Непризнанные гении

Как говорил Иосиф Бродский, поэту нужен идеальный читатель, только где же его взять? Оттого поэт и пишет для гипотетического alter ego.

Возможной причиной гениальности, по мнению ряда ученых (Г. Селье, Г. Саймон, В. П. Эфроимсон, П. К. Анохин, Н. П. Дубинин, В. Пекелис и др.), являются гигантские, но не используемые резервы «нормального» человеческого мозга. Иными словами, все люди наделены природой неограниченным умственным потенциалом, но обычный мозг использует ничтожную долю своей потенции. Следует понимать, что дело даже не в механизмах, «включающих» полный потенциал сознания гения, но в том, что творчество – это мышление в условиях неопределенности, в которых люди вынуждены делать выбор, включающий компонент риска. По Г. Саймону, человек принципиально не способен охватить всю многогранность реальности, и его выбор неизменно определяется степенью прозрения, иррационального «схватывания», мистического прорыва. У меня нет никаких сомнений в том, что рационализация гениальности практически невозможна и что сам этот феномен выходит за рамки однофакторности или простых решений. Свидетельством тому является провал идеи американского бизнесмена Роберта Грэхема по созданию «фабрики гениев» за счет использования искусственного оплодотворения доноров спермой выдающихся людей. Как выяснилось, дети, родившиеся в такого рода евгенических опытах, ничем не отличались от своих сверстников. Наследственность – наследственностью, но, как давно подмечено, на детях гениев природа отдыхает…

Немного о личностных особенностях гения. Обдумывая что-либо, многие творческие личности искусственно вызывают прилив крови к голове. Фридрих Шиллер ставил ноги в лед, Джон Мильтон и Рене Декарт опрокидывались головой на диван, Жан Жак Руссо обдумывал свои произведения под ярким полуденным солнцем, Джоаккино Россини – лежа в постели, Готфрид Вильгельм Лейбниц мыслил только в горизонтальном положении.

У А. Н. Скрябина вдохновению всегда предшествовал приступ истерии. Припадок часто длился всю ночь, а утром он приходил в себя и начинал записывать музыку.

Вновь услышанные музыкальные фразы Гектор Берлиоз переживал как резкую смену настроения – от подъема до пароксизма: «Мне кажется, что душа моя расширяется; я испытываю неземное блаженство, душевные переживания порождают вскоре странное волнение в крови, пульс начинает биться сильнее… затем происходит болезненное сокращение мускулов, дрожь во всех членах, полное онемение рук и ног, частичный паралич лицевых и слуховых нервов, я ничего не вижу, плохо слышу… Головокружение… Отчасти потеря сознания».

А. С. Даргомыжский следующим образом описывал свои ощущения во время написания «Каменного гостя»: «При нервическом моем состоянии у меня расходилась творческая жилка, как бывало в молодости. Это, в самом деле, странное явление: сидя за фортепьяно, больной и сгорбленный, я в пять дней продвинул моего “Каменного гостя”, как здоровый и в два месяца бы не продвинул».

Рихард Вагнер во время сочинения музыки раскладывал на стульях и на мебели куски яркой шелковой материи и периодически ощупывал их. Кроме того, он окружал себя пышной роскошью – это давало ему внешний импульс к композиции. Болезнь Вагнера, сопровождавшаяся физическим и нервным истощением, вызвала у композитора творческий прилив. Прелюдию к драме «Золото Рейна» он написал в сумеречном состоянии.

Вальтер Скотт надиктовал своего «Айвенго» в состоянии транса, а когда тот кончился, не мог вспомнить ничего, за исключением основной идеи, продуманной ранее.

Иоганн Вольфганг Гёте мешал писать скрип пера и брызги чернил, поэтому он предпочитал карандаш.

У Фридриха Шиллера «приступы» творчества вызывали гнилые яблоки на столе.

Виктор Гюго не мог работать, не имея перед собой своей бронзовой собачки.

Эмиль Золя на время работы привязывал себя к стулу.

Шарль Луи де Монтескьё перед тем как сесть писать, надевал свежие манжеты.

И. С. Тургенева подстегивала бессонница.

Иосиф Гайдн возбуждал себя блестящим предметом, рассматривая алмаз на кольце своего пальца. Без этого кольца музыка к нему не приходила.

Генрих Гейне возбуждал поэтический дар музыкой, Вальтер Скотт предпочитал работать в окружении детей, играющих в шумные игры, а вот П. И. Чайковскому для работы были необходимы уединение и тишина. Подобным образом Альфред Мюссе слагал стихи в полном одиночестве и при торжественных свечах: он заранее накрывал стол для себя и воображаемой женщины, которая должна была вот-вот прийти и разделить с ним ужин.

Поэт и композитор Эрнст Теодор Амадей Гофман часто творил в состоянии алкогольного опьянения. Он даже изобрел свои «элексиры творчества» – различные смеси из алкогольных напитков, вызывающие «приступ» энтузиазма.

Шарль Бодлер и Ги де Мопассан исследовали влияние на творческий процесс наркотиков, и творец «Цветов зла» подробно описал свои ощущения. Действие эфира Мопассан описывает так: «То не сон, не грезы, не болезненные видения, то – необыкновенное обострение мышления, новая манера видеть вещи, судить и оценивать жизнь, сопровождаемое полной уверенностью в том, что эта манера и есть истинная».

Трудоголия, самосожжение гения очень часто являются для него спасением от жизни, от ее опасностей и невзгод. Подвижничество – внутренняя потребность великого человека, не требующая вознаграждения. Не случайно Винсент Ван Гог видел в своей работе «громоотвод», а Фридрих Гёльдерлин – дар Божий, создающий и хранящий человека…

Но слишком трудно этот дар вместить,Ведь если бы Дарящий не скупился,Давно благословенный Им очагНаш кров и стены в пепел обратил.

Да, нужна недюжинная сила, дабы воспринять и снести этот дар: «Не всегда ведь вместится в слабом сосуде дар Божий, иногда лишь снести может его человек». Мне представляется, в этой мудрости и заключается разгадка феномена человеческой гениальности. И многие художники могут внутренне почувствовать, что эти слова И. Х. Ф. Гёльдерлина обращены именно к ним:

В снах утра и в бездне вечернейЛови, что шепнет тебе Рок,И помни: от века из тернийПоэта заветный венок.

Гениальность как богоприсутствие

Гений – уста Бога.

И. Гарин

Творчество человека – продолжение миротворения, важнейшая форма реализации его божественных сил. Человек-творец есть продолжатель и соучастник Божьего творчества. Как писал П. Флоренский, если есть «Троица» Рублева, значит есть Бог. С возникновением человека начинается новый этап эволюции – творческое участие творения в мировом деле Творца, именуемое историей, культурой, искусством, восхождением духа. Как и мистика, гениальное творчество есть глубина и вершина духовной жизни, соединительное звено между небом и землей, способ прикосновения к божественной тайне. Иными словами, природа гения божественна, сопричастна Абсолюту или Мировому Духу. Рождение Бога в человеческой душе есть подлинное рождение человека. Рождение Бога в человеческой душе есть движение от Бога к человеку, когда Бог нисходит в душу человеческую.

Святые книги всех религий не случайно называют боговдохновенными: скажем, Священное Писание интерпретируют как текст, продиктованный Богом, где каждая фраза в буквальном смысле дана свыше. Будучи Словом Божиим, Библия в то же время является и словом человеческим, голосом тех душ, которые пережили высший опыт богоприсутствия. В притчах, пророчествах и псалмах священные авторы стремились выразить тайну этого опыта доступными им средствами.

Уже древние греки и римляне видели в гении высшее существо, общающееся с богами. У эллинов гений олицетворял полноту душевных сил и пророческое начало. Можно говорить о делегировании человеку части творческой силы Бога – не потому ли столь часто решаемые человеком задачи превосходят его персональные творческие способности? Не потому ли о человеке иногда говорят как о «лирическом» творении Бога, в котором Бог хочет «высказать» Себя?[17]

Согласно апостолу Павлу, гений, одаренный творческой свободой и реализующий Бога в себе, всецело обращен к высшему промыслу, к небу, к Творцу. Он, так сказать, соучастник божественного процесса, творящий в «восьмой день».

Как проявление Бога в человеке, гениальность онтологически непознаваема: мы можем видеть ее внешние проявления, но не глубинную сущность. Иначе говоря, природа гения уходит за горизонт нашего познания, как это случается со всем божественным в мире. Вообще, существует некий тотальный принцип определенности, согласно которому, сосредотачиваясь на одной стороне чего бы то ни было, мы затуманиваем все остальные.

Идея творчества как богоприсутствия принадлежит Блаженному Августину: в последней глубине единственная положительная творческая сила есть Бог, и человек, лишенный связи с небом – совершенно бессилен. Фома Аквинский несколько изменил это соотношение, сделав его более естественным, двуединым: «Мы должны молиться, как если бы всё зависело от Бога; мы должны действовать, как если бы всё зависело от нас самих».

Антропный принцип, согласно которому возникновение Наблюдателя в процессе эволюции заложено изначально Богом, является основным принципом мистики, согласно которому Бог являет себя человеку в откровении, когда приходит время достичь его. Человек создан в процессе эволюции для открытия Бога – очень ясно по этому поводу высказался Якоб Бёме в своей космографии: «Весь этот мир – большое чудо, невозможно было ангелам познать его. Поэтому и подвиглась природа Отца к сотворению существа, чтобы смысл великого чуда открылся, и тогда его узнают в вечности ангелы и люди, и всё это было в Его намерении».

«Глубинное основание Бога» уходит в сокровенную темноту души. Когда Я. Бёме однажды опросили, как можно понять эти бездны, он сослался на апостола Павла: «Дух исследует все вещи, равно и глубины Божества». В заключительной главе его «Утренней зари» слова о душе человека звучат так, словно она суть «маленький бог в большом неизмеримом Боге». Вот как сам Бёме объяснял свой неожиданный дар писателя и своеобразие своего литературного творчества: «Бог дал мне знание. Не я, которое есмь Я, знает это, но знает это Бог во мне».

Иными словами, человек – орган познания Божества, служащий постижению творения и в нем Творца. Аналогичная мысль обнаруживается у большинства мистиков. Например, Ипполит Римский, живший во II веке, писал: «Начало завершения – это познание человека, познание же Бога – это достигнутое завершение». Еще одна важная идея – сопряженность божественной любви и познавательной способности человека. Бог есть любовь – поэтому «воля Бога записана в нашем сердце».

Бог нисходит к нам постоянно, независимо от того, осознаем мы это или нет; и Он нуждается как в нашей активности, так и в плодах этой активности, которая разворачивается таким образом, что ни активность никогда не мешает плодотворности покоя, ни плодотворность покоя – активности, а они лишь усиливают друг друга. И это – причина того, что обращенный внутрь себя, созерцательный человек проживает свою жизнь в соответствии с этими двумя путями, в покое и в трудах. И в том и в другом этот человек пребывает полностью, но каждый по-своему, индивидуально неповторимо, полностью пребывая в Боге, в добродетельности своей, исполненный покоя плодотворности, и в то же время, полностью пребывая в самом себе в добродетельности своей деятельной любви.

Рисуя путь мистика ко вратам Града Божьего, Я. Рейсбрук ставит свободный дух над здравым смыслом и просветление (Вечное Сияние) над разумом: Бог открывает себя в «самой сокровенной сущности души, где силы души преобладают над разумом и где в своей простоте они и претерпевают божественную трансформацию»: «Когда любовь несет нас выше всех вещей и за пределы их, выше чем в свет, в Божественную Тьму, в которой мы подвергаемся воздействию Вечного Слова, которое является образом Отца, и преображаемся им; и подобно тому, как воздух пронизывается солнцем, так мы в бездеятельности духа обретаем Непостижимый Свет, обнимающий нас и пронизывающий нас. И этот Свет является не чем иным, как бесконечным смотрением и видением. Мы наблюдаем то, что мы есть, а мы есть то, что мы наблюдаем, поскольку наша мысль, жизнь и бытие возвышаются в простоте и делают нас едиными с Истиной, которая и есть Бог».

Майстер Экхарт, раскрывая содержание мистического опыта и говоря о соотношении между Богом и человеком, окончательно преодолевает различие между Творцом и творением: «Бог есть, если есть человек. Когда исчезает человек, исчезает и Бог. Сам Творец возникает или проявляется вместе с творением. Это и есть теогонический процесс, идущий в божественной Бездонности». «Бог не желает от тебя ничего большего, как чтобы ты вышел из себя самого, поскольку ты тварь, и дал бы Богу быть в тебе Богом».

«Бог обязан действовать, обязан излить Себя в тебя, как только Он увидит, что ты к этому готов». «Ведь мы, люди, имеем одну книгу, которая ведет нас к Богу. У каждого она внутри него, и представляет она бесценное Имя Бога. Ее буквы – это пламя Его любви, которую Он в бесценном Имени Иисуса открывает нам в Своем сердце. Читай эти буквы в своем сердце и духе, и с тебя довольно этой книги. Все писания детей Бога направляют тебя к этой книге, потому что в ней заключены все сокровища мудрости… Эта книга – «Христос в тебе».

Для того чтобы Бог стал могучим двигателем души, Он, по словам М. Экхарта, «должен снова и снова рождаться в душе». Наверное, потому «Христос родился, родится и будет родиться»… Чтобы измерить душу, нам придется измерить Бога, поскольку Первооснова Бога и Первооснова души одна и та же.

Мистическое единство М. Экхарт понимал в том смысле, что всё земное буквально «напичкано небесным», что Бог, как о том писал еще Плотин, «не есть внешнее по отношению к чему бы то ни было, но присутствует во всех вещах…» Если Бог – во всем и в некотором смысле есть всё, то Его можно обнаружить в самом себе. «И если ты родился в Боге, то и внутри тебя (в круге твоей жизни) присутствует нераздельное Сердце Бога».

М. Экхарт, возможно впервые, намекает на существование связи Божественной реальности с высокими уровнями ви,дения, то есть сознания человека, и говорит о преобразующей роли этого уровня сознания: «Душа, отдающаяся внутреннему просветлению, познает в себе не только то, чем она была до просветления; но она познает и то, чем она становится через это просветление». Низшее (животное) сознание человека несет в себе зло безбожной жизни, высшее (божественное) сознание несет в себе катарсис. Вот почему «человеку, пребывающему в Божьей воле, невозможно совершить злодеяние». «Бог в тебе», среди прочего, означает приоритет духовного начала, обретение внутреннего света, преодоление животности, отказ человека подчиняться низшим стихиям во имя торжества высших.

Творчество – процесс целостный, в нем проявляется человеческое двуединство: человек – необходимое и достаточное условие для реализации, проявления, «материализации» Божественной мощи. Творчество есть прорыв богосродного и богослитного слоя человеческой души, демонстрация присутствия Творца в твари – чего-то безусловного, абсолютного, вечного, надмирного, наделяющего продукты этого творчества всеми перечисленными качествами.

Творя, самовыражаясь, гений, художник меньше всего думает о самом себе – ему дано выразить не просто свои душевные переживания, но некое глубинное сокровище, нечто, присутствующее в сокровенной глубине его души. Плоды творчества появляются из «вдохновения» – могучей, таинственной и невыразимой силы, понуждающей художника творить вопреки всему, «несмотря ни на что». Можно говорить об этом вдохновении как о благодати, данной творцу, как о присутствии Бога в человеке.

Божественный, творческий ум является причиной существования мира, а человек – «мост изобилия», соединяющий творение и Бога. Творчество человека – продолжение Божественного[18]. Если есть область, где исключительная роль творческой индивидуальности наиболее бесспорна и очевидна, писал С. Булгаков, то это та, где действует вдохновение, неведомым, поистине магическим путем озаряющее человека[19].

Олдос Хаксли как-то сказал, что западная религия пытается «познать» Бога, тогда как адепты восточной сами пытаются «быть» Богом. В Индии никогда не побьют камнями сказавшего «Я – Бог», а скорее всего поверят ему. Индийские аватары – это боги во плоти, вызывающие всеобщее почитание и поклонение. Ибо кто не стал Богом, не может почитать, прославлять Творца, тем более Его познать. Потому-то величайшее счастье – носить Бога в себе.

Я так же велик, как Бог,Он так же мал, как и я.Не могу я быть ниже Его,Он не может быть выше меня.

Даже причуды самозванных богов, нелепость этих причуд здесь рассматриваются не как признак юродивости, но как способ разбудить конформистские, «машинные» умы окружающих, разрушить их механическое реагирование.

Искусство является мощным стимулятором и возбудителем мистических переживаний: не только великие поэты, художники или музыканты творят в экстазе, но заряд, духовная иррадиация их произведений столь велики, что на протяжении веков и тысячелетий порождают ответные эмоции у читателей, зрителей и слушателей, позволяя им испытать чувство слияния с источником этих творений. Монументальные средневековые соборы Европы, мусульманские мечети, Тадж-Махал, индуистские, буддийские, исламские и бахаистские храмы, потрясающие верующих своей божественной красотой, – не просто свидетельства человеческой гениальности, но источники таких переживаний. Иными словами, искусство возникает в результате «встреч с Богом» и само ведет к «новым встречам».

Главная тайна и сокровенное таинство творчества – Бог в человеке, отгадка Божьей идеи в себе, экстатическое подвижничество во имя реализации этой идеи. Таким был Иисус Христос, таков подлинный род Христов – армада гениальных подвижников и творцов всех времен и народов. Высшая антропология является христологией, ибо в творческом начале человека проявляются те же свойства, что и в подвижничестве величайшего из божественных посланцев.

Духовидению Данте, его «Божественной комедии» предшествовал огромный опыт основателей религии, позволивший им пережить не только чудо «предстояния» перед Богом, но важнейшие культуротворческие чувства, определившие эволюцию мистики, религии, этики и эстетики.

Увы, в мире слишком мало личностей, претерпевших мутацию сознания, вышедших на верхние уровни существования, достигших мистического просветления, – именно эти немногие ведут за собой человечество, изменяют его сознание, творят духовную культуру. Как показывает исторический опыт, только эти немногие способны пробудить человечество к истине. Естественно, здесь речь идет не о законах природы или причинности, а о высших уровнях гениального сознания, на которые мистики ориентируют человечество, изначально вожделеющее к материи.

Творчество всегда направлено к тому, что выше человека. Это не обязательно спасение души, искупление греха или дума о Боге[20], но это всегда проявление высшей, божественной жизни духа, реализация божественной потенции, соучастие в миротворении и миропознании.

Творчество гения – соучастие в творении мира и ощущение присутствия Бога в художнике. Согласно религии, которую я исповедую, Бог является в мир через каждого из нас, и все различия между людьми определяются мерой богоприсутствия и глубиной богореализации. Но если Бог в нас, то мы владеем и частицей его Слова, то есть способностью творить Мир-Текст, который открывает иные миры.

Джордж Рассел в «Свече ви,дения» очень точно выразил собственные визионерские переживания, или, как он говорил, «отражения личности»: «В душе возникают окна, через которые можно увидеть образы, сотворенные не человеческим, но Божественным воображением». Я уверен в том, что великие творения человека возникают именно в таких пограничных состояниях сознания, когда художник вдруг ощущает себя послушным орудием в руках Божественной Силы, становится устами Бога, и это чувство задокументировано многими гениальными творцами.

Озарение, нисходящее на величайших учителей человечества – Будду, Моисея, Христа – является приоритетным условием возникновения духовных движений, охватывающих затем большую часть человечества. Без просветления гениальных и харизматических пророков не было бы великих религий – буддизма, иудаизма, христианства, ислама. Озарение – необходимое условие любого духовного прорыва, в том числе научного или художественного: истина, в которую поверят миллионы, сначала вспыхивает в сознании одного и лишь со временем покоряет мир. Харизмы Единственного хватает на всех!

Сказанное полностью относится к гениальным художникам и поэтам. Озарение является, в сущности, декларацией необходимости инсайта для тех преобразователей мира, которые затем поведут за собой человечество или значительную его часть на протяжении сотен и тысяч лет. Просветление, озарение, экстаз – состояния, которое пережили не только великие пророки и творцы религий. Без этого невозможно появление божественной поэзии, музыки, величайших книг, написанных людьми – от «Града Божьего» и «Исповеди» Блаженного Августина до творений Д. Джойса и Т. С. Элиота.

При всей невыразимости мистического опыта, практически все вершинные произведения человеческого гения буквально пронизаны символами «иного» – Данте, Донн, Гонгора, Блейк, Гёте… Символы – мосты между реальным миром и миром идей, между плотью и духом, между жизнью и смертью. Они во многом сродны с эйдосами Платона. Символы – это язык, на котором Бог говорит с человеком.

Цель искусства – создание символов, облегчающих проникновение в глубины человеческие, в донные срезы существования, в недра бессознательного, где, собственно, происходит всё самое главное в жизни человека. Художник – спелеолог человеческих душ, в которых изредка встречается с Богом. У М. Хайдеггера мысль о божественности поэзии выражена следующим образом: «Поэтически проживать» означает находиться в присутствии богов и быть затронутым близостью сущности вещей.

Гений располагает эйдосы-символы в новом порядке, делает платоновское «припоминание» неистощимым источником творчества, считая Мировую Память и коллективное бессознательное своей собственностью. Коллективное бессознательное – открытость человеческого сознания трансцендентным ценностям и переживаниям[21]. Живое присутствие всего существующего в собственной душе, активное воображение, дар второго зрения, способность видеть невидимое – всё это неотъемлемые качества гениальности.

Сказанное в полной мере относится и к науке. «Открытие в науке, – писал А. Эйнштейн, – совершается отнюдь не логическим путем; в логическую форму оно облекается лишь впоследствии, в ходе изложения. Открытие, даже самое маленькое, – всегда озарение. Результат приходит извне и так неожиданно, как если бы кто-то подсказал его». Кстати, категория «непостижимого» играла большую роль в научном творчестве самого Эйнштейна, и хотя он никогда не писал о своем опыте расширения сознания, некоторые его идеи действительно являются озарениями, возникшими в холотропных состояниях озарения.

Гениальные произведения, за редкими исключениями, создаются людьми, испытавшими визионерские переживания, или содержат в себе сверхъестественную силу, воздействующую на сознание людей через сотни и тысячи лет после их создания. Восхищение, которое рождается в нас от поэзии Данте, полотен Рублева или «Джоконды» Леонардо да Винчи, мистично по своей природе: сама по себе красота не может нести в себе такой заряд энергии, который поистине неисчерпаем. Ибо искусство, мастерство – божественный дар, питаемый глубочайшими переживаниями, которые сохраняются и иррадиируют вечно.

Мистические феномены сродни символическим образам искусства, галлюцинациям музыкантов и поэтов, способам передачи поверхностному сознанию глубинных движений Мировой Души. Они являются визионерскими переживаниями, возникающими на самых высоких уровнях сознания. Как художественное полотно рождается не столько движением кисти, сколько сокровенным взаимодействием творящего гения с внутренней красотой истины, так мистическое видение – Небесной Афродиты у Плотина, Вечной Мудрости у Сузо, образа Христа у святой Терезы, персонажей пророческих книг у Блейка, Софии у В. Соловьева – связано со способностями высшего сознания соприкасаться с Божественной Мудростью, Космическим Разумом или Всепорождающей Пустотой. «В артистических натурах состояние мечтательности легко проявляется посредством видений: мысль как бы воплощается в образную, звуковую или ритмическую структуру».

Автоматическое письмо, с помощью которого Иоанн Богослов творил Апокалипсис или Екатерина Сиенская экстатический «Диалог», ничем не отличается от творческих методов поэтов и музыкантов пушкинского и моцартовского типа, изливающих божественное слово или божественные звуки. Мышление, чувства и желания человека – это его связи с Космическим Разумом, отражением которого являются наши мысли и интуиции. Р. Штейнер называл это Мировым круговоротом духа, нашей глубинной обращенностью к Богу.