На пороге великой смуты

Вскоре физическая усталость одолела его. Отдав дань сомнениям любви и ревности, он заснул. А утром уже некогда было думать о личной жизни…

Через два дня, как и обещал Архип, с вырубкой леса было покончено. Уставшие мужики провели ночь в семьях, а с наступлением утра дружно вышли на работу в умёте.

По подсчётам Амины, заготовленных стволов должно было вполне хватить на обнос умёта высоким крепким частоколом. Ильфат привёз из города много оружия, большой запас пороха, а ещё больше топоров, молотков, пил и гвоздей.

Амина, к удивлению всех, «назначила» себя главным кашеваром. Её присутствие вдохновляло мужиков: у неё был неиссякаемый запас энергии и весёлости; ее любили, уважали и охотно слушали. Амина не стеснялась ударить или выставить на безобидное посмешище любого мужика и была внимательна и участлива.

В эти дни Архип очень подружился с ней. Он восхищался её весёлым спокойствием и завидной самостоятельностью. Амина освежающе влияла на Архипа. С нею все нерешённые вопросы казались проще, и она хорошо понимала его.

– Лечись, лечись, Архипушка, – сказала она однажды, глядя, с каким запалом он работает.

– А что? – откликнулся Архип, не совсем понимая, о чём она говорит.

– Дела больше – любви меньше, – как-то загадочно сказала Амина. – Всецело подчиняться любви, так лучше на свете не жить!

Он много думал о её словах. Конечно, она не знала и, видимо, не понимала такой любви, как у него к Ании. Хотя кто знает? Они с Аниёй очень любят друг друга. Но Амина, как думал Архип, не испытывала любви мучительной, томящей, разрушающей душу. Такую любовь она отождествляла с болезнью…

Он чувствовал себя день ото дня лучше. Частокол вокруг посёлка рос не по дням, а по часам. Мужиков охватил азарт строительства. К середине второй недели с начала работ по укреплению посёлка, азарт достиг высочайшей точки напряжения.

– Догоняй, Чубатый! – крикнул Архип крепкому мужику, трудившемуся рядом, и почувствовал себя таким же озорным мальчишкой, готовым пуститься наперегонки. – Только вот не догнать тебе!

Мужики трудились весь день небывалыми темпами. Весь в поту, несмотря на жестокий мороз, Архип не выпускал из рук пилы и то и дело весёлыми окриками подбадривал поселян.

Архип окончательно освободился от ощущения запутанности. Он ничего не забыл. Ания присутствовала и тут, и он любил её, но силы его окрепли, и голова была ясна. Подчиняя свои мысли ритму работы, он отрывисто говорил себе: «Ничего, всё сладится! Мы вместе, а это главное! Тяжело? Не помру! А я казак и казаком завсегда и буду!..»

Амина постучала скалкой по дну тазика – сигнал к окончанию работы и к ужину.

– Чубатый, кончай! – крикнул Архип соседу, продолжая лихо махать топором.

– А ты что же? – ответил тот, тоже продолжая заострять топором брёвна.

Они бы так и не остановились, но Амина опять вышла на крыльцо и застучала половником.

Мужики заторопились ужинать, потому что были очень голодны и надо было заполнить время до тех пор, пока женщины истопят баню. Конечно же, мыться на полный желудок тяжеловато, но изголодавшиеся работяги мирились с таким «неудобством».

Ближе к концу ужина Амина подошла к Архипу и тихо сказала ему на ухо:

– Как поешь, зайди ко мне. Сказать кое-что тебе надо.

– А где Ания? – насторожился Архип, ища девушку взглядом.

– Я уложила её спать, – ответила Амина. – Девушка выбилась из сил за последние дни и не следует мешать её отдыху.

Выбравшись из-за стола, Архип вышел на крыльцо. Да, он выздоровел. Он может быть счастлив внутренним жаром своей жизни, в нём силы хватит и для любви, и для преодоления, и для борьбы с врагом, если тот заявится.

Он поднял лицо и увидел красоту леса, снега, молодого месяца, запутавшегося в ветвях, синих теней на снегу…

Счастье! Как ты всегда неожиданно! Как ты всегда ново и необычно!

* * *

Этим днём, после полудня Амина разбирала свой гардероб. В дверь постучали.

– Войдите, – нараспев крикнула она и быстро приняла позу величественную и очаровательную. Она думала, что это Архип. Но вошла Ания.

– Ты что, замёрзла на улице? – небрежно бросила Амина. – А твой казак частокол ставит. Ты не заметила?

Ания стояла у двери, перебирая замёрзшими ножками.

– Нет… я к вам… Можно? – с усилием пробормотала она.

– Отчего же нельзя? – весело откликнулась Амина и погладила соболиную шубу. – Садись. Поскучаем вместе.

Девушка скинула свой скромный полушубок. Она надела сегодня не самое лучшее из одежды, которую ей дала Амина. Полушерстяное простое платьице, в котором она себя чувствовала свободно и тепло. Она чувствовала себя нарядной, когда шла на улицу. Но сейчас это чувство исчезло. Амина была в шикарном платье, и на ногах у неё были туфли, каких никогда не носила Ания. Девушка растерялась и почувствовала себя жалкой и уродливой.

– Скоро нечего будет носить, – болтала Амина, продолжая поглаживать великолепную шубу. – Вот и мех на шубейке выгорел, а другие даже одевать неохота. Вот тебе бы примерить их? Ты бы с ума свела всех оренбургских щеголей своей красотой!

Ание была приятна похвала, но снисходительно-весёлое обращение Амины оскорбило её. И она вспомнила, что пришла для другого, важного разговора. К тому же она не могла поддерживать болтовню о нарядах, хотя в другое время любила поболтать о платьях и туфлях, – сейчас эти интересы были слишком далеки от неё; со дня приезда сюда у неё не было ни одной достойной обновки, кроме тех, что ей выделила Амина.

– Вы выслушаете меня? – спросила она робко. – Мне очень хочется кое о чём вас спросить?

– Пожалуйста, спрашивай. Мне кажется, я никогда не отказывала тебе в беседе?

– Мне хотелось бы знать, не являемся ли для вас мы с Архипом обузой?

– Обузой? – Амина натянуто улыбнулась. – Разве я хоть чем-то намекнула, что не желаю вас видеть?

– Архипа очень беспокоит это, – сказала девушка. – Он считает, что мы с ним «сидим» на вашей шее!

– Вздор! Ваше присутствие никаким боком мне не помеха. Меня даже забавляют беседы с вами, скрадывающие моё одиночество.

– Архип… – Ания замялась и, не зная, что сказать, покраснела.

– Да ты, дорогая, просто влюблена в него, – смеясь, сказала Амина и оставила в покое шубу. – Влюблена, как говорят, по уши, – повторила она, со злым удовольствием разглядывая сильно смутившуюся девушку.

– Не влюблена, – на удивление твёрдо сказала Ания, – а я люблю его по-настоящему!

– Вот значит как, – ухмыльнулась Амина. – А ты не задумывалась часом, как отнесётся к этой так называемой любви твой отец? Сиятельный хан Малой орды Нурали едва ли даст согласие на ваше венчание!

– А что отец! – вскинула гордо голову девушка. – У меня ещё много братьев и сестёр, о которых ему ещё придётся позаботиться.

– Но он не смирится с тем, что одна из его дочерей собирается связать свою судьбу с нищим казаком! – возразила Амина. – Архип даже не мелкий дворянин, а простой казак. И он… Он тебе не ровня, княжна!

– Пусть не ровня по происхождению, но он красив и благороден! – воскликнула, негодуя, Ания. – Ради него я приму христианство, сменю имя и стану простой казачкой. Я не хочу коротать жизнь пусть с богатым, но не любимым человеком. Или, как ты, прятаться от людей в глуши, не имея рядом с собой любящего сердца!

Девушка не заметила, как перешла с хозяйкой посёлка на «ты», а её слова, брошенные сгоряча, сильно травмировали ранимую душу женщины. И что самое горькое – они были правдивы.

В дверь постучали. Пришёл Ильфат. Амина со злостью отшвырнула шубу.

– Убирайся вон! – закричала она. – Ты чего пришёл, если я не звала тебя? Убирайся на улицу и помогай мужикам. Сегодня я видеть никого не хочу!

Слуга захлопнул дверь, так и не переступив порога комнаты.

– Ну зачем ты так? – укоризненно покачала головой Ания. – Ты бы по-хорошему…

Но Амина упала на кровать и разрыдалась, истерически ломая руки. Девушка присела рядом, обняла её за плечи.

– Не плачь, я не хотела тебя обидеть, – заговорила она заботливо и рассудительно, как старшая с младшей. – Ты красивая и добрая. И ты ещё обязательно полюбишь.

Амина вдруг резко поднялась, отбросив обнимающую её руку.

– Хватит успокаивать меня! – сказала она упрямо и зло. – Или ты на самом деле думаешь, что удастся уболтать меня, дав конфетку и по головке погладив?

Девушка не ждала нового возмущения. Она сказала запальчиво:

– У меня и в мыслях нет успокаивать тебя, Айгуль. Я сказала, что думала.

Ания развернулась и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.

– Ну, поживём – увидим, – бросила ей вслед злобно Амина. – Во всяком случае, спасибо за откровенность.

Она смотрела в окно, как бежала к дому Прасковьи Мякининой девушка. Расскажет она Архипу или не расскажет? «Нет, – решила Амина, вспомнив, как разозлилась Ания, – она хорошая, не расскажет. Но, Боже мой, сколько обидного она наговорила! И какая уверенность – такое движение. Поздравляю, Айгуль, тебя поставили только что на место!»

Она содрогнулась. Какая гадость! Какая гнусность! А если узнает Архип? Если наша стычка вдруг дойдёт до него?

Раздался робкий стук. Ну, конечно, Ильфат выждал в другой комнате, пока госпожа успокоится и останется одна. Переступив порог, он упал на колени, умоляя свою госпожу не сердиться, как будто не она на него накричала, а он на неё.

– Она вас огорчила, госпожа Айгуль? – робко спросил он.

– Влюблённая дурочка, – скрипнув зубами, злобно проговорила Амина. – Да и он влюблён в неё по уши. Но я разрушу эту любовь! Чем эта девчонка меня лучше?

– О-о-о, вы намного красивее её, госпожа! – пылко воскликнул Ильфат.

Амина испытывала торжество. Вот бы услыхала гордая ханская дочка!

– И всё-таки не смей демонстрировать при них своё пренебрежение! – сказала она решительно. – Веди себя с ними, как и всегда, вежливо и услужливо! А когда девушка вернётся, напои её чаем с сонной травой, чтобы до утра не проснулась!

Она отправила Ильфата и даже сама затопила печь. Когда женщины пришли за нею, чтобы пригласить отведать пищу, она прогнала их.

– Нет, нет! – сказала она. – Сегодня вы вполне обойдётесь без меня. До ужина, конечно…

* * *

Архип нервно теребил пальцами шапку. Молчать было тяжело. Он никак не мог взять в толк, для чего его пригласила к себе Амина. Хозяйка умёта молча сидела в удобном кресле и как-то по-особенному смотрела на него. Неожиданно она спросила:

– Архип, а ты действительно любишь Анию?

Казака поразил этот вопрос и то, что она для чего-то обманула его, заманив к себе. Он не выносил в людях лжи.

Ненатуральность их встречи, нелепость ситуации, в которой оказались они оба…

– Почему об этом интересуешься, госпожа? – подняв голову, громче, чем следовало бы, спросил он.

– Я бы сначала хотела услышать ответ на мой вопрос, – не отрывая глаз от лица Архипа, загадочно улыбаясь и, очевидно, думая о чём-то своём, тихо отозвалась она.

– Больше жизни люблю её, – выпалил казак.

– За что же ты её так страстно любишь? – вкрадчиво-тихим голосом спросила она. – За то, что её отец – хан Малой орды и ты надеешься получить от него большое приданое?

– Я полюбил её за красоту и доброе сердце. И меня не занимает то, примет её батюшка меня али нет! А на богатства мне вообще начхать. У меня есть вот эти руки, и я смогу прокормить свою семью!

– Архип! Архип! – словно в ужасе от услышанного, даже приподняв руку, остановила она его. – И это ты серьёзно?! Ты думаешь взять в жёны дочь повелителя Малой орды? Ты даже не хочешь задуматься над тем, какое огромное расстояние разделяет вас по рождению? Она княжна, а ты? Казак полунищий? Да хан в порошок сотрёт тебя. В пыль степную! Остановись, отрекись от неё, пока не поздно. Привезя сюда эту девушку, ты уже подписал себе смертный приговор!

Казак поднялся и внимательно посмотрел на Амину.

– А вы-то чего обо мне печётесь, госпожа? – спросил он. – Вам-то кака разница, кто я и с кем?

– Жалко мне тебя, – сказала она, печально улыбнувшись. – Ты сбился с пути. Ты ослеп! Из грязи в князи выбраться невозможно!

– Мне эдак не кажется, – смело возразил Архип. – Завсегда казаки азиаток полонили и в жены себе брали, не разбирая, кто они. Так что измениться могло? Я обычаев не нарушил, а коли хан пожалует…

– Сейчас время не то, пойми, – покачала укоризненно головой Амина. – Времена казачьего самоуправства давно канули. Теперь губернатор здесь решает, что можно и что нельзя! Хан Нурали всего лишь поговорит с губернатором, и всё. В лучшем случае ты сгниёшь заживо на соляной каторге или весь остаток жизни прогремишь кандалами в далёкой Сибири!

Слова, произнесённые Аминой, оказались настолько вескими для Архипа, что заставили его крепко задуматься.

– А что же теперь делать? – спросил он, не найдя для своих сомнений твёрдого и достойного ответа.

– Оставь её в покое. Отрекись от неё, – прошептала страстно Амина. – Я прикажу отвезти её в Оренбург и передать из рук в руки губернатору.

– А что вы хотите предложить мне, госпожа? – заподозрив неладное, нахмурился Архип. – Может, цепи на руки и…

– Тебе предлагаю я любовь свою, – перебив его, взволнованно заговорила Амина. – Я богата. Я очень богата, молода и красива! У Ании и гроша ломаного за душой нет. Ты думаешь, для чего привёз её в Оренбург отец? Чтобы выгодно пристроить замуж. Пусть за захудалого родом, но богатого дворянчика! Но в планы хана не входило видеть дочь женою нищего казака!

– А вам, выходит, всё едино, с кем под венец идтить? – ухмыльнулся Архип.

– Если бы мне было всё равно, – сухо заговорила Амина, – я бы давно уже была замужем!

– Выходит, вы меня ожидали? – уколол её самолюбие едким вопросом казак.

– Наверное, да, – обреченно ответила Амина. – Пойми, что у меня нет таких родителей, как у Ании, и мне не перед кем держать отчёт о своих поступках. Но я очень богата. У меня столько золота, что я могу купить два таких города, как Оренбург!

– А меня сделать губернатором?

Блестящие, тёмные, теперь казавшиеся совсем чёрными глаза Амины гневно сверкнули, она была прекрасна.

– Я не думала, что ты такой… непробиваемый, Архипушка! Мне искренне жаль тебя, мушка, запутавшаяся в жизненной паутине. Ступай отдыхать. Завтра придётся много работать.

Архип посмотрел на неё полным сожаления взглядом.

– Уходи скорее, – воскликнула подавленно Амина, – а то я готова поколотить тебя!

Казаку захотелось прямо и резко ответить женщине, но он раздумал. Да и как он мог грубить приютившей их хозяйке умёта? Он взялся за ручку двери, но, не открыв её, замер, услышав слова Амины:

– Прости меня за резкость, Архип, но сейчас ты разозлил меня. Страшно разозлил!

Архип промолчал: от природы он был находчив, но сейчас не мог дать достойного ответа.

– Иди же, не стой каланчой! – строго приказала Амина.

Он облегчённо вздохнул, пожал плечами и, не оборачиваясь, вышел.

Глава 11

Каждый день рано утром Абдулла открывал свою лавку на Меновом дворе и торговал в ней дотемна. Вечером он подсчитывал прибыль и складывал деньги в кубышку. Торговал Абдулла разным товаром, в основном привозимом караванами из Хивы. Ткани, пряности, сухофрукты, платки, браслеты из серебра и меди – всё расходилось хорошо. Вскоре накопилась значительная сумма денег, и Абдулла с сожалением подумал, сколько он потерял, не открыв лавки несколько лет назад.

Однако же его мало волновали доходы от лавки. Его заботил совсем другой вид торговли, которая приносила баснословные барыши.

Позади лавки была пристроена ещё одна комната, в которой решались важные дела торговли живым товаром – людьми.

В этот день «поторговаться» к нему заглянул купец из Хивы Ибрагим. За те годы, что Ибрагим вёл торговлю с Оренбургом, он зачастую только привозил товар в город, а обратно в Хиву он обычно отправлялся налегке, лишь прихватив несколько мешков илецкой соли. Но он только из Оренбурга отправлялся «налегке»…

По дороге в Хиву купец скупал рабов. Сабарманы хорошо знали дни, когда караван Ибрагима покидал город, и уже поджидали его на всём протяжении пути, продавая ему за бесценок пленённых в набегах людей. А вот цены на живой товар устанавливались здесь, на Меновом дворе, в лавке скромного и обаятельного купца Абдуллы.

Ибрагим подъехал к лавке на своей коляске, оглянулся по сторонам и, убедившись, что рядом нет любопытных, вошёл во двор. Абдулла с удивлением посмотрел ему вслед. Обычно купец подходил к лавке «с переду», внимательно рассматривал товар, а уж только потом заходил в неё со двора.

Подозвав сына, Абдулла передал ему торговлю, а сам перешёл в заднюю комнату, чтобы встретиться с дорогим гостем.

Ибрагим вошёл в комнату. Абдулла с радушной улыбкой поспешил к нему навстречу.

– А, уважаемый Ибрагим! – приветливо потянулся он к купцу. – Как самочувствие? Как здоровье?

– Хвала Всевышнему, ноги носят. А как вы, уважаемый?

– Тоже не жалуюсь! Как здоровье Рахима, караван-баши?

– Хвала Аллаху, он всё в одной поре. Ловок и резв, как верблюжонок. Сейчас по базару ходит, подарки для семьи закупает.

– А из Хивы какие вести?

– Не знаю, что там. Ты же знаешь, что я ещё с весны в Оренбурге и мало что о Хиве слышать довелось.

– Вижу – домой собрался, уважаемый Ибрагим. Что из Оренбурга в Хиву повезёшь?

– Ты же знаешь «чего»? – хитро прищурился Ибрагим. – Как всегда, соль илецкую. Вот только верблюдов соберу – и в путь.

– Изголодались они здесь, – сочувственно вздохнул Абдулла. – Им бы на пастбища вольные…

В Средней Азии на лето верблюдов выпускали на вольные пастбища, сняв с них сёдла и попоны. А когда в горбах накапливался жир и они поднимались, на верблюдов, соблюдая торжественные обряды, хозяева одевали новые попоны и сёдла, устраивали пирушку для пастухов и погонщиков и после этого составляли новый караван.

– Ничего. Я их хорошо кормил. До Хивы дойдут, знаю я.

– А ещё прикупить не хочешь? – поинтересовался Абдулла. – У меня есть на примете пять десятков хороших верблюдов. Ведь впереди дорога дальняя и трудная.

– Мне и своих хватит, – ответил важно Ибрагим. – У меня и без того их сто пятьдесят голов! Я уже много лет торговлю веду. И не только в Оренбург езжу. Под началом моего караван-баши верблюды не знают усталости.

Абдулла выглянул во двор и позвал работницу:

– Фарида, принеси нам плов и чай завари! – И улыбнулся гостю: – За разговором-то совсем забыл о еде. Уж меня простите.

– Не стоит беспокоиться, я не надолго, – попробовал отказаться Ибрагим.

– Говорят, хан Малой орды воинов своих послал, чтоб сабарманов вдоль границы истребить. Что об этом думаешь, уважаемый Ибрагим?

– Разбойники мне не страшны, – усмехнулся гость. – Да и с воинами хана договоримся. Люди они небогатые и жить хорошо хотят.

– А! Чуть не забыл! – оживился хозяин. – Тут ко мне утром человек приходил. Насчёт цены справлялся. У него «товар» для вас хороший скопился.

Услышав то, для чего он и пришёл в лавку Абдуллы, гость нетерпеливо завозился.

– Это кстати! Я как раз и приехал за этим.

– А цену какую дашь? – оживился и Абдулла, который за каждую проданную «голову» тоже имел одну золотую монету.

– Меньше, чем обычно, – огорчил его Ибрагим.

Ничем не проявив своего неудовольствия, Абдулла начал усердно угощать гостя пловом и чаем.

Разговор о цене за рабов сначала вёлся тихо, но потом собеседники разгорячились и даже стали ругаться. Ибрагим кричал на Абдуллу, объясняя, что якобы из-за договора между ханом Нурали и губернатором Оренбурга перевозить рабов в Хиву стало значительно труднее. В свою очередь Абдулла кричал, что ему дорога жизнь и что, если цена на закупку рабов будет снижена, его просто разорвут на части те, кто занимается захватом пленников и продажей их в рабство…

К лавке подошёл покупатель. Сын Абдуллы тихонько постучал в дверь комнаты, там замолчали. Покупатель спросил сапожную щётку. Чтобы отвязаться побыстрее, юноша сказал, что щеток нет. У него от страха мелко дрожали ноги. Но посетитель грубо спросил его:

– Это ты Абдулла или его отпрыск?

Еще вчера юноша радовался бы любому покупателю и втихаря от отца содрал бы с него лишний гривенник. Он чувствовал интерес к торговле, сказалась отцовская страсть! Но этот странный покупатель вызывал в нём чувство тревоги, и он не знал, как выпроводить его из лавки.

Но пугавший юношу мужчина вскоре ушёл. Парень вздохнул с облегчением. Отец с гостем позвали его и долго расспрашивали, что это был за человек, как одет и почему столько времени топтался в лавке. И юноша понял, что отец и гость, приехавший издалека, тоже пребывали во власти страха.

Абдулла приказал сыну закрыть лавку и послал его бродить вокруг, чтобы при надобности дать знак об опасности.

Осунувшееся побледневшее лицо Абдуллы не понравилось Ибрагиму. Он тихо спросил:

– Опасаешься властей?

– Опасаюсь, – мрачно кивнул Абдулла, кидая в рот крохотный шарик опия. – Оренбург не Хива или Бухара. Здесь другие законы!

Он провёл по лицу кончиками пальцев, как бы творя про себя молитву.

– Я не столько боюсь властей, сколько казаков, – продолжил он. – Эти бестии, если что прознают, не будут допытываться, что и как. Они разнесут в пух и прах мою лавку, а всю мою семью и меня в том числе изрубят в куски!

– Моя цена – пять монет за голову, – заторопился Ибрагим. – Или я загружу верблюдов солью. Пусть прибыль будет меньше, зато голова целее.

Узкое лицо Абдуллы побледнело.

– Помилосердствуйте, уважаемый Ибрагим! – позабыв об осторожности, воскликнул он. – Шкура бабара и то дороже стоит?

– Больше дать не могу, – заюлил гость. – Раньше я без опаски вёл рабов до Хивы, а что сейчас? Теперь придётся много платить воинам хана Нурали за беспрепятственный проезд. А это встанет в немалую копеечку!

– Но сабарманы не согласятся продавать пленников за такую мизерную цену? – возмутился Абдулла, сверкая глазами.

– А тебе какое до них дело? – улыбнулся гость. – Я понимаю, что и ты потеряешь некоторую долю своей выгоды, но не потеряешь всего! Ты передай по цепочке всем главарям мою цену. И если они согласятся, то я вывожу свой караван без мешков с солью!

В это время дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалились трое незнакомцев весьма свирепого вида. Они замерли в проходе, а тот, который ворвался первым, с нахальной ухмылкой сообщил:

– Албасты будет согласен продать пленников по десять золотых за голову! А если вас не устроит такая цена, уважаемый купец, то велено было передать, что ваш караван никогда не доползёт до Хивы… Если вообще когда-нибудь выйдет из Оренбурга!

* * *

По пятам за Нагой и приставленных к нему двух разбойников по базару двигался человек. Стараясь оставаться незамеченным, он не упускал его из виду. Нага шагал между торговых рядов. Человек за ним. Нага шагал между стогов выставленного на продажу сена, а человек пробирался рядом, прикрываясь ничего не подозревающими покупателями и продавцами. Нага шагал между торгующими конями цыган. Его преследователь карабкался вдоль огороженного жердями загона. У Наги в мыслях не было, что у него такая «верная» стража. Вот он остановился у кучковавшихся цыган. Следовавший за ним человек застыл в позе гончей, почуявшей дичь в нескольких десятках шагов от него. Просто прилепился к Наге этот подозрительный незнакомец.

Видимо, непроизвольно почувствовав на себе пристальный взгляд, Нага обернулся. Его преследователь побледнел, задрожал и, точно его змея ужалила, отскочил в сторону.

– Эй, Вайда, какого чёрта ко мне не подходишь? – крикнул Нага одному из цыган, державшему за узду лошадь.

– Я сразу и не признал вас, «ваша милость», – вымученно улыбнулся Вайда.

– Что-то ты неважно выглядишь, дружище! – Нага захохотал. – Может, тебя бросила та молодуха цыганка, которая до смерти напугала мою чокнутую хозяйку?

– Не в ней дело, – ответил цыган. – Мне просто нездоровится сегодня.

– Нездоровится? – покачал недоверчиво головой Нага. – А мне показалось, что пока меня не увидел, ты выглядел здоровее жеребца-производителя, подготавливаемого к случке!

– Любая встреча с вами несёт мне одни лишь неприятности, – нахмурился Вайда. – Вот и сейчас я почувствовал их приближение, когда увидел вас.

– Брось, не трусь, – улыбнулся Нага. – Если хочешь знать, то мне тоже не очень-то везёт с тобою! Вспомни, ни одного дела, которые я тебе поручал, ты не выполнил до конца! И ни одно из моих к тебе поручений не обошлось без скандала!

– Но вы и не заплатили мне ни разу.

– Прости, но не за что было платить!

– Если это всё, то я пошел, – сказал Вайда. – И не ищи больше меня, «господин». Я больше не собираюсь исполнять твоих приказов!

– Не собираешься? – ухмыльнулся Нага. – Да ты пьян, наверное?

– Ни капли во рту не было.

– Стало быть, ты слишком осмелел, что говоришь мне это.

Нага нахмурился и свирепо глянул на Вайду. Он весь задрожал от ярости.