Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири

Нижние чины, бывшие в отряде Заева, дали следующие показания: «Из редута Подгорного отряд выступил 27 ноября поутру, шел с заряженными ружьями. В Ильинскую крепость пришел 27 же числа часа в три пополудни. По прибытии в крепость услыхали от обывателей, что командовавший крепостью поручик Лопатин, еще до прибытия нашего, злодейскою командою под начальством полковника, называемого Хлопушею, взят и по дороге на 10 версте от крепости изрублен. По прибытии в крепость расположились по квартирам, человек по двадцать на квартиру. Караул поставлен был при главной гауптвахте и четырех бастионах и при двух воротах. Имевшиеся при ротах пушки поставлены были на три бастиона, на четвертом же бастионе находилась полуфунтовая пушка. В сумерки 28-го злодейская толпа в небольшом числе, вооруженная копьями, стрелами и ружьями, стала разъезжать кругом крепости не в далеком от нее расстоянии, крича часовым и увещевая их не палить, не терять пороху, а чтобы все без всякого сопротивления из крепости вышли, ибо подступил к крепости государь[34]; другие же кричали, что государь Петр Федорович и сын его Павел Петрович здесь, он-де вас всех простит и пожалует[35]. На что с бастиона от часовых ответствовано: у нас в России есть Государыня Императрица Екатерина Алексеевна и Наследник Ея Государь Цесаревич и Великий Князь Павел Петрович; а кроме них никакого у нас в России государя нет. Затем секунд-майор Заев приказал с одного бастиона сделать выстрел, после чего вскоре злодейская толпа удалилась от крепости версты за две. Через полчаса злодейская толпа в 1500 чел. подошла к крепости со стороны дороги, позицией к Губерлинской крепости, и не доходя 100 сажен до бастиона залегла в лощине, затем выпалила в означенный бастион раз 10, на что и с бастиона также было выпалено столько же раз. Затем злодейская толпа вся отошла в татарскую деревню в полуторах верстах от крепости. 29 ноября по утру часов в десять Пугачев со всеми своими единомышленниками вновь подступил к крепости, везя впереди пять возов сена, а за оными две пушки, из которых и производилась пальба. Все свое внимание Пугачев обратил на тот бастион, на котором не было пушек. Увидя это, майор Заев приказал перевести на осаждаемый бастион 2 пушки, но злодеи этот бастион разрушили и, войдя в крепость, стали пришедших в замешательство солдат колоть. Во время схватки изрублен был саблями и исколот копьями секунд-майор Заев, из офицеров убиты капитаны – Палицын, Преволоцкий, поручики – Пивоваров, Абрамов и подпоручик Николин[36], лекарь Егерсон приколот копьями[37], нижних чинов убито до 200 человек. Казаки, бывшие под командою Преволоцкого, во время нападения злодейской толпы были спешены и расставлены по бастионам между гарнизонными солдатами. Злодеи этих казаков не кололи и не били, а только говорили им: отчего-де вы к нам не вышли? На что казаки отвечали, что если бы из крепости стали выходить, то нас бы солдаты побили[38]. Вообще, как майор Заев, так и обер-офицеры и нижние гарнизонные чины усердно отбивались и никакого от них предательства не было; что же касается до бывших с капитаном Преволоцким казаков, то усердия у них к обороне не было, потому что по взятии крепости они с казаками Пугачевской партии дружелюбно разговаривали, в плен с солдатами казаков не забирали, лошадей и прочее от них не отбирали[39]. Гренадер Ахлестин слышал от своих товарищей, что будто бы некоторые гренадеры, а также и некоторые мушкетеры, а особливо польские конфедераты, просили майора Заева, чтобы он им дал лучших казачьих лошадей и выпустил бы их на вылазку против неприятеля; но майор Заев ответил им: «Раз вы хотите к нему злодею предаться, оставайтесь здесь и защищайте крепость»[40]. Капитаны Башарин, Камешков и прапорщик Воронов и оставшиеся нижние чины препровождены были из крепости в татарскую деревню. По приводе означенных лиц в деревню Пугачев приказал привести к себе капитана Камешкова и прапорщика Воронова, исправлявшего должность адъютанта, а также состоявшего при капитане Преволоцком сотника, фамилия неизвестная, и стал им говорить: «Для чего вы против меня, когда я ваш государь?» Получив ответ, что он бунтовщик-самозванец, Пугачев приказал всех этих лиц тотчас же повесить, которые и были повешены в этой татарской деревне. Один из допрошенных свидетелей, а именно гренадер Ахлестин, видел капитана Камешкова и прапорщика Воронова незадолго перед казнью нагих, привязанными к артиллерийским ящикам»[41].

«Потом привели к Пугачеву капитана Башарина; с ним Пугачев ничего не говорил, а отдал только приказание повесить. Но бывшие тут Тобольской губернской роты солдаты, в числе 30 человек, стали просить Пугачева помиловать капитана, так как он для них был всегда добр и их солдатских нужд не оставлял. На эту просьбу Пугачев ответил: “Когда он был до вас добр, то я его от смерти прощаю”[42]. Затем велел капитану Башарину и всем солдатам остричь волосы по-казачьи, а всех раненых, которых было человек до 60, велел отвести в крепость Ильинскую. После того все пленные солдаты, приведенные в татарскую деревню, поставлены были против заряженного единорога. Когда выстроились, подъехавшие казаки приказали всем стать на колена против единорога; тогда подъехал сам ІІугачев и сказал: “Прощаю вас, Бог с вами, государь Петр Федорович третий император”. Потом приказал всем встать, а из единорога, обратя в степь, выпалить»[43].

«По взятии крепости, забрав всех пленных и навьючив на верблюдов, отнятых у бухарцев, бывших случайно в Ильинской крепости с караваном товаров, приобретенное имущество и военные трофеи, ружья, тесаки, того же 29 числа, в сумерки, Пугачев со всею своею толпою двинулся к Оренбургской стороне. Оставленным башкирам приказал татарскую деревню, в которой имел становище, сжечь, а раненых солдат из крепости Ильинской гнать за ним в степь. Однако по просьбе раненых он их оставил, сказав: “За вами скоро пришлю”».

Поспешный уход Пугачева от Ильинской крепости и принятое им направление к Оренбургу допрошенные лица объяснили слухами, ходившими среди злодейской толпы, о том, что Пугачевым получено будто бы было известие о поражении преданных ему войск под Оренбургом.

Приведенные с Оренбургского тракта башкиры уверяли при допросе, что они имеют от государя императора Петра Третьего указ, которым им велено всех проезжающих мимо из чиновных людей, «яко то капитанов, майоров, а особливо главнокомандующих, ловить и снимая с них платья отправлять связанными к нему, государю, к Оренбургу»; а сверх того приказано, ежели генерал-майор Станиславский поедет, то и его также поймать, «коему лучше сказать, чтобы он в те места с командою не ходил, ибо инако худо будет»[44].

Сообщая генералу Деколонгу подробности о печальной участи, постигшей отряд секунд-майора Заева, на успехи которого возлагал большие надежды Денис Иванович Чичерин, генерал-майор Станиславский находил видимую опасность дальнейшего движения к Озерной крепости с одною 14 полевою командою, при жестоких морозах и буранах в степи, где нет никакого прикрытия и хотя бы прутьев для обогревания изнеможенных солдат, а также где нет фуража, а потому, «не считая возможным противоборствовать, дерзновенно возвратился в Губерлинскую крепость[45]. Затем, сделав распоряжения о сосредоточении всего обоза в Орской крепости, генерал Станиславский стал дожидаться в этой крепости прихода 10-й легкой полевой команды, командированной генералом Деколонгом к Орску, под командою секунд-майора Зейферта, а также прихода Тобольской гарнизонной роты под командою капитана Иванова, испрашивая у генерала Деколонга «снабдить его повелением, что ему чинить», тем более что коммуникация с Озерной крепостью пресеклась. Для выяснения опасности своего положения генерал Станиславский сообщал, что Пугачев в каждом месте и в каждой крепости имеет шпионов и уведомляем о каждом движении военных команд. Как только майор Заев вступил в Ильинскую крепость, в то же время прискакали к Пугачеву в стан его вестовщики и объявили точно численный состав команды. «Разосланные башкирцы примечают и мои движения в Губерлинских горах, на высотах коих лазят как козы, и усмотреть за ними невозможно»!

Глава III

Причины неудачи первого столкновения Сибирских войск с мятежниками. – Увеличение области распространения мятежа. – Недостаток в боевых запасах и в продовольствии. – Предположение генерала Рейнсдорпа о направлении к Оренбургу отряда генерала Станиславского. – Получение генералом Деколонгом указа Военной коллегии, определяющего задачу его военных действий. – Распоряжения генерала Деколонга. – Мнения губернаторов Оренбургского и Сибирского о порядке направления военных действий. – Мероприятия Сибирского губернатора Чичерина относительно частной корреспонденции из мест военных действий. – Объявление Казанского губернатора фон Брандта о поимке Пугачева. – Распоряжения Сибирского губернатора Чичерина и генерала Деколонга о распространении объявления о поимке самозванца.

Неудача первого столкновения Сибирских войск с толпами мятежников, происшедшая вследствие малочисленности команды секунд-майора Заева, сравнительно с численным составом бунтовщиков, предводительствованных самим Пугачевым, объясняется и тем, что местность, в которой пришлось действовать команде, совершенно ей была неизвестна, да и разведочная часть, которая могла бы дать данные о движении неприятеля и его силах, вверявшаяся чинам из состава иррегулярных войск, настолько была плохо организована, что состояла в большинстве из людей, передававшихся на сторону мятежников.

В рапорте от 3 декабря[46] генерал Станиславский, излагая обстоятельства, при которых произошло падение Ильинской крепости, сообщал генералу Деколонгу, что посланный им 24 ноября к полковнику де-Марину с ордерами оренбургский казак капрал Татин, а также посланные из Губерлинской крепости 28 ноября озерские 4 казака с ордерами к секунд-майору Заеву, неизвестно где находятся, так как и по сие время еще не возвращались, несмотря на недальность расстояния; сержант же Балохонин, присланный от полковника де-Марина и обратно отправленный с известиями к нему и секунд-майору Заеву 25 числа, доехав до Разбойного редута, рапортом донес, что он отправленные с ним ордера, ехавши верхом, по причине неоднократного падения лошади, нечаянно из-за пазухи обронил. Посланный за сим вновь с дубликатами и с сопровождением казаков, как видно из донесения секунд-майора Заева, бежал с теми казаками, а куда – неизвестно.

Эта неудача не могла остаться без влияния на дальнейшее распространение мятежа, тем более что малочисленность регулярных войск, составлявших единственный оплот для администрации водворению спокойствия, делали районы целых обширных провинций беззащитными.

Количество приверженцев к мятежу среди башкирского населения с каждым днем увеличивалось, порождая опасения русского населения.

Челябинская ратуша, страшась нападения башкир, разоряющих русские поселения в Исетской провинции, сделав воззвание к своим посадским и цеховым жителям «о готовности к защите городя тем, у кого какие ружья есть» (10 декабря 1773 года), постановила просить генерала Деколонга об удержании в г. Челябинске 11-й полевой команды, предположенной к дальнейшему следованию к Оренбургу.

Исетский воевода Веревкин, находя положение Челябинска действительно опасным, признавал ходатайство граждан об оказании им защиты совершенно основательным и в «особенности необходимым для соблюдения высоких Ея Императорского Величества интересов, яко то денежной казны, которой ныне состоит в Челябинске около пятидесяти тысяч рублев. Да заготовленные для провинции соль, вино в провиантском магазине. Гостиный двор не менее как на полтораста тысяч рублев. Ежели оной воинской команды от вашего высокопревосходительства мне пожаловано не будет, то в таком случае неминуемой подвержен буду напасти, и ежели, отчего Боже сохрани, провинциальный город будет разорен, то уже вся Исетская провинция будет подвержена бедствию и всей погибели. Солдат у меня в городе только 20 человек, казаков 50, граждан, т. е. канцелярских служителей, посадских и отставных служилых до 200 человек.

Крестьян хотя и наряжено до 1000 человек из дальних слобод, но оные по днесь еще не бывали, да они же и без оружия. Хотя у немалого числа граждан и казаков винтовки и есть, но они ноне, в морозливое время, к стрельбе совсем неспособны. Да и к большему несчастию нашему, пороху ружейного нисколько в городе нет, да и пушечного самое малое число; хотя мною, по открытии зла, от Екатеринбурга и многих линейных крепостей от командиров порох требован, но везде отказали; просил о присылке пороха из Тобольска его превосходительство господина генерал-поручика Сибирского губернатора Денис Ивановича Чичерина, токмо еще не прислано»[47].

Для удержания проходящей команды в Челябинске провинциальная канцелярия послала указ на имя командира команды премьер-майора графа де-Кастро-Ласерда, прося его остаться на некоторое время в городе.

Башкиры не щадили в грабежах и разбоях казаков, производили нападение на редуты и крепости, охраняемые казаками, почему атаман уйских казаков Кашигин, ввиду неоднократного нападения на Уйскую крепость, нижайшим рапортом, «от имени своих казаков, просил защитить и оборонить Ея Императорского Величества всеподданнейших рабов материнским Ея Императорского Величества милосердием. От башкирцев сильная гибель, осадили, 12 декабря 30 человек убили. Мир православный плачет!»

Донося о целом ряде нападений со стороны башкирского населения, казаки в особенности с негодованием относились к тому факту, что после убийства, 10 декабря, четырех братьев казаков Малявкиных башкиры, нанеся сильные побои женам убитых, поставили их на колена, а затем принудили их у одного из башкир целовать руку в знак повиновения злодею. Эти башкиры объявляли, что посланы от Пугачева для приведения к корану всякого русского человека, и если кто не будет целовать руку и в него веровать, того они будут закалывать копьями.

Просили о помощи и заводские крестьяне. Белорецкого завода крестьяне в прошении своем, поданном Верхнеяицкому коменданту Ступишину, писали: «Мы, реченные крестьяне, пришли в крайнее разорение, что от здешнего завода ни на полверсты выехать не можно и без корму помирает вся наша скотина, а сего декабря 12 числа имевшийся у нас в поле аржаной хлеб башкиры сожгли, также дома наши жгут и приводят нас в крайнее разорение и убожество. Того ради вспоможения слезно просим, хотя небольшую команду нам прислать».

О таких же нападениях башкир заявляла и заводская Златоустовская контора купца Лугинина, где 10 декабря башкирами большая часть рудников была разорена, все инструменты были отобраны и многие рабочие с женами и детьми, в количестве 256 человек, отведены в плен. Горный смотритель Долбежев и штейнгер Шершенев изрублены.

Обращение администрации и населения Исетской провинции об оказании защиты присылкой военных команд не получили удовлетворения, и 11-я легкая полевая команда продолжала свое дальнейшее следование, согласно прежде полученным ордерам, и 16 декабря близ Уйской крепости выдержала нападение толпы вооруженных башкир 600 человек, которые с уроном были отбиты[48].

На воззвание о помощи откликнулся Сибирский губернатор Чичерин, приславший в Челябинск просимый Исетским воеводою порох, в количестве 25 пуд, и 200 ружей для вооружения жителей[49]. Недостаток пороха и свинца настолько сказывался по всем местностям нового расположения войск, что генерал Деколонг вынужден был обращаться по всей Сибирской пограничной линии и Сибирской губернии о присылке как пороха, так и свинца, в местности, наиболее подверженные нападению бунтовщиков. При этом выяснилось, что и в Тобольске имеется пороху едва лишь достаточное количество для снаряжения 500 рекрут, свинец же положено доставить из Казани с нарочными.

Недостаток обнаруживался не в одних боевых запасах, но и в продовольственных на всей линии расположения войск и в особенности в местностях, наиболее подвергавшихся грабежам башкир, уничтожавших пожарами хлебные запасы, почему Сибирским губернатором Чичериным предоставлено было генералу Деколонгу пользоваться всеми продовольственными запасами, какие находились в магазинах Провиантского Департамента, расположенных в Ишимском дистрикте, а за недостатком и этих запасов – из запасных магазинов (складов. – Примеч. ред.) городского и сельского населения Сибирской губернии[50]. Отказавшийся в начале мятежа от прямого содействия Сибирских войск для восстановления спокойствия в Оренбургской губернии генерал Рейнсдорп, в конце декабря 1773 года, просил генерала Деколонга о том, не согласится ли он отправить Сибирские войска под начальством генерала Станиславского к Оренбургу «все совокупно, ибо отправление раздробное подвергается крайнему предосуждению, как то с Сибирскими ротами, а пред тем с Казанскими командами приключилось. А как в фураже великий недостаток, то иного не остается, как генерал-майору Станиславскому, со всеми командами, идти отколь прямее, взяв с линии хороших казаков и надежных вожаков»[51].

Имея в виду, что в Оренбурге и в прилегающих к нему окрестных местах обнаруживается такой недостаток провианта, что по истечении месяца предвидятся затруднения в продовольствии населения и войск, генерал Рейнсдорп просил генерала Деколонга: «Постараться отправить из Исетской провинции к Оренбургу достаточное количество провианта подрядом или на крестьянских обывательских подводах».

Это обращение Рейнсдорпа, явно указывавшее на совершенное незнание им условий, в которых находилась команда генерала Станиславского, отрезанная сообщением с Оренбургом, на совершенное незнакомство с событиями, совершавшимися в Исетской провинции, не могло быть выполнено генералом Деколонгом как по обстоятельствам, вынуждавшим его к необходимости защиты Сибирской пограничной линии и Сибирской губернии, так и во исполнение полученного им указа Военной коллегии, определявшего задачу его военных действий.

Выступив в поход к подавлению мятежа в половине октября 1773 года, генерал Деколонг получил указ Военной коллегии, определявший задачу его военных действий, 21 декабря, т. е. спустя два месяца по выступлении Сибирских войск на Оренбургскую линию. Означенный указ, от 4 ноября 1773 года, № 431, вручен был Военной коллегией отправлявшемуся в Сибирь генерал-порутчику главному командиру Колывано-Воскресенских заводов Иерману, для передачи его генералу Деколонгу. Иерман, следуя чрез Тобольск, передал 10 декабря этот указ Сибирскому губернатору Чичерину, от которого в то же число он и был отправлен к генералу Деколонгу по месту его нахождения в Верхнеяицк[52].

Приводим текст означенного указа:

По секретной экспедиции.

«Указ Ея Императорского Величества Самодержицы Всероссийской из государственной Военной коллегии господину генерал-порутчику и кавалеру Деколонгу.

По сообщениям от Оренбургского господина губернатора известны уже вы о возникшем в яицких жилищах самозванце донском казаке Емельяне Пугачеве, что он, обольстя простой тамошний народ и накопив толпу всякой сволочи, разоряет около Оренбурга селения и делает многие смертоубийства. Хотя к пресечению злодейства помянутого бездельника приняты уже господами Казанским и Оренбургским губернаторами возможнейшие меры, а к поспешествованию в том командирован и отсюда генерал-майор и кавалер Кар с некоторым числом от Москвы и прочих мест военных команд и артиллерии, но если злодейская та шайка уклонялась иногда к пределам Сибири, то Военная коллегия надеется, что не оставили вы, господин генерал-порутчик и кавалер, таких со стороны вашей распоряжений учинить, дабы при самом первом получении известия о ее приближении, как ополчением легких полевых команд, так и нерегулярных команды вашей войск, встретя оную, сильною рукою разбить и рассеять, а самого самозванца Пугачева и близких его товарищей, захватя, под крепкий караул посадить. Особливое внимание из виду вашего упущено быть не долженствует касательно до отвращения замыслов помянутого бездельника на государевы в Сибири состоящие рудокопные заводы, которым в случае требования к вам от находящихся в тех заводах командиров имеете всю совершенную безопасность доставить. В Коллегию ж, что когда у вас происходить будет о получаемых относительно до вышеписанного известиях, с нарочным рапортовать».

Граф Захар Чернышев.

В С.-П. Ноября 4 дня 1773 года[53], № 431».

По получении приведенного указа генерал Деколонг, оставив попытки движения Сибирских войск к Оренбургу, все внимание обратил на защиту Сибирской губернии и сопредельной с нею Исетской провинции. Необходимость сосредоточения частей войск в Исетской провинции признавалась также и губернаторами Оренбургским и Сибирским, почему Рейнсдорп, относясь к генералу Станиславскому, еще ранее требования о движении отряда этого генерала прямым путем к Оренбургу, рекомендовал расположить две легких полевых команды в Зелаирской крепости, как центральной в Башкирии, «с тем чтобы те войска, находящихся в злодейской толпе башкирцев жен и детей, в жилищах их тревожили, дабы услыша мужья могли от злодейства возвратиться»[54]. О посылке приведенного указа Военной коллегии чрез генерал-порутчика Иермана граф Чернышев уведомлял Деколонга письмом от 15 ноября 1773 года, сообщая, «что он с особливым удовольствием видит его благоразумные распоряжения о принятии мер по поводу оказавшегося около Оренбурга злодея казака Пугачева», прося по поводу пресечения злодейств иметь сношение с генералом Иерманом[55].

Одновременно с письмом графа Чернышева генерал Деколонг получил и указ Военной коллегии по поводу предпринятого им движения с Сибирскими войсками на Оренбургскую линию: «Из рапортов ваших, – говорилось в указе, – Коллегия, усматривая все благоразумно учиненные вами распоряжения, не может обойтиться, чтоб не изъявить вам отдания достойной по тому справедливости, надеясь, что и дальнейше ничего вы не упустите, что токмо послужить может к пресечению злодейств бездельника Пугачева и захвачении самого его и согласников оного в руки»[56].

Сибирский губернатор Чичерин, относившийся с особым доверием к генералу Деколонгу, никогда не выражал своего прямого протеста, но высказывая мнения свои, всегда предоставлял окончательное решение вопроса генералу Деколонгу.

Получив сведения о печальной участи команды Заева, Денис Иванович Чичерин, возлагавший большие надежды на эту команду, как на лучшие свои войска, уведомил генерала Деколонга, что «экстракт о событиях читал с сожалением; касательно же до намерения от Челябинска через Далматов монастырь на Екатеринбур кордон протянуть, требовать изволили моего мнения, на то вашему превосходительству другого донесть не могу, как одно сие, что в рассуждении всех тамошних обстоятельств, более моего известны, в рассмотрение вашего превосходительства предоставляю, но притом только упомянуть нахожу: будет ли столько людей, чтобы на таком расстоянии расположить, дабы сим раздроблением не обессилить против внезапного, на которое-либо место, от злодеев башкирцев нападение»[57].

Опасаясь нарушения водворенного в Тобольске спокойствия сведениями о неудачах военных действий против Пугачева, а также слухами об угрожающих опасностях, которые стали распространяться в Тобольске, преимущественно по получаемым письмам от лиц, вошедших в состав командированных команд, Чичерин, уведомляя генерала Деколонга, просил, чтобы он ради спокойствия велел «все письма просматривать и изъясняющие немалую опасность уничтожать»; «а как обстоятельства требуют, чтобы здешний город о сумнительных приключениях совсем был неизвестен, а тем самым не рождалось бы непристойных к унынию народному размышлений, приказать наикрепчайше воинским чинам, чтобы в письмах в Тобольск кроме собственных, других непристойных речей, особливо же об обстоятельстве войны, отнюдь не писали[58].

27 ноября 1773 года Казанский губернатор генерал-аншеф фон Брандт уведомил Чичерина, что именным Высочайшим Ея Императорского Величества указом, полученным им 22 сего ноября, повелено в Казанской и Оренбургской губерниях публиковать о известном самозванце Пугачеве о том, что кто его живого приведет в Казанскому или Оренбургскому губернатору, тому тотчас из казны выдано будет в награждение тысяча рублей, для чего и разослать везде, где за нужное признано, описание его роста, примет, и если кто его приведет, тому тотчас помянутые деньги приказать выдать и списать в расход. «А по справке с производимым о показанном бездельнике Пугачеве прежним делом, по которому он здесь содержался в говорении им некоторых непристойных слов, оказалось, что оный Пугачев ростом двух аршин четырех вершков с половиною, от роду имеет не с большим сорок лет, приметами волосы на голове темно-русые, усы и борода черные с сединою. От золотухи на левом виске шрам, да от золотухи ж ниже правой и левой титек две ямки. Того ради об оном ваше превосходительство уведомляю, с тем, чтобы о исполнении сего именного Всевысочайшаго Ея Императорского Велпчества указа и во вверенной вам губернии благоволили приказать произвести публики».

Сделав распоряжение об опубликовании по Сибирской губернии, Чичерин препроводил в копии полученное им от генерала фон Брандта уведомление к генералу Деколонгу ввиду того, «что обстоятельства требуют, наипаче, произвесть оные по линии Оренбургской и в селениях Исетской провинции»[59].