Пряный аромат угрозы

…Когда мы возвращались из Довиля, я боялась, что страшный звук от склянок уже успел долететь до Онфлёра, Руана, Гавра и вот-вот захватит еще и кусочек Центральной Франции. Причем сначала на них и намека не было, и я даже не знаю, кто посмел такое выкинуть… Видимо, кто-то из друзей Лео узнал о том, что я очень боюсь дикого грохота, и решил так жестоко пошутить. Наверно я никогда не забуду лицо Лео, когда автомобиль тронулся и он услышал эти непередаваемые звуки… Если бы не хорошее настроение и шампанское, он бы определенно взорвался. К счастью, мы избавились от них по дороге…

Мы вернулись в гостиницу к семи часам. Там Марэ арендовали банкетный зал для приема. По их меркам, скромный. Поскольку отец Лео играл не последнюю роль в общественно-политической жизни Франции, на прием были приглашены политики, общественные и культурные деятели. Так было принято. Они присутствовали только на «официальной» части приема – часа два, не больше. После их отъезда начинался сам банкет – для родственников и близких друзей. Тут всем заправляла Нинель. Я думала, что знаю, на что иду, отдавая все в ее руки. Она сама придумала оформление, заказала особое меню, подобрала музыку и освещение. Во всем этом было, безусловно, слишком много суеты, но – надо быть честным с самим собой – в глубине души я была в восторге. Где-то глубоко в подсознании я, наверно, всегда хотела такую свадьбу: роскошный зал в барочном стиле, элегантные мужчины и женщины, море цветов, звон бокалов, приглушенная музыка (как на подбор – все известные романтические композиции, Нинель постаралась на славу), все роскошно, но скромно. Я в узком атласном платье от Карла Лагерфельда, и Лео в строгом черном костюме, белой рубашке со стальным галстуком, который очень скоро, я подозревала, окажется где-нибудь на столе среди пустых бокалов и нераскрытых подарков. Гостей было немного, но мне казалось, я почти никого не знаю. Сначала я чувствовала себя инородным телом, попавшим в чужую среду. Но вскоре Нинель и Дидье, а также шампанское исправили положение. Нинель буквально ловила в этом кайф: она словно была одновременно в разных концах зала, то напоминая официанту, что пора подавать десерт, то советуя приглушить освещение, то ругая диджея за то, что он поставил Broken Vow[4]. Дидье ходил по всему залу, не выпуская из рук камеру. Я не знала точно, что он задумал, но вид у него был очень хитрый. Лео бросил на него пару недобрых взглядов, но это было, скорее, демонстрацией обычного поведения в его стиле, чем высказыванием недовольства.

Когда закончилась вереница поздравлений, мы танцевали. Много танцевали. Я никогда столько не танцевала – ни с Лео, ни с кем-то другим. Все началось с I Don't Wanna Close My Eyes[5], Please Forgive me[6] и прочей классики, достигло апогея на You Are Simply the Best[7] и Chandelier[8] и завершилось под Lana del Rey и Muse. Я знала, что Лео занимался танцами в школе, но от себя я таких пируэтов уж точно не ожидала.

Когда все закончилось, мне казалось, что я не стою на ногах, а парю в воздухе. Все разъехались, кроме родителей Лео, Бланш, моей мамы и Кати. Во время приема я часто видела, как мама общалась с Бланш. Они обе немного говорили по-английски и неплохо нашли общий язык. Мама не плакала. Я не видела ни одной слезинки в ее глазах. Ну, может, только один раз, когда я ставила подпись рядом с подписью Лео. Она ни разу не упрекнула меня в моем выборе. После того разговора в Москве в день моего увольнения мы к этому больше не возвращались. Катя тоже была на высоте. Я еще раз порадовалась, что не пригласила других подруг, особенно Лену, которая не переставала твердить мне каждый день, что я сошла с ума, выходя замуж за парня, который уже один раз меня подставил. Что толку было ей объяснять – она все равно никогда не поймет.

Когда мы наконец добрались до нашей квартиры, было около пяти часов утра. Значение брачной ночи весьма преувеличивают. Не знаю, у кого хватает сил на что-то еще, кроме того чтобы доковылять до кровати и упасть, едва успев стащить с себя платье. Нам с Лео, правда, удалось зайти чуть дальше. К этому часу алкоголь почти прекратил свое действие и, хотя за окном было светло, ночь еще не совсем отступила, передавая свои права дню. Мы занимались любовью до того, как первый солнечный луч уходящего лета прокрался в открытое окно. Я ощутила его на себе – почувствовала, как солнечный зайчик пробежал мимо нас, озорно подмигнув и растворившись где-то наверху. Это была усталость. Но это была и легкость. Несравнимая ни с чем легкость…

Глава 17

На медовом месяце я останавливаться не хочу, хотя это, наверно, был самый счастливый период, проведенный вдвоем с Лео, хотя и недолгий. При том что сначала он мог обернуться полнейшей катастрофой, крушением моей давней мечты – мы так и не поехали в Венецию. Сначала я надеялась, что он все-таки согласится, я поставила ему ультиматум.

– Неужели ты не можешь сделать для меня хотя бы это? У нас всего две недели вместо целого месяца!

– Сейчас там нечего делать – там одни туристы. Съездим позже.

– Я хочу сейчас! Неужели даже эти несчастные две недели я не могу провести там, где хочу?

– Ты не знаешь, чего хочешь. Венеция сейчас не место для медового месяца. Ты сойдешь с ума там!

– Просто ты все хочешь сделать по-своему, как всегда…

До скандала, конечно, не дошло, но я целый день не хотела с ним разговаривать. А потом еще его вызвали на какое-то срочное совещание. Позвонил Жерар, как раз когда мы упаковывали чемодан. В тот момент я готова была убить их обоих. И взорвать в придачу все «МарСо». Хорошо же началась моя семейная жизнь!

И тем не менее, мы все же уехали. Не в Венецию, а на Ривьеру, как ни банально это звучит. Но это была совсем не та Ривьера, которая укоренилась в сознании большинства людей как символ богатой жизни, с набережной Круазет, казино, пьяными вечерниками и туристами-толстосумами. Нет, Лео познакомил меня со своей Ривьерой, и она была далека от стереотипа. Я даже подумать не могла, что в Ницце могут быть такие места, где практически нет людей, только одинокие бухты, легкий плеск волн, пение цикад. Дней десять мы просто были там вдвоем, гуляли, лежали на пляже, который принадлежал только нам двоим, купались, когда садилось солнце, окрашивая воду в невероятные оттенки. Я никогда не думала, что это именно то, что нужно. Я никогда не любила пляжный отдых. Мне всегда нужны были впечатления, эмоции. Я и не думала, что впечатления и эмоции нужно искать в себе.

Потом мы сели в машину и проехали по всему побережью от Ниццы до Монте-Карло. Однажды кто-то мне сказал, что это самая живописная дорога в мире – в Европе уж точно. Хотя и самая опасная. У меня все время кружилась голова, но я не знаю, то ли от крутых поворотов серпантина, то ли от вина, которое мы дегустировали на каждой остановке, то ли просто от счастья. Доехали до Италии, провели пару дней на озере Комо, а потом – до Лидо и назад. Так завершился мой медовый месяц, а с ним и тот отголосок счастливой жизни, которую я наивно надеялась обрести в браке.

По возвращении в Париж Лео с головой окунулся в работу. Я знала, что это неизбежно, что большую часть времени я буду проводить одна. Сначала было неплохо, но очень скоро я поняла, что это не для меня – мне необходимо что-то делать. Сама найти работу я не могла – у меня еще не было разрешения. У Лео были связи в Префектуре, и он обещал ускорить все процессы по моему становлению полноценным гражданином этой страны. Но ждать все равно придется – и где я буду работать? Этот вопрос постоянно не давал мне покоя. Я никогда не смогу стать здесь тем, кем могла быть в России. Могла быть, но никогда не буду. Главное – осознать это, запомнить и больше не думать. И, конечно, идти дальше. Кажется, один мудрец сказал, что если перед вами закрывают двери, то где-то обязательно откроют окно. Я должна была найти это окно во что бы то ни стало.

Найти его мне помогла Бланш. Она и ее небольшая картинная галерея в маленьком переулке недалеко от Вандомской площади. Она не могла быть там постоянно, ей был необходим помощник, который хоть немного разбирался бы в живописи. Я не оканчивала курсов по живописи, но немного разбиралась в художественных направлениях и эпохах. И главное – мне это нравилось. Бланш меня раскусила и пригласила на работу. Это не первый и не последний раз, когда она меня выручала. Лео не возражал. Главное – чтобы я не ввязалась в какую-нибудь историю, а в картинной галерее вероятность этого была минимальной. К тому же представить не могу, как бы я была разочарована, узнав, что вышла замуж за шовиниста. Ко всем прочим его недостаткам это было бы слишком.

В галерее я проводила не так много времени, в четыре часа мой рабочий день заканчивался, что меня вполне устраивало, ибо я использовала это время по полной программе – тогда у меня была возможность пройтись по магазинам. Конечно, я не скупала все подряд, но все же кредитка Лео с внушительным балансом была серьезным соблазном. В итоге каждый такой поход завершался либо шарфиком, либо флаконом духов и каждый раз – коробкой шоколадных конфет. Конечно, я ничего ему не говорила. Может, подсознательно я до сих пор не могла простить ему крушение своей карьеры, и это было своеобразной женской местью, но мы больше об этом не говорили. Я этого не хотела, хотя он так и не признал свою вину.

Спустя пару-тройку месяцев я настолько погрузилась в работу с картинами, что уже не думала о проблемах, которые давно пора было оставить в прошлом. Я ощущала себя полноправной сотрудницей галереи, помощницей и где-то даже заместителем Бланш. Дни летели со скоростью звука, а по вечерам мы с Лео часто выходили в свет. Это были вечерние и ночные тусовки в клубах с его друзьями, скучные посиделки в крутых ресторанах с его партнерами по работе, где я безропотно (и не без удовольствия) выполняла роль «первой леди», а иногда просто гуляния по ночному Парижу или зависания в квартире, где было совсем нечем заняться, кроме как предаваться разгулу плоти. Про себя я называла это богемной жизнью. Я, Элина Эдельман, веду богемный образ жизни со своим непостижимым мужем… И вот, кажется, я начала понимать, что мне это нравится…

А потом я заболела гриппом.

Глава 18

Весь день я провела в галерее, помогая Бланш готовить презентацию для вернисажа. Я была настолько увлечена делом, что даже не ощущала усталости. Я поняла, что уже десять вечера, когда услышала бой старых антикварных часов в ее импровизированной гостиной. Я не хотела уходить, не доделав презентацию до конца, – Бланш буквально выгнала меня, пригрозив, что я нужна ей бодрая и выспавшаяся. Я сдалась.

Я решила пойти пешком – галерея была не так далеко от нашего дома. По дороге я почувствовала легкий озноб и только тогда поняла, как сильно устала. Открыв дверь, я увидела, что дома никого нет. Неужели Лео еще не вернулся?.. Переодевшись, я снова ощутила озноб и решила принять горячий душ с уверенностью, что после сразу же станет легче. Но легче не стало. Я почувствовала себя еще хуже: к ознобу прибавилась ломота во всем теле и резь в глазах. Только тогда я поняла, что у меня высокая температура.

Лео нашел меня в постели с градусником и грелкой.

– Только не это… Я же говорил, одевайся теплее.

– Вот только не надо – тебе-то всегда жарко, так что совет одеваться теплее звучит из твоих уст минимум как издевка.

Но на самом деле мне было не до пререканий – так плохо я давно себя не чувствовала.

Утром стало еще хуже. Наглотавшись на ночь таблеток, я надеялась сбить жар и облегчить ломоту, но сейчас мне казалось, что меня всю ломает изнутри, я реально ощущала, как болит каждая кость и каждая мышца. Даже кожа болела. Я не стала спорить с Лео – тем более что спорить было бесполезно. Он вызвал врача. Это был приятный мужчина средних лет, но когда он ушел, я не смогла вспомнить его лица. У меня начался бред.

Я плохо помню, что говорила и делала. Помню только, что никогда не чувствовала себя хуже. Я металась по кровати, мне казалось, что меня поочередно погружают то в огонь, то в воду. В голове промелькнула мысль, что, возможно, это и есть ад. Мне стало так страшно, что я начала звать маму, я почувствовала себя семилетним ребенком, беспомощным и жутко напуганным. Потом я пыталась молиться – то вслух, то про себя. Мысли, слова – все стало сбиваться, и наверно, это был первый раз в моей жизни, когда я всерьез испугалась, что умираю…

Ночь прошла в таком же бреду. Я видела Лео, он приходил ко мне время от времени. Его лицо часто смешивалось с какими-то странными и жуткими образами. Он дотрагивался до моего лица, и его рука казалась то ледяной, как лед, то раскаленной головней. Когда я более или менее пришла в сознание утром, я увидела, что он сидит около меня на кровати. Он ничего не сказал, но его лицо было мрачнее тучи.

– Элина… Элина, как ты? Скажи мне, что ты чувствуешь? Тебе хоть немного легче?

Мне не стало легче. Мне казалось, что горячка так измотала меня, что я вот-вот впаду в беспамятство. Он только посмотрел мне в глаза и со словами «Все ясно» быстро вышел из комнаты. Вернулся он через пару минут, а может, через час. В его руках был какой-то странный чемодан, похожий на контейнер для хранения биоматериалов. Он что-то вытащил оттуда, захлопнул контейнер и унес. Когда он снова вернулся, он принес спирт. Я поняла по резкому запаху. А потом я увидела это… Ампула с жидкостью красно-коричневого цвета и огромный одноразовый шприц. Я замерла от страха, когда поняла, что он собирается сделать.

– Что… что это?

Я не знаю, что тогда одержало верх – страх или полуобморочное состояние, но я впала в настоящую панику. Он сразу же это почувствовал.

– Лежи и не дергайся.

– Что ты хочешь сделать?..

Он как будто не слышал меня. Даже в полубреду, в котором я тогда находилась, я заметила, как быстро и четко он действует. Профессионально. Он вскрыл ампулу и набрал почти целый шприц. Так жидкость казалась еще более зловещей. Может, это сыворотка правды или отрава?.. Все поплыло перед глазами – шприц, красно-коричневое пятно, Лео… Его лицо превратилось в злобную маску. Нет! Господи, что происходит?.. Что он хочет сделать со мной? Я пыталась вырваться, но он схватил мою руку и крепко прижал коленом к кровати. Я не понимала, чего он хочет – убить меня или облегчить мои страдания. Что это – яд или милосердие? Только когда я почувствовала, как игла вошла в вену и страшная жидкость заструилась по телу, я поняла, что сопротивляться бесполезно. Где-то в подсознании я стала прощаться с жизнью, мне уже не было страшно, я хотела только облегчения. Последнее, что я запомнила перед тем, как отключиться, было лицо Лео, когда он накрывал меня одеялом. А потом я куда-то провалилась…

Когда я очнулась, было светло. Я открыла глаза и посмотрела в потолок. Более странного ощущения я давно не испытывала. Жар спал.

Я долго сидела, не двигаясь, глядя в одну точку, словно никак не могла привыкнуть к своему новому телу. Меня смутило ощущение нереальности происходящего – как будто меня выдернули из бушующей бездны, которая должна была вот-вот поглотить меня, и пересадили в уютную домашнюю обстановку, где спокойно и тепло. Я не могла поверить, что выжила. Причиной тому было и мое состояние: я чувствовала себя настолько легко и бодро, как будто вчера я вообще не была больна. Единственное, что напоминало о моей вчерашней агонии, была насквозь промокшая постель. Я поняла, что всю ночь потела и теперь мокрая, как утка. Мне безумно захотелось принять душ и смыть с себя следы кошмара, который мне пришлось пережить. Я осторожно откинула одеяло и опустила ноги на пол. Они немного дрожали, но не настолько, чтобы я не могла стоять. Я встала и пошла. Добрела до ванной комнаты, сбросила с себя насквозь промокшую ночную рубашку и встала под благодатный теплый душ. И если вчера я побывала в аду – сейчас это был почти рай.

Приняв душ и переодевшись, я стала прислушиваться к звукам в доме – было очень тихо, как будто никого нет. Но, выйдя из комнаты, я поняла, что ошиблась. Лео вполголоса разговаривал по телефону. Увидев меня, он сразу же отключился.

– Привет. Как ты?

Я не знала, что ответить – я была в полном замешательстве.

– Нормально.

Он подошел ко мне, какое-то время пристально вглядывался в мои глаза, дотронулся до лица.

– Нужно измерить температуру.

– Лео…

– Сейчас же.

Я не стала спорить. Термометр показал 37,1 °C. Я была в шоке. Вчера, наверно, было за сорок.

– Хорошо, – сказал он. – Завтра будет 36 °C.

– Лео, ты можешь мне объяснить… почему… я так быстро выздоровела?

– Еще не совсем, детка. Еще пару дней.

– Ну ты же понимаешь, о чем я… Что это за лекарство?

– Лекарство?

– Та инъекция. Это же из-за нее мне лучше?..

Он посмотрел на меня – как всегда, когда я задаю неправильные вопросы. – Не хочешь рассказать?

– Да, инъекция. Но тебе лучше не думать об этом. Все позади.

– Почему не думать? Это что, экспериментальная вакцина?

– Нет, уже давно не экспериментальная. Думала, станешь подопытным кроликом?

На его лице промелькнула улыбка – та самая, полуплотоядная, полуснисходительная.

– Голова не кружится?

– Нет. Ведь это лекарство не купишь в аптеке, так?

– Не купишь. Ни в аптеке, ни где-либо вообще.

– Оно создано в лабораториях «МарСо»?

– Нет, мы не создаем такие вакцины. Этот препарат был разработан совсем в другой лаборатории под грифом СЕКРЕТНО.

Я не могла понять, шутит он или говорит совершенно серьезно.

– Ты хочешь сказать, что он запрещенный?

– Нет, просто он… не в широком употреблении. Пока. Не бойся, все будет хорошо.

– Я не боюсь…

– Поешь.

Я медленно опустилась на стул. Он поставил передо мной хлопья, обезжиренное молоко и тарелку с фруктами.

– Лео, ты что… спас мне жизнь?

И снова этот невозможный взгляд. И больше ничего.

– Нет, я не боюсь. Просто мне было очень плохо, а теперь…

– А теперь все хорошо. – Он опустился на колени передо мной и обхватил руками мое лицо. – И я очень этому рад.

– А как же доктор?..

– Что – доктор?

– Что мы ему скажем?

– Он предположил, что должен наступить переломный момент. Вот он и наступил. Такой вариант подойдет?

Я не знала, что мне делать – смеяться, плакать или бежать прочь от этого человека. В тот момент он одновременно восхищал, пугал меня, выбивал из-под ног почву и наполнял мою жизнь смыслом. Но я только кивнула ему и позволила себя обнять…

Через три дня я была совершенно здорова.

Глава 19

Изо дня в день я все больше и больше ощущала, как становлюсь членом клана Марэ. И я не могу сказать, что была в восторге. С его матерью я так и не сблизилась, его отец меня вообще не замечал (чему я была только рада). С Бланш мы стали видеться реже – в галерее она была не так часто ввиду каких-то личных проблем.

Как-то на выходные мы поехали на свадьбу родственника Лео. Он был один из многочисленных Марэ, которых я видела не более одного раза. Свадьба была организована скромно – с поистине буржуазным размахом. Церемония венчания состоялась в соборе в Амьене. Элегантные и чопорные гости все делали так, как будто заранее отрепетировали: в определенное время собрались, после церемонии вереницей подошли к молодоженам, поздравили, затем такой же вереницей вышли и сели по машинам, чтобы ехать в арендованный банкетный зал. Все было чинно, неброско, спокойно – хотя без склянок опять не обошлось!

Я с удовольствием встретилась с кузиной Мари – единственной представительницей нашего поколения, которая была мне симпатична. Не то чтобы мне не нравились другие члены семейства, но легкости в общении с ними я не ощущала. Конечно, сейчас я вела себя с ними совсем не так, как при первой встрече, – я чувствовала, что говорю бегло и смотрю им в глаза смело, иногда даже с вызовом. Я не была уверена, что это правильное поведение, но один раз я поняла, что Лео наблюдает за мной во время одной из таких бесед с родственниками, и я увидела одобрение в его глазах, даже более того – убеждение, что только так я и должна себя вести.

В тот день я познакомилась еще с одним кузеном Лео и не могу сказать, что осталась довольна знакомством. Как я поняла из разговоров других родственников, он был ближайшим из всех кузенов. Его звали Жан-Поль. Внешне он даже отдаленно не напоминал Лео или его отца, видимо, родители этого парня были совсем другой породы. Немного долговязый, с рыжевато-каштановыми волосами и маленькими хитрыми глазками, он почему-то сразу напомнил мне крысенка, хоть и был гораздо выше ростом (почти такой же высокий, как Лео). Не знаю – почему, но он мне сразу не понравился. Мы пообщались немного, он улыбался, пытался шутить, но от всего этого отдавало фальшью. Кроме того, я очень скоро поняла, что Лео с ним не ладит. И тем больше было мое удивление, когда я узнала, что Жан-Поль ходил в любимчиках Марэ-старшего. Мы как-то даже затронули эту тему с Нинель.

– Жан-Поль – подхалим. Он всю жизнь таким был. Лео поэтому его и ненавидит. Впрочем, это взаимно, – говорила она.

– Я слышала, как он разговаривает с отцом Лео. Можно подумать, что он его обожает.

– А как же иначе! Только не из уважения и родственной привязанности, а из-за перспективы занять трон.

– То есть?..

– Лео ведь единственный сын своего отца, а Жан-Поль ближайший родственник. И если Лео вдруг откажется вести семейный бизнес, а пару-тройку лет назад это было весьма вероятно, то любимчик Жан-Поль возьмет бразды правления в свои руки.

– Лео не откажется от дела. Он ушел из ООН и больше не вернется, – я сказала это с твердой уверенностью в голосе, как будто бы знала наверняка. Но ведь на самом деле он даже никогда не говорил со мной об этом.

– Конечно, теперь уже нет. Но не потому, что ему это очень нравится. Насколько я его знаю, он никогда не хотел заниматься бизнесом, его всегда тянуло в другие стороны. И не всегда правильные…

Тут она замолкла – как-то внезапно, и я поняла, что она не хотела договаривать. Возможно, она имела в виду наркотики или знала что-то еще. Наверняка. Но вытягивать из нее что-либо сейчас было бессмысленно – она не скажет. А его я больше не спрашивала… Пока он сам не напомнил мне об этом намерении.

В один день он вернулся домой смертельно пьяный. Я никогда не видела его таким. Мне было страшно выглядывать в окно в поисках машины, на которой он должен быть приехать, из страха увидеть ее разбитой всмятку. Ничего не говоря, он проковылял в гостиную и свалился на диван. Первой моей мыслью было: как хорошо, что он дошел до дивана и отключился на нем, а то я бы не смогла дотащить его. Накрыв его пледом, я задумалась: несколько дней до этого он очень плохо спал, как и в течение недели перед свадьбой. Он то просыпался среди ночи и шел курить, то вообще не ложился до утра. Я списывала это на нарушение биоритмов из-за наркотиков и постоянных перелетов через океан. Но только ли его роковые ошибки молодости тому виной? Я понимала, что эта мысль не дает мне покоя, все больше и больше изматывая меня. В итоге я тоже подхватила бессонницу и решила, что этот гордиев узел нужно во что бы то ни стало разрубить.

Произошло два события, на первый взгляд совершенно не связанные друг с другом, но которые ознаменовали начало конца нашей счастливой семейной жизни.

В одной из газет появилась небольшая статья, которая содержала довольно толстый намек на теневой бизнес, в который была якобы вовлечена «МарСо». Я почти не читала французских газет, но эта новость дошла до меня быстро. Мне срочно нужно было идти к стоматологу, а Лео записал меня к своему врачу по своей страховке, поскольку моя еще не была готова. Я приехала в офис Марэ, чтобы забрать у него карту. Когда я увидела его, он был в бешенстве. Я поспешила списать это на очередной разгон на совещании, но оказалось, что дело в одной паршивой статье.

– Что за статья? Неужели все так серьезно? – осторожно спросила я.

– Какой-то недоумок придумал байку об отмывании денег с мафиозным арабским шейхом.

– Что за бред! Какой шейх? Вы разве работаете с арабами?

– В том-то и дело, что не работаем. Пока. Мы только нацеливаемся открыть филиал в Абу-Даби. Вот и пытаемся провернуть несколько сомнительных сделок, чтобы выиграть тендер, – бросил он язвительно.

– Но если он об этом написал, значит, у него есть какая-то информация. Не мог же он выдумать такое на пустом месте! Или это был выстрел наугад?

– Не удивлюсь, если и так.

Гнев продолжал кипеть в нем. Он и раньше раздражался по таким вопросам, но сейчас что-то еще было в этом проявлении негодования. Страх? Страх того, что что-то может выйти на поверхность?

– Лео, скажи, когда ты последний раз был на Ближнем Востоке?

Я не знаю, почему я задала этот вопрос. Но он попал в цель. Он сразу как-то напрягся, хотя ни один мускул на лице не дрогнул. Что-то было не так…