Пряный аромат угрозы

Анна Алексеевна Ледовская

Пряный аромат угрозы

© Ледовская А.А., 2019

© Издательство ИТРК, издание и оформление, 2019

* * *

Книга первая

In ignem incĭdi, fumum fugiens[1].

Пролог

Ну вот мы и пришли к этому… Рубеж, черта, пропасть. Сколько раз мы говорим о них, играя словами, драматизируя, не думая о том, что это может случиться в реальности. Но мы не понимаем, что значит «столкнуться со смертью», пока не встречаемся с ней буквально, лицом к лицу.

Как встретилась я.

Не знаю, померкнут ли когда-нибудь воспоминания об этом моменте, поблекнут ли яркие краски, сотрется ли в памяти хотя бы частица, тысячная доля мгновения, – не знаю, но думаю, что никогда.

Никогда.

А самое страшное – это когда ты признаешься, что ждал этого. Подспудно, подсознательно, не давая себе отчета. Так произошло и со мной. Мне было страшно, но я старалась об этом не думать, как делал бы каждый на моем месте, из чувства самосохранения.

Но я ждала…

И вот я стою посреди комнаты, полной людей, но для меня их словно нет. Я не чувствую их поддержку, не верю, что кто-то из них может мне помочь. Но мне кажется, что я не ощущаю страха, хотя, возможно, переживаю последние минуты своей жизни. Сейчас, в этот самый момент, стоя перед черным дулом пистолета, глядя в глаза любимому человеку.

Глядя в глаза смерти…

Часть первая

Меняем реки, страны, города…Иные двери… Новые года…А никуда нам от себя не деться,А если деться – только в никуда.Омар Хайям

Глава 1

Москва. Несколько лет назад

В тот день я опоздала – в метро был жуткий коллапс. Вся в мыле я ворвалась в офис, держа в нетвердых руках бумажный стаканчик с кофе. Ноги тряслись, поступь была неровной. Один неверный шаг, поворот или просто вздох – и я могла запросто оказаться на полу. Что бы это повлекло за собой, даже страшно представить. Брюки были и так далеки от совершенства: февральская оттепель в Москве не оставляет шансов. В этот день на утро было назначено совещание у генерального. Что ж, лучше объясниться с ним, чем хотя бы встретиться взглядом с непосредственным руководителем. Но мне повезло еще больше: первым, кого я встретила, оказалась Настя, которая буквально бежала куда-то с целой стопкой бумаг. Они вываливались из ее рук, а она хватала их на лету и бурно ругалась себе под нос.

– Настена!.. – крикнула я.

– Элина, вот ты где! Ты знаешь, что Фридман уже там, в конференц-зале? Рвет и мечет!

– А это еще почему?

– Ну как почему – ничего не готово, а французы уже завтра будут здесь. Он же должен все знать, а половина управлений не предоставили отчеты…

– Да он и так все знает.

– Ага, как бы не так…

Мы забежали в конференц-зал вместе. К тому моменту я успела скинуть пальто и выбросить пустой стаканчик в урну. Улыбаясь всем собравшимся, я сделала вид, что помогаю Насте разобрать бумаги. Кажется, пронесло…

Через пятнадцать минут все заняли свои места. Совещание началось.

Для того чтобы все встало на свои места, я попытаюсь кратко описать всех действующих лиц, а также ситуацию, в которой я тогда оказалась.

Я работала менеджером по коммуникациям в фармацевтической компании «ЕвроФарм». Не буду вдаваться в подробности по причинам, которые будут совсем скоро понятны, скажу только, что в то время мы как раз были на грани заключения сделки с французской компанией, гораздо крупнее нашей. Французы хотели обосноваться на российском рынке, а мы – заполучить иностранного партнера. Разумеется, у иностранцев были и другие варианты сотрудничества, но наш генеральный директор смело утверждал, что у нас есть все шансы на успех.

Генеральный директор, Борис Фридман, – человек на своем месте. Справедливый руководитель и уважаемый человек. Еврей (кстати, как и я). Пятьдесят семь лет. Женат. Жена стерва (насколько мы все знали…).

Его заместитель, Софья Леонидовна, составляла с ним прекрасную пару (в деловом смысле, разумеется, хотя многие считали, что не только). Примерно ровесница Фридмана. Тоже еврейка. «Продвинутая», как называли ее младшие сотрудники. Я никогда не боялась приходить к ней со своими идеями и сомнениями. Она ценила людей, а не их пресловутый опыт и связи. Можно сказать, что с высоким начальством мне крупно повезло.

А вот в остальном все оказалось с точностью наоборот.

Игорь Сладков – мой непосредственный начальник… Сложно охарактеризовать его – особенно сейчас. Хорошие слова как-то не приходят на ум, а плохих определенно недостаточно в моем лексиконе, чтобы описать его истинную сущность. Впрочем, я могу быть очень субъективной – ведь были в нашем коллективе сотрудники – а особенно сотрудницы, – которые считали его верхом совершенства (а возможно, и блаженства). Бытовало мнение, что он переспал со всеми представительницами женского пола в нашей команде. Кроме Софьи, конечно. И меня. Этого-то он и не мог мне простить. И, наверно, из-за этого все и вышло…

Мелочный, дотошный, мстительный, замечающий и запоминающий каждый недостаток, чтобы потом использовать его в своих целях. Готовый на все, чтобы выслужиться перед высшим руководством – и речь идет даже не о Борисе Фридмане, а о людях гораздо выше, кто поставил его сюда и прикрывал все его гнусные делишки. Поэтому он и чувствовал себя почти неуязвимым. Все его прихоти неукоснительно исполнялись. Никто никогда не говорил ему «нет». Никто…

Кроме меня.

Кто знает, может, я подписала себе приговор, когда поговорила с ним в первый раз, при приеме на работу. Он одобрил мою кандидатуру, не колеблясь. Интересно, на что он рассчитывал? Одно точно: приглянулась я ему не как перспективный работник. Почти сразу он начал постоянно намекать на это. Сначала я могла просто невинно отшучиваться, не придавая этому большого значения. Но очень скоро все перестало казаться смешным. Его намеки становились откровенно возмутительными и… грязными. Да, после разговора с ним мне хотелось срочно принять ванну – желательно погорячее и с сильно пахнущей пеной, чтобы смыть всю грязь. Многие сотрудницы смотрели на меня как на зачумленную. А одна прямо сказала: «У тебя что, убудет? А там смотри – продвинешься…»

Но в общем и в целом компания мне нравилась. До этого я работала в одной небольшой фирме, которая не могла дать мне многого. Я быстро ушла оттуда. А на компанию «ЕвроФарм» делала большие ставки. Помимо того, что должность почти полностью соответствовала моим требованиям и прожектам (я окончила иняз, а потом факультет международных отношений), компания решила выходить на международный рынок (как раз незадолго до моего поступления на должность менеджера по коммуникациям), что делало ее для меня еще более заманчивой. Не успела я завершить испытательный срок, как Фридман с Софьей вызвали меня в кабинет и нарисовали весьма радужные перспективы. А год назад сделали официальное заявление: «Менеджер по коммуникациям – это только начало. Мы будем развивать международный отдел. Сейчас мы начнем сотрудничать с французами, завтра с кем-нибудь еще… Ты запросто сможешь возглавить отдел, девочка».

Тогда это прозвучало как песня, как гимн.

Год спустя это стало эпитафией.

Глава 2

Следующий разговор я услышала чисто случайно – пока сидела под дверью в ожидании очередной аудиенции у гендиректора.

– Ну а вы что думаете, Софья Борисовна? Вы тоже больны ксенофобией? Или вам не по душе французская кухня? – спросил Фридман.

– Почему же? Ни то, ни другое. Более того, Борис Натанович, я вовсе не считаю, что это сотрудничество нам не выгодно.

– Неужели? Если бы у всех в коллективе была такая позиция.

– Но ведь это вас не остановит, не так ли? – произнесла она вкрадчивым, скорее, даже интимным голосом. – Ведь уже все давно решено, Борь?

– Да, решено. Но мы все же одна команда. Мне бы не хотелось, чтобы в наших рядах царило несогласие.

– Такого не будет. И потом, кто не согласен? Игорь, что ли? А он не забыл случайно, какую роль он здесь играет? Он всего лишь начальник отдела.

– Но он очень лояльный сотрудник. Я бы не хотел бросаться такими людьми. Я всегда считался с его мнением. Ну до определенного предела…

– Ты выслушал его и на этот раз, не так ли? Вот и все! К тому же мне иногда кажется, что он слишком много на себя берет.

– Тебе не кажется, так и есть. Как с партнером я бы не хотел иметь с ним дело. Но как помощник и начальник отдела по связям с общественностью…

– Да ладно, Борь, нас же не подслушивают. Можешь говорить как есть.

Борис Натанович тяжело вздохнул.

– Если честно, даже говорить не хочется… Если бы этого ублюдка не прикрывал глава холдинга, я бы его и недели терпеть не стал.

– Ладно, успокойся, все равно ничего не изменишь. А что он там говорил насчет американцев?

– Якобы генеральный за сделку с янки. Он считает, что это более перспективная затея, а с французами очень много мороки, они слишком себе на уме.

– А ты как считаешь, Борь? Выгорит?

Он промолчал, но – сто процентов – улыбнулся ей и продолжил:

– Ладно, посмотрим. Кто не рискует… Который час?

– Без пятнадцати семь.

– Уже? Соня, тебе давно пора домой.

– Как и тебе.

– А я должен остаться и дочитать этот несчастный контракт. Завтра они будут здесь, и поэтому я должен быть целиком и полностью подготовлен.

– В чем дело, Борь? Раньше ты не был таким педантичным.

– Раньше я не имел дело с французами.

На минуту повисла тишина.

– Да шучу я, шучу…

Софья прыснула от смеха:

– Да уж… Ну и шутки у тебя!.. А если серьезно, ты им доверяешь?

– Кому, Марэ? Я его довольно давно знаю. Он, конечно, прожженный волк, но, по крайней мере, от него знаешь, чего ожидать.

– Да, но ведь завтра тебе придется договариваться не с ним, а с его сыном. Насколько я знаю, с ним ты не знаком.

– Верно, но надеюсь, его позиция не будет сильно отличаться от отцовской.

Софья вздохнула и, кажется, поднялась со своего места.

– Вот-вот. Будем надеяться. Работай, только не зарабатывайся. А я пойду.

Она подошла к двери, но вдруг остановилась и снова заговорила:

– Я предупредила девочек, чтобы они все приготовили в конференц-зале. Мы не ударим лицом в грязь. Главное, чтобы был готов перевод документов на французский… О нет, он же у Элины! Я его так и на забрала! Надеюсь, она еще не ушла…

Дома я оказалась только в половине двенадцатого. Пока мы с Софьей просмотрели все документы и переводы, вечер сменился ночью. Нет, она не переживала и не страдала неуверенностью, просто не хотела лишний раз давать повод Борису Натановичу понервничать. Они никогда не подводили друг друга – более прочного тандема я не знала.

Не успела я закрыть дверь, как сразу же зазвонил телефон. Ну конечно, это был Женька.

– Ты решила брать пример с японцев?

Мне захотелось рассмеяться, хотя я валилась с ног от усталости.

– Ты о чем, Жень?

– Работать до ночи, а может, и поставить кроватку в офисе, чтобы уж точно – без отрыва от производства.

– Ладно, я тебя поняла. Так и сделаю.

– А если серьезно?

– А если серьезно, Жень, у нас французы завтра приедут.

– Ну и что?

– А то, что это очень важная встреча, от которой, возможно, зависит наша судьба.

– Наша – это наша с тобой или фирмы?

– Когда-нибудь побью тебя за твои шуточки!.. Я же говорила тебе про сделку. Мы проверяли все документы, переводы, все ли организовано к их прибытию… В общем, много всего. И я очень устала. А завтра надо еще быть в половине восьмого.

– Просто не труд, а рабство какое-то.

– Да кто бы говорил! Ты-то уже, наверно, кроватку в офисе поставил?

Смех в трубке – теплый, успокаивающий.

– Элин, сколько мы уже нормально не виделись, а? Я скоро забуду, как ты выглядишь. И кто-то еще постоянно говорит, что старых друзей нельзя забывать…

– Ничего, скоро все закончится. Я надеюсь, что после подписания контракта больше не будет такого ажиотажа.

– Уверена? Вот возьмут вас французы в оборот по полной программе – и станет еще хуже.

– Жень, я оптимист. Ты вроде тоже.

– А что мне еще остается? Ладно, ложись спать, а труба позовет завтра. Очень хочу крепко тебя обнять, но понимаю, что моим мечтам не суждено сбыться.

– Не отчаивайся. Мечты сбываются. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Утром, в тысячный раз проверив все бумаги, я аккуратно сложила их в портфель. Весь вечер накануне я ломала голову над тем, что надеть: я ведь упорно убеждала себя, что этот день будет особенным. Я всегда уделяла большое внимание одежде, практически не подчиняясь установленным правилам делового этикета. У меня был свой этикет. И до сих пор он ни разу не подвел меня. У меня была пара строгих костюмов, но в основном я предпочитала платья в стиле Шанель – строгие, неброские, все сшитые примерно по одному лекалу, в основном темных, иногда пастельных тонов. Когда кто-нибудь из вновь прибывших сотрудников интересовался, что за модель я предпочитаю, коллеги называли это просто моделью Элины.

В тысяча первый раз посмотрев в зеркало, я как-то тяжело вздохнула – словно спортсмен перед самым ответственным прыжком. В этот день я должна выглядеть на все сто. Нет, на все двести. Нет… Да что там мелочиться – на миллион евро!..

Пол был начищен до блеска, окна прозрачные, нигде ни пылинки, во всех залах, в коридорах, на лестницах и в лифтах витал аромат французских духов. Партнеров из Франции встречали по полной программе и очень по-русски. Проходя мимо конференц-зала, я слышала только непрекращающиеся споры и чистую французскую речь. Борис Натанович говорил по-французски бегло, почти без акцента, Софья Борисовна не уступала. Французы должны остаться довольны.

– Давно они там? – спросила я у секретаря.

– Ну вот как зашли, так и не выходили, – ответила Настя.

– Ты их видела? Производят впечатление?

Настя игриво улыбнулась и закатила глазки.

– Еще какое! Правда, почти все старые.

– Старые?! Не может быть. Сын Марэ не может быть старым. Ему от силы тридцать с хвостиком.

– Да, одного молодого видела. Наверно, это и был он.

– Да? Ну и как?

– Ну, вообще-то, не красавец… Но, пожалуй, самый интересный мужчина за последние – я бы сказала – лет пять!

– Не может быть. Мне сказали, что там ничего особенного.

– Деточка, – Настя подалась вперед и фамильярно поманила меня пальцем, – боюсь, тебя жестоко обманули.

В отделе по связям с общественностью царил такой же гвалт, как и везде. Игорь Сладков, начальник отдела и, возможно, будущий исполнительный директор, кружил по офису как заведенный, постоянно что-то выкрикивал, и казалось, с каждой минутой становился все краснее и краснее. «Сейчас того и гляди лопнет», – подумала я, печатая двадцатое по счету письмо. И не я одна так думала. Я знала, что некоторые недолюбливали Игоря в глубине души, а кто-то вообще едва выносил – те, кто, конечно, ни за что на свете не согласились бы лечь с ним в постель. А их было, как известно, довольно мало. Меня не удивляло, что кто-то из сотрудниц предпочитал этот вариант продвижения по лестнице. Меня удивляло то, что их оказалось так много. Терпеть его масленые взгляды и сальные намеки уже само по себе лишало аппетита, а уж представить себе нечто большее было выше моих человеческих сил. Я старалась не думать об этом. И к тому же этажом ниже работал Женька, ИТ-дизайнер, который довольно часто заходил ко мне «поболтать». Возможно, именно это и сдерживало пыл моего непосредственного начальника.

В дверь ворвалась Настя и ринулась прямо ко мне.

– Элин, тебя срочно вызывают к Борису Натановичу.

А потом шепотом, на ушко, добавила:

– Кажется, совещание закончилось.

Я уставилась на нее широко раскрытыми глазами.

– А что им нужно?

– Вот уж не знаю. Ты! Наверно, переводить. Ты ведь у нас одна французский знаешь. Ну кроме начальства. Игорь-то… ясное дело, пробка пробкой. – И она несколько раз стукнула по столу. – Иди, а то они ждут.

Я постучала, хотя понимала, что меня никто не услышит. Приоткрыв дверь и заглянув внутрь, я убедилась, что Настя оказалась права: от меня, скорее всего, ждали перевода. В кабинете помимо Фридмана, Софьи и французов было еще несколько начальников отделов, включая и Сладкова. Мне вдруг стало жутко не по себе. Я боялась, что у меня вдруг закружится голова, или пересохнет в горле, или наступит тот самый ступор, который иногда находит на меня и не дает произнести ни слова. Но отступать уже поздно… Да я и не собиралась. Я никогда этого не делала. К тому же вот Борис Натанович заметил мое присутствие. Вот он приветливо улыбнулся и пригласил войти. Вот я иду на ватных ногах, чуть заметно кивая присутствующим. Подхожу к креслу, отведенному специально для меня, – рядом с Фридманом, сажусь… И замираю на полпути к креслу, поймав равнодушный взгляд пары настороженных темных глаз.

– Элина, знакомьтесь. Леонард Марэ, надеюсь, наш будущий деловой партнер.

У вас когда-нибудь было настоящее дежавю? Если да, то вы, наверно, поймете меня. Это действительно сложно объяснить. Только обычно это связано с какими-то действиями, словами, жестами: я уже проходила по этой самой дороге мимо этого самого дома; ко мне уже подходил этот человек, одетый в эту странную куртку; ты уже говорил мне это в этой же самой обстановке…

В тот день, в тот час, в ту минуту я смотрела на человека, который был для меня совершенно чужим. Но его лицо, его взгляд не смог ввести меня в заблуждение. Я знала его. Я видела его раньше. Я даже разговаривала с ним – я поняла это сразу же, как только он сухо поприветствовал меня. И я, кажется, вспомнила…

Около пяти лет назад. Международная конференция по глобальному потеплению. Я работала волонтером и по совместительству переводчиком, потому что никак не могла найти работу после института. Конференция проходила под эгидой ООН. Вообще-то, на нее было очень сложно попасть – мне повезло, потому что остались кое-какие связи с факультета международных отношений (преподаватель, который руководил моей дипломной работой, занимал не последнюю должность в МИДе). До этого я никогда не видела столько дипломатов и других важных персон со всего мира. Да, пожалуй, и после тоже. Я вертелась как белка в колесе на протяжении двух недель. Хотя конференция длилась всего несколько дней, нужно было всех встретить, разместить, а потом проводить и все это оформить должным образом. А, ну конечно, и запротоколировать. Поэтому я не помню всех подробностей. Но его я запомнила. Причем очень хорошо. Ему тогда было лет двадцать семь – двадцать восемь. Мне двадцать три. Я не запомнила его имени – его представил человек, который плохо говорил по-английски. Человек сказал, что это сотрудник ООН по конфликтным ситуациям – что-то вроде того, что он был в Ираке и других горячих точках. У меня на лице всегда написаны все чувства и эмоции. Боюсь, я не смогла скрыть восхищения. Его взгляд оставался равнодушным, и думаю, он был совсем не рад, что какой-то незнакомый человек презентует его как музейный экспонат. Он показался мне довольно привлекательным, хотя в его лице было одновременно что-то отталкивающее и интригующее. Но, в общем, это было не так уж и важно: ООН и Ирак затмили все остальное.

И вот он сидит передо мной.

Сначала я не поняла, узнал ли он меня. Вряд ли. Это ведь было так давно, и встреча была, скорее, мимолетной, хотя мы и пересеклись еще пару раз за те две недели. Он был весь в себе тогда. Да и сейчас тоже. Внешне он не сильно изменился – черты лица не погрубели, не обрюзгли. Но появилось что-то в его взгляде, а может, и во всем его внешнем виде – какая-то изможденность. А может, мне всего лишь показалось?..

Переговоры продолжались. Я сидела рядом с Фридманом, почти напротив него. Он слушал внимательно, не отводя глаз от собеседника. Отвечал кратко, почти неохотно. Казалось, что он не рад своему присутствию здесь, как будто ему это в тягость. Время от времени я бросала взгляд в его сторону. На какой-то миг наши взгляды встречались – как бы невзначай. И в одну из таких встреч я поняла, что он помнит меня. Думаю, ему было совершенно все равно, где мы виделись, кто я такая и что думаю о нем, но время от времени в его глазах появлялась задорная искра, которая моментально гасла, а по губам скользила едва заметная усмешка. Впрочем, все это могло быть и плодом моего больного воображения – я ведь уже поняла, что процесс пошел: я подхватила вирус со странным французским именем – Лео.

Глава 3

Вы знаете, что такое круговорот? Если вы никогда в него не попадали, то вам будет трудно объяснить это. Последующие два месяца я провела в настоящем круговороте, который не давал мне ни дня для передышки. Мы тесно работали с французами, обсуждая перспективы. Близился тендер. Насколько я знала тогда, «Марэ Сосьете Фармасьютиклс», или сокращенно «МарСо», как они все называли компанию, была создана в годы Второй мировой войны для оказания первой помощи раненым, больным, лишенным крова людям. Основал этот мелкий семейный бизнес прадедушка Лео. Он и не мечтал, что в один прекрасный день эта лавочка перерастет в большой бизнес, который завоюет не только французский рынок, но и выйдет за пределы Европы. Со временем, под руководством деда, а после него – отца Лео, небольшая аптека «Марэ и сын» превратилась в маленькую фирму по продаже и распространению простых лекарств, потом фирма расширила деятельность, получила лицензию на производство препаратов, открыла лаборатории, заработала основательный капитал и вышла на мировой рынок. Теперь филиалы «МарСо» были почти во всех странах Европы, а в ближайшем будущем должны были открыться заводы на Ближнем Востоке и в Северной Африке. И вот они нацелились на Россию. Но меня больше всего заинтриговало то, что до самого недавнего времени всем заправлял отец Лео. Только год назад руководство перешло в руки Марэ-младшего.

Я вспомнила ООН и Ирак. Значит, он совсем недавно бросил свою прошлую работу. Интересно, почему? Я довольно часто задавала себе этот вопрос. И мне очень хотелось задать его Лео. Мы общались почти каждый день – неудивительно, я была единственной, кто хорошо говорил по-французски. В основном по рабочим вопросам. Он не был многословным. Никогда. А тогда особенно. Иногда меня это даже пугало – я не могла понять, о чем он действительно думает, когда разговаривает с собеседником. Казалось, его мысли заперты на замок ото всех.

Так продолжалось несколько месяцев. Пока не грянул гром.

В тот день я осознала, что почти никогда за всю свою жизнь не совершала безумных поступков. Я даже помню, как кто-то сказал мне: «Такая жизнь скучна. Нечего будет вспомнить…» Я только посмеялась в душе. И, наверно, зря.

Завершилось очередное совещание (а они проходили почти ежедневно), атмосфера в конференц-зале, казалось, накалилась до предела. После первого часа обсуждений они сняли пиджаки. После второго – за пиджаками последовали галстуки. Я боялась, что после третьего они расстегнут рубашки, а после четвертого… Признаться честно, французам лучше удавалось сохранять спокойствие – по крайней мере, внешне. Лица наших мужчин в разгаре обсуждений приобрели багрово-красный оттенок. А один из наших менеджеров так кричал и жестикулировал, что я всерьез опасалась, что с ним случится удар. Странно было наблюдать за этим: я думала, это французы должны кричать и жестикулировать. Суть была в том, что сейчас им не нужно было к этому прибегать, ведь они не были так заинтересованы в этом сотрудничестве, как мы. Я знала, что все наши руководители из кожи вон лезли, работая над презентацией проекта. Работать над созданием препарата совместно с французской лабораторией, зарекомендовавшей себя не только в Европе, но и за ее пределами, это означает получить доступ на международный рынок. Ради этого можно было лезть из кожи. Но к каким средствам они прибегнут ради осуществления подобного проекта, я могла только догадываться.

Я не знаю, сколько часов продолжалось обсуждение, но когда кому-то пришло в голову сделать паузу, я чуть не вскрикнула от счастья. Стоило выбежать из душного зала только ради глотка свежего воздуха в приемной и стаканчика воды из кулера. Я присела на диван рядом с кулером, отчаянно надеясь, что никто не подойдет ко мне и не нарушит долгожданного одиночества. Но стоило закрыть глаза, как я поняла, что моей мечте не суждено сбыться: кто-то тоже захотел воды из кулера. Медленно открыв глаза, я увидела Леонарда Марэ.

– Жестко? – спокойно спросил он.

На протяжении всех переговоров меня поражало выражение его лица. Если к его коллегам было применимо спокойствие, то к нему – ледяная невозмутимость. Я не знаю, почему, но мне вдруг до боли захотелось узнать причину такого поведения.