Бастард четвёртого мира. Том 4. Через огонь, пески и камень

Наконец, в завершении голозадых плясок, Давинти потешно и звонко хлопнул себя по животу и склонился в грациозном поклоне. Поверх голов обескураженной публики прокатился единый вздох удивления. Собравшиеся горожане недоуменно таращились на бесстыжего лицедея и явно не знали, как реагировать. Впрочем, с выводами никто из зевак также не торопился.

– Да будет известно благодарной публике, что тишина – злейший враг артиста, – придирчиво заявил тил, выждав некоторое время. – Не слышу оваций.

Толпа отозвалась невнятным перешептыванием.

– Что ж, всецело разделяю ваше замешательство, – быстро нашелся поэт. – Заслуженное признание в виде немногословной восторженности тоже сгодится. Возможно, это самое грандиозное зрелище, что вам доводилось видеть прежде. Н-о-о, – он скрестил руки на груди и вздернул левую бровь кверху, – по правде говоря, на этот раз я превзошел самого себя и вряд ли смогу повторить подобное на бис. А посему, позвольте откланяться восвояси, – тил повернулся спиной к основной массе зрителей. – Представление окончено, – бросил через плечо он и уселся на теплый песок. – Расходитесь.

Некоторое время народ мялся на месте, оживленно переговариваясь и не желая покидать двор «Солнечного Гнезда». Однако вскоре, убедившись, что самое примечательное уже позади, а увидеть что-то из ряда вон новое уже точно не удастся, разумные один за другим быстро утратили интерес и принялись покидать место импровизированной сцены, возвращаясь к своим делам. По прошествии четверти часа улица вокруг нас опустела.

– Теперь твоя очередь, Варанта, – нарушая мою отрешенность, тил больно толкнул меня в ребра острым локтем.

– А? – растерялся я и неуверенно отсел подальше. – А от меня-то, что нужно?

– Ну как же? – нахмурился Дави. – Я рассчитывал, что в следующем акте мы потребуем вернуть наши вещички. А после отправимся выяснять, куда подевался белобородый.

– Ах, это, – я облегченно выдохнул. – Думал, ты и меня заставишь выплясывать, – из моего горла вырвалось сконфуженное хихиканье. – А вещички… Вещи… это можно, – я наугад поднял голову к одному из распахнутых окон таверны и негодующе гаркнул: – Эй, Хоретий! Броня наша где?!

Вместо ответа послышались отрывки сиплого смеха.

– Верни наше добро, старый пройдоха! – чеканя каждое слово, угрожающе повторил я.

В проеме фасада верхнего яруса показалась скрюченная фигура лакана. Хозяина постоялого двора била крупная дрожь. Он натужно свистел, радостно похрюкивал и горбился пуще обычного, не в силах остановить приступ хохота.

– Оболтусы, – наконец отдышавшись, раскатисто выговорил он. – Ох и взбодрили вы старика. Не ожидал, – вновь прыснул лакан. – Ну, надо же – «представление окончено». Ха-ха-ха, – Хоретий постарался передразнить возвышенный тон эльфа. – Ладно, – спустя несколько мгновений, успокаиваясь, процедил он, – хватит с вас, пожалуй. Забирайте свое никчемное барахло.

Корчмарь легонько постучал посохом о карниз и скрылся из виду. В следующий миг из-под покатой крыши выплыло продолговатое всклокоченное облако мутного пара, медленно опустилось в шаге от нас и растаяло, оставляя на песке пологий холм из небрежно сваленных в кучу вещей.

– Он что, маг? – буркнул я, принимаясь вытягивать из вороха предметы принадлежащей мне амуниции.

– Сомневаюсь, – отозвался поэт. – Не думаю, что этот трухлявый пень способен на свои фокусы без преданных слуг.

– Как это? – потупился я.

– Истинный маг, – охотно принялся объяснять тил, – управляет силой без подручных подспорий. Хоретий же явно творит все свои чудеса при помощи посоха. Видишь ли, дружище, в наши дни вовсе не обязательно проводить многие годы в постижении принципов волшебства, чтобы по итогу иметь в обиходе пару внушительных заклятий. Достаточно обзавестись вещицей, созданной настоящим чародеем и всего лишь уметь совладать с ней. Уж поверь, Варанта.

Я безразлично пожал плечами и продолжил беглый осмотр имущества. Нардиевая кольчуга, клинки, нательное тряпье и четыре сумки с запасом провианта на несколько дней вперед. Я поспешно натянул штаны и продолжил ревизию. На первый взгляд все наши пожитки были на месте. Все, кроме скарба белобородого рыцаря и маленького холщевого кошеля, набитого золотыми монетами и припрятанного Тамиором у днища одной из котомок для самого черного дня. Я порылся снова, на ощупь обшаривая внутренности каждого мешка. Не обнаружив искомого, аккуратно вытряхнул собранную поклажу на землю и разворошил образовавшуюся передо мной кучу.

– Да вот же он, – я удовлетворенно улыбнулся и протянул руку к серому кошельку.

Судя по весу, все золото было на месте, однако мое внимание притягивало то, чего прежде среди монет точно не было. Из туго затянутой горловины торчал краешек пергамента. Я бережно высвободил скрученный в тонкую трубку обрывок бумаги и, стараясь не повредить изрядно истертую поверхность ветхого листа, развернул послание.

– Занятно, ничего не скажешь, – бегло пройдясь по пляшущим из стороны в сторону, будто в спешке коряво начертанным буквам, я сунул записку под нос Давинти.

– Что это? – встрепенулся эльф.

– Сам прочти, – буркнул я.

– Так, посмотрим-посмотрим, – забормотал он, принимая короткое послание, и приступил к чтению: – План из-ме-нил-ся. Рида говорит, что нашла нечто не-о-быч-ное в здешних песках… – эльф остановился и поднял взгляд. – Подожди-ка… Рида? – сморщился он. – Это та белокурая паучиха, что так умело заманивала Тамиора в свои наверняка ядовитые сети минувшей ночью?

– Похоже на то, – отозвался я. – Читай дальше.

– …Нашла… необычное… Ага… – промямлил тил, возвращаясь к последней строке. – Нашла кое-что, что на-вер-ня-ка сократит наши поиски идола Ти-бо-ры. Я отправлюсь с ней и разведаю, так ли это. Из города не у-хо… у-хо-ди-те. Ждите нашего возвращения и будьте готовы продолжить путь.

Поэт еще раз вполголоса перечитал послание целиком и вернул его мне.

– И что все это может значить? – непонимающе пожал он плечами.

– Не знаю, – я подтянул поближе сапоги, положил на колени нательную рубаху и продолжил неторопливо одеваться. – Только теперь я думаю, что Хоретий не лукавил, когда говорил, что Тамиора здесь нет.

– С твоего благодушного согласия, я все же готов допустить некоторые сомнения на этот счет, – высокопарно пропел эльф. – Ты уверен, что та несклепистая писанина, – он кивнул в сторону потрепанной депеши, – не очередная уловка желчного старика? Дед явно любит повеселиться за чужой счет. Особенно если публики в достатке. Может, издевки не закончены, и он дурачит нас до сих пор?

– Странно все это, – прогудел я в ответ. – Не похоже на Тамиора, тут ты прав. Прямоты и честности в крови у белобородого куда больше, чем спеси и браги в брюхе мертвецки пьяного канри на Празднике моря. Я знаю его достаточно, чтобы судить – воин до мозга костей и прирожденный командир. Он вряд ли бы оставил отряд без веских на то причин.

– Но если взглянуть с иной стороны, – поспешил вставить свою лепту в размышления Давинти, – то куда он тогда задевался? Не мог же бывалый рыцарь попросту бесследно исчезнуть вместе со всем своим добром.

– Или мог, – медленно прогудел я, пытаясь представить, что же все-таки приключилось прошедшей ночью.

– Тогда откуда нам вообще знать, что послание писал именно он? – отчаянно бросил тил.

– Как раз тут у меня сомнений нет, – я усмехнулся. – Из всех разумных, что мне доводилось когда-либо встречать, только Тамиор пишет, словно пришибленная курица лапой. И буквами то назвать сложно. Эти каракули я узнаю из тысяч, – заверил я товарища.

Эльф неоднозначно кивнул. Я поднялся на ноги, перебросил кольчугу через плечо и, закрепив нардиевые клинки за спиной прямо поверх рубахи, направился к приоткрытым воротам конюшни. Внутри просторного загона, в полном одиночестве, сыто посапывая, дремал Бурелом. Отсутствие второй лошади еще больше укрепило мои догадки о подлинности странной записки, оставленной Тамиором. А потому, недолго думая, я твердо решил набраться терпения, но сделать все, чтобы быть готовыми покинуть город в любой момент.

Тепло поприветствовав скучающего жеребца, я вывел его наружу. Конь, проведший долгие два дня в прохладной тени и полном довольстве шел неохотно. Медленно переставляя затекшие ноги, животное недовольно фырчало и безуспешно прятало голову от палящего солнца. Приблизившись к так и не сдвинувшемуся с места Давинти, мы остановились.

– Ну, – подмигнул я приунывшему поэту, – как поступим, воевода?

Эльф глянул на меня снизу вверх и безмолвно пожал плечами.

– Ладно, – бодро пробасил я, – тогда будем делать, что можем.

Излюбленная белобородым рыцарем фраза, будто хитрое заклинание, сказанное в нужный момент, придавала уверенности.

– Как бы там ни было, – продолжал я, – особого выбора у нас, похоже, нет. Станем ждать. Если Тамиор говорит, что скоро вернется, значит, так оно и будет. А раз здесь добрых путников уже не жалуют, – я сплюнул в сторону дверей таверны, – то стоит позаботиться об урчащем желудке и придумать, как убить время.

Глава 4

Спустя пару часов бесцельных скитаний по полупустым закоулкам Тари-Сахина идея скоротать ожидание, исследуя городские окраины, уже не казалась столь искрометной и интригующей. Зной никому не давал поблажек и безжалостно вытягивал силы из любого разумного, не разделяя жертв на пришлых и коренных. К тому же жемчужина Иллийской пустыни при свете дня представлялась совершенно обычным поселением. Вид практически одинаковых серых построек быстро навивал скуку. Даже главная аллея, впервые встретившая наш отряд неуемным гомоном сотен торговцев, непроходимой толчеей и мириадами ярких разноцветных огней, сейчас напоминала большой вытянутый пустырь.

Привалившись спинами к прохладной стене невысокой, даже по местным меркам, постройки, мы с Давинти сидели напротив чаши Вечного источника и клевали носами. Время от времени, как бы невзначай, горячее дыхание безмятежного ветра слегка усиливалось и приносило с собой прохладное облачко водяного пара, делая нашу затянувшуюся передышку чуть более сносной. Особенно подобные внезапности будоражили эльфа. Каждый раз, когда крохотные капельки влаги оседали на его коже, поэт радостно вздрагивал, принимался воодушевленно фырчать и всячески выражать свое удовольствие. Впрочем, мне это помогало не слишком.

В отличие от беспокойного длинноухого, я был одет и мог чувствовать изредка накатывающие волны прохлады только лицом. Давинти же наотрез отказался соблюдать общепринятые приличия. Перед тем, как отправиться слоняться по городским улочкам, он обмотал рубаху вокруг чресл прямо на голое тело, на манер набедренной повязки, чтобы та прикрывала лишь вольные части туловища, скрутил прочие предметы своего нехитрого гардероба подмышку и, заявив, что стыд – это удел обделенных, отправился в дорогу в таком виде. И теперь я даже слегка завидовал взбалмошному чудаку. Ведь раскаленное добела светило уверенно карабкалось к границе зенита, изгибая по своей непостижимой прихоти податливые контуры скудной тени, ставшей для нас единственным прибежищем.

Я широко раскинул ноги, поудобнее придвинулся к стене, немного поерзал и прикрыл глаза. Мерное журчание многочисленных ручейков Вечного источника, хрустальными нитями ниспадающих сквозь прорехи чаши, убаюкивали. Мысли замедлили ход, и я стал проваливаться в тишину. Как вдруг вихрь горячего воздуха яростно ударил о мою грудь. Где-то совсем рядом раздались тугие хлопки и глухой ни на что не похожий клекот. Я вздрогнул и приоткрыл веки. В трех шагах от меня, раскинув массивные перепончатые крылья, стояло драконоподобное существо с покрытой птичьими перьями макушкой.

Поначалу я решил, что сплю, и присутствие диковинного зверя это всего лишь игра дремлющего воображения. Однако все прочее сном вовсе не казалось. Я с силой ущипнул себя за запястье. Короткая боль пронзила руку, заставляя сдавленно вскрикнуть, но иллюзия и не собиралась уходить.

– Зари! – подумал я, попутно гадая, что заставило столь нелюдимое животное подобраться так близко к разумным. – Настоящий взрослый зари, – удивление вновь вплеталось в поток взбудораженных размышлений. – Откуда?

Зверь не был большим, а потому не вызывал опаски. Выпрямившись в полный рост, он едва бы смог превзойти меня размерами. Его миндалевидные спокойные глаза горели янтарным светом и внушали покой. К тому же мощная аура крылатого красавца, как часть сознания, присущая всему без исключения драконьему роду, диктовала лишь некую взволнованность и интерес начисто лишенный враждебности.

Буквально кожей ощущая эманации духа существа, я подался вперед, подтянул ноги и осторожно встал на четвереньки. Потомок драконов сложил крылья, пригнул шею к земле и попытался повторить мои движения. Приоткрыв крученый клюв, он приглушенно пискнул и вперился в меня взглядом. Вертикальные зрачки зари будто иголками прошивали насквозь. Туловище вмиг одеревенело. В ушах поднялся монотонный гул, мускулы налились тяжестью, а по затылку раздался приступ тупой внезапной боли. Я застонал, попробовал сдвинуться с места, но не смог. Словно закованный в куске льда, я заворожено всматривался в янтарный омут глаз зверя и тонул.

– Т…иор в …де. …Поторопит… до…ны …омочь.

Рваное эхо решительного женского голоса заполонило округу. Набегающими волнами незнакомая речь то оглушительно ревела, то резко удалялась прочь, вдруг стихая и превращаясь в еле различимый шепот. Осколки звуков образами проплывали мимо, закручивались в череду причудливых узоров и повторяли вновь и вновь одни и те же слова.

– Там…ор в беде. Не мед…те. Буду ж…ать. До…ны …омочь.

Затаив дыхание и пытаясь усмирить стук собственного сердца, я отчаянно силился понять смысл услышанного. Но чем внимательнее я вслушивался, тем ощутимее становилась боль, распирающая череп изнутри. Раз за разом сказанное неминуемо ускользало, а вместе с тем что-то теплое, липкое, сотканное из кусочков инородного сознания настойчиво пыталось проникнуть в мой разум.

Мягкие прикосновения незримой силы медленными обжигающими мурашками взбирались по хребту к изголовью. Мощный толчок в спину внезапно выбил меня из состояния сосредоточенности, и в тот же миг шквал неконтролируемой ментальной энергии стальным градом обрушился на ослабленное нутро. Воодушевление перемежалась с робкой тревогой, нежность обращалась в страх, а тот, не в силах удержать зыбкой формы, мгновенно разлетался вдребезги отголосками мужества. Крохотные фрагменты чьих-то воспоминаний просачивались сквозь мутную пелену беспорядочных образов. Кровь в жилах стала вязкой, закипела, будто поток раскаленной смолы. Лоб покрылся крупными каплями холодного пота.

Буря чужих эмоций, поглотившая меня целиком, достигла пика, замерла на мгновение и принялась утихать. Саднящее напряжение в висках спало. Взгляд прояснился. Передо мной по-прежнему виднелась неподвижная фигура дракона. Мир постепенно обретал прежние краски. Моё тело вновь вернулось во власть хозяина, а от судорожной ломоты не осталось ни малейшего следа. Прерывистый голос незнакомки обрел гармонию, выровнялся и стал звучать легче, понятнее.

– Тамиор в беде… – многогранное эхо доносилось отовсюду. – Не медлите. Мы должны помочь нашему общему другу. Я буду ждать у места под названием Гнилая Сопка. Это в полудне пути к северу от главных ворот Тари-Сахина. Если вы те, о ком просит рыцарь, то без труда найдете дорогу. Поторопитесь. Мы должны встретиться до наступления темноты.

– Варанта, Варанта, очнись! Вот напасть. Занимательная же вырисовывается прогулка, – внезапно послышалось по левую руку. – Варанта… Варанта! Да просыпайся же ты, башка рогатая!

– А? Что? – с трудом вырвавшись из сетей наваждения, пробормотал я.

Сидя подле на корточках и довольно скалясь, Давинти обеими руками тряс меня за плечо.

– Очнись, говорю, – настойчиво ворчал тил. – Так глубоко проваливаться в связь с зари?.. Нет, нет, нет… это может плохо кончиться для вас обоих. Приходи в себя, и немедленно начинай рассказывать от кого вести. Просто потрясающе! Страсть как любопытно, чего эта птаха в клюве принесла.

– У-у-х, – болезненно протянул я и обхватил ноющую голову. – Дави… ты? Ты тоже ее слышишь?

– Э-э-э нет, – рассмеялся эльф. – Это же зари, если ты не заметил.

– Заметил, – буркнул я. – И что с того?

– А то, мой малообразованный друг, – принялся растолковывать рифмач. – Позволю себе упомянуть, что ни один другой зверь не обладает подобными удивительнейшими свойствами. Зари способны общаться при помощи силы мысли. И если он толкует с тобой, то его слышишь только ты. Понимаешь?

Я кивнул.

– Вот и выходит, – тила прямо-таки распирало от гордости за собственную осведомленность, – со мной он не говорил, а никого другого здесь больше нет. Так что остаешься только ты, – поэт улыбнулся и добавил: – Так какие новости нашептал наш крылатый друг?

– Она… – сбивчиво ответил я.

Во рту пересохло, язык словно прилип к небу. Мысли путались, а мускулы сводила легкая надоедливая судорога.

– Она говорит, что Тамиор попал в беду. Говорит, что знает его и хочет помочь. Мы должны добраться до какого-то места. Х-м-м, – я напряженно пытался вспомнить название. – Гнилая Сопка, кажется, – выпалил я. – Да. Она ждет нас там.

– Стой, стой, стой, – запротестовал поэт. – Кто это – она?

– Ну как же? – потупился я в ответ и указал на крылатую зверюгу, замершую поодаль.

– Умопомрачительно! – с легкой издевкой прыснул тил. – Вот только… Разве не сам белобородый обычно является источником неприятностей для нечистых на руку разумных? Как это он умудрился попасть в какую-то там беду? И потом, – поскреб подбородок рифмач, – этот зари вряд ли может быть самкой. Приглядись, – он многозначительно вздернул брови, указывая на нижнюю половину туловища дракона, где чуть после брюха располагался вытянутый кожистый мешок.

– Но я точно помню, – возразил я. – Это был девичий голос. Мне не почудилось.

– Эх, дружище, я то думал, что как далекий, невесть какой конечно, но все же потомок драконьего рода, ты должен хотя бы немного разбираться в столь щепетильный частностях.

Давинти деланно всплеснул руками, однако вместо ответа я одарил длинноухого порцией хмурого взгляда.

– Дело в том, – продолжил вещать он, – что драконы не говорят на языках разумных. Прирученные зари – а это само по себе невиданная редкость с некоторых пор – делятся мыслями только с хозяином. При том условии, что животное воспитывалось с раннего возраста и доверяет своему обладателю. Стало быть и голос, который ты слышал, принадлежит вовсе не зверю, а тому, кто его послал. Зари лишь передал порученное сродни письму. Только это письмо написано ментальными чернилами, – эльф захихикал.

– Тогда кто? – еще пуще смутился я. – Вчерашняя подруга белобородого?

– Паучиха? – Дави выпятил нижнюю губу и скривил уголки рта книзу. – Н-е-е-т. Уж тут-то я уверен твердо. Эта девица больше похожа на зверобоя, чем на егеря. У нее хоть и один зрячий глаз, да только во взгляде холода, что на всю пустыню хватит. Любая животина такое чувствует и под опекой оставаться не будет. Диких зари тоже почти не осталось или же они попросту покинули земли, обжитые прочими расами. Ручных особей без хозяина содержать нельзя, в неволе зверь зачахнет в считанные недели. А значит, послание отправил кто-то другой.

– Может, так, а может, и нет, – отмахнулся я, понимая, что больше не способен выслушивать пространные умозаключения тила. – Несказанно благодарен, что просветил, умник, только мне сейчас не до выдержек из пособий по ветхой фауне Тилрадана для юных драконологов. И уж тем более не до загадок. Проклятая зверюга вытянула из меня все силы. В голове лязг стоит, точно мечи ковали.

Я глянул исподлобья на притихшее животное, обиженно потрясая кулаком. Тот настороженно припал к земле и прислушался. Словно поняв, что пеняют именно на него, дракон негодующе запыхтел, раскрыл клюв и издал приглушенный хриплый клекот. Затем вздыбился, хлопком расправил крылья и, оттолкнувшись мускулистыми лапами, резко взмыл в небо, устремляясь на север. Уже через пару мгновений его грациозные очертания достигли линии облаков, жидким слоем размазанных по синеве, расплылись и превратились в еле различимое бронзовое пятнышко. Столб прогорклой пыли, поднятый мощью зверя, плотной стеной двинулся по направлению к нам, а в следующую секунду меня окатило волной горячего песка, и я сухо закашлялся.

– Кхе-кхе. Вот паразит, – пытаясь продрать запорошенные глаза, выругался я следом.

Глотку перехватило, и удушливый спазм откликнулся тяжестью в каждой части туловища. Я раздосадовано зарычал, злясь на то, что все болезненные ощущения сошлись в единый клин разом, и снова обхватил затылок руками.

– Дело привычки, – понимающе покачал головой Давинти, обращаясь ко мне откуда-то сверху.

– Да что ты…

Я обнаружил эльфа чуть поодаль. Бодро вышагивая, он вразвалку приближался к обрамленным водам источника.

– Ну как же? – опираясь на низкий край чаши, Дави выудил из подмышки мятые портки, намотал их поверх кулака и, склонившись к прозрачной глади, подставил руку под одну из падающих струй. – Все пекусь о твоем здоровье. Разъясняю, растолковываю. Разве не очевидно? – весело хмыкнул поэт.

Давинти выпрямился и поднес к лицу насквозь промокшую ткань. Удовлетворенно кивнул, отжал лишнее и швырнул прохладный комок мне.

– На-ка вот, – добавил он, – приложи. Должно помочь.

Я поймал примочку, наскоро расправил в широкий жгут и обернул поверх шеи.

– Спасибо, – благодарно пробасил я, прикрывая веки.

Холод, унимая раздражающую боль, постепенно пополз к темени, разливаясь мурашками вдоль хребта.

– Не стоит, – отмахнулся тил. – Чего только не сделаешь для друзей, – с нарочитой серьезностью проговорил он, возвращаясь в тень и занимая прежнее место. – Так о чем это я?

Поэт задумчиво высунул краешек языка и замер в дурацкой позе. Немного подождал, напустив виду, будто силится припомнить на какой фразе прервалась его трескотня мгновение назад и…

– Ах да, – ткнув указательным пальцем вверх, торжественно пискнул он. – Как я и говорил, все дело в привычке. Я хочу сказать, что вы, броктары, весьма твердолобый от природы народ.

– Чего? – взбеленился я, натягивая недружелюбный оскал.

Натерпевшись неприятностей за минувшую четверть часа, выслушивать оскорбления в свой адрес я был вовсе не готов.

– Нет-нет, – пошел на попятную рифмач, – я вовсе не желаю тебя уязвить, дорогой Варанта. Но сознание драконоголовых, и вправду, подобно вашим телам – словно зашито в непроницаемый панцирь из твердых как камень мускулов. Оттого и голову теперь ломит. Нет, – уверительно продолжил Давинти, – ты, разумеется, исключение из всех возможных правил, но… результат, как говорится, на лицо, – он развел ладони в стороны. – Вот если бы у тебя был собственный зари, то ты довольно быстро приноровился бы к ментальной дружбе и вряд ли испытывал подобные неудобства. Готов спорить, что в таком случае ты наверняка чаще предпочитал бы говорить, исключительно не открывая рта лишний раз.

– Не открывая рта? – с ухмылкой переспросил я. – Тогда жаль, что у тебя нет собственного зари.

– Жаль, – грустно согласился тил. – Всегда хотел иметь такого преданного и умеющего слушать спутника. Но, как я и упоминал прежде, эти миловидные дракончики – огромная редкость.

– Если связь с… к-х-е-м… – я сердито крякнул, – миловидной зверюгой требует столько усилий, то такой питомец мне и даром не сдался.

– Зря ты так, Варанта, – возразил поэт. – Обученный зари и в бою помощник ладный, и в стужу погибнуть от холода не позволит, и ценное послание доставит в сохранности хоть на другой конец света.

– Звучит, как небольшое чудо, а? – хохотнул я и легонько толкнул приятеля.

Боль почти угасла, а благодушный настрой снова возвращал меня к жизни.

– Только все это я и без учителей ведаю. Читать обучен, – я попробовал встать. – Припоминаю, когда мы впервые очутились возле берегов Кинарта, на рынке Ритаки, я видел птенца зари. Худой, облезлый, болезненный. Казалось, что он доживает последние дни в той неказистой ржавой клетке. Торговец все сетовал, что зверь отказывается от питья и любой пищи, да старался побыстрее избавиться от нерадивой животины. Однако цену просил непомерную – полторы тысячи монет! – невольно вздернул брови я. – Признаться, мне так стало жаль малютку, что я чуть не выкупил его. Было бы достаточно золота за поясом. Да только где его столько взять? Так и ушел ни с чем.

– Тебе попалось самое редкое существо на обоих континентах, и ты не сказал об этом мне?! – вдруг возмущенно перебил тил.

– Кто ж тогда знал, что ты слаб до причудливых зверушек, – пожал я плечами. – А потом, говорю же – денег не было. Да если бы и были… – я отмахнулся. – У нас за плечами долгий путь, а сколько еще впереди, почитай самим богам не известно. Стал бы я тратиться на невесть что.

– Тьфу ты. Громила он и есть громила, – разочарованно промычал тил. – Твоя искренняя простота порой способна помрачить даже самый стойкий рассудок.