Реестр Эпизодического Счастья

8-й класс 24-й школы г. Ленинграда. Лариса Алексеевна Шляхтова – учитель музыки – второй ряд, третья слева.

По возвращении с одной из вечерних прогулок (когда мама с сестрой уже вернулись с обследования), я обнаружил неприятную картину: перевёрнутый в ванной таз с пелёнками, какая-то ругань, милиция. Оказывается, трое соседей: приезжий с Украины мужик-сантехник, его жена квадратных форм и примкнувшая к ним «коренная» алкоголичка тётька Машка – набросились с кулаками на мать за то, что она сушит пелёнки в общественной ванной. Отчим, услышав шум, отложив в сторону гитару и открыв дверь комнатухи, увидел, что этот сосед с двумя «дамами» избивает мою мать. Ублюдок-сосед в ужасе отпрянул, но отчим, молча обозрев всю картину, просто закрыл обратно дверь в комнату и продолжил треньканье. (Именно так всё произошедшее мне описала мать.) Храбрости у отчима хватало лишь на избиение подростка и прессинг на ладан дышащего соседа-алкоголика – дядьку Юрку.

Были, конечно были у меня мыслишки: в мягкую, податливую для острой железячки бочину этому соседу-сантехнику – со всей дури какую-нибудь длинную отвёртку вставить да провернуть… пока он что-то там готовит на общественной кухне в своём отделанном кафелем закутке, слушая «Юра – вумен, Вася – мэн» в кассетном плеере… Или его «восьмерку» во дворе облить чем-нибудь горючим и поджечь ранним утречком или хотя бы шины проколоть. (Интерната я не боялся, мне казалось, что у меня дома хуже, чем в любом интернате). Но чего-то как-то милиция быстро разобралась. Конфликт был исчерпан. А пелёнки я каждый вечер всё одно – стирал, вешал и занимал ими всё пространство общественной ванной. И когда полоскал их под мощным напором воды, который создавал ощущение маленького водопада в этом пластиковом тазу, брал в руки длинную деревянную палку для перемешивания белья и представлял, что это – бас-гитара, что я на сцене, что играю в популярной группе, а передо мной – не развешанные пелёнки, а скандирующая публика на огромном стадионе…

Самозабвенно скачу с басухой в концертном зале «Россия». Лето 1990 года.

Глава 4

Улица начала понемногу менять моё мировоззрение. Домой особо не тянуло, а в тёплых подъездах с пацанами и девчонками… туса, одним словом. Я стал каждый день ходить на разные точки. Появились новые приятели. Где-то откопал военный ватник «по моде», солдатский ремень, в пряжку которого залил свинца («на всякий…»), и мы уже гуляли в подобном виде и «амуниции», выискивая приключений на одно место. Надо отдать нам должное – мы их периодически-таки находили: забирались на какие-то закрытые предприятия, стройки, склады… За нами гонялись разного рода сторожа, рабочие и охранники. Иногда ловили и доставляли в отделения, где с нами проводили беседы уже непосредственно сотрудники. Лазали по крышам. Одним из «спортивных развлечений» было свеситься вниз, держась руками за решётку ограждения, и висеть – «кто дольше».

Тем не менее в отсутствие отчима (его всё-таки приняли на самую маленькую ставку в Ленконцерт, и иногда он отчапывал в костюмчике с бабочкой на работу) я обучался по тому венгерскому учебнику технике игры на ударных инструментах. Мама сшила мне несколько маленьких подушек и привязала их ленточками к стулу. Получилось что-то наподобие эмуляции ударной установки. Соседи снизу недоумевали от моих ударов носками ступней в пол: это были, типа, педали от бочки и хай-хэта.

Однажды на перемене мы с одноклассниками, гогоча, зашли в класс музыки, где я чего-то изобразил на фортепиано из популярного в то время. Учительница музыки Лариса Алексеевна была с чувством юмора и искренне удивилась тому, что такой оболтус умеет немного тренькать на инструменте:

– А ты приходи к нам в ансамбль в 24-ю школу. Посмотришь, как наши ребята играют.

«Ага, сейчас, чё я там забыл?!» Потом долго колебался: «идти – не идти?»