так что его действия вполне можно квалифицировать как благое дело. А местным богатеям особо не убудет, как-нибудь переживут.

Том некоторое время наблюдал за роботом, плавно скользящим вдоль края бассейна и вылавливающим из воды залетевшие туда листья, пока не поймал себя на мысли, что, вспоминая о мутной и вонючей грязи, в которой он бултыхался сам, когда был мальчишкой, ему хочется отвесить железному болвану крепкого пинка. Он резко развернулся и от греха подальше ушел обратно в дом, но это не помогло ему скрыться от собственного раздражения.

Вот чем, скажите на милость, эти люди заработали себе право на такую роскошную жизнь? Они с риском для жизни горбатились в шахте, стирая руки до кровавых мозолей? Прокладывали магистраль через джунгли, стоя по пояс в болотной жиже и облепленные москитами? Трудились на сейнере, сбиваемые с ног перекатывающими через палубу ледяными волнами? Чем?

Их изнеженные руки, небось, и молотка-то никогда не держали, доверяя всю тяжелую, грязную и опасную работу послушным и исполнительным роботам. И это по-своему даже необходимо – изъять у них часть откровенно незаслуженного благополучия и передать его тем, кто в нем нуждается больше.

Том решительно направился в кабинет, решив поскорей закончить свои дела здесь и убраться восвояси, чтобы не чувствовать на себе гнетущего давления окружающей роскоши и чужого богатства. Когда его внезапно разжившиеся деньгами соотечественники начинали сорить ими направо и налево, выдумывая все более кричащие и нелепые способы продемонстрировать окружающим свое превосходство, ничего, кроме брезгливой жалости у Тома они не вызывали. Но здесь, где каждый латунный гвоздик в обивке кресла буквально источал стиль и породистость, обходясь без эпатажа и ненужной крикливости, где люди не кичились своим успехом, не набивали жилище дорогими и элитными побрякушками, чтобы кому-то что-то доказать, а просто так жили – здесь он начинал чувствовать себя крайне неуютно. Как человек, вломившийся в стерильную операционную в облепленных грязью сапогах.

Он остановился перед большим аквариумом, глядя на рыбок, снующих в его глубине. Вот они, например, не виноваты же в том, что живут в чистой воде, которой тут не меньше полутонны, в то время как где-то целые деревни вымирают от многолетней засухи. И в легендарной фразе французской королевы, по большому счету, отсутствовали презрение или насмешка – она совершенно искренне не представляла, что может существовать какая-то иная жизнь, нежели та, к которой она привыкла с детства.

Так что да, люди – не рыбки, но ставить им в вину лишь то, что им повезло родиться по эту сторону Стены, все же неразумно. Как знать, быть может, хозяева дома свое на безбедное существование тоже заработали? Почему бы им не быть выдающимися учеными или талантливыми нейрохирургами? Ведь не все заслуги можно измерить в натертых мозолях и ведрах пролитого пота.

Тут уж, скорее, сам Том заслуживает осуждения, поскольку за свою жизнь ничего стоящего не создал и лишь… кхм… перераспределял изъятое у других. Да и про себя не забывал, чего уж там…

Конечно, кому-то в жизни везет больше, кому-то меньше, стартовые условия у всех разные, и дисбалансы так или иначе неизбежны, но он, вместо того, чтобы, засучив рукава, трудиться над их выравниванием, улучшая мир своим созидательным трудом, избрал роль паразита, присосавшегося к чужим свершениям. А все его оправдания – жалкий лепет, порожденный элементарной завистью и нетерпимостью неудачника по отношению к тем, кто лучше.

Раздраженным рывком Том перевернул рюкзак и вытряхнул все его содержимое на пол прямо посреди кабинета. Украшения и милые безделушки раскатились в стороны, поблескивая в пробивающихся через жалюзи лучах солнца. С каждой из них у хозяев, возможно, были связаны какие-то воспоминания, запоминающиеся мгновения жизни, свидания, путешествия… Он же видел в них лишь возможность легкой наживы, да еще способ самоутвердиться, проучив доверчивых зазнаек и хоть ненадолго спустив их с небес на землю.

И, кстати, зачем на этом останавливаться, можно свое эго еще как-нибудь потешить. Плюнуть им в чайник, например – «подвиг» как раз его уровня. Уровня обезьяны, только вчера спустившейся с дерева.

Том отступил назад и рухнул в массивное кресло, стоявшее около письменного стола. Его душу захлестнуло отвращение к самому себе, опустившемуся так низко. Будучи ленивым, безвольным и слабым, он не смог сам выбраться из болота нищеты и убожества, и тогда начал мстить тем, кто, проявив настойчивость и усердие, сумел подняться над серой массой и достичь абсолютно заслуженного процветания. Ползая в грязи, подобно червяку, и не имея возможности подняться, он пытался низвести других до своего уровня, макнув их носом в бурую жижу, хоть на миг, но возвыситься над ними в своем извращенном воображении.

Ведь точно такая же пропасть, какая отделяет первобытную обезьяну от современного человека, отделяла Тома от цивилизационных вершин, достигнутых жителями этого поселка. Но он, вместо того, чтобы смиренно взирать на них снизу вверх, с каждым своим вдохом, с каждым ударом сердца стремясь хоть на волосок приблизиться к их идеалу, мог только гадить, гадить, гадить…

Том уставился на свои руки так, словно впервые их видел. Как он мог… как он осмелился прикасаться этими грязными лапами к чужим вещам, лезть ими в шкафы, ящики, рыться в белье и документах!? Это же почти то же самое, как забраться в чужую душу, оскверняя и калеча ее своими уродливыми и низменными помыслами! Та боль, что он причинил ни в чем не повинным жителям дома, будет терзать и мучить их еще долгие годы и, возможно, уже никогда полностью не забудется. Никакое наказание, никакие раскаяния и мольбы о прощении не смогут стереть память о том оскорблении, что он им нанес.

И даже если эти прекрасные и великодушные люди когда-нибудь смогут даровать ему свое прощение, их милосердие не спасет Тома, поскольку он-то сам себя ни за что не простит. До самого конца жалкой и никчемной жизни ему суждено возносить небесам покаянные молитвы и пытаться хоть чем-то загладить свою тяжкую вину.

Том шмыгнул носом и, смахнув набежавшую слезу, достал из кармана телефон и набрал номер ближайшего полицейского участка.

* * *

Я остановил квадроцикл на самом краю обрыва так, что мелкие камешки посыпались вниз, к кромке прибоя. Подождав, пока осядет поднятая пыль, я стянул с лица защитную маску и полной грудью вдохнул соленый морской воздух. Мне хотелось надышаться им про запас, чтобы потом, дома, потихонечку цедить его как дорогой коньяк, закрыв глаза и вспоминая проведенные здесь, на побережье дни.

Сколько бы меня не заверяли, что при полном погружении в Вирталию возможно воспроизвести абсолютно любые ощущения, я ни за что не поверю, что симуляция сможет столь же достоверно передать это невозможное сочетание холодных брызг на лице, упругих порывов ветра, треплющего выбившуюся рубашку, и плотной влажной духоты, что предвещала скорый приход грозы. Впрочем, дайвирты, запершиеся в своих виртуальных вселенных, меня все равно не поймут. За последние годы мир здорово изменился, и я все чаще ловил себя на мысли, что превращаюсь в вечно брюзжащего старикана, которого раздражают все новомодные штучки. Возможно, время таких, как я, уже безвозвратно прошло, и мне следовало тихонько отойти в сторону, чтобы не угодить под колеса прогресса. Но, черт подери, никто не может запретить мне получить еще одну дозу кайфа, промчавшись на квадроцикле по пыльной степи.

Поначалу я воспринял предложение отправиться в командировку за Стену не то, чтобы без особого энтузиазма, а просто с ужасом. Мне целую неделю пришлось глотать успокоительные пилюли, и даже помощь Киры приносила лишь временное облегчение. Однако, несмотря на все мои старания, мне так и не удалось найти приемлемого выхода из ситуации. Перед компанией маячила вполне реальная перспектива финансового краха, и давно обещанное производство требовалось запустить немедленно. Для такой миссии требовалось уникальное сочетание знания тонкостей технологии и серьезных административных полномочий, так что моя кандидатура подходила как нельзя лучше.

Пришлось отправляться.

Мои сборы чем-то напоминали прощание с человеком, отправляющимся на казнь. И без того ни одна неделя не обходилась без новых леденящих кровь историй из-за Стены, а когда я начал целенаправленно изучать всю доступную информацию, то быстро потонул в потоке ужаса и негатива. Иногда складывалось впечатление, что по ту сторону обитают сплошь кровожадные дикари, убивающие друг друга по поводу и без, и устраивающие натуральную охоту на любого белого человека, которого нелегкая занесла в их края.

В день отъезда Кира не скрывала слез, а в аэропорту, взглянув на бледные лица двух моих сотрудников, командированных вместе со мной, я увидел в их глазах точно такое же ожидание неотвратимой смерти, какое наблюдал утром в зеркале. Внутренне все мы были уже готовы к тому, что командировка окажется билетом в один конец.

Но, вопреки опасениям, центральный аэропорт Каспийского сектора принял нас вполне дружелюбно. Да, ему недоставало организационного совершенства и лоска домашней гавани, но и впечатления дымящихся руин он отнюдь не производил. Нас уже ожидал Володя – улыбчивый представитель «Тарпан Изотоп», который в отсутствие привычных роботележек помог нам с чемоданами и, загрузив в небольшой микроавтобус, всего за час с небольшим доставил нашу делегацию на место.

Мне кажется, он откровенно забавлялся, наблюдая за тем, как мы с перекошенными от внутреннего напряжения физиономиями всматриваемся в окна, в любой момент ожидая какой-нибудь пакости. Но время шло, на удивление ровная дорога продолжала бежать под колеса, никакие баррикады и блокпосты не перегораживали нам путь, никто со стрельбой и улюлюканьем не бросался за нами в погоню, и мы постепенно начали отходить. Судя по всему, реальная жизнь за Стеной все же несколько отличалась от ужасов, демонстрируемых новостными каналами.

Немного расслабившись, я начал активно крутить головой по сторонам, жадно впитывая мельчайшие подробности чуждого мира. Казалось бы – всего час лета на гиперджете, и попадаешь чуть ли не на другую планету.

Череда относительно недавних конфликтов и последующее размежевание на отдельные технокультурные зоны привели к тому, что значительная часть планеты оказалась отброшена на периферию цивилизации. В пограничных областях на стыках основных секторов население стремительно деградировало, откатившись к феодальному, а кое-где и к рабовладельческому состоянию. Но местами людям удавалось сохранить вполне пристойный уровень жизни, по мере сил и возможностей встраиваясь в экономику ближайшей могущественной метрополии. В итоге технологический прогресс и эволюция общества в соседних секторах зачастую двигались совершенно различными и непересекающимися путями, что иногда приводило к занятным последствиям.