Закон улитки

Денег вам должно хватить надолго. Парень передаст вам кредитку. И скажет ПИН-код. Ну вот и все, обнимаю. А на похороны мои придут тысячи королевских пингвинов… Шучу. В последний раз.

Целую тебя крепко-крепко,

Борис».

Дочитав письмо, Виктор тяжело вздохнул. Лежал на спине на диванчике, вспоминал Антарктиду, Брониковского, толпы пингвинов, среди которых для полного и массового пингвиньего счастья не хватало только «блудного сына» Миши. «Хоть бы уже быстрее эти выборы, – подумал Виктор. – Быстрее бы на свободу, в дорогу, на розыски пингвина!» И конечно, тоже очень важное дело – это письмо. Даже как-то кстати, хоть совпадение это веселым не назовешь, что и получатель письма живет в Москве, и пингвин Миша там же оказался!

Часа через полтора во двор въехала машина, и через открытое мансардное окошко услышал Виктор веселый и пьяный голос главного имиджмейкера Жоры. За те неполные пару минут, пока выходили они из машины и заходили в дом, различил Виктор голоса всех имиджмейкеров и одного из охранников Сергея Павловича, который, по всей видимости, и возил бригаду в сауну.

Наутро Виктор завтракал один. Около девяти утра на кухню заглянул хозяин в тех же брюках и белой рубашке с бабочкой. На лице – улыбка и усталость.

– Сделай-ка и мне кофейку, – попросил он Виктора и исчез.

Появился минуты через три, уже переодетый в спортивный костюм. Присел рядом, поблагодарил за кофе. Насыпал в чашку пол-ложки сахара, размешал.

– Ну как там? – спросил он.

Виктор пожал плечами.

– Вы же больше заданий не давали…

– И меньше не давал, – улыбнулся Сергей Павлович. – Да ты не беспокойся… Я так просто спросил… Твое главное задание сейчас – за этой бригадой присматривать. Может, чему-нибудь полезному у них научишься… Они давно вернулись?

– Ночью, часа в два… Сергей Павлович, а выборы когда?

– Выборы? Скоро. Через две недели, – хозяин вдруг глубоко задумался, и усталость возвратилась на его лицо.

– Но это же совсем скоро…

– Ага, скоро… Да ты не беспокойся, ты что, думаешь, я со своими избирателями не встречался?.. Тут другая проблема – конкурент мой свою игру затеял. Время тянет, никаких плакатов не вешает, только листовки в почтовые ящики бросает, и, что странно, ни одного плохого слова обо мне… А это неприятно…

– Может, порядочный человек? – предположил Виктор и тут же, встретившись с удивленным взглядом Сергея Павловича, понял, что сморозил очевидную глупость.

– Что такое выборы? – спросил негромко Сергей Павлович. – Это конкурс по плевкам в длину. Понимаешь? Он должен доказать, что я – плохой, я должен доказать, что я – лучше, чем он.

– Но вы же ничего никому не доказываете?

– Да не моя это работа – доказывать! У меня сорок человек выборами занимаются! – рассердился хозяин, но его рассерженность не была направлена на Виктора. – Мое дело – быть во всем чистом, с галстуком и побритой физиономией. Вот и все мое дело!..

В коридоре послышались шаги, и в кухню забежал охранник Паша. В руке он держал свернутый трубочкой плакат. Передал его Сергею Павловичу. Тот развернул и уставился на предвыборную агитку своего конкурента. Вдруг лицо хозяина исказилось, он резко обернулся к Паше, застывшему у столика.

– Вы что, не знали, где он это печатать будет?

– Он не здесь печатал… В Белой Церкви…

– Мудаки, – выдохнул Сергей Павлович. – Что делать теперь?

Он перевел взгляд с Паши на Виктора. Виктор, не понимавший в чем дело, сидел с оторопевшим лицом.

– А что там? – осторожно спросил он.

Хозяин передал ему плакат. Плакат как плакат. Нейтральное лицо с низким лбом и короткой прической. Ровный нос, во взгляде – холодный цинизм, но без агрессии. В тексте предвыборной программы – сплошная банальщина. Вплоть до обещания за пять лет решить жилищные проблемы своих избирателей за счет государственного инвестирования жилищного строительства.

Виктор поднял вопросительный взгляд на хозяина.

– Ты ни хрена не понял? – кивнул Сергей Павлович и вздохнул. – К морде присмотрись!.. Погоди! Паша, принеси-ка фотки из нашего архива!

Паша вскоре вернулся с большим коричневым пакетом. Вытащил оттуда десятка полтора снимков большого формата. Передал Виктору.

Виктор задержал взгляд на одной из фотографий – это был пикниковый снимок мужчины, внешне очень похожего на предвыборного конкурента.

– Это что, его брат? – спросил Виктор.

– Это он и есть.

Виктор опустил фотоснимок рядом с плакатом и сразу понял причину столь внезапной смены настроения у Сергея Павловича.

Лицо на плакате отличалось американской чистотой кожи и греческой правильностью черт. То же лицо на фотографии было украшено длинной линией шрама на правой щеке и кривым, сбитым в сторону, боксерским носом. В остальном же различий не было.

– Так, даю вам полчаса! Думайте, что с этим делать! Я понятно сказал? – Сергей Павлович скользнул резким взглядом по охраннику, потом перевел взгляд на Виктора. – А ты пойди разбуди эту бригаду и поставь им задачу. Пускай тоже думают! Чтоб через полчаса доложили мне, как вернуть шрам на место!..

Хлопнула дверь, и охранник с Виктором остались одни. Паша тяжело вздохнул.

– Ну вот, влипли, – протянул он. – Мы же не СБУ, чтобы знать, где какие плакаты печатаются!.. А что теперь с этим делать? – и он вопросительно посмотрел на Виктора. – Что делать будем?

– Пойду Жору разбужу, – Виктор поднялся из-за стола, но взгляд Паши, в мгновение ставший жестким и колючим, усадил его на место.

– Потом разбудишь, сначала сам пораскинь мозгами!

– Ну не пририсовывать же ему шрам на каждом плакате! – Виктор пожал плечами.

– Послушай, – Паша смягчил взгляд и интонацию. – Мне платят за мышцы и верность, а тебе – за голову! Поработай ею!

Теперь уже Виктор вздохнул. Задумался. Опустил взгляд на стол, где теперь лежал предвыборный плакат без шрама и фотография со шрамом. Под ними лежал коричневый конверт с другими фотографиями конкурента. Виктор вытащил его, просмотрел снимки. Остановил взгляд на одном, где был изображен правильный, «документальный» анфас. Тут и шрам красиво выделялся на лице, и нос был кривее, чем на других фотографиях. Виктор взял этот анфас в руки, поднес поближе к глазам. Потом снова посмотрел на плакат – там тоже был анфас, и тоже «документальный», но, кроме шрама и носа, заметил Виктор еще одну важную разницу – на плакатном «очищенном» лице сияла американская самоуверенная улыбка, а на «архивном» снимке выражение лица было мрачным и губы были жестко сомкнуты, из-за чего все выражение лица казалось «беглым», словно у зажатого в углу, затравленного зверя. Эта разница показалась сейчас Виктору важнее, чем присутствие или отсутствие шрама.

– Сделай-ка мне кофе! – излишне раскованно попросил он Пашу, и тот понял, что Виктор на полпути к решению проблемы. Охранник живо поднялся, пошел к плите.

Виктор, совсем недавно так же суетившийся у плиты, готовя кофе для себя и шефа, смотрел теперь на мощную спину Паши, смотрел и думал о том, что всегда найдется кто-то, кто послушно пойдет делать кофе. И этот же человек может убедить кого-нибудь другого сделать кофе для себя. Эдакая бесконечная цепочка людей, цивилизованная иерархическая «кофейная» лестница. «Я делаю кофе для себя и для шефа, Паша делает кофе для себя и для меня, какой-нибудь Ваня будет делать кофе для себя и для Паши». Равенство и братство по нисходящей. Наверно, и кофе должен быть другим, или его должно становиться меньше?

Виктор возвратился мыслями на два анфаса. Вспомнилась телереклама стирального порошка «Тайд». Две рубашки – одна полностью отстиранная, а на другой – оставшееся бурое пятно. «Чистота – чисто «Тайд»!» Паша оглянулся, он словно почувствовал энергию мысли Виктора, которая должна была снять напряжение и у шефа, и у них самих.

А Виктор уже увлекся построении в своем воображении рекламного ролика, где вместо двух одинаковых, но по-разному чистых рубашек были изображены два одинаковых, но по-разному «чистых» лица кандидата в депутаты парламента. Ролик уже крутился в его воображении, хотя он прекрасно понимал, что решить эту проблему с помощью телевидения никто не позволит. Не тот уровень его кандидата. Но ведь информация может передаваться тысячами разных способов, вплоть до грубых надписей на заборе!

– Ну что? – с надеждой спросил Паша, наливая кофе из турки.

– Порядок! И без всяких имиджмейкеров!

– Видишь, как хорошо давать людям поспать! – усмехнулся охранник. – Давай рассказывай!

– Надо допечатать его плакаты, – Виктор улыбнулся, посмотрев в голубые глаза охранника.

Паша прищурился.

– Только в расширенном варианте, – добавил Виктор. – Точнее, это будет один большой плакат, который будет доклеиваться к его плакатам…

Паша всем своим видом показывал, что не понимает, но очень хочет понять мысль Виктора. И тогда Виктор взял «документальный» анфас со шрамом, носом и без улыбки, покрутил его в руке, как выигрышный билет лотереи «Забава». Объяснил, что его надо увеличить до размера предвыборного плаката, чтобы смотрелись они так, будто были отпечатаны одновременно. А потом сверху дать рекламу какой-нибудь косметической фирмы…

Паша ухмыльнулся, но ухмылка была «неполной». Видимо, до конца он все-таки идею Виктора не понял. Хотя что-то подсказало Паше, что этот парень действительно не дурак и шеф очень скоро сменит гнев на милость.

Шеф «въезжал» в идею Виктора медленно, но когда «въехал» – в его глазах вспыхнул пионерский задор.

– Косметическая фирма? – размышлял он вслух. – Косметика – это хороший бизнес, а раз это бизнес, значит, кому-то он приносит хорошие бабки и какая-то часть из них пойдет на выборы!.. Паша! – он обернулся к охраннику, стоявшему теперь у кухонной двери и наблюдавшему, как шеф постепенно возвращается в нормальное расположение духа. – Паша, позвони Потапычу, пусть узнает, какая косметика делится с нашим «приятелем» деньгами!

Паша вышел. Шеф перевел взгляд на Виктора.

– Молодец! – сказал он. – Бригада еще спит?

Виктор кивнул.

– Да, кстати, – Сергей Павлович достал из кармана пиджака ключ, протянул его Виктору. – Это от нового замка, от старого же у тебя есть?

Виктор молча уставился на ключ.

– Это от твоей квартиры, – пояснил шеф.

– А кто в ней сейчас? – с опаской спросил Виктор.

– Кто-кто? Твоя Соня со своей няней… Няня на зарплате и ни на что не претендует…

– Няня та, что была? – осторожно поинтересовался Виктор.

– Ну та, что ты нанимал, как ее там, Нина, что ли…

– А этот Коля?

– Коля твой оказался Сеней. Интересный тип, он у меня в гостях. Только не здесь, а на другой квартире. С ним сейчас проводят воспитательные мероприятия. Ты, кстати, когда домой заедешь, просмотри все внимательно, а то он всякое мог оставить… Он курьерничал между Одессой и Киевом. Сначала тяжелые наркотики возил, а потом на пластиковую взрывчатку перешел. На нее сейчас спрос раз в пять поднялся – выборы!

– Когда я могу домой съездить? – спросил Виктор.

Сергей Павлович посмотрел на часы.

– Через два часа тебя Паша туда отвезет и потом привезет обратно…

Заметив вопросительный взгляд Виктора, Сергей Павлович усмехнулся по-отечески:

– Ты не обижайся, он тебя не сторожить, а охранять будет. Уловил разницу? Твои мозги мне сейчас нужны в рабочем состоянии, а не разбросанные по асфальту…

17

За окнами джипа пронеслась улица Красноармейская. На площади Толстого пришлось простоять несколько минут в пробке. Потом снова без остановок. Пятнадцать минут, и вот уже съезжает джип «мерседес» с дороги, поворачивает сначала направо, потом налево.

Справа «проезжает» мимо одноэтажный мусорник, за которым на пустыре одинокой и жалкой копией Эйфелевой башни стоит голубятня, возле которой меньше года назад по снегу они с Соней и Сергеем прогуливали пингвина Мишу. Тут же где-то бегали бездомные и беззлобные собаки.

Странная оторопь взяла Виктора, и показалось ему, что его в особом скафандре, в какой-то бронированной подводной лодке опустили на мгновение в прошлое. И стоит ему испугаться чего-то – дернет он невидимый шланг, идущий вверх, в реальность, и сразу вытянут его, снимут скафандр и дадут отдышаться, чтобы подумал он и решил окончательно, хочет ли он действительно спускаться в прошлое.

Машина остановилась около подъезда Виктора, и он, посмотрев внимательно Паше в лицо, понял, что Паша уже приезжал сюда и адрес знает.

– Я около трансформаторной будки буду ждать, – сказал Паша.

Виктор молча выбрался из джипа.

Перед своими дверьми помедлил. В руке держал два ключа, но взгляд его упирался в кнопку звонка. Если позвонить – все равно дверь откроют. Соня или Нина. Но тогда он сразу ставит себя в положение гостя. Его впустили, ему открыли дверь. А ведь он хозяин. Просто его, Виктора, долго не было.

Набравшись решимости, Виктор открыл ключами замки, но перед тем, как распахнуть дверь, все-таки позвонил. Потом зашел в коридор. Сразу увидел там, на полу, блюдечко с молоком. Это для кошки, которая царапается.

Скрипнула дверь в комнату, и из проема выглянула Соня, одетая в джинсовый сарафанчик с вышитым букетом роз. Прошлась по Виктору взглядом снизу вверх и остановилась на его лице.

– Привет! – проговорил Виктор негромко.

– Привет! – ответила Соня.

– Ты одна?

Она отрицательно мотнула головой.

Виктор вздохнул. Разулся. Зашел в комнату и тут же застыл на месте. Комната его не принимала, она была совершенно чужой – розовые обои, зеленые гобеленовые накидки на креслах и диване, на столе – розовая скатерть с кружевной каймой.

Виктор осмотрелся внимательнее в поисках узнаваемых вещей. Подошел к столу. Сдернул скатерть, и полированное дерево столешницы словно улыбнулось ему.

– Тебе что, ремонт не нравится? – спросила Соня, стоявшая у дверей.

– Не нравится, – признался Виктор.

Соня открыла дверь в спальню и крикнула туда:

– Нина, а дядь Вите ремонт не нравится!

Виктор зашел в спальню и увидел Нину. Она сидела на двойной кровати, которой тоже раньше не было. Сидела в домашнем махровом халате. Сидела и смотрела в пол заплаканными глазами.

– Ну здравствуй, – выдохнул Виктор, ощущая в груди странное волнение.

Нина подняла на него глаза. Кивнула в ответ, прикусив губу.

– Ну чего вы как две кошки! – проговорила вдруг Соня.

– Сонечка, выйди! – попросил Виктор. – Найди кошку и поиграй с ней.

– А она на улицу пошла!

– Тогда просто выйди!

Соня вышла в гостиную, но дверь за собой не закрыла. Виктор прикрыл дверь. И теперь стоял и смотрел на молчавшую Нину.

– Ну как дела? – наконец нарушил он тишину.

– Как дела? – переспросила она со слезами в голосе. – Как дела? Все, что я нажила, все мое счастье вот так за полчаса разрушить… втоптать в грязь…

– Какое счастье? – искренне удивился Виктор. – За какие полчаса?..

– Не притворяйся! Это же ты все организовал! Я знаю! Меня предупреждали, а я, дура, не верила!..

Виктор вдруг обратил внимание на то, что Нина пополнела, и поясок, которым был подвязан махровый халат, только подчеркивал это. Спорить или говорить с ней больше никакого желания не было. Взгляд Виктора стал мрачным и холодным. Нина это тут же заметила и замолчала.

– Нет, извини… это у меня сорвалось… я просто испугалась, когда вчера пришли… Я согласна, я же вчера сказала. Я ни на что не претендую… Мне ничего здесь не нужно!

– Хорошо, – проговорил Виктор. – Сделай чай, пожалуйста!

Нина вышла. Виктор подошел к окну и посмотрел на тот же самый пустырь с голубятней и мусорником. Слева виднелся краешек низенького забора детского садика, забора, под которым он в раннем детстве похоронил своего первого умершего хомяка. В комнате было прохладно. До начала отопительного сезона еще целый месяц, да и когда начнут топить, тепло до пятого этажа добираться будет с трудом.

Скрипнула дверь. Виктор обернулся.

– Теть Нина сказала, что чай готов.

На кухне, слава Богу, все осталось, как было. Или, по крайней мере, почти все. Только на подоконнике чего-то недоставало. Чего-то очень важного.

– А где Сергей? – спросил Виктор.

Нина посмотрела на него удивленно.

– Какой Сергей?

Виктор показал глазами на то место, где вплоть до его бегства стояла урна с прахом Сергея Фишбейна-Степаненко.

– На балконе, она тут мешала…

– Принеси и поставь на место.

Нина сходила на балкон и принесла урну. Поставила ее на подоконник ближе к плите. Вытерла с нее пыль и грязь губкой для мытья посуды. Присела на табуретку, на которой раньше всегда стояла Мишина миска.

– Осмотри внимательно все вещи, – заговорил Виктор. – И сложи все, что оставил или забыл твой Коля, в кулек или сумку. Если найдешь что-то запакованное – не разворачивай и не смотри. Это может быть опасно…

– О Господи! – вырвалось шепотом у Нины. – Я ж не знала…

– Ты поняла? – спросил Виктор.

Нина кивнула.

– А ты ей поможешь, хорошо? – Виктор повернулся к Соне, сидевшей сбоку между ним и Ниной.

– Хорошо, – пообещала Соня.

– Деньги остались? – спросил Виктор после паузы.

– Мало, – Нина занервничала. – Я же ремонт сделала, кое-что из мебели купила… дачу…

– Какую дачу?

– На Осокорках, на берегу Днепра… Тебе понравится…

Виктор молча поднялся из-за стола. Задел ногой что-то стеклянное. Заглянул под стол – там в три шеренги стояли пустые бутылки из-под шампанского и водки.

– Вынеси в мусор, – бросил Виктор на ходу. – Я вечером перезвоню.

Перед тем как сесть в ожидавший его джип, Виктор заскочил к бабе Тоне, чтобы забрать у нее свою сумку.

– Забрала милиция твоего жильца! – сказала она. – Что он там наделал?

– Милиция? – переспросил Виктор. – Они что, в форме были?

– Да, только форма не милицейская, а «Беркута». Он как раз в парадное входил, а они его с двух сторон и сразу лицом на асфальт, как по телевизору показывают.

– А вы все видели?

– А чего ж тут не видеть, я же на втором этаже живу и как раз напротив. А они за час до того приехали на двух машинах. Ясно было, что что-то интересное будет…

Виктор кивнул.

18

Вечер прошел в совместном с имиджмейкерами обсуждении проекта дополнения к плакату конкурента. Компьютерщику Славе все сразу понравилось, но Жора словоблудии и тянул время, требуя более ясной концепции. Было видно, что то ли его профессиональная имиджмейкерская честь была задета тем, что идея была рождена человеком не из его команды, то ли что-то другое раздражало. Но Сергей Павлович был тверд как кремень, и, поняв, что дальше сопротивляться опасно, Жора сдался. Но теперь он начал доказывать компьютерщику Славе, что у него уйдет намного больше времени на макетирование и вывод, чем тот думает. И шеф, и Виктор почувствовали нечистую игру Жоры, но поделились они друг с другом своими соображениями около полуночи, когда Жора с близнецами уехал на вызванном такси в ночной клуб, оставив компьютерщика напрягать свое и без того слабое зрение.

– До утра сделаешь? – спросил его шеф, всматриваясь в сканированное изображение уже знакомого анфаса на мониторе компьютера.

– Постараюсь, – протянул в ответ Слава, но в голосе его не было радости.

Шеф достал из кармана стодолларовую купюру, положил на клавиатуру.

– А если часикам к четырем-пяти? – снова спросил. – Так, что б к рассвету все было тик-так?

Слава поднял голову, и в его глазах, спрятанных за линзами очков, прочиталась мгновенная, увеличенная оптикой преданность. Он аккуратно взял купюру, спрятал в боковой карман пиджака.

– Можно еще быстрее, – сказал он.

Шеф бросил взгляд на Виктора.

– Вот видишь! Доллар – двигатель прогресса, если его вовремя и правильно инвестировать в точные технологии!.. Пошли вниз, катнем пару шаров!

Паша, тенью ходивший за ними на расстоянии не больше трех метров, построил пирамидку и снова отошел на вежливое расстояние. Сверху донесся телефонный звонок, и Сергей Павлович кивком головы отправил Пашу к аппарату.

Пирамидку разбивал Виктор, но шары рассыпались беспорядочно и ни один из них даже не попытался провалиться в лузу. Сергей Павлович улыбнулся, прицелился кием в шар с номером 7, но тут возле стола оказался Паша с непривычно серьезным лицом.

– Сергей Павлович, там Потапыч, сам звонит…

– На, ударь за меня! – протянул шеф кий Паше. – Промажешь – я тебе устрою!

Паша неловко взял кий, стал ходить вокруг стола, наконец остановился и резко, почти не прицеливаясь, ударил по ближнему к бортику шару. Шар ударил в тройню шаров, которые тут же разлетелись в разные стороны и два из них попали в лузы. Паша с облегчением вздохнул и посмотрел на Виктора, но он не выглядел победителем.

«Новичок! – понял Виктор. – Наверняка выиграет!»

Но Паша не оправдал его ожиданий или же, попросту говоря, доказал, что даже в правилах везения для дураков и новичков есть исключения.

Сергей Павлович спустился вниз сосредоточенный и забывший о бильярде.

– Собирайтесь! – бросил он. – Поедем музыку слушать!

Через несколько минут Виктор, Сергей Павлович и Паша уже выезжали со двора. Дорога предстояла дальняя, но улицы были пустынны, только изредка где-нибудь пряталась машина ГАИ, но гаишники на черные «мерседесовские» джипы, видимо, отучились реагировать. Паша тоже никак не реагировал на мелькавшие то тут, то там машины ГАИ. Весь центр они проскочили за пять минут и уже летели по Артема, потом по улице Фрунзе. Виктор только успевал отмечать краешком глаза знакомые ориентиры. Но где-то на Куреневке, за стадионом «Спартак», джип свернул налево и дальше ехал уже не спеша по частному сектору.

– Здесь налево, – предупредил Пашу Сергей Павлович.

Заехали в тупичок и остановились перед высокими железными воротами.

– Моргни фарами, – приказал шеф.

Паша «моргнул», и тут же во дворе зажегся свет и кто-то стал открывать ворота. Джип заехал внутрь.

Приехавших встречал мужик лет пятидесяти в камуфляже. Он кивнул только Сергею Павловичу. Шеф зашел в дом первым, Виктор и Паша – за ним следом.

В передней их радушно встретил пожилой, но еще крепкий мужчина лет шестидесяти с липшим, в джинсах и темно-синем свитере. Провел в гостиную, обставленную дорогой мебелью красного дерева.

– Маша! – крикнул он куда-то. – На стол накрой! – Потом, развернувшись к Сергею Павловичу, продолжил: – Бойцы пусть тут подождут, а мы с тобой уединимся…

Шеф кивнул, и они ушли.

– Ты его знаешь? – спросил Виктор Пашу.

Паша кивнул, но рта не раскрыл.

В гостиной появилась Mania – женщина лет сорока, крашеная блондинка, одетая в синий байковый халат, на ногах – армянские тапочки с загнутыми кверху носками. Перед собой она толкала столик на колесиках. На столике – несколько тарелок с нарезанной снедью. Снедь быстро перекочевала на круглый стол. Паша помогал переставлять тарелки. Виктор молча наблюдал. Потом из барного отделения дорогой стенки на стол перекочевала бутылка коньяка «Ай-Петри», две бутылки «Миргородской», рюмки и стаканы.

Шеф возвратился минут через десять. Лицо его стало теперь не только усталым, но и хмурым. Хозяин задержался на минутку, но когда вошел в гостиную, улыбался, как прежде. Предложил всем сесть за стол, стал разливать коньяк по хрустальным рюмкам.

– Я до окончания выборов завязал, – остановил Сергей Павлович руку хозяина, зависшую с бутылкой коньяка над его рюмкой.

Хозяин понятливо кивнул. Налил шефу минералки.

Ночное застолье веселостью не отличалось. Паша выпил две рюмки «Ай-Петри», предварительно заглянув в глаза шефу и не прочитав там никаких запретов, Виктор ограничился одной. Хозяин дома тоже. Маша за стол не садилась. Видимо, сразу пошла спать.

По дороге назад в Голосеево Виктор заснул в машине. Растолкал его Паша, уже когда они заехали во двор. Зевая, Виктор выбрался из джипа, мечтая добраться до своей мансардной комнатки и снова завалиться на боковую. Но Сергей Павлович быстро взбодрил Виктора – тоном, не терпящим возражений, посоветовал ему идти на кухню и варить на всех крепкий кофе.

– Сегодня спать не будем, – сказал он и отправился принять холодный душ.

Паша заглянул к компьютерщику и, услышав, что дело идет к концу, вернулся на кухню. Часы на стене показывали полтретьего ночи.

Сергей Павлович зашел на кухню в белом махровом халате и с магнитолой в руке.

– Ну что, – сухо произнес он. – Ночное заседание ревкома объявляю открытым. Кофе готов?

Выдвинули столик от стенки на полметра, так, чтобы за ним легко было разместиться втроем. Кофе уже был разлит. Сергей Павлович вставил штекер в розетку, потом достал из кармана халата аудиокассету.

– Слушайте внимательно! – сказал он и нажал на «Play».

«…негатив нужен, ты понял? Чистый негатив…

– да у него даже компьютера нет дома… домашние верны, как собаки… где копать?

– Верные собаки просто стоят дороже неверных… выбери кого-то и возьми с собой сюда, в сауну… вместе поговорим… Или заведи разговорчик типа: надо знать, какой негатив на хозяина могут использовать конкуренты… как там у Ленина – надо знать оружие врага, чтобы с ним успешно бороться… ты понял? Я тебе еще два дня даю, потом сам понимаешь…