Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири

Александр Ипполитович Дмитриев-Мамонов

Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири

© ООО «Издательство „Вече“», 2013

© ООО «Издательство „Вече“», электронная версия, 2019

Предисловие[1]

История «Пугачевского бунта», охватившего собой в 1773–1774 гг. тогдашние губернии – Оренбургскую, Астраханскую, Пермскую, Казанскую, Нижегородскую, весь южный и средний Урал и юго-западные пределы Сибири с Киргиз-Кайсацкими степями, имеет обширную литературу.

Немало лиц посвятило себя труду изучения этой эпохи. Получивший первым доступ к следственному делу о Пугачевском бунте, хранящемуся в Государственном архиве, покойный академик Н.Ф. Дубровин издал в свет в 1884 году свое обширное историческое исследование «Пугачев и его сообщники».

Несмотря, однако, на обилие печатного материала, Пугачевский бунт, в особенности в пределах Зауралья и Сибири, остается еще недостаточно исследованным, и до настоящего времени еще не сделано полной сводки, еще не составлено систематического исследования столь яркого и характерного эпизода Русской истории, проливающего свет и на переживаемое нами тревожное время, смутное аграрными и другими народными волнениями. Экономические и бытовые условия, вызывавшие брожения и бунты среди крестьянского населения в конце XVIII столетия, немного изменились с того времени, как тогда крестьянство, угнетаемое помещичьим произволом и самовластием, за отсутствием законных выходов из своего отчаянного положения, поднималось и бунтовало, производя огромные опустошения, под влиянием соблазнительных обещаний самозванца жаловать «крестом и бородою, рекою и землею, травами и морями и денежным жалованьем и хлебным провиантом, и свинцом и порохом и вечною вольностью», так и теперь крестьянство, все еще обездоленное, находящееся в невежественной тьме, предъявляет, под влиянием агитационного движения революционных партий, требования на свободное пользование землею и выражает свои протесты бунтами и диким разгромом помещичьих владений.

В историческом очерке «Пугачевщина в Сибири», впервые напечатанном в «Чтениях Императорского Общества истории и древностей Российских при Московском Университете», за 1898 год, и появившемся также в том же году отдельной книгой, собраны нами многие данные из дел архива Акмолинского областного правления и частью из Тобольского губернского архива, относящиеся до проявления «Пугачевского бунта» в пределах Зауралья, Сибири и Киргизской степной окраины, а также и до действий и распоряжений тогдашнего Сибирского губернатора Дениса Ивановича Чичерина, в связи с результатами «Пугачевской экспедиции» генерала Ивана Александровича Деколонга, командовавшего войсками на Сибирской пограничной линии.

Извлеченные нами данные из официальных архивных документов, освещая события «Пугачевского бунта» и деятельность лиц, стоявших во главе гражданских и военных сфер государственного управления и в особенности Зауралья и Сибири, представляют богатый материал для исследования страны в отношении экономическом и политическом, а также для пополнения наших далеко не удовлетворительных сведений о состоянии военного дела в России в Екатерининскую эпоху.

Выпуская в свет новое иллюстрированное издание исторического очерка «Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири», приносим глубочайшую благодарность П.Я. Дашкову за сообщение иллюстраций, относящихся к эпохе «Пугачевского бунта».

А. Дмитриев-Мамонов

Глава I

Первые известия в Сибири и на Сибирской пограничной линии о появлении Пугачева. – Распоряжения Троицкого коменданта бригадира де Фейервара о сформировании военных команд на Оренбургской пограничной линии для защиты Оренбурга. – Обращение де Фейервара к командовавшему войсками на Сибирской пограничной линии генералу Деколонгу о присылке войск для усиления Оренбургской пограничной линии. – Отправление генерала Деколонга с легкими полевыми командами из Омска на Оренбургскую линию. – Слабая защитность Оренбургской линии, сведения о числе войск, расположенных по дистанциям. – Распоряжения Сибирского губернатора Чичерина об оказании помощи Оренбургской пограничной линии. – Беспорядки в Тобольске. – Движение военных команд на помощь Оренбургу. – Возмущение заводских крестьян на Белорецком заводе. – Указы Пугачева крестьянам Белорецкого и Новоникольского заводов. – Сформирование команд для защиты заводов и водворения в них спокойствия. – Несогласия распоряжений Оренбурского губернатора Рейнсдорпа с мнением Сибирского губернатора Чичерина и генерала Деколонга о направлении военных сил для подавления мятежа. – Движения отряда генерал-майора Станиславского и команды секунд-майора Заева. – Защитность крепостей Губерлинской, Ильинской и Озерной.

10 октября 1773 года комендант Троицкой дистанции бригадир де Фейервар уведомил командовавшего войсками на Сибирской пограничной линии генерала Деколонга, имевшего пребывание в Омске, что сообщение Троицка с Оренбургом злодейскими шайками прекращено, препроводив к нему копию с полученного Исетским воеводой Веревкиным уведомления от Оренбургского губернатора генерала Рейнсдорпа о появлении Пугачева.

«На днях, сверх всякого чаяния, – писал Рейнсдорп Веревкину 26 сентября 1773 года, – около Яицкого городка оказался нарушитель государственного покоя злодей казак Емельян Пугачев, именующий себя бывшим императором Петром ІII. Собрал большую партию и, день от дня увеличиваясь, производит разорения, не меньше и смертные убийства и стремится тем на дальнейшие во вверенной мне губернии злодеяния. Хотя к отвращению сего все здешние силы обращены, однако я, предуведомляя о сем ваше высокородие, рекомендую во вверенной вам провинции принять всю строжайшую предосторожность и благопристойным образом публиковать. Есть ли, паче чаяния, сей злодей найдет случай перебраться в Исетскую провинцию, то жители оной всеми силами постараясь, к предотвращению разорения своего, должны не только вооруженный отпор сделать, но и всесильно разбить и тем доказать верную свою Ея Императорскому Величеству службу, а разглашениям его злодейским весьма не верить, и ежели что у вас произойдет в окрестные места, для принятия предосторожностей сообщить»[2].

Это известие получено было генералом Деколонгом в Омске 14 октября.

Подобное приведенному уведомлению получил от генерала Рейнсдорпа и Сибирский губернатор Чичерин в г. Тобольске 11 октября, причем Рейнсдорп оповещал, что самозванец «повесил яицкого атамана Портнова и 12 человек старшин, крепости – Рассыпную, Озерную, Татищевскую разорил и выжег, комендантов крепостей Вяловского изрубил, а Сурина исколол и теперь для взятия и разорения приближается к Оренбургу с 5000 человек, куда его ожидают к 29 ч. сентября».

Имея известия, что прямые сношения Оренбурга с Омском, идущие чрез Троицкую крепость, прерваны злодейскими шайками, Чичерин, уведомляя генерала Деколонга о событиях в Оренбургской губернии, сообщал, «что находящиеся в Оренбурге, как на службе в местном гарнизоне, так и не в службе, польские конфедераты взбунтовались, согласившись к соединению с злодейскими шайками Пугачева, однако же умысел предупрежден, и все конфедераты заарестованы»[3].

Уведомлению о замыслах конфедератов Чичерин потому придавал особое значение, что гарнизонные войска, расположенные по Сибирской пограничной линии, заключали в составе своем значительное число сосланных поляков, представлявших неблагонадежный контингент к охранению порядка и спокойствия.

Оставшись старшим в чине на территории расположения войск Оренбургской пограничной линии, отрезанных злодейскими шайками от сношений с главным своим начальством в Оренбурге, комендант Троицкой дистанции бригадир де Фейервар для оказания помощи осажденному Оренбургу и избавления пограничной линии от неминуемого разорения, «а паче ко истреблению не только законам, но и человечеству вредных людей», сделал распоряжение о сформировании особого корпуса из войск, расположенных по линии, от Звериноголовской крепости до Озерной, а также из башкир и мещеряков Исетской провинции.

В состав предположенного к сформированию корпуса предназначены были из состоявших на линии 5-ти батальонов и 5-ти дистанций, выкомандированные из каждого батальона по 250 нижних чинов и от каждой дистанции по 500 человек линейных казаков и башкир. Затем в состав корпуса включены были 8-я легкая полевая команда, со всею своею артиллерию, и 2000 конных башкир и мещеряков Исетской провинции. Для усиления артиллерии корпуса с каждой дистанции из каждого батальона определено было в состав его по 2 походных пушки с принадлежностями, служителями и снарядами.

Снаряжение конной команды в 2000 человек башкир и мещеряков возложено было на Исетского воеводу статского советника Веревкина.

Командование сформированным корпусом, численный состав которого должен был простираться до 6000 человек, поручалось Верхнеяицкому коменданту полковнику Ступишину, который и должен был следовать с этими военными силами к Оренбургу.

Однако предположения де Фейервара не могли осуществиться, так как значительное число казаков, предназначенных к отправлению в поход, не явилось, большинство призванных башкир осталось не разысканными, как доносил Верхнеяицкий комендант полковник Ступишин, «многие башкиры дерзко отказываются идти в поход, как, например, даже ближайшие к Верхнеяицкой крепости старшины»[4].

Поэтому сформированный состав войск состоял всего из 2837 человек с 3596 лошадьми, 4-мя единорогами, 8-ю пушками, заключая следующие команды:

1. Восьмую легкую полевую под начальством секунд-майора Зубова, в составе 378 человек, в том числе рядовых солдат 139, драгун 58, егерей 47, артиллерийских нижних чинов 36, казаков 11. – При команде 4 единорога, 159 лошадей.

2. Верхнеяицкого батальона под начальством полковника Поливанова, в составе 447 человек, в том числе рядовых Верхнеяицкого батальона 140, казаков 147, башкир 131, 4 трехфунтовые пушки, 563 лошади.

3. Троицкого батальона под начальством секунд-майора Демидова, в составе 872 человек, в том числе рядовых Троицкого батальона 250, казаков 242, башкир 332, 2 трехфунтовые пушки, 1015 лошадей.

4. Звериноголовского батальона под начальством секунд-майора Шпанского, в составе 638 человек, в числе их рядовых Звериноголовского батальона 200, казаков 240, башкир 170, 2 трехфунтовые пушки, 820 лошадей.

5. Конную команду капитана Дубинина, в составе 562 человек, в том числе казаков ибо башкир 340, лошадей 1012[5].

Такое выкомандирование регулярных и иррегулярных войск с линии делало ее совершенно беззащитной, в особенности Уйскую и Верхнеяицкую ее части, что поставило в необходимость де Фейервара тогда же просить генерала Деколонга «о присылке на Оренбургскую линию регулярной полевой и гарнизонной команды от Сибирской линии, ибо если сила злодеев здесь распространится, то и Сибирской линии сего зла и разорения ожидать должно».

Не надеясь в то же время на распорядительность полковника Ступишина, которому вверялась команда над сформированными частями войск и на скорое передвижение этих войск к Оренбургу, в особенности иррегулярных его частей, так как по уведомлению коменданта Озерной крепости бригадира Корфа не только башкиры, но и казаки бегут и передаются на сторону злодеев, де Фейервар просил генерала Деколонга «о присылки с крайним поспешением одного генерала и достаточного количества гарнизонной команды. Если самому сие нужное государственное дело на себя взять и сюда отлучиться будет не можно, хотя господина генерал-майора Станиславского с крайним поспешением сюда отправить. Командам же денно и нощно, с помощью подвод, маршировать приказать»[6]. Последнее уведомление де Фейервара уже не застало генерала Деколонга в Омске, так как, с получением еще первых известий, он выступил из Омска на Оренбургскую линию, не ожидая разрешения Военной коллегии, двинув 14-ю легкую полевую команду из Петропавловской крепости, 10-ю из Омской и 11-ю легкую полевую команду из Ямышевской крепости. 25 октября Деколонг уже был в Троицке, командировав генерала Станиславского с отрядом войск в Верхнеяицк.

Насколько действительно недостаточна была защитность Оренбургской линии, видно из нижеследующего расположения войск по дистанциям:

Троицкая дистанция. Карасульская крепость. Троицкого батальона: 1 капитан, 1 обер-офицер, 34 унтер-офицеров, капралов, рядовых, 4 канонира, 30 отставных разных чинов, 30 казаков. 30 башкир; всего 130 чел. Пушек чугунных в крепости, в бастионах на лафетах: 3 трехфунтовых, 1 двухфунтовая, 1 походная двухфунтовая.

Илученский редут. Троицкого батальона при одном унтер-офицере 13 солдат, 2 канонира и учеников, 10 казаков, 10 башкир; всего 35 чел. Пушек чугунных на лафетах двухфунтовых 2.

Троицкая крепость. 1 дистанционный комендант. Его штаб: 1 аудитор, 1 писарь. Состав батальона: 7 обер-офицеров, 240 унтер-офицеров, капралов, рядовых, 63 школьников комплектных и сверхкомплектных. Состоящих в батальоне сверх комплекта: 3 беглых рекрута, 171 пригнанных из Оренбурга польских конфедератов-солдат. Артиллерийской команды: и капитан, и унтер цехмейстер, 12 нижних чинов, 5 учеников Троицкого батальона солдат. Иррегулярных войск: 58 казаков, 56 башкир, 145 отставных от военной и строевой службы разных чинов. Всего 765 чел. Пушек чугунных на лафетах по крепости в бастионах: трехфунтовых 6.

Санарский редут. Троицкого батальона: 13 унтер-офицеров и солдат, 2 канонира и ученик, и казаков, 11 башкир; всего 37 чел. Пушек чугунных на лафетах: трехфунтовых 1, двухфунтовых 1.

Подгорный редут. Троицкого батальона: один унтер-офицер и солдат, 2 канонира и ученик, 9 казаков, 10 башкир; всего 32 чел. Пушек чугунных на лафетах: двухфунтовых 1, однофунтовая 1.

Степная крепость. 1 комендант, 1 писарь. Троицкого батальона: 40 унтер-офицеров, капралов, рядовых, 4 бомбардира и учеников, 32 казака, 33 отставных разных чинов; всего 171 чел. Пушек чугунных на лафетах в бастионах: трехфунтовых 4, однофунтовая походная 1.

Индымский редут. Троицкого батальона: один унтер-офицер и 13 солдат, 2 канонирских ученика, 10 казаков, 10 башкир; всего 35 чел. Пушек чугунных на лафетах: трехфунтовых 1, двухфунтовых 1.

Петропавловская крепость. 1 комендант, 1 писарь. Троицкого батальона: 44 унтер-офицеров, капралов, рядовых, 4 канонира, 34 казака, 35 башкир, 32 отставных разных чинов; всего 171 чел. Пушек чугунных на лафетах: трехфунтовых 4, однофунтовая походная 1[7].

Распределение войск по другим дистанциям было приблизительно одинаковое с приведенной Троицкой дистанцией. Число всех людей, считавшихся в составе регулярных и иррегулярных войск, колебалось по дистанциям от 1300 до 1400 человек; за исключением же из состава этих войск иррегулярных, на стойкость которых нельзя было полагаться, а также польских конфедератов, число всех регулярных войск на каждой дистанции, на протяжении до 200 верст по линии, не превышало 550 человек, имея на своей обязанности защиту четырех крепостей и четырех редутов.

Подобно тому, как генерал Деколонг поспешил оказать помощь Оренбургской линии, так и Сибирский губернатор Чичерин немедленно сделал распоряжение об отправлении войск из Тобольска к Оренбургу.

17 октября 1773 года Чичерин писал генералу Деколонгу: «Вторая губернская и две резервные роты под командою секунд-майора Заева на границу Оренбургской губернии отправлены, которые, по получении известий, через двенадцать часов действительно выступили, и при них три орудия и артиллерия. Приготовлены еще Первая губернская рота и две резервные, которые также, по получении чего важного, через два часа выступят; а при них, как обстоятельства будут, я и сам в готовности»[8].

При этом Чичерин уведомлял, что более у него нет в распоряжении ни одного орудия, прося о высылке из Петропавловской крепости на дорогу по его маршруту, в случае его движения, 3-х орудий с подлежащим числом служителей и зарядов.

Предположение о своем выступлении в поход Чичерин не мог, однако, осуществить по причине возникших беспорядков в Тобольске. Поэтому 27 октября он писал генералу Деколонгу: «Искра пламя и здесь блеснула, что и меня здесь удержало, третий день старался оную утушить; слава Богу, что рано захватили. Большая часть отставшихся здесь рот состоит из поляков, которых командировать надежды нет, а больше от них вреда ожидать, как уже в самом деле в Оренбурге открылось»[9].

Причина эта заключалась в том, что в Тобольске был пойман беглый с Сибирской линии, из крепости Полуденной, бывший в казачьей службе, ссыльный из запорожских казаков Василий Гноенко, «который по расспросам показал о соглашении с бывшими на линии казаками из запорожцев к измене и что он с линии бежал, дабы подговорить к тому других из таковых же казаков, присланных за вины и содержащихся под стражей в Тобольске».

Командированные в помощь Оренбургской линии военные команды из Тобольска и с Сибирской пограничной линии двигались весьма успешно: команда секунд-майора Заева 29 октября уже была в Челябинске, где, переночевав, 30-го выступила к Оренбургской линии; генерал-майор Станиславский с своей командою уже 3 ноября был в Верхнеяицкой крепости. Между тем сформированные на Оренбургской линии команды для оказания помощи Оренбургу медлили в своем движении, несмотря на обращения о присылке помощи командира Озерной крепости бригадира Корфа и на ордер генерала Рейнсдорпа дистанционным комендантам (ордер 29 октября 1773 года) об оказании скорейшей помощи Корфу при первом его требовании[10]. В особенности обнаруживал бездействие комендант Верхнеяицкой крепости Ступишин; почему генерал Деколонг, командируя генерала Станиславского в Верхнеяицкую крепость, поручал ему дознать истинные причины такого бездействия. Однако и генерал Станиславский не мог повлиять на улучшение положения дел, почему и доносил генералу Деколонгу: «На все вопросы мои: каковы обстоятельства, отобрать ответа не мог, комендант отговаривался многоделием и бессонницею. Я оставил ему одну на успокоение, уповая, что поутру воздухом прочистится, но и сию минуту было то же. Так как здешняя крепость важна для нынешнего обстоятельства, по моему слабому мнению рассуждаю, присутствие особы вашей кажется весьма не безнадежно»[11].

Распоряжение генерала Деколонга и принимаемые им меры к умиротворению замешательств в Оренбургском крае не встретили сочувствия Оренбургского губернатора Рейнсдорпа, который, как только узнал о движении войск с Сибирской линии, писал генералу Деколонгу, оговариваясь, что он не предварял его о событиях во вверенном ему крае на том основании, «что не думал, чтобы злодейства плута Пугачева столь расширились, и мнил здешними войсками разрешить. Однако на милость Божию уповая, как скоро здешние силы соберутся, так над ними злодеями атаку учиню. Но как от Троицкой дистанции коменданта де Фейервара уведомлен, что по требованиям его и со стороны вашего превосходительства, при господине генерал-майоре Станиславском, две полевые команды в секурс сюда отправлены, то в рассуждение сего ему де Фейервару предложил, по причине продолжающегося в башкирском и киргиз-кайсацком народах колебания, до усмотрения здешних обстоятельств, оные команды сдержать и расположить для охранения линии, одну на Уйской, а другую на Орской дистанциях»[12].

Узнав же, что Верхнеяицкий комендант полковник Ступишин предназначался де Фейерваром в главные начальники сформированных им команд, генерал Рейнсдорп ордером дал знать Ступишину, «что как для поимки известного государственного злодея Пугачева воинских сил собрано в Оренбурге уже немало, при которых и предводителей находится достаточно, то вашему высокородию от своего места отлучаться не для чего». Такие распоряжения генерала Рейнсдорпа, явно указывавшие на нежелание его допустить в деле усмирения волнений посторонних самостоятельных действий, направленных к восстановлению спокойствия, дабы тем как бы оставить за собою одним славу подавления мятежа, естественно, не могли оставаться без влияния на дальнейший ход событий, давая тем возможность бунтовщикам все более и более расширять поле своей преступной деятельности.

Только в первых числах ноября команды, сформированные на Оренбургской линии, прибыли из Верхнеяицкой крепости в Озерную, причем, однако, из состава иррегулярных войск, команд секунд-майора Демидова и капитана Дубинина, 469 человек башкир бежало, дойдя до Ильинской крепости. Поэтому комендант Озерной крепости бригадир Корф мог выступить 8 числа ноября к Оренбургу всего в составе 2404 человек, в том числе регулярных 1395 и иррегулярных 1009 человек[13].

Волнение стало распространяться и на расположенные в Оренбургской губернии заводы чрез посредство подосланных мятежниками лиц. 26 октября, как доносил Верхнеяицкому коменданту Ступишину Янов, управляющий Белорецким заводом Мясниковых и Твердышевых, «крестьянин Матвеев с другими лицами, в том числе и прежде бывший выборный, привезли с собою указ называемого третьего императора; и как в то время для расчета при конторе было много заводских крестьян, Матвеев, подойдя к конторе, закричал: слушайте третьего императора указ! Прочтя этот мнимый указ, спросил крестьян: будут ли они государю служить? На что все заводские крестьяне единогласно отвечали: готовы служить головами. Потом Матвеев приказал заводского прикащика и конторщика схватить, почему крестьяне этих лиц сковали и посадили под караул, а затем по приказанию же Матвеева прекратили заводские работы и подожгли завод, порешив идти в службу к третьему императору».

Предъявленный крестьянам Белорецкого завода указ был нижеследующего содержания:

САМОДЕРЖАВНОГО ИМПЕРАТОРА ПЕТРА ФЕДОРОВИЧА ВСЕРОССИЙСКАГО и прочая, и прочая, и прочая.

«Сей мой именной указ в завод Михаилу Осипову, Давыду Федорову и всему миру мое имянное повеление: как деды и отцы ваши служили предкам моим, так и вы послужите мне великому государю верно, неизменно, до капли своея крови исполняйте мои повеления; исправьте вы мне, великому государю, два мортира и с бомбами и со скорым поспешением ко мне представьте, за что будете жалованы крестом и бородою, рекою и землею, травами и морями, и денежным жалованьем, и хлебным провиантом, и свинцом, и порохом и вечною вольностью. И повеления мои исполняйте с усердием, ко мне приезжайте, то совершенно меня за оное приобретя можете и себе монаршескую милость. И если вы моему указу противиться будете, то вскорости восчувствуете над собою праведен мой гнев и власти Всевышняго Создателя нашего избегнуть не можете. Никто вас от сильные нашея руки защитить не может. 1773 г. октября 17 дня»[14].

Почти одновременно с крестьянами Белорецкого завода стали волноваться и заводские крестьяне Новоникольского завода, принадлежавшего Мосолову, откуда бежавший от преследования крестьян заводский приказчик привез с собой коменданту Озерной крепости указ Пугачева:

САМОДЕРЖАВНОГО ИМПЕРАТОРА ПЕТРА ФЕДОРОВИЧА ВСЕРОССИЙСКАГО и прочая, и прочая, и прочая.

«Дан мой имянной указ в завод Новоникольский медеплавильной Назару Сорокину с командою: взять в крепости пушки и ядры и свинец и порох. И великого государя приказ поспешить тебе скорым поспешением. Да никто тебя Сорокина с командою не обидит и брать яму подводы, сколько Назару Сорокину потреба; а кто же Сорокина с командою обидит, тот приемлет от великого государя гнев. 1773 г. октября 22 числа»[15].

Для защиты заводов от вторжения в них мятежников, а также для приведения заводских крестьян в повиновение Верхнеяицким комендантом Ступишиным сформированы были три команды из башкир и мещеряков: 1-я в 129 человек, под начальством подпоручика Козловского; 2-я в 200 человек – прапорщика Кандалинцева; 3-я в 312 человек – прапорщика Гагарина.

Командированная в Белорецкий завод команда Козловского, несмотря на незначительность ее состава по сравнению с населенностью завода, в котором числилось на работах 810 человек, вскоре водворила порядок, и все заводские крестьяне местным священником приведены были к присяге, «обязуюсь не верить обнадеживанию и воровскому ласкательству, каковые самозванец выражает в своем присланном воровском указе; а где той партии кто окажется, – имать и представлять для учинения с ними по законам в Верхнеяицкую крепость, за надлежащим караулом»[16].

Волнения среди заводских крестьян стали проявляться и в средней части Урала, почему Сибирским губернатором Чичериным послано было 500 казаков, под командою секунд-майора Чубарова, к Екатеринбургу для защиты там находящихся заводов с тем, чтобы эта команда состояла в распоряжении полковника Бибикова, управлявшего Уральскими заводами.

Мнение генерала Рейнсдорпа о том, что при соединении местных военных сил он будет в состоянии подавить начавшийся мятеж и потому не нуждается в помощи войск, расположенных вне района подведомственной его управлению территории, не разделялось Сибирскими властями, имевшими сведения о незначительности состава регулярных войск в Оренбургском крае и не доверявших стойкости казаков и инородческого населения.