Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.)

Мы поэтому думаем, что все действительно государственные элементы крымского населения поддержат всеми своими материальными и духовными силами мусульманскую организацию, содействующую устроению Крыма: этого требуют жизненные интересы Крыма и России. Только созидательной работой можно бороться с разрушительной анархией и губительной демагогией»128.

Итак, в зависимости от подхода к вопросу о власти в Крыму концентрируются три социальные группы. «…Земцы и остальные русские (и не только. – Авт.) общественные и политические деятели стояли на почве признания правительства Керенского»; татарская группа, которая придерживалась платформы: «Об ушедшем правительстве Керенского не жалеем, установившуюся советскую власть не приветствуем, самостоятельности Крыма добиваемся (курсив наш. – Авт.)»; большевики129. Соответственно, возникает сначала двое-, а затем и троевластие: СНП, Курултай – параллельные, парадоксально пересекавшиеся институты: члены Курултая входили в состав Совета – и леворадикальные Севастопольские совет и ревком. Приплюсуем продолжавшую действовать администрацию Временного правительства, прежде всего городские думы – реальную местную власть – и перед нами возникнет картина управленческого хаоса. 14 января 1918 года Севастопольский совет объявил о роспуске Совета народных представителей, из которого уже успели выйти социал-демократы во главе с П. И. Новицким.

Тем временем серьезные сдвиги происходят в политике соседней, чрезвычайно значимой в тот период для Крыма Украине. Действия Центральной Рады очень скоро начинают выходить за рамки двусмысленного III Универсала. В ноябре В. К. Винниченко в качестве генерального комиссара Украинской Народной Республики по внутренним делам объявил телеграммой бывшие органы Временного правительства в губернии, в том числе и губкомиссариат, подчиненными украинскому правительству (Генеральному секретариату)130, за чем последовали многочисленные циркуляры Киева аналогичного характера, которые, впрочем, в Крыму игнорировались. Однако особенно привлекал Раду Черноморский флот.

Еще в октябре по поручению Центральной Рады Д. В. Антонович вел переговоры с командованием Черноморского флота, и уже 24 октября, по согласованию с Украинским Генеральным комитетом Рады, при штабе флота официально аккредитован и поставлен на довольствие в качестве комиссара Центральной Рады капитан 2-го ранга Е. Н. Акимов. 1 ноября в Киеве учреждена Морская Генеральная Рада, а 16 ноября приказом командующего флота создана комиссия по передаче комиссару Центральной Рады крейсера «Память Меркурия».

Хотя Севастопольский совет, сглаживая страсти, признал украинизацию флота на заседании 14 ноября, тогда же была вынесена симптоматичная резолюция: «Вражда между нами (русскими и украинцами. – Авт.) растет и грозит залить нас потоками братской крови… Наша дружба свята, вечно нерушима, мы братья по духу и крови». Подобные призывы, однако, тонули во взаимном недоверии.

Решение Рады о присоединении северных уездов Таврической губернии вызвало в Крыму всеобщее возмущение (исключая татар и большевиков). Кадеты, эсеры, меньшевики, еврейские партии, даже большинство делегатов от Северной Таврии на губернском съезде 20–23 ноября, протестуя против односторонней акции, ставили закономерный вопрос: а как же быть с волей народа, с правом на самоопределение, которым воспользовалась сама Рада, провозгласив независимость Украины? На упоминавшемся заседании 15 ноября эсер А. В. Либеров рассуждал: «…Вопрос об отношении к украинской республике нужно было направить… к тем жителям северных уездов Таврии, которые в один день оказались «аннексированными» украинской республикой. Между тем, днепровский уездный съезд крестьянских депутатов отрицательно отнесся к центральной раде, мелитопольский – отказался обсудить этот вопрос, и только одна из 29 волостей мелитопольского уезда (Покровская) высказалась за признание центральной рады… Кто же имел право решить вопрос помимо самого населения?»131

В статье «Украинская Республика и Учредительное Собрание» член СЕРП И. Б. Яхинсон писал: «Положим, что каждая часть России может самостоятельно, не спрося других частей, соседних с ней, самоопределиться, т. е. установить свои географические, этнографические или исторические границы… Допустим. Но ведь это самоопределение должно быть актом народной воли, а не большей или меньшей, пусть и организованной, но все же группы, какой является малая рада. (…) Универсал об украинской республике, провозглашенный без ведома национальных меньшинств Украины, не может не вызвать среди них недовольства. (…) И ведь еще только начнутся разногласия по вопросу о границах Украины в тех губерниях, где украинцы не составляют абсолютного большинства. И кто будет разрешать эти споры о 3-х северных уездах Таврической губернии… и т. д.»132.

Губернский съезд советов в середине ноября высказался за проведение в северных уездах референдума по вопросу о присоединении к Украине133. Время, однако, никак не благоприятствовало референдумам.

Наметившийся было союз большевиков и украинских эсеров был перечеркнут ультиматумом Совета Народных Комиссаров Центральной Раде 4 декабря, которой предъявлялось требование признания большевистской власти, начавшейся войной на территории Украины и провозглашением 12 декабря Украинской Советской Республики. В этом конфликте СНП занял нейтральную позицию, исключая большинство «курултаевцев», склонявшихся к совместной с Радой вооруженной борьбе с большевиками.

В час ночи 16 декабря в Севастополе на заседании, созванном Черноморским Центрофлотом, создается чрезвычайный орган – временный Военно-революционный комитет, заявивший о роспуске Севастопольского совета. Днем на объединенном заседании представителей судовых и береговых частей, президиума исполкома совета рабочих и военных депутатов, ЦК ЧФ, представителей социалистических партий и штаба революционного отряда избран Военно-революционный комитет третьего, большевистско-левоэсеровского призыва: 18 плюс 2. Его возглавил Ю. П. Гавен, заявивший, что он берет всю полноту власти в городе.

18 декабря был переизбран Севастопольский совет. Большевики получили 87 мест из 235, их союзники, левые эсеры, – 86, меньшевики и эсеры – 94, которые 1 января вышли из состава исполкома (по другим данным: 89 эсеров, 35 большевиков и им сочувствующих, 6 меньшевиков, 6 польских социалистов, 50 беспартийных. В исполком совета избрано 11 большевиков, 3 левых эсера и 5 беспартийных 134). Большинство из 50 беспартийных шли с большевиками. Председателем нового исполкома стал Н. А. Пожаров. Одновременные выборы в ЦК ЧФ тоже дали преимущество большевикам и левым эсерам.

3 января 1918 года «…Исполнительный комитет обращается ко всем Советам Крымского полуострова с предложением немедленно приступить к образованию Красной гвардии для защиты завоеваний революции от посягательства контрреволюционеров, под каким бы флагом они не выступали»135.

Флот и город-крепость переходят в руки большевиков. По словам Ю. П. Гавена, «Севастополь стал Кронштадтом Юга». Это был третий (см. выше) и, как показало самое ближайшее будущее, сильнейший и активнейший центр власти в Крыму. А ревкомы (ВРК), подменяя собою советы, распространяются по всему Крыму. Наконец 12 января создается Военно-революционный штаб, куда делегировали своих представителей ЦК ЧФ, Севастопольский ВРК, исполком Севастопольского совета и главный заводской комитет. Штаб претендовал на ведущую роль в военных вопросах, но ввиду разнобоя мнений и позиций и отсутствия своего технического аппарата реально таковую осуществлять не мог.

Из конгломерата инстанций закономерно выдвинулся на первый план Черноморский Центрофлот, который более-менее реально и руководил боевыми действиями. Это был весьма оригинальный властный орган. Он «являл собой сочетание политического органа, построенного по образцу Советов (пленарные заседания, исполнительный комитет, действовавший в период между этими заседаниями, подотчетность Все-черноморским съездам) и одновременно органом руководства флотом (наличие собственного аппарата управления, включающего военно-морской или оперативный отдел). Кроме того, к услугам Центрофлота всегда был штаб флота и все его технические средства связи»136.

Большевики пытались ввести разбушевавшийся поток ненависти и насилия хоть в какие-то рамки. Севастопольский ВРК постановил: обыски и аресты могут производиться только по ордерам, им выданным, а все задержанные будут находиться в его ведении; дела разбираются следственными комиссиями и решаются на открытых заседаниях ревтрибунала; самочинные отряды подчиняются распоряжениям ревкома, не желающие подчиняться – разоружаются; на всех судах и во всех воинских частях избираются корабельные и ротные комиссары. Матросам воспрещалось сходить на берег без ведома судовых комитетов. ВРК включил в свою компетенцию борьбу с контрреволюцией и контроль над командным составом флота, крепости, гарнизона, дальнейшее формирование Красной гвардии. Севастопольский комитет РСДРП(б) выпустил 17 декабря воззвание «Против самосудов!». В нем говорилось: «Гнев народный начинает выходить из своих берегов… Партия большевиков решительно и резко осуждает самочинные расправы… Товарищи матросы! Вы знаете, что не у большевиков искать контрреволюционерам пощады и защиты. Но пусть их виновность будет доказана народным гласным судом… и тогда голос народа станет законом для всех»137.

Тем не менее, в ночь с 19 на 20 декабря было убито еще 7 человек. Среди них – о. Афанасий (М. К. Чефранов138), с 1908 года – священник линкора «Георгий Победоносец».

В третьей декаде декабря 1917 года вновь обострился вопрос об украинизации флота: на линкоре «Воля» был поднят украинский флаг, но в знак протеста против этого матросы – 300 русских и 400 украинцев – пригрозили покинуть корабль, команда которого состояла из 1220 человек. 23 декабря на заседании ЦК ЧФ решили созвать по данному поводу судовые и береговые комитеты. На следующий день собрание комитетов решает спустить с «Воли» украинский флаг и поднять красный.

Вскоре Центральная Рада через штаб Одесского военного округа объявила демобилизацию всех неукраинских войсковых частей на Украине и немусульманских в Крыму.

Декабрь приносит первые факты столкновений между татарами и русскими в деревнях. В городах же вызывающе ведут себя татарские эскадронцы, начинающие представлять элементарную житейскую опасность для обывателя. Первое вооруженное столкновение между матросами и татарскими частями происходит в Александровске (Запорожье). Здесь 22 декабря развернулись бои между вторым маршевым эскадроном крымского резервного кавалерийского полка и отрядом матросов, которые пытались захватить город.

Ранее, 17 декабря, части Крымского штаба принесли присягу Национальному правительству. Церемония состоялась в Симферополе. Среди прочих крымско-татарских лидеров присутствовали Дж. Сейдамет и А. С. Айвазов. Сейдамет обратился к присутствующим с примечательной речью: «Впервые воины Крыма дают торжественный обет верности собственному народу, собственной родине и собственной Конституции.

Все прежние присяги вплоть до сегодняшнего дня приносились чужим властям, ибо Крым после потери им независимости должен был служить русскому царскому правительству, приносить ему присягу и нести жертвы, нужные тиранам и империалистам. Впервые клянемся мы сегодня служить мусульманскому Крыму, собственному народу и защищать свою отчизну, клянемся в верности ее Конституции и в готовности пожертвовать собой во имя собственной нации. (…) В то время как Россия горит в огне анархии, крымские мусульмане сохраняют в Крыму покой и порядок и не забывают о своих обязанностях перед населением. (…) Татарский народ уже спасен, и он никогда не отдаст то, чего он достиг. (…) Какие бы изменения ни произошли в России, Крым и крымские мусульмане никогда не отступят с избранного и определенного их волей пути. Пусть услышит об этом весь Крым, вся Россия и даже весь мир. (…) Крымские татары не эгоистичны. Наши славные предки, не задумываясь, жертвовали собой в битвах за счастье других. Так и сегодня крымские татары будут стоять на страже безопасности не только собственного счастья и собственных интересов. Они защищают все население Крыма. Они думают о колыбели тюрко-татарского мира, о великом Туркестане, о Поволжье и мечтают принести и туда новую жизнь и воодушевление. (…) Никому не удастся перечеркнуть путь, предначертанный нашему народу его Конституцией. Пусть будет отсечена рука, которая на это поднимется»139.

20 декабря Национальное правительство обратилось к войскам Крымского штаба с воззванием «К оружию!»140.

Что же представляли из себя силы противников в декабре 1917 – январе 1918 года?

Крымский штаб. Кавалерийская бригада из двух полков, батарея из 4-х орудий (с запасом в 20 снарядов), мусульманский батальон, реорганизованный в полк пехоты. Последний стоял в Симферополе, включал четыре роты – около 700 солдат, а также, в качестве добровольцев, учащихся татарской гимназии. Здесь же располагалась воинская часть из 2 тысяч (весьма условная цифра) русских офицеров. Однако после очередного конфликта «курултаевцев» с русской общественностью в начале января офицеры большей частью предпочли остаться в стороне.

Курултай мог располагать 6 тысячами «национальных» штыков и сабель. На местах имелись вооруженные отряды национальной милиции.

Севастопольский ВРК. Большая часть военных судов ЧФ с экипажами, крепостная артиллерия Севастополя, направленные в пехотную службу матросы и сама пехота, рабочие отряды – Красная гвардия. Превосходство над противником – в 7–8 раз.

Попытки «курултаевцев» найти союзников среди единоверцев оказались практически безрезультатными, что продемонстрировало уже отношение последних к Курултаю. Так, во второй половине декабря 1917 года через турецкого посла в Москве Галиба Кемаля Бея Ч. Челебиев и Дж. Сейдамет передают одному из руководителей Турции Талаат Мехмеду-паше меморандум, в котором информируют турецкое правительство о национальном движении крымских татар, связях с Украиной и предлагают Турции свою помощь. Однако Талаат Мехмед-паша, не имея адекватного представления о ситуации в Крыму, крымско-татарский фактор, в том числе и на переговорах в Брест-Литовске, не использовал. Только спустя три месяца он с горечью признал свою ошибку, которая заключалась в том, что он считал крымско-татарское движение не более чем «маленькой группой воодушевленных молодых татарских идеалистов»141.

Крымский штаб издает один за другим приказы: об отправке частей в приморские города (что вызвало кровавое столкновение эскадронцев с рабочими на симферопольском вокзале), о разоружении Евпаторийского гарнизона (что резко усилило напряженность и в этом городе, и в Севастополе) и солдат некрымчан, отправляемых домой; о всеобщей мобилизации (которая никак не могла быть «всеобщей» из-за установки на национальный состав воинских частей). 26 декабря напряженность между Крымским штабом и Севастопольским ВРК усилилась еще более. ВРК потребовал разоружить служивших в штабе русских офицеров, на что глава правительства Ч. Челебиев ответил категорическим отказом.

Штаб, в лице полковника Е. И. Достовалова, разрабатывает план захвата Севастопольской крепости. П. Н. Врангель вспоминает: «Хотя предложенный и разработанный полковником Достоваловым план и был всеми присутствующими на совещании (видимо, 6 или 7 января 1918 года. – Авт.) военными лицами, в том числе и мною и начальником штаба Макухой, признан совершенно неосуществимым, тем не менее «военный министр» (Дж. Сейдамет. – Авт.), выслушав присутствующих, заявил, что соглашается с полковником Достоваловым, и предложил начальнику штаба отдать немедленно распоряжение для проведения предложенного полковником Достоваловым плана в исполнение»142.

План, как и предполагал Врангель, оказался нереальным. Но в знак протеста против этих замыслов из СНП вышли меньшевики. Эсеры, напротив, намерения одобрили. Кстати, на своем партийном съезде 5–6 января они высказались за вооруженную борьбу с большевиками.

Итак, примерно с середины декабря волна насилия разливается по городам Крыма. Только две партии не принимают участия в этой вакханалии. Это народные социалисты, партия ненасильственных действий, и меньшевики. Все остальные политические круги, в первую очередь большевики, левые эсеры и анархисты, а также доминирующая часть «татарской партии» и эсеры стояли за вооруженные действия.

В Крыму заполыхала гражданская война.

Глава III

Большевики захватывают власть

Для большевистских идеологов Крым являлся одной из пешек на магистральном пути к мировой революции, поэтому они оставались чуждыми крымско-татарскому населению. Так, одним из алгоритмов январских событий в Крыму стала, по словам советского исследователя и «еретического» большевика В. А. Елагина, «уродливая большевистско-татарская борьба», на время посеявшая отчуждение между советами (в какой-то степени, русским населением Крыма) – и татарами. «…Советская власть в Крыму с момента возникновения ее до момента гибели под натиском немцев, оставалась русской, говорила на чуждом для татар языке. Крымские большевики в 1918 году не смогли разрешить национального вопроса»143.

Ю. П. Гавен спустя годы после событий, положивших начало гражданской войне в Крыму, обобщал: «…Главной ее (советской власти. – Авт.) опорой явились не столько крымский пролетариат, который постоянно колебался, сколько моряки Черноморского флота, вынесшие на своих плечах всю тяжесть вооруженной борьбы с контрреволюцией»144. Именно Черноморский флот – по сути, внешняя для Крыма сила – расставил точки над «i». 27 декабря управлением им по решению I Всероссийского съезда военного флота взял в свои руки Центральный комитет Черноморского флота. С 1 января 1918 года на основании декрета Совета народных комиссаров по флоту было объявлено об отмене звания офицера, ношении орденов, крестов и прочих знаков отличия.

Черноморский флот действовал по шаблону, но в высшей степени результативно. «…В Феодосию прибыл эсминец «Фидониси», в Керчь – сетевой заградитель «Аю-Даг» и тральщики, в Ялту – эсминцы «Гаджибей» и «Керчь», в Алушту – эсминец «Капитан Сакен», в Евпаторию – гидрокрейсер «Румыния», транспорт «Трувор», буксиры «Геркулес» и “Данай”»145.

«Из Севастополя – этого сердца крымского большевизма, злокачественная кровь его потекла вначале главным образом в четырех направлениях: на Юг – в Ялту, на Север – в Симферополь, на Запад – в Евпаторию и на Восток – в Феодосию»146.

Начнем с центра – с Симферополя. Здесь была резиденция СНП, располагался Крымский штаб, непрерывно заседал Курултай. Левое его крыло, считая (в лице А. А. Боданинского) Крымский штаб средоточием контрреволюции, склонялось к соглашению с большевиками. Однако оно являлось крайне немногочисленным. Группа Дж. Сейдамета была на словах верна решениям ноября 1917-го и пока отрицала конструирование сугубо татарского органа крымской власти. Левых, однако, поддержал муфтий и председатель Директории (национального правительства) Ч. Челебиев. Появился проект организации крымской власти из татарского парламента, СНП и большевиков. Однако душевное состояние Челебиева в этой напряженной ситуации оставляло желать, видимо, много лучшего. 3 января 1918 года по распоряжению Челебиева был захвачен бывший губернский, а теперь так называемый Народный дом в Симферополе, в котором располагалось руководство некоторых профсоюзов, общественных рабочих организаций. По мнению же Челебиева, Народный дом должен был стать резиденцией Национального правительства.

Данная акция вызвала крайнее возмущение. Совет профсоюзов и исполком Симферопольского совета в ультимативной форме потребовали немедленно освободить Народный дом, угрожая в противном случае всеобщей забастовкой. А Крымский штаб, не ожидая подобной реакции и пребывая в растерянности, свалил всю вину на Челебиева. На чрезвычайном заседании Курултая по факту захвата Челебиев, оправдываясь, квалифицировал отказ городской управы передать крымским татарам Народный дом как оскорбление их национального достоинства. Забыв о своих недавних призывах сделать Крым этакой второй многонациональной Швейцарией, Челебиев, пожалуй, первым из крымско-татарских лидеров открыто высказался за передачу всей полноты власти в Крыму Курултаю. Однако соратники муфтия на эту авантюру не пошли. Они отбросили предложения Челебиева как «ведущие к разрыву с краевой властью и другими народами Крыма»147. Срочно прибывший с Южного берега Сейдамет настоял на том, чтобы эскадронцы покинули Народный дом, и дезавуировал Челебиева. 4 января тот подал в отставку. Пост председателя Совета директоров занял Сейдамет.

Большевик И. К. Фирдевс (Керимджанов) зримо рисует метания Челебиева тех дней. «Я застал его (Челебиева, посетив его дом. – Авт.) в полном состоянии медитации, отсутствия… воли… Я убедился, сказал он, что большевики и движения за Советскую власть представляют такую силу, которую никаким оружием нельзя усмирить». Он втолковывал Фирдевсу: «Вы, большевики, – не власть, вы просто осуществляете требования масс»148. Приведенные заметки Фирдевса датируются 4 апреля 1926 года, когда он, как личный недруг И. В. Сталина, уже пребывал в опале, и нам нет основания им не доверять. Тем более, что эти воспоминания подтверждаются другими источниками.

8—10 января муфтий бросается из одного угла в другой, противоположный. То он заявляет, что с целью прекращения кровопролития нужно пойти на компромисс: создание органа власти, включающего по 10 представителей от СНП, большевиков и татар. В союзе с большевиками «нет ничего противоестественного», – старается Челебиев убедить аудиторию, а потом вдруг настаивает: «Если же эта идея не может быть осуществлена, то власть в крае по праву принадлежит татарам, тем более, что, кроме единственной реальной силы, которую в данную минуту представляют татары, никакой другой силы в крае нет»149 (желаемое за действительное. – Авт.).

Тем временем идут переговоры, на которых Курултай представляли близкий к большевикам С. И. Идрисов, а также У. А. Боданинский и М. Д. Енилеев, а противоположную сторону – И. К. Фирдевс и Ж. А. Миллер. Суть большевистских предложений: неприкосновенность Курултая, сохранение татарских воинских подразделений, известная национальная автономия, пропорциональное представительство татар на съезде советов – в обмен на: лояльный нейтралитет в отношении советской власти, отказ от сотрудничества с контрреволюцией и борьба с ней, выборность командного состава. Возможно, Курултай и согласился бы большинством голосов на такой вариант, учитывая бесхребетность «болота», если бы не полная неуступчивость его правого крыла, а также правоэсеровской фракции в СНП. Предельно жесткую линию отстаивали Дж. Сейдамет, А. С. Айвазов и их сторонники. 43 голосами против 12 Курултай принимает решение об организации краевой власти по соглашению с СНП без большевиков150. Тем самым и тот и другой органы подписали себе смертный приговор. Распоряжениями Севастопольского ревкома СНП был распущен 14-го, Курултай – 16–17 января. Никакие переговоры, по нашему мнению, уже не могли переломить ход событий. Железная логика гражданской войны вступила в свои права. Слово взял «товарищ Маузер».

Вооруженные столкновения в Евпатории начались еще в 20-х числах декабря, когда Крымский штаб сделал попытку разоружить евпаторийский гарнизон. СНП, желая решить дело мирно, вынес резолюцию о прекращении вывоза оружия из Евпатории, что никакого впечатления на Крымский штаб, проводивший уже собственную политику, не произвело. Евпаторийский комитет большевиков обратился за помощью к севастопольцам с просьбой изъять оружие у Крымского штаба и вернуть обратно, а заодно и убрать с должности начальника гарнизона полковника А. Н. Выграна.

26 декабря Севастопольский ревком послал телеграмму Национальному правительству, требуя прекратить разоружение, возврата оружия солдатам и создания русско-татарского трибунала для выявления виновных в насилиях. Последовала отповедь Дж. Сейдамета, заявившего, что никакого разоружения не было, а была обычная перевозка оружия из одного склада в другой, что Севастопольский ВРК провоцирует гражданскую войну и что Крымский штаб даст отпор провокаторам.

Офицеров в Евпатории было человек 150, сведенных в дружину151. Вряд ли можно назвать ее контрреволюционной организацией, скорее, это была, на тот момент, организация самозащиты. Ведущую роль в ней играл штабс-капитан Новицкий, как и Выгран, вернувшийся с фронта, лицо частное.

Большой шум вызвало зверское убийство (живым закопан в песок) 13 января 1918 года председателя Евпаторийского совета большевика Д. Л. Караева. Было расстреляно и несколько арестованных красногвардейцев.

14 января к Евпатории подошли два военных корабля Черноморского флота – гидрокрейсер «Румыния» и транспорт «Трувор». На следующий день утром город был подвержен обстрелу орудий «Румынии», затем на берег высадился десант из Севастополя (до 1500 матросов и рабочих севастопольского порта). Впрочем, обстановку в городе уже в значительной степени контролировали местные большевики. 16-го был сформирован ВРК. Матросы арестовали Новицкого, многих офицеров, у станции Сарабуз (ныне Остряково) был взят в плен Выгран. Начались обыски и аресты. Арестовывали не только офицеров, но представителей имущих классов и тех, на кого указывали как на контрреволюционеров.