Милосердный демон

– М-м-м, недурно, – причмокнул Тиранай. – Позвольте полюбопытствовать: вы обмолвились о том, что вы также лекарь, но общинников, насколько я понимаю, не пользуете…

– А с какого рожна? У них собственный знахарь есть не то в седьмом, не то в восьмом поколении. Зачем чужой хлеб отбирать?

Хозяин вдруг хлопнул себя по колену так, что вейди вздрогнули.

– Эх, издалека заходишь, дедуля. Эдак мы нескоро с тобой до сути доберёмся.

– Ладно, – невозмутимо согласился караг, – давай начистоту. Что тебе известно про оборотня – я имею в виду того, первого, – и про гибель родителей Эсмиэль?

– Эк вы глубоко копнули!

Брингбор метнул обеспокоенный взгляд в окно за спинами волшебников.

– Солнце, зараза, слепит, – проворчал он. – Паренёк, будь любезен, задёрни занавески.

Подобное обращение не вызвало у Риноса восторга, но просьбу друин всё же выполнил.

– Так-то лучше, – удовлетворённо пробормотал хозяин. – Ну что ж, врать не стану, кто он был таков, доподлинно не знаю. Эсми рассказывала вот что. С тех пор, как она себя помнила, они с родителями скитались по Просторам. Ходили из села в село, случайными заработками перебивались. Где дождь вызвать, где бурю усмирить, где жуков и букашек вредоносных вывести, а где и нечисть угомонить.

– А что же тётка, повсюду за ними следовала? – откинув вежливость, перебил Ринос.

Брингбор хмыкнул.

– На самом деле она не родственница Эсми. Они наткнулись на Мэрис в ельнике, когда пополняли запасы воды. Эсми в то время уже пять стукнуло, и она многое понимала. Девица пожаловалась, что в родном селе из-за странностей, которые иногда с ней происходили, её почитали за ведьму. А тут случился крупный пожар: половина домов погорела. Многие потеряли не только имущество, но и близких. Виноватой признали Мэрис и хотели, не дожидаясь вейди, забить колдунью камнями. А та как-то прознала о готовящейся расправе и укрылась в бору. Там и жила до встречи со странствующим семейством. Взяли они её с собой из жалости. Винтан, отец Эсми, действительно обнаружил у девицы некоторые, так сказать, задатки. Стал обучать магии вместе с дочерью. Чужим врали, что Мэрис – их родня, иначе нетрудно представить, какие толки расползлись бы по округе.

– Значит, у Эсмиэль тоже были способности? – воскликнул Ринос.

– А что удивительного? – недоумённо воззрился на друина Брингбор. – С таким-то папашей.

Шумно отхлебнув отвара из кружки, хозяин продолжил:

– Однажды судьба свела их с Оллатом. Староста колесил по сёлам и весям в поисках вольных магов. Хорошие деньги сулил. По секрету рассказал Винтану, будто в окрестностях его деревни оборотень объявился. Сначала охотился на скот да на бродяг заплутавших, и никто особого значения этому не придавал. Лишь когда начались нападения на самих селян, подняли бучу. Стали упрашивать Оллата наведаться в нэтэр. Но тот ни в какую не хотел обращаться к вейди. Чтобы не пошла дурная слава про село, как он объяснил Винтану, ведь понятно было, что озорует кто-то из своих. Вместо этого староста вызвался нанять волшебника, причём за свой счёт. Отец Эсми сообразил, что тут кроется подвох, но всё равно решил взяться за дело: за зиму они подыстратились, а лучших заказов пока не предвиделось. Да вот незадача: стоило семейству перебраться в Новоракитное, оборотень как сквозь землю провалился. Месяц, два, три – тишина, ни слуху ни духу. А на четвёртый мага навестил Оллат. Намекнул, что раз чудище сгинуло, то и сударю волшебнику нет причины надолго задерживаться в селе. При этом деньги, уплаченные вперёд, обратно не востребовал. Винтан прикинулся покорным бараном и принялся собираться в дорогу, а между делом порасспрашивал местных, не уезжал ли кто из Новоракитного в начале весны. Выяснилось, что и вправду в это время старший сын Оллата по имени Фаро отправился навестить дальних родственников и покамест не вернулся. Ну, тут уж нетрудно было догадаться: сынок-оборотень распоясался, сожрал парочку незадачливых односельчан, вот папаша и притащил для острастки мага. А пакостник почуял неладное и залёг на дно. Будь я отцом Эсми, плюнул бы на всё, свалил поскорее из проклятого сельца. Но доблестный Винтан поступил иначе. Он пустил слух, будто ему удалось магическим способом отыскать укрывище зверя, причём постарался, чтобы эта новость непременно дошла до старосты. Оллат, естественно, помчался к сынку. Винтану оставалось лишь последовать за ним. Однако Фаро оказался на редкость проворным малым. Каким-то образом сумел перекинуться, хотя до полнолуния оставалась ещё целая неделя. Что именно случилось в логове зверя и почему он смог удрать, Эсми так и не узнала. Отец велел им с матерью и Мэрис запереться в амбаре, куда их поселили по приезду в Новоракитное, никого не впускать и самим оттуда носа не казать. А перед уходом ещё и обережные чары на сарай наложил, пусть особо и не верил, что Фаро хватит наглости при свете дня нагрянуть в село. Хватило. И магия не спасла. Даже через много лет Эсми трясло от ужаса, когда она рассказывала, как гигантский медведь схватил её и потащил в лес. Мать бросилась вдогонку, но быстро отстала. Эсми была настолько испугана, что не могла ни сопротивляться, ни кричать. По пути зверь споткнулся – не случайно, конечно. Из укрытия к ним на встречу выступил Винтан. Дальше произошла загадочная вещь. Противники застыли и, по впечатлению Эсми, целую вечность неотрывно глядели друг на друга.

– Вели мысленный диалог? – предположил Ринос.

– Почём мне знать? – пожал плечами Брингбор. – Я в этих делах ни демона не смыслю. Ну так вот. Кстати или некстати, на подмогу подоспела мать Эсми. Она подкралась к чудищу сзади, запрыгнула ему на спину, попыталась задушить. В этот момент Эсми вывернулась из лап чудища и отползла в ближайшие кусты. А вот матери не поздоровилось. Фаро смахнул её с себя, точно гусеницу. Несчастная врезалась головой в дерево, и у ног Эсми приземлилось бездыханное тело. Винтан сгоряча метнул в зверя шаровую молнию. Тот уклонился и в свою очередь атаковал. Завязался бой, окончившийся, так сказать, ничьёй. Оба противника получили смертельные раны. Это всё, что помнила Эсми. Остальное я услышал от Мэрис. После похищения девочки она сидела, скрючившись от страха, в самом тёмном углу амбара до тех пор, пока туда не ворвался взмыленный староста. Оллат почему-то возомнил, что Мэрис – такая же полноценная чародейка, как Винтан. Без всяких объяснений, несмотря на её протесты, силой поволок в злополучный лес. Там они нашли три трупа и рыдающую Эсми. Чтобы избежать огласки, староста велел Мэрис при помощи колдовского огня сжечь тело оборотня. Зато родителей Эсми похоронили честь по чести. Правда, опять без участия вейди – обряд отправлял сельский знахарь. Через несколько дней Новоракитное покинула жена Фаро с малолетним ребёнком. Любопытным Оллат говорил, что его сын раздумал возвращаться, поэтому вызвал семью к себе. Что касается Мэрис, наш пронырливый староста под видом благодетеля ловко взял её в оборот. Справил для них с Эсми новую избу, живностью обеспечил, ткацкий станок отдал. Не задаром, конечно, а в обмен на клятвенное обещание, что они будут держать язык за зубами. И ещё, Оллат наказал Мэрис приглядывать за Эсми и докладывать обо всех её помыслах.

– Мести боялся, – вставил Ринос.

– Или того, что девочка отправится за справедливостью в Хаэрфост, – подал голос Тиранай.

– В любом случае, – продолжил Брингбор, – Эсми вела себя смирно. До той поры, когда община приросла погорельцами из Тиховодья. Около полудюжины семей у нас обосновалось. Два года назад. Среди них Эсми почувствовала наследника Фаро. Какое-то время у меня получалось отговаривать её от опрометчивого поступка, но она становилась всё одержимее. И однажды ушла. За головой выродка – так она сказала. Я хотел её остановить, пытался, да вот не вышло.

– Почему вы не сообщили в нэтэр? – возмущённо вскричал Ринос.

– Собирался – Нуна опередила. Не по возрасту шустра старушка.

– Вы забыли упомянуть одну важную вещь, – строго заметил караг. – Кто из переселенцев является сыном Фаро и новым оборотнем.

– Сказал бы, если б знал, – вздохнул хозяин. – Спросите у Мэрис. Может, ей известно. Мне Эсми эту тайну не доверила.

У Тираная закралось подозрение, что Брингбор на сей раз покривил душой, однако, по обыкновению, он прикрыл свои истинные мысли маской доверительного внимания к собеседнику. И незаметно, с присущей ему ловкостью, отошёл в тень, предоставив Риносу возможность выведать малозначительные детали.

Когда темы для обсуждения закончились, Брингбор грубо выпроводил волшебников. Против чаяний друина, муж Эсми не удосужился накормить гостей обедом, так что обратный путь вейди проделали под жалобные песни голодных желудков.

По счастью, о волшебниках позаботился Юк. Несмотря на то, что к дневной трапезе они опоздали, а у старосты строго чтили установленный распорядок, обаятельному вознице потребовалось лишь пять минут полюбезничать со снохой Оллата, чтобы страждущие получили копчёную свиную рульку, паштет из гусиной печени, миску квашеной капусты, ржаные лепёшки и пиво из хозяйского погреба. После еды настроение улучшилось, и тем не менее, друина не отпускала смутная, не вполне понятная даже ему, тревога.

* * *

В ту ночь Риноса мучила бессонница. Мысли забавлялись игрой в чехарду. Умозаключения воздвигались незыблемыми бастионами, а мгновения спустя рассыпались прахом под напором сомнений. Да, безусловно, учитель рассудил разумно: ближе к полнолунию следует устроить засаду возле той жуткой свалки. Предпочтительнее взять оборотня живьём, иначе не раскрыть его человеческий облик. Чудесный план, если бы не малюсенькая загвоздка. Пока они будут караулить зверя, село останется без защиты, поскольку на нечисть удалённые чары вроде обережных или сигнальных почти не действуют. Но и разделяться нельзя, памятуя о прискорбной участи Винтана, сражавшегося с предыдущим монстром в одиночку. Значит, надо придумать другой способ поимки душегуба. Почему бы не попытаться вывести оборотня на чистую воду до того, как к нему вернётся способность к перевоплощению? Ведь с человеком, сколь бы дурён он ни был, справиться гораздо легче, чем со зверем. Тем более что подозреваемый у Риноса имелся.

«Четыре, пять… всего-то восемь дней в запасе, – вычислил про себя друин. – Надо срочно собирать доказательства. Немедленно!»

Мыши, возившиеся у двери кладовой, разом насторожились, когда мимо прошмыгнула человеческая тень с кипой тряпья в руках. Из опасения случайно разбудить обитателей дома Ринос предпочёл одеться в сенях. Клацая зубами от озноба, молодой вейди с недостижимой прежде скоростью натянул портки, сапоги, верхнюю рубаху и плащ.

Во дворе цепной пёс встретил полуночника угрожающим рычанием. При прошлой вылазке волшебникам не было нужды беспокоиться о бдительном охраннике: сонные чары Тираная действовали на животных в той же мере, что и на людей. Сейчас подобный фокус не годился. Ушлый караг чуял магию, как торгаш наживу, а друину не улыбалось до рассвета объясняться с бывшим учителем по поводу тайком задуманного предприятия. Положение спасли мимоходом прихваченные с кухни объедки. Больше Риносу на пути не попалось ни единого препятствия, что молодой вейди принял за добрый знак.

Друин расположился за кустом краснотала. Достаточно близко к усадьбе Брингбора, чтобы «прощупать» дом и участок, и одновременно достаточно далеко, чтобы успеть слинять, если его засекут.

Этот «учёный отшельник», несмотря на полученную от него ценную информацию, Риносу ой как не нравился. И дело здесь было не только и не столько в нахальстве, сколько в некоторых донельзя подозрительных обстоятельствах. Например, муж Эсми один из всей общины не держал собак. Удивительная беспечность, когда живёшь по соседству с дремучим лесом и его не всегда мирными обитателями. А вот если ты, ну, скажем, оборотень, тогда ясно: никакое животное, будь то овца или матёрый волк, на расстояние полёта стрелы к тебе не подойдёт. К тому же мотив очевиден – ревность.

Ладони волшебника коснулись почвы. Холодно, влажно и мерзко, точно снулую рыбину трогаешь. Но по-другому не выйдет. Друин закрыл глаза, сосредоточился. Из пальцев вырвались мириады тонких бесплотных щупалец.

Столетиями люди доверяли самое сокровенное, то, что требовалось сберечь или спрятать, земле, поэтому Ринос решил начать именно с этой стихии. Подвижные нити беспрепятственно разрастались вниз и в стороны, подобно корню мифического сорняка из гномьих легенд. Каждое ощущение щупалец передавалось друину. Вот шершавый бок валуна, справа сеть ходов дождевых червей, мелкие камни, гнилые листья – ничего стоящего. Опа! А что это там, под валуном? Ящик, деревянный, окованный, замок с секретом. Сундук? Нет, судя по габаритам, ларец.

Аккуратно, так, чтобы не потерять находку из виду, Ринос капля за каплей добавил следующее заклинание. Земля взбугрилась, вскипела, полетели комья суглинка. Впору было подумать, что наружу пытается вылезти потревоженный чародейством гигантский жук. Немного погодя на поверхности показалась чеканная крышка с тусклым бронзовым отливом.

Глаза Риноса распахнулись. Ларец, вопреки его предположениям, находился за пределами терновой изгороди. Хотя, удивляться нечему. Брингбор поступил по-умному. Легко сможет отпереться: не моё, мол. Тем не менее, друина вместо отчаяния охватило любопытство. Вейди метнулся к ларцу. Грубые, но действенные чары в два счёта взломали замок. Ринос откинул крышку и остолбенел от изумления. Чёрными глазками-угольками на него уставилась соломенная кукла. Такая, какими играет сельская детвора. Вот только у этой из-под шапочки вместо пакли торчали настоящие, пепельно-русые волосы, а тело обвивал шнурок с карминово-красной бусиной на конце.

От созерцания загадочного артефакта друина отвлёк сердитый окрик:

– Эй! Ты что вытворяешь, паршивец!

Если Брингбор намеревался застать Риноса врасплох, то он преуспел. Лишь инстинкт спас молодого вейди. В бегущего со всех ног врага врезалось заклятье пеленания. Брингбор грянулся оземь.

Любая формула, произнесённая в безотчётном порыве, обладает крупным изъяном – недолговечностью – вследствие невозможности вложить в неё основательный запас силы. Разумеется, друину это было известно, а посему медлить он не собирался. Ларец под мышку, и ходу.

– Стой, дурак! Лезешь голой задницей в крапиву! Потом не жалуйся! Стой, говорю! – вопил ему вслед Брингбор.

Напрасно. Ринос припустил ещё пуще.

* * *

Когда друин домчался до дома старосты, он чувствовал себя курьерской лошадью после целого дня скачки. Изнеможение взяло верх над силой воли. За неимением лучшей опоры молодой вейди привалился к плетню. Но тут на волшебника навалилась необоримая мощь, подняла от земли, как ветер сухой листок, и увлекла в дальний конец двора. В мгновение ока Ринос очутился на пороге бани. А внутри друина уже поджидал Тиранай. Тусклое свечение нашейного медальона усугубляло хмурый вид старика.

– Не спите, учитель? – пролепетал молодой вейди, затворяя за собой массивную скрипучую дверь.

– Попробуй поспи, когда твой выученик светопреставление устраивает! Тоньше надо работать, мой мальчик, деликатнее, мы ведь с тобой не лесорубы, верно? Ну давай, показывай, что добыл.

Карагу на колени опустился похищенный ларец. По мысленному приказу старца медальон засиял ярче.

– Милосердные небеса! – подивился Тиранай. – Будто ожившая гравюра из трактата по истории магии. Напоминает древний ритуал…

– А сила? Вы что-нибудь чувствуете?

– Скорее следы. Слабые отголоски, притом неизвестной мне природы.

– Всё равно это неоспоримое доказательство.

– Чего же?

– Вины Брингбора.

– Неужели? Ты видел, как он мастерил куклу?

– Нет.

– Ну, хотя бы обнаружил этот предмет на его участке?

– Нет, но он так орал, когда застукал меня…

– И честно сознался, что ларец принадлежит ему?

– Нет, но…

– Довольно, мой мальчик. Не стану тебя журить за эту, откровенно говоря, глупую выходку. Помню, в молодости я и не такие авантюры затевал! М-да, просто не ожидал от усидчивого смышлёного юноши…

– Извините, учитель, – вежливо прервал карага Ринос, – я кое-что вспомнил.

– Так-так.

– Когда мы сидели в гостях у Брингбора, он попросил меня закрыть ставни под предлогом того, что его слепит солнце. Я тогда сразу подметил: неспроста он так поступил. Солнечные лучи падали наискось, а не били прямо в окно. Сдвинься на пядь, и всё в порядке, ты по-прежнему лицом к гостям. И только сейчас я понял. Из того окна отлично просматривается поляна, где был зарыт ларец. Брингбор опасался, что занервничает, и против воли привлечёт наше внимание к артефакту слишком пристальным или обеспокоенным взглядом.

– Притянуто за уши, – поморщился Тиранай, – Если бы всё обстояло именно так, вряд ли он позволил бы тебе приблизиться к окну, тем паче не стал бы тебя просить о подобном.

– А мне видится по-иному, – осмелился возразить друин, – Брингбор нарочно обратился ко мне, чтобы сразу пресечь возможные подозрения и показать: он не пытается ничего скрыть, ему действительно мешает солнце. Значит, пребывал в уверенности, что я не обнаружу искажения в потоках силы.

– Допустим, но всё равно это не более, чем твои измышления. И потом, Брингбор не обладает даром – я тщательно проверил, – а следовательно, не может быть исполнителем ритуала, как и оборотнем.

– Либо умеет применять маскировочные чары.

– В таком случае он достоин стать главой нэтэра, ибо только атар в состоянии скрыть свои способности от карага. Но хватит фантазий на сегодня. Вернёмся к реальности. Поскольку нам не удалось установить, что собой представляет находка, прежний план пока остаётся в силе. Тем не менее, я отправлю подробное описание ларца и куклы Андиру. Пусть покопается в библиотеке, попытает братию. А нам до полнолуния надлежит сидеть тихо и по возможности ни во что не ввязываться. Как говорят рыбаки, уйти в тину. Надеюсь, мой мальчик, ты понимаешь, о чём я.

Ответ из нэтэра прибыл на пятый день, ближе к вечеру. В это время Юк занимался лошадьми, а волшебники, предварительно погрузив подслушивавшего под дверью мальчишку (очевидно, подосланного старостой) в сладкую дрёму, вели оживлённую дискуссию.

– Даже его имя свидетельствует против него, – стоял на своём Ринос, – Брингбор – чёрный медведь, а ведь оборотень как раз и принимает обличие медведя, о чём он сам упоминал.

– Пф, – фыркнул караг, – следуя твоим рассуждениям, я не реже раза в месяц обязан оборачиваться исполинским муравьём и нагонять страх на округу.

Молодой вейди насупился, обдумывая новые доводы, и тут раздался тихий, но назойливый звук. Удар и трепыхание. Будто муха бьётся о стекло. Что там такое? Сквозь слюду в сумерках не разглядеть. А вот сила так и прёт, причём до крайности знакомая.

– Впусти, это от Андира, – попросил Тиранай.

Друин распахнул створки, и в гостевую комнату влетел сложенный вчетверо лист бумаги. Вейди не нуждались в конвертах, печатях и прочих ухищрениях простых смертных, чтобы обеспечить конфиденциальность переписки. Благодаря заклятым чернилам разобрать начертанное могли только отправитель и адресат. Остальным же мерещилась бессмысленная мешанина букв и символов.

Листок опустился а раскрытые ладони карага. Тиранай бережно развернул послание.

– Так, посмотрим, – пробормотал старец. – Выражение почтения и глубокого уважения…пожелание доброго здравия и прочее… А, вот. Довожу до Вашего сведения, что предметы, коих всестороннее и обстоятельное описание вы изволили направить Вашему покорному слуге, являются…

Продолжения фразы Ринос не услышал – голос карага заглушил жуткий надрывный вопль.

– Проклятье, – прорычал пожилой вейди.

Пока он с кряхтением поднимался с лавки, друин уже выскочил на улицу.

Умение сосредотачиваться в любой обстановке помогло молниеносно пробудить магическое зрение. Молодому вейди открылась картина, недоступная глазам профанов. Ярость и мука. Багровые всполохи на ясной лазури эфира. Рядом, прямо за конюшней.

Впереди мелькнуло и тотчас пропало из виду расплывчатое бурое пятно. Ринос прибавил ходу, но вдруг услышал стоны, отчаянные, умоляющие. Трудный выбор: погнаться за оборотнем, использовать шанс пленить чудовище или остаться врачевать раненого. Времени для колебаний не было.

Волшебник стремительно обогнул конюшню. Подковы сапог тут же заалели от разлитой по земле крови, но Ринос этого не заметил, внимание друина всецело поглотило бледное, обезображенное страданием лицо Юка.

– Больно, больно, – твердил в перерывах между стонами лежавший на боку возница.

Не волнуясь, что может замараться, молодой вейди упал на колени, сжал правую кисть раненого и второпях зашептал заклинание.

– Отпустило, кажись, – выдохнул через минуту Юк. – Блаженство-то какое!

Ринос осторожно перевернул возницу на спину с намерением заняться раной, но оказалось, что смысла в том не было. Дыра в животе Юка с торчавшими из неё рёбрами и внутренностями напоминала скорее кратер вулкана, нежели рану. Волшебника взяла оторопь. Как с этим вообще можно жить?

Между тем, возница заметил растерянность друина.

– Я ведь не умру, правда? – робко спросил он у вейди.

– Не раньше, чем женишь правнуков, – выдавил из себя Ринос расхожую поговорку вкупе с поддельной улыбкой.

Когда караг доковылял до конюшни, Юк уже впал в счастливое забытьё. Незадолго до полуночи юноша скончался.

* * *

Искры от погребального костра цеплялись на лету за плащ друина, выжигали мелкие прорехи на поверхности плотной толстой материи, голова молодого вейди поседела от пепла, а он всё не двигался, заворожённо глядя вглубь себя, где бушевал огонь не меньшей силы.

Едва угас последний уголёк, Тиранай с нарочитой медлительностью сгрёб золу в расписной глиняный горшок и, накрыв его крышкой, торжественно произнёс напутственную речь для души усопшего. По завершении церемонии караг отвёл удручённого Риноса обратно в дом старосты.

– Прекрати себя корить, этого никто не мог предвидеть, – увещевал друина старец.

– А ведь он нас предупреждал, – возразил молодой вейди, – исподволь, когда упомянул, что Фаро удалось до срока обратиться. Теперь я должен… обязан его убить.

– Что за дичь! – не сдержавшись, воскликнул Тиранай, однако сразу же спохватился и продолжил значительно тише:

– Тогда условия были другие. Безвыходное положение, вскрытие последнего резерва. Сейчас всё иначе, и это настораживает. Предполагаю, что ключ – в магических способностях новоявленного оборотня. И посему, представляется мне, настала пора вернуться к письму от Андира.

Пожилой вейди только потянулся за пазуху, как вдруг в гостевую комнату вломился младший внук старосты, чумазый пострелёнок лет десяти-одиннадцати, и заверещал:

– Ой, диво-то какое, чтимые, ой, диво! Каим-то погорелец на Торге поклоны земные бьёт, слёзы льёт горючие, орёт, будто он убивец и каяться пришёл пред всем честным народом!

Торгом в Новоракитном именовали округлую площадь, в которую, словно река в озеро, перетекала главная улица. Так уж повелось издревле, хотя и в былые, спокойные времена редкий купец наведывался в не шибко зажиточное приграничное сельцо, а после известий об исчезновениях людей охотники тащиться с товаром в опасные дебри и подавно перевелись. Площади ещё при жизни первых поселенцев нашлось иное применение. В досужие часы здесь собирались кумушки посудачить о мужьях и о соседях, сюда же скликали общинников, если надо было держать совет.

Тем вечером на Торге скучились чуть ли не все селяне, и чтобы пробраться сквозь толпу, волшебникам пришлось изрядно подвигать локтями. Достигнув передних рядов, вейди узрели наконец виновника переполоха. Стоявший на коленях тщедушный сутулый паренёк с открытым, искренне наивным взором и по-младенчески припухлыми губами безостановочно шмыгал носом и бубнил сущую несуразицу.

Тиранай шагнул к Каиму, велел вытянуть руки ладонями вверх. Юноша подчинился, и тотчас на его запястья чёрной татуировкой легли руны связывания.

– Стойте, досточтимые, – выкликнул откуда-то сбоку староста, – неужто не видите, мальчик-то не в себе, будто очумелый совсем! Не иначе как порчу на него навели! Ведь он талант имеет: лучшего резчика по дереву не то что в Просторах, в целом свете не сыскать! А люди-то к труду ленивы, да на зависть скоры! Ей-ей, попортил кто!

– Дознаемся, – сухо бросил Тиранай. – Разрешите покамест запереть подозреваемого в вашей бане, уважаемый Оллат?

– Пожалуйста, – с готовностью ответил староста. – Только вы уж не лютуйте, досточтимые. От злых чар напраслину на себя возводит.

– Будьте покойны, уважаемый Оллат, пристрастия к мучительству не имеем, – заверил старосту караг, – мы же не разбойники, в самом деле.

Пока женщины, присланные главой села, зажигали и расставляли свечи, и застилали лавки овчинами, никто не проронил ни слова. В бане царила тишина, и оттого периодические всхлипы Каима ещё сильнее раздражали Риноса, мешали сосредоточиться.