На границе миров

Н. Фишер

На границе миров

Глава 1.

Мне стоило бы начать с того, что этот необыкновенный день был наполнен чудесами с самого утра, и все мое существо вело меня навстречу судьбе, повсюду я видела знаки и пребывала в щемящем сердце предвкушении изменяющейся жизни. Но нет, ничего такого. Над городом поднималось самое обыкновенное майское утро; достаточно теплое и солнечное, чтобы выбраться на пробежку без верхней одежды, но еще совсем далекое от жарких летних деньков, когда можно просто выйти в ближайший лес и дышать сырым ароматом травы и хвои.

Будильник монотонно протрещал положенные три минуты, и я нехотя спустила ноги на прикроватный коврик. О них дружно принялось тереться и громко мяукать голодное местное население, приглашая меня проследовать на кухню. Пара котов, играющих роль одновременно моей семьи, друзей и главных ценителей песен, стихов, текстов и всего, что приходило временами в мою голову, все настойчивее намекали, что они – самые голодные существа во Вселенной, а я – самая жестокая и невнимательная хозяйка. Растолкав пушистых троглодитов, решивших, что шесть часов без еды – это слишком, и начавших жевать мои ноги, я поползла на кухню. Строго выверенный тремя годами самостоятельной жизни план: две полные миски корма, стакан воды в себя, еще пара стаканов – в чайник; переступая через рыжий и черный хвосты, – в ванную, умыться, улыбнуться себе, и в бой!

Кухня начала наполняться ароматами свежесваренного кофе с восточными специями и только что приготовленных сырников, а сытые пушистые сожители заняли наблюдательный пост на спинке дивана, довольно урча. Утро шло своим чередом. По моему ленивому пробуждению можно было бы подумать, что сегодня выходной день; не хочу хвастаться, но именно так начинался любой мой день, вне зависимости от его расположения в календаре. С тех пор, как почти четыре года назад я приняла волевое решение покончить с последствиями инженерного образования и уйти с должности инженера-конструктора на заводе, жизнь заиграла новыми красками. С появлением свободного времени вспомнилось, что я всегда любила писать, сочинять, перекладывать стихи на музыку, и я попробовала освежить навыки. Начала с дешевых заказных статей и копирайтинга, предлагала свои услуги известным и не очень исполнителям печально-романтичных песен, и со временем смогла обзавестись клиентской базой, сняла отдельную мини-квартиру, подобрала на мусорке двух заеденных блохами котов и зажила.

С тех пор мало что изменилось: обиженные судьбой котята вымахали в двух довольных бандитов, база заказчиков расширилась, и теперь уже я могла отсеивать неинтересные заказы, а квартирка осталась прежней – слишком уж я прикипела к ней душой за этот не слишком долгий срок. Моя жизнь не была абсолютно счастливой, и все же она была хороша: я не очень-то переживала из-за отсутствия личной жизни и небольшого количества друзей, зато я могла слушать музыку на полную громкость, гладить котов, читая очередную интересную книгу, принимать ванну с бокалом вина или ночи напролет работать, просыпать встречи и мчаться на велосипеде с невысушенными волосами, готовить на завтрак сырники и бегать в лесу, когда весь мир заползал в офисы-муравейники. Я действительно любила жизнь, которую изменило одно самое обыкновенное утро.

Бегло пролистав новостную ленту и решив, что ужасы в экономике и политике за ночь не перестали происходить, я чмокнула пушистых в лоб, налила им побольше водички и на пару часов отправилась погружаться в любимый ритуал бега. Я не стремилась наращивать километраж или темп, да и в массовых гонках никогда не участвовала, а просто получала искреннее удовольствие от своеобразной медитации и чувства полета. Вероятно, на мой выбор способа расслабления повлияли занятия легкой атлетикой в детстве – я обожала бегать и ненавидела все остальное, это остальное и послужило причиной моего ухода из большого спорта.

А теперь я как абсолютно самодостаточный и взрослый человек (хотя я сильно сомневаюсь, что мои двадцать шесть лет – это и есть взрослость), бежала, когда и куда хотела, и никакой тренер не ставил мне границ, задач, а главное – не оценивал меня. Больше всего я не любила, когда меня оценивали: зачастую я мало интересовалась мнением других людей обо мне, но осадочек от непрошеной критики оставался.

Кухонные часы показали ровно десять утра: я натянула любимую беговую футболку, шорты, кроссовки, повидавшие более пятисот беговых километров и, вооружившись поясной сумкой с бутылочкой воды и телефоном, выдвинулась навстречу мягкому весеннему ветерку.

Он помог распахнуть дверь подъезда и ненавязчиво подтолкнул меня в сторону леса. Если бы я верила в знаки, мне могло показаться, что меня тянет в ту сторону, будто что-то неизведанное манит в свои сети. Но мне предстоял самый обычный маршрут, который повторялся три-четыре раза в неделю, и только выбор тропинки менялся в зависимости от настроения, погоды и навязчивых мыслей, которые я стряхивала во время пробежки.

Бежалось великолепно: я вдыхала ароматы пробуждающейся природы не только грудью, но и каждой клеточкой тела. Пустынные улицы светились нежными лучами, направляя меня своим сладким притяжением, весь мир вокруг словно замер в ожидании чего-то нового. И все это не было предзнаменованием или, наоборот, предупреждением, просто весна вступала в город и прочно обосновывалась в каждом переулке, распускаясь первой листвой, зацветая черемухой.

Ароматы первоцветов, смешиваясь с пьянящим запахом весны, кружили голову и заставляли мчаться со всех ног, широко распахнув глаза и жадно втягивая воздух носом. Я всегда любила этот район за тишину, спокойствие, маленькие уютные дворики между пятиэтажками, малолюдность, но главное – за мой лес. Огромный зелёный массив посреди города стягивал сюда мам с колясками, спортсменов, бабушек со скандинавскими палками, владельцев собак и целые оравы детей, но почему-то места всем хватало. Изучив самые его дальние уголки, я всегда строила маршрут так, что за пару часов могла встретить одного-двух бегунов и иногда нескольких десятилеток в поисках палок для шалашей. Когда-то сюда меня приводили родители побродить по зеленым аллейкам и послушать птиц, потом я убегала из школы, чтобы просто побыть в тишине и подумать о своем, а позже этот лес стал моим основным ориентиром при выборе жилья. Можно ли сказать, что меня всегда к нему тянуло? Вероятно, можно. Но можно ли это считать знаком или предназначением? Сложно сказать. Мы вообще мало что знаем о судьбе. Кроме того, что она точно есть. Уж я-то это знаю.

Я всегда верила в судьбу и предопределенность. Часто, когда что-то шло не по плану, я успокаивалась тем, что так было нужно. При другом раскладе я смогла бы повлиять на ситуацию. Возможно, мне просто не хватало целеустремленности и желания добиваться несмотря ни на что. Но я и сейчас продолжаю верить. И вера эта все разрастается во мне, проникая в каждую клеточку тела, в каждую мысль, в каждое ощущение.

Я пробежала через кованые чугунные ворота, пахнущие свежей краской, и оказалась в моей стране грез: деревья уже покрылись первым пушком листвы, клумбы на центральной аллее были усеяны красными тюльпанами, высаженными причудливыми узорами, а птицы, не стесняясь, переговаривались, сидя на подстриженных кустах вдоль аллеи. Я нырнула в этот мир цвета и звука с разбега и на секунду замерла, ощутив, что воздух как будто загустел. В голове стучала кровь от быстрого бега, глаза выхватывали новые и новые краски природы, и в душе появилось какое-то тревожно-тянущее чувство, призывающее вернуться домой как можно скорее. Но я не вернулась. Даже не знаю, зря или к счастью. Хотя, конечно же, я знаю. Определенно, к счастью. А иначе мое привычное существование так и осталось бы пресной пародией на то, что называют настоящей жизнью.

Немного отдышавшись и смахнув с себя новые, еще неясные, ощущения, я двинулась вглубь леса: свернув с центральной аллеи на любимую тропинку, погрузилась в абсолютно нетронутую природу. Здесь не хотелось гнать, опережая собственные ноги, или думать о технике бега, можно было просто наслаждаться и испытывать тихую грустную радость, какая бывает только на пороге чего-то нового или в самом конце пройденного пути. Вообще я всегда любила слушать себя и анализировать ощущения, вот и сейчас, продвигаясь все дальше сквозь заросли, я связывала нарастающее чувство с пробуждением природы, с новой жизнью после долгой зимы и предвкушением расписанного по пунктам лета. Отчасти я была права, я действительно предвкушала новую жизнь, прощалась со старой, хотя ни о чем еще не подозревала.

Ноги несли меня сквозь сгущающийся лес знакомыми тропами, и кажется, не так давно прошел ураган, который я почему-то не заметила: столько поваленных деревьев я никогда прежде здесь не встречала. Может быть, я просто сбилась с пути. Странно, раньше ведь не сбивалась, хотя в такую прекрасную погоду несложно залюбоваться или слишком углубиться в себя, пропустив нужные повороты.

Километры проносились один за другим; столько внутренней силы я ни разу в жизни не ощущала, я будто бы не уставала, а наоборот – подзаряжалась. Настроение тоже улучшалось, внутреннее напряжение, возникшее когда я пересекла ворота, испарилось, в душе разрывались фейерверки, и били фонтаны. Я предвкушала плодотворный день: на очереди была пара интересных заказов, идеи для реализации которых теперь потоком лились в голову. Как же все-таки бег и дарованное им чувство свободы прочищают голову!

Разобравшись с маршрутом, заведшим меня дальше привычных тропинок, я повернула обратно, когда заметила, что небо угрюмо темнеет, а в кронах деревьев шуршит все усиливающийся ветерок. Выбежав на центральную аллею метрах в трехстах от выхода, я машинально перешла на шаг. Ветер набирал мощь, и разумом я понимала, что стоило бы ускориться и попасть домой до разгула стихии, но я не могла: все накопленные в лесу силы разом покинули меня, и теперь я медленно волокла ноги вдоль пустых бетонных ограждений клумбы, где полтора часа назад краснели тюльпаны.

От этой мысли я ощутила легкий холодок, пробежавший по коже, но не придала ему значения, решив, что клумбы обновляют к лету, и мы с садовником просто разминулись. Я двинулась дальше, перешагнув лежащее поперек дороги трухлявое дерево. Ноги совершенно не хотели слушаться – я с трудом продвигалась к выходу под ставшие грозными порывы ветра. Первая крупная капля дождя упала мне на темечко, и я съежилась от неожиданности и холода. Природа вокруг за секунды превратилась из нежной девушки с горящими глазами, полной надежд и распахнутой миру, в сумеречную дряхлую старуху, готовую стукнуть своей клюкой первого встречного. Предчувствия, к которым я всегда предпочитала прислушиваться, в этот момент трубили мне в оба уха, да так громко, что я потеряла связь с реальностью и не могла ничего разобрать.

Наконец-то я не без усилий добралась до выхода, калитка на воротах была прикрыта и ритмично поскрипывала в унисон порывам ветра. Но мне бросилось в глаза, что краска и на самих воротах, и на заборе, примыкавшем к ним, была облуплена и кое-где свисала тонкими пластами, словно не было никакой реконструкции на прошлой неделе. Но я же точно помнила, что еще полтора часа назад мне в нос ударил запах свежей краски! В ушах зазвучал внутренний голос: «С этим миром что-то не так!»

Обдумывая увиденное и пытаясь найти логичное объяснение непонятным метаморфозам, произошедшим за такой короткий срок, я немного задержалась у ворот, уставившись на гипнотически покачивающуюся калитку, как вдруг мой взгляд упал дальше, за забор, и тут тревожный колокольчик в голове затрезвонил с такой силой, что я еле устояла на обессиленных ногах. Через дорогу вместо так любимого мной квартала пятиэтажек с уютными внутренними двориками и детскими площадками был пустырь. Огромный бескрайний пустырь с убогими лачугами почти вровень с землей, хаотично разбросанными до самого горизонта. Где-то вдалеке горели костры, дым от которых тут же разносил порывистый, почти ураганный ветер. Я ухватилась за пруток забора, зажмурилась, искренне надеясь, что врезалась во что-нибудь на пробежке, и сейчас открою глаза, лежа на земле с шишкой во весь лоб и сотрясением мозга. Но нет. Симптомов сотрясения не было, а вот реалистичные галлюцинации, похоже, были.

Стоять на одном месте с округлившимися от ужаса глазами не показалось мне хорошей идеей, надо было предпринять хоть что-то, и я вышла из леса. Первым же порывом урагана меня чуть не сбило с ног, и мне пришлось изо всех сил вцепиться в забор. Решив переждать непогоду в лесу, где деревья хоть как-то сдерживают разыгравшуюся стихию, я уже занесла ногу, чтобы шагнуть за ограду, как вдруг передо мной словно из ниоткуда возник парень ростом под два метра с невероятными, почти черными глазами, полными непонимания и удивления.

– Ты с ума сошла? – крикнул он, пытаясь заглушить ветер, уносящий звуки его голоса в сторону пустыря. – Ты вообще видела время? Как ты додумалась выйти на улицу? Да еще и так далеко от поселения?

– Причем тут время? Какое поселение? Кто ты вообще такой, и что тут происходит?

– Быстро пошли, если у тебя осталось хоть немного здравого смысла, и ты хочешь прожить еще день!

Парень схватил меня за запястье и рванул на себя. Не отпуская мою руку, он тащил меня за собой: бежать быстро мы не могли, ноги не слушались, а ветер сносил все на своем пути, задавать вопросы в такой ситуации не хватало сил – все уходило на борьбу со стихией, и я просто повиновалась. Мы бежали по тому самому пустырю, где совсем недавно стояли дома; согнувшись и передвигаясь почти на корточках, мы миновали нескольких землянок, и я успела заметить, что все они абсолютно идентичны – узкий проход, прикрытый деревянной панелью, и рядом что-то вроде окна – небольшая дыра в земле с укрепленной в ней стекляшкой; из некоторых убежищ торчали трубы, и валил дым.

Отодвинув панель одной из убогих землянок, парень втолкнул меня внутрь и закрыл за нами импровизированную дверь. После уличного света я сначала оказалась полностью потерянной, но скоро благодаря отблескам потрескивающих угольков в печке-буржуйке смогла различить в помещении еще две фигуры.

Высокий женский голос с явным надрывом нетерпеливо прокричал:

– Дима, кто это? Опять ты под самый ураган притаскиваешь в наш дом всяких бродяжек?

– Лиза, успокойся, посмотри на нее, она не похожа на бродяжку. Переждем ураган и решим, что с ней делать дальше, – ответил мой спаситель.

Я, ничего не понимая, стояла у входа в жилище этих незнакомых людей и боялась пошевелиться или что-то сказать. Первый раз в жизни я оказалась в полном ступоре и совершенно потеряла грань между реальностью и бредом.

Молчание прервал третий человек, сидевший в дальнем углу землянки, которого я сначала даже не заметила:

– Как тебя зовут? И откуда ты взялась? Ты странно одета.

– Саша, – ответила я, все еще не осознавая, реально ли происходящее. – Вообще я живу в двух кварталах отсюда, но я не совсем уверена, что эти кварталы по-прежнему существуют. Я отправилась утром бегать по лесу, а потом этот ветер, эти пустые клумбы, ободранные ворота. Что вообще здесь происходит? Кто вы все? Что вы тут делаете? ЧТО Я ТУТ ДЕЛАЮ? – Слыша собственные слова, я понимала, как абсурдно и глупо они должны звучать.

Голос срывался на истерику, а ноги все еще подкашивались. Мой спаситель, которого называли Димой, подхватил меня и усадил на свободную табуретку, прислонив к земляной стене. Мне дали видавший виды и не одну моль плед и чашку какого-то горячего пойла. Понемногу паника отступала, а вот вопросы только прибавлялись. Глаза привыкали к полумраку, и я смогла рассмотреть людей, приютивших меня, и их жилище.

Мы вчетвером расположились на четырех-пяти квадратных метрах: пол был выстлан уже хорошо притоптанной соломой, стены представляли собой обыкновенную рыжую глину, наскоро срезанную, дверь, как я и подозревала снаружи, находилась на уровне земли и фактически располагалась в потолке, к ней вели ступени, вырытые в глине и также выстеленные соломой. Промелькнула мысль, что я только чудом не свалилась с них кубарем и не сломала шею. Потолок явно был невысоким, потому что Дима стоял, изрядно пригнувшись. Своды землянки поддерживали тонкие стволы деревьев с прибитыми сверху для создания плоскости досками. Рядом с дверью оказалось прорыто некое подобие окна, служившее скорее источником воздуха, чем света, по центру «комнаты» стояла печь, труба которой выходила через глиняный потолок наружу. С меблировкой явно не работали дизайнеры: три табуретки, видимо, на каждого обитателя землянки, самодельный стол из куска фанеры на четырех березовых пнях, гора дров в углу, которые Лиза подкидывала в трескучую печку, и какие-то скрученные в другом углу тюки, вероятно, выполнявшие функцию постели. Землянку вырыли на скорую руку, не умеючи и без претензии на хотя бы малейший уют, и выполняла она только функцию крыши над головой, без чего в такой ураган явно было не обойтись.

Обитатели этого странного жилища тоже вызывали неподдельный интерес: конечно, мне как гостю, которого не ждали, стоило бы не так пристально их разглядывать, но слишком уж странным и нереальным казалось происходящее, а вот люди, наоборот, выглядели более чем нормальными и обычными.

Лиза, обладательница высокого голоса, оказалась красивой стройной блондинкой с убранными в толстую косу волосами. Дима, слишком высокий для этого места, – жгучий короткостриженый брюнет с пронзительными черными глазами. Казалось, что смотрит он не на тебя, а сразу в душу. И последний, имя которого я пока не узнала, сидевший в дальнем углу, кажется, невысокий молодой человек имел, в общем-то, классическую русскую внешность, отпущенные ниже ушей русые волосы, правильные черты лица. Он держался сам по себе, но производил впечатление главного в этой семье или общине – внешне собравшаяся в полумраке компания едва ли походила на родственников. Единственное, что в корне отличало их всех от меня, – это одежда: во-первых, они все были обуты в берцы, что больше всего не подходило к образу Лизы, а во-вторых, вся их одежда была серо-зеленых оттенков, и по ее состоянию можно было сказать, что гардероб они обновляют нечасто.

Молчание затянулось, горячая жидкость с неопределенным вкусом и запахом немного вернула меня к жизни, а завывания ветра на улице все усиливались. Молодой человек, которого я приняла за главного, видимо, решив, что я достаточно пришла в себя, нараспев заговорил:

– Значит, Саша. Тебе получше? Вижу, что да. Ты сможешь ответить на пару моих вопросов?

– Я бы и сама хотела получить некоторые ответы. Но да, конечно, я отвечу, все же это я у вас в гостях.

– Ты права. Если бы ты не была здесь, тебя бы уже унесло.

– Унесло? – удивилась я.

– Подожди, сначала я. Хочу понять, что ты вообще знаешь, и насколько много у тебя возникнет вопросов. Итак, ты сказала, что живешь в двух кварталах, можешь описать это место?

– Если бы вы это спросили…

– О нет, нет, только на ты. Я – Артем, кстати. Ты, возможно, удивишься, но мне девятнадцать лет, и меня в дрожь бросает от этого «вы».

– Хорошо. Ты кажешься старше.

– Жизнь никого не молодит. Продолжай, – ухмыльнулся он.

– Да… Если бы ты спросил об этом часа три назад, я бы сказала, что на этом самом месте, где мы сейчас сидим под землей, напротив леса раскинулся живописный район с уютными пятиэтажными домиками и дворами, где бегают, качаются на качелях и играют в песочницах дети, а лес занимает практически две трети района. Если пройти чуть дальше, будет квартал новых домов, где я снимаю небольшую квартирку с видом на лес. Я уже три года живу там с моими котами. Боже, коты! – Я вскочила.

– Тихо, тихо, не отвлекайся, – успокоил меня Артем убаюкивающим голосом, – расскажи все максимально спокойно, а главное – подробно, важны малейшие детали. И тогда мы сможем сделать выводы.

– Тём, ты же уже и так все понял! – возбужденно перебил его Дима.

– И все же я хочу дослушать.

– Попробую. Просто я вообще ничего не понимаю, – снова завелась я. – Так вот, сегодня утром около десяти часов я пошла на пробежку в лес, кажется, я это уже говорила. Была прекрасная погода, я бежала с огромным удовольствием, потрясающе пахло сиренью и первыми цветами. Я пересекла границу ворот, ведущих в лес, и они были только недавно покрашены —сильно ударил в нос запах свежей краски. На центральной аллее росли тюльпаны, много красных тюльпанов. Я не уверена, важно ли это.

– Все важно, продолжай.

– Я убежала вглубь, немного сбилась с пути, и тут начала портиться погода, а еще меня угораздило попасть в какую-то часть леса, где его не чистят – под ногами был бурелом. Потом я выбралась на центральную аллею, когда ветер уже усилился, но на клумбах ничего не было, вообще ни одного цветочка! – Голос снова начинал срываться.

– Саша, выдохни. Ты говоришь по-настоящему важные вещи. Пожалуйста. В мельчайших деталях. И тогда мы сможешь помочь тебе, а ты – нам.

– Я – вам? – удивилась я.

Лиза недовольно хмыкнула. Я посмотрела на Диму – он стоял, ссутулившись и опустив голову на грудь, и как будто мысленно отсутствовал.

– Да, мы сможем помочь друг другу, если ты все вспомнишь, – повторил Артем.

– Ладно, попробую. Так. Поперек дороги валялись вырванные с корнем деревья, но такого не было утром. Как за такое короткое время ветер мог повалить вековые деревья?

– О-о-о, еще как мог, – задумчиво пробурчал под нос Дима.

– А потом я заметила, что калитка и забор были в облупленной старой краске, а не черные и блестящие, как час назад! Будто лет двадцать прошло! – продолжила я. – Я вышла за ворота, хотела вернуться домой, но тут этот пустырь, этот жуткий ветер, казалось, что меня сейчас сдует, потом появился Дима и привел меня к вам. В общем-то, все.

Наступила тишина, прерываемая только зверскими завываниями ветра. Из полумрака прозвучал леденящий душу голос Димы: «Кажется, она перенеслась в наш лес».

– В ваш лес? Что это значит? – не поняла я.

– Какого числа ты вышла из дома? – ответил Дима вопросом на вопрос.

– Семнадцатого мая.

– А год какой?

– Две тысячи двадцать пятый… Только не рассказывайте мне сказки, что я попала в будущее! – Мои нервы снова давали сбой.

– Нет, – спокойно ответил Артем, – сегодня семнадцатое мая две тысячи двадцать пятого года. А это значит…

– Ровно пятьдесят лет с Первого Урагана… – прошептал Дима.

– Первый Ураган? – снова удивилась я.

– Послушай историю или уже легенду. Сложно сказать, что из этого – правда, а что приукрасили рассказчики, – начал Артем. – Когда-то давно, больше полувека назад на этом самом месте стояли описанные тобой уютные пятиэтажные домики с дворами, садами, детьми, тогда этот квартал только заселялся. И ничего не предвещало беды, пока пятьдесят лет назад, ровно в этот день, между десятью и одиннадцатью часами утра не начался ураган. Сначала просто усилился ветер, пошел дождь, и люди, кто был на улице, поспешили спрятаться по домам. Это было их самой страшной ошибкой. Ураган все разыгрывался и вырывал с корнем вековые деревья в лесу, сдувал крыши с домов, переворачивал машины. Он не ослабевал, а только набирал обороты, пока не разнес в щепки каждый дом, не утащил с собой каждого человека, кто ему попался, не разобрал на детали все, что встретилось на пути! Он бушевал месяц! Месяц он крушил и ломал все вокруг, не щадя никого! И так было не только здесь, а по всему миру. Когда ураган, наконец, закончился, оказалось, что группа людей сумела укрыться в Тихом Лесу, в том самом лесу, куда ты пошла сегодня на пробежку. Среди спрятавшихся были и наши родители. Уж не знаю, магия это или роза ветров, но ураган всегда обходит Тихий Лес стороной, причиняя ему минимум ущерба. Таких мест, куда ураган не рискует соваться, достаточно много, хотя в этом я не уверен. Люди стали устраивать поселения вокруг этих мест, укрываясь в лесах, зарываясь под землю. Все, что возвышается над землей и попадается на пути урагана, рано или поздно будет уничтожено.

– Но что это за ураган сегодня? И почему, когда Дима перехватил меня там, у ворот, он сказал, что я могу умереть?

– Ах да. С тех пор каждый день с десяти и до четырнадцати часов над планетой проходит ураган, не такой мощный, конечно, но достаточный, чтобы тебя унесло, как когда-то унесло и наших родителей.

– Прости…

– Здесь у всех кого-то унесло. Мы – не родственники, как ты могла бы подумать, просто наши родители дружили, и мы вместе росли. Дима и Лиза ухаживали за мной, когда родители уходили на работу.

– На работу?

– А ты думаешь, у нас первобытный строй? – возмутилась Лиза.

– Нет, ничего такого я не думала. Я пока вообще не знаю, что обо всем этом думать.

– Да, мы работаем, – продолжил Артем, – в основном ночами, чтобы во время урагана находиться в укрытии. Чтобы как-то выживать, поколение наших родителей после Первого Урагана смогло восстановить кое-какие заводы, по производству спичек, например, или мыла – самого необходимого.