Снять сапоги

Верхняя часть плота была сделана из желтой прорезиненной ткани. Она пропускала свет, и Марине удалось разглядеть брезентовые ручки-петли, ухватившись за которые, она смогла хотя бы сесть на одном месте, а не летать по всему плоту вместе с сумкой. Сумка, правда, осталась в свободном полете и тут же больно ударила Марину в бедро всеми своими железными банками. Усмирить ее удалось, только накинув сверху на нее обе ноги.

Только теперь Марина смогла оценить ситуацию, в которой оказалась. Раз внутри плота можно различать предметы, значит, на улице уже светло, как минимум утро. Можно было посмотреть на часы, но отпускать руку от брезентовой петли совсем не хотелось, кто знает, сколько потом придется ее ловить. Значит, ночью или, скорее всего, к утру плот все-таки смыло или сдуло, а скорее всего и то и другое вместе поспособствовало тому, что Марина теперь в этой матерчатой скорлупе отдана на волю ветра и волн. Значит, прав был тот матрос, советовавший положить в плот больше камней. Зря, зря не послушалась.

Капитан сидел у себя в каюте и курил. Дешевые сигареты без фильтра наполнили маленькое помещение таким густым дымом, что человек, не привыкший к таким испытаниям своих легких, давно бы уже задохнулся, но Константин Пантейлемонович чувствовал себя в такой среде как рыба в чистейшей прозрачной воде.

Через полчаса сейнер пойдет по обратному кругу вынимать снасти. Никакого секрета в сплоченности и неворчливости экипажа не было. Богатый жизненный опыт и огромная география работы капитана позволяли жить безбедно, не выполняя даже наполовину план по вылову рыбы. Не так давно в фауне северных морей стало происходить некоторое событие, которое для подавляющего большинства населения нашей страны не имело ровным счетом никакого значения. Но оно не могло ускользнуть от бдительного ока капитана, десятилетия прослужившего на промысловых судах. Дело в том, что с недавних пор в северных морях появился Камчатский краб. Видимо, занесенный сюда судами с Дальнего Востока, он прижился, стал себя неплохо чувствовать и начал размножаться. Константин Пантелеймонович быстро смекнул, чем это может пахнуть. А пахнуть это может хорошими деньгами. Но вот как превратить краба в деньги там, где его на деньги никто не обменивает? Артель на это не пойдет. Во-первых, краба еще слишком мало для промышленного лова. А во-вторых, нынешнее руководство артели уже никогда не согласится ни на какие новации. И тут Константин Пантелеймонович вспомнил о своих старых знакомых: корейцах, китайцах и японцах. Периодически суда из этих стран все же появлялись в здешних широтах. И тогда, чтобы наладить контакт с их экипажами, капитан маленького сейнера с большими амбициями и авантюрным характером пошел на хитрость. Причем хитрость эту он проделывал уже не один раз. Завидев пароход с нужным ему флагом, команда сейнера разыгрывала спектакль, будто они терпят бедствие. После того как им была оказана «помощь», капитаны общались между собой и заключали «контракт» на будущее. Капитан торгового судна предупреждал о приходе в наши моря, сейнер к этому времени шел в район путины. Заходили на маленький остров, где были припрятаны ловушки для краба. Выходили на лов. Потом в море, где-нибудь за мысом, перегружали товар, расчет, и счастливый экипаж на всех парах несется к родным берегам, попутно черпнув рыбы для проформы.

Так было и на этот раз. Сейчас вытащим ловушки, сдаем краба японцам и домой. Только вот все чуть не сорвалось из-за этой чертовой журналистки. Надо зайти на остров забрать ее. Как она там? В груди у сурового капитан что-то шевельнулось. Вспомнил дочь, оставленную много лет назад в Астрахани. С ее матерью он даже не расписался. Уехал от них, когда она уже стала называть его папой. А ведь ей сейчас должно быть столько же лет, сколько этой московской фифе. Хотя молодец девчонка, не побоялась приехать в захолустье, в компании далеко не интеллигентных мужиков на утлом суденышке выйти в суровое студеное море – есть в ней стержень, есть характер. Да и когда ссаживали ее одну в ночь на необитаемом острове, не визжала, не истерила, ни о чем не просила. Молодец девчонка! Заберем ее с острова – в ноги упаду, прощения просить буду.

Марину уже два раза вырвало. Болтало так, что, казалось, мозги вылетят и размажутся по внутренней поверхности плота, как размазалась по ним съеденная вечером банка тушенки. Страшно кружилась голова. От усталости и ужасного состояния руки ослабли и уже еле держались за поручни. Марина поняла, что теряет сознание.

Сергей сидел за кухонным столом и мазал маслом хрустящий горячий тост из французского багета. Масло быстро таяло, пропитывая поджаренную золотистую корочку. Аромат кофе приглашал быстрее приступить к завтраку.

«Интересно, где сейчас Маринка? Чем занимается? Такое утро! Мы так редко видимся по утрам».

Марина открыла глаза. Шум моря был где-то совсем рядом, но плот не качало. Выбралась наружу. Соленый морской ветер до отказа наполнил легкие, еле выдохнула. Доползла до маленькой лужицы в расщелине между камнями. Умылась, прополоскала рот. Вода холодная, соленая, набрызганная сюда волнами. Боже, как же хорошо на земле!

Но радость от неожиданного чудесного спасения сменилась тревогой. Куда волны выбросили плот? Это остров или большая земля? Есть поблизости люди, ходят ли корабли? Марина захотела сразу получить ответ хоть на один из этих вопросов, решив обойти окрестности. Но как только она встала в вертикальное положение, голова сразу закружилась, а через пару шагов подкосились ноги. Надо поесть. Возможно, в скором будущем ей придется умереть с голоду на этих камнях, но сейчас надо набраться сил и искать пути к спасению.

Задержав дыхание, нашла в плоту сумку с продуктами. Сначала глотнула воды. Подождала минуты три. Обратно вроде не полезла, значит можно кушать. Открыла кое-как старинным консервным ключом банку перловой каши с говядиной. В неразогретом виде она очень похожа на парафин и по виду и по консистенции. Ковырнула ложку каши и положила на язык – божественно! Показалось, что вкуснее этой перловки нет ничего на свете. От удовольствия аж глаза закрыла. И в этот момент услышала за спиной голос.

– Приятного аппетита, деточка!

Каша вылетела изо рта на камни. Марина вскочила на обессилевших ногах как ужаленная и, повернувшись, увидела перед собой старичка лет девяносто на вид. Маленький, сухой, аккуратно одетый, с тростью в руке.

– Здравствуйте, – еле проговорила Марина.

– Здравствуй, деточка! Очень рад тебя видеть, – ответил старик.

Марина стояла с открытым ртом и ошарашенно смотрела на неожиданного гостя. Первоначальный страх в душе сменился радостью – если рядом есть люди, значит она спасена. Но оставался привкус тревоги и недоверия. Недоверия к себе. Может, это просто видение помутившегося сознания, пограничное состояние между явью и сном. В таком месте ожидаемо было увидеть рыбака в засаленной робе или полярника в комбинезоне и огромных ботинках, но никак не щегольски одетого древнего благообразного старичка. Идеально посаженная шляпа, длинное, почти до пят, пальто, из-под которого выглядывали начищенные до блеска ботинки – все это сильно контрастировало с окружающим пейзажем, так же, как каблуки, сумка и парфюм Марины тогда на причале.

– Здравствуйте, – еще раз смогла выдавить из себя Марина. – Рада видеть живого человека среди этих камней и моря.

– Вы не сильно похожи на Робинзона, деточка. Давно путешествуете в наших краях? – с нескрываемым интересом спросил старичок.

– Вообще-то нет, но уже успела соскучиться по людям, – все еще с недоверием к себе ответила Марина. Ей до сих пор казалось, что она разговаривает сама с собой.

– Что ж, я тоже успел соскучиться по живым людям. Пойдемте, я напою вас чаем, – вновь прозвучал голос пожилого собеседника.

Старичок протянул Марине сухую костлявую руку, приглашая пойти за ним. Чтобы развеять свои сомнения, она решительно сделала шаг вперед и вложила свою ладонь в его. Сомнений не было – это живой человек.

Остров, на который выбросило плот, был совсем не такой плоской каменной грядой, с которой Марина начала свое плавание. Пройдя буквально метров пятьдесят вдоль сплошной гранитной стены, они со стариком свернули в расщелину между огромными валунами и, пройдя метров пятнадцать, вышли на ровную плоскую поляну, на которой возвышался красивый двухэтажный дом. Картина была довольно сюрреалистичной. Старые обшарпанные домики в рыбацком поселке не шли ни в какое сравнение с этим домом из красного кирпича, крышей из металлочерепицы и пластиковыми окнами. Кирпич, правда, был уже довольно старым, видимо, дом просто недавно ремонтировали. Но доставить сюда столько стройматериалов и мастеров можно только большим судном. Кто же тогда этот старик? С такими мыслями Марина вошла в дом.

Внутри было прохладно.

– Сейчас я закрою окна, деточка. Видишь ли, в жилищах одиноких стариков всегда есть определенный запах. Видимо, именно так и пахнет старость. Я пытаюсь его выветрить, чтобы смерть не пришла на запах старины. Так еще не хочется умирать.

Марина поймала себя на мысли, что этой ночью она неистово боролась за свою жизнь, она, молодая успешная женщина с планами и амбициями на будущее. Но даже этот давно уже дряхлый старичок так усердно еще цепляется за жизнь. Да, видимо, жить хочется в любом возрасте.

Марина вошла в гостиную. Чисто, аккуратно, уютно. Камин, кресло, диван. Непривычно отсутствие телевизора. И если с телевизором все понятно, он здесь не имеет никакого прикладного значения, был бы просто деталью интерьера, то вот полное отсутствие книг, статуэток и особенно фотографий, которыми обычно так плотно заставлены шкафы и комоды пожилых людей, вызывало удивление. Почему одинокий человек, оторванный от остального мира, вдруг оторвал себя от своего прошлого. Марине, как психологу, стало это невероятно интересно. Сейчас, когда она практически уже пришла в себя от пережитого ночью, когда сознание к ней вернулось окончательно, она поймала себя на мысли, раз ей не удалось собрать интересный материал про жизнь тесного человеческого сообщества в экстремальных условиях, возможно, судьба подбросит ей интересный материал о противоположном – одинокой отшельнической жизни в суровых условиях.

– Проходите на кухню, – послышался голос старичка. Марина, прервав осмотр гостиной и свои мысли, поспешила на голос.

– Пирожками не побалую, печь не умею. Довольствуемся тем, что привозят, – произнес хозяин дома, махом руки приглашая Марину к столу.

– А кто привозит? – спросила Марина.

– Завтра они прилетят, скорее всего, о вас уже знают, – ответил старик.

– Пограничники, что ли?

– В каком-то роде да.

Марина села за стол. От большого фарфорового заварочного чайника веяло теплом даже на расстоянии. На столе были сухари, галетное печенье, клубничное и вишневое варенье.

– У вас как в деревне у дедушки чаепитие, – предвкушая гастрономическое удовольствие, произнесла Марина.

– А я и есть давно дедушка, только вот внуков у меня нет, – еле слышно, особенно концовку фразы, сказал старичок.

– А почему внуков нет?

– Жена моя рано погибла, детей завести не успели. Ну а нет детей, нет и внуков.

– А как она погибла?

– Расстреляли ее.

Разговора пока не получалось. Старичок явно не промах.

Горячий чай обжигал губы. Марина молча отхлебывала маленькие глотки. Но даже такими маленькими порциями теплота несла комфорт и расслабление внутрь тела. Последние два дня и снаружи и внутри был только холод. И сейчас, уплетая сухари с вареньем, запивая горячим чаем, Марина испытывала блаженство. Идиллию портил только запах рвотных масс от одежды. Но окружающее тепло и сытость делали свое дело – страшно потянуло в сон.

– Поспи, деточка, отдохни, теперь ты в полной безопасности, – последнее, что услышала Марина перед тем, как провалиться в негу.

Проснулась она в семь часов вечера на диване в гостиной, заботливо укрытая пледом. Голова уже не болела. Последствия качки прошли. Старичка не было видно, даже и не слышно. Села и еще раз оглядела комнату. Жилище одинокого человека. Ничего интересного. Видимо, этой комнатой обитатель дома вообще не пользуется, она проходная, не уютная. На первом этаже только эта комната, кухня, санузел и кладовая. Из прихожей на второй этаж вела лестница. Марина поднялась наверх. Она стояла перед двумя дверьми, выбирая, в какую постучать первым делом. Выбрав вариант справа налево, постучала в дверь. Никто не ответил. Аккуратно надавила на ручку, сердце в груди яростно заколотилось. Приоткрыв дверь, увидела полоску пустой кровати.

– Вы здесь? – осторожно спросила Марина.

Ответа не последовало. Полностью открыв дверь, Марина увидела обычную чисто прибранную комнату, похожую на гостиничный номер. Значит, старик спит в другой комнате. Зачем тогда одинокому человеку нужна еще и гостевая комната. Вероятно, кто-то его посещает здесь и остается ночевать.

Марина подошла к другой двери. Сердце заколотилось еще яростнее. На стук никто не ответил. Взялась за ручку, здесь точно должно быть что-то интересное.

Капитан поднялся на мостик. Сумерки уже надавили сверху на море, отчего волны стали казаться более спокойными и пологими, будто тяжесть темноты была непосильна для них.

– Иди отдохни, – бросил он вахтенному матросу. – Я сам постою за штурвалом.

Оставшись наедине с судном и морем, капитан опять погрузился в тяжелые раздумья.

Краба сегодня, на удивление, было много. Почти все ловушки были забиты до отказа. Причем практически весь товарный. Японцы были очень довольны. И экипаж доволен, с хорошим заработком возвращаются домой мужики. Надо будет дочери денег отослать. Может, там уже внуки есть? Столько лет не виделись.

Мать ее была приемосдатчицей на рыбном складе. Константин Пантелеймонович, будучи тогда старшим помощником капитана, частенько захаживал туда по работе. Так и закрутился у них роман. Рейсы на Каспии были не длинные, виделись часто. Светлана начала уже подумывать о замужестве. А когда будущий капитан стал с этим тянуть, поспешила забеременеть. Жить стали гражданским браком. Молодой папаша все обещал узаконить отношения, но далее так и сбежал, не выполнив своих обещаний. Потом с разных концов страны высылал иногда деньги. Светлана так и не подала на алименты. Вырастила дочь сама.

Константин Пантелеймонович пытался не вспоминать этот период своей жизни, дабы не бередить себе сердце. И с новой женой, единственной своей законной супругой, общался заведомо грубо. То ли ее от себя отдалял, то ли себя от нее. Она не могла родить. А он подсознательно винил себя. Одного дитя бросил, позорно сбежав, вот Бог и не дал больше деток. Даже кошка, тварь неразумная, ни разу не окотившись в жизни своей, с ума сходит. Бабе совсем тяжело с таким грузом жить. Сам не понимал, почему жена так покорно сносит все его издевательства. Красивая баба, пусть не молода, но даже в их маленьком поселке наверняка могла себе мужика отыскать. Они-то на нее заглядываются. А она уцепилась за него. И не красавец вроде, и не богат. Может, себя корит за бездетность и не видит смысла в другой семье. Все равно настоящего бабьего счастья испытать уже не получится. Вот и терпит от него все. Какая уж тут разница.

И такая жалость сердце капитана пронзила, такая обида на самого себя, что аж слеза брызнула из, казалось, высушенного всеми морскими ветрами глаза. И тонкой горячей струйкой убежала к жестким прокуренным усам.

Смахнув скупую слезу, Константин Пантелеймонович крикнул мотористу в машинное отделение прибавить ходу. Надо быстрее забирать девчонку. Одна, посреди моря, без огня и теплой одежды. Да, совсем ты из ума выжил, старик. Не дай Бог, если и над твоим дитем вот так какой-нибудь старый идиот измывается. Капитан посмотрел на приборы. До острова оставалось девяносто миль. Запросил по радиосвязи погоду в районе острова. Оттуда шел шторм. Резкие встречные порывы ветра уже стали поднимать волну.

– Скоро дочка, скоро.

Ручка поддалась вниз. Сердце в груди заколотилось так, как будто сейчас выпрыгнет и поскачет по коридору, как выпущенный на свободу заяц. Марина толкнула дверь. В этот момент внизу хлопнула дверь, и через несколько секунд на лестнице послышались короткие семенящие шаги. Через мгновение, успев бросить внутрь комнаты один только взгляд, Марина прикрыла дверь и отступила на шаг назад. В этот момент на лестнице показалась голова старика.

– Ты, наверное, меня искала? – с пронзительным взглядом спросил старик.

– Да, я проснулась, вас нет. Решила поискать по дому, – стараясь не допустить дрожи в голосе, ответила Марина.

– Пойдем, деточка, вниз, перекусим. Остров снабжает меня натуральными, диетическими, экологически чистыми продуктами, – сказал старичок, развернувшись на лестнице.

Пойдя за стариком, Марина спустилась вниз. У входной двери стояла небольшая корзина. В ней виднелись мидии, несколько не очень крупных крабов, яйца птиц, видимо, гнездящихся на этом острове, и две ленты бурых морских водорослей.

Ужин был вкусным и полезным. Причем старичок достал к столу бутылочку великолепной настойки. Вкус ее не был похож ни на один известный Марине спиртной напиток. Но пилась она на удивление легко, несмотря на довольно высокую крепость. И Марина, обычно выпивавшая крепких спиртных напитков не более одного бокала или рюмки, на этот раз легко выпила полбутылки. Столько же выпил и старик, что выглядело довольно смело, учитывая его годы. Разговор стал более раскованным, и Марина решила воспользоваться этим, чтобы узнать о загадочном старике как можно больше. Но алкоголь давал о себе знать. Сознание туманилось все сильнее и сильнее. Не получалось сформулировать даже самый простой вопрос. Закружилась голова, и Марина прикрыла глаза руками, чтобы немного прийти в себя. «Надо собраться, взять себя в руки», – пульсировало в голове. Когда же она убрала руки, то аж вздрогнула от неожиданности. Казалось, что глаза ее находятся в двух колодцах и видят они сейчас через толстые стеклянные линзы. Все окружающие предметы выглядели расплывчато и в увеличенном виде. Марина потерла глаза руками, но ничего не изменилось. Взгляд был из глубины глазниц. Ощущение такое, что видишь напрямую мозгом, без глаз.

Старика не было видно. Марине теперь требовалось поворачивать голову, для того чтобы увидеть то, что находится по бокам. Повертев головой в обе стороны, наконец удалось найти его. Когда старик попал в поле зрения, показалось, что выглядит он лет на сорок моложе. Моложавый подтянутый мужчина с армейской выправкой смотрел прямо в глаза. Мелькнула крамольная мысль, что старик подпоил каким-то снадобьем, чтобы соблазнить. Неужели срабатывает мужское правило: чем больше водки, тем красивее женщины. Только в обратном порядке. Но неожиданно теперь уже помолодевший старик решительным голосом стал задавать вопросы.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать, – без запинки ответила Марина.

– Кем работаешь?

– Журналистка.

– Где?

– В журнале «Женщинам интересно».

– Кто тебя прислал сюда?

– Редакция. Вернее, я сама сюда приехала.

– На этот остров?

– Нет. На этот остров я попала случайно, после шторма. Сюда меня вынесло море.

– Что ты знаешь обо мне?

– Ничего. Но очень интересно узнать о вас побольше.

– Зачем?

– Ну, может, напишу о вас в журнале, о вашей отшельнической жизни. Да и просто женское любопытство. Узнать о вас. Что у вас в комнате наверху, почему вы один живете на этом острове, где ваши родные, почему в доме есть гостевая комната, кто и зачем к вам приезжает, – сыпала словами Марина, будто строчила из пулемета.

Марина не понимала, что она говорит. Зачем? Почему она начинает озвучивать все свои мысли. Но не могла остановиться, пересилить себя. Да это какая-то сыворотка правды. Она попыталась взять себя в руки, собрала всю волю в кулак, напряглась и поняла, что теряет сознание.

Крик. Страшный, леденящий, душераздирающий крик. Марина открыла глаза. По коже пробежал морозец. Казалось, что корень самого маленького волоска на теле – и тот пришел в движение. Села. И тут в серебряной полосе лунного света, залившего половину комнаты, увидела человека.

Онемев от страха, огромными выпученными глазами Марина смотрела на незваного ночного гостя. Он резко поднял руку, поднеся указательный палец к губам, призывая не кричать. Но это было излишне. От спазма гортани, диафрагмы, да и, казалось, паралича всего тела, Марина не могла произнести ни слова, даже мычания. И тут заговорил незнакомец:

– Не переживайте. Ему снимают сапоги. Вас это не должно пугать, вас это не коснется.

Говорил ночной гость по-русски, но с сильным немецким акцентом. Одежда его, насколько можно было разглядеть при свете луны, сильно напоминала арестантскую робу.

Первыми от страха отошли глаза. Марина осмотрела визитера с ног до головы. Глаза уже привыкли к полумраку, и можно было видеть детали. Осунувшееся бледное лицо с заостренными чертами, светлые волосы. По внешности он вполне мог быть немцем. «Да он и есть немец, – мелькнуло в голове. – Он и говорил со мной с сильным немецким акцентом». Опустив взгляд вниз, Марина с отвращением заметила, как по грубым, с толстой подошвой рабочим ботинкам незнакомца стекала какая-то жидкость. В полумраке она выглядела черной, но по консистенции и блеску в лунном свете очень напоминала кровь. Это кровь! Ком тошноты подкатил к горлу. Марине захотелось, чтобы все это был сон, чтобы этот непонятный, пугающий человек ушел. Она отвела взгляд в сторону. Шкаф с книгами, телевизор, ваза на тумбочке. Стоп. Вроде гостевая комната, в которую она заглядывала накануне. Но телевизора не было, это точно. Шкаф был, но без книг. Комната вроде бы та, но как-то все по-другому. Повернулась к незнакомцу. Его нет. «Он что, мне приснился? Стоп! Я хотела, чтобы это все был сон, чтобы он ушел. Боже мой! Похоже, я действительно сплю». Марина встала с кровати. Переступила черное пятно на полу. В зеркале на стене увидела свое отражение. Ха, домашняя ночная рубашка, здесь, забавно. Узнала ее даже в полумраке. Ощущать себя в своем же сне становилось забавно.

Марина приоткрыла дверь в коридор. В комнате старика слышался гул голосов. Осторожно, на носочках она подошла к двери и прислушалась. Говорили на немецком, иногда проскакивали русские слова. Голосов было несколько. Значит, таинственный ночной гость здесь явно не один. Голоса старика не было слышно. Он вообще там, интересно? Маленький пучок света, пробивающийся через замочную скважину, подсказал дальнейшие действия. Посреди комнаты на полу лежал старик. Над ним вкруг стояло пять человек. Одного Марина узнала сразу. Это был ее недавний гость. Остальные четверо были одеты точно так же, с суровыми, даже злыми лицами. Старик был без сознания. Он был без брюк. Ноги его до колен были окровавлены. Когда Марина увидела его впервые на берегу, он, как показалось, был в ботинках. Хотя в том ее состоянии можно было и перепутать. Больше она и внимания не обращала, во что он был обут. А сейчас с него сняли сапоги, и под ними такое месиво. Вновь ком тошноты стал подкатывать к горлу.

В этот момент один из гостей старика, с самым злым на вид лицом, резко перевел свой взгляд на дверь:

– Нас подслушивают.

И тут же все пятеро резко шагнули к двери. Марина в ужасе отпрянула от замочной скважины и рванулась в свою комнату. Двери в обеих комнатах открылись одновременно. Заскочив внутрь, она с ужасом обнаружила, что замка нет, дверь не запирается. В этот момент она отворилась, и в проеме показались пять искаженных злобой мужских лиц. Марина отбежала к шкафу, нащупала на тумбочке вазу и швырнула ее в толпу. Ваза пролетела сквозь них и разбилась где-то в глубине коридора. Призраки!

Пятеро мужчин вошли в комнату и стали полукругом медленно сжимать кольцо, оттесняя Марину к шкафу. «Это сон, это все сон. И раз я понимаю, что это сон, я могу управлять им». Мысли судорожно метались в черепной коробке, не находя выхода. В этот момент пять пар цепких рук впились пальцами в плечи, руки и горло. Марина истошно во все горло закричала. И… проснулась. Поперек кровати, в холодном поту, голова свешена вниз. Раздался стук в дверь, и мягкий, вкрадчивый голос старика аккуратно, спросил все ли в порядке. Как будто и не было того резкого, с металлическими нотками голоса, которым он накануне проводил допрос. Марина ответила, что все нормально, приснился страшный сон. Старичок за дверью усмехнулся, и через несколько секунд уже было слышно, как хлопнула дверь в его комнате.

Марина села на кровати. Провела рукой по лбу. Противный липкий пот слепил пальцы, словно мед. Будучи по образованию психологом, она знала о таком понятии – управляемый сон. Не раз читала о нем впечатления других людей. Люди тратили месяцы, а то и годы, чтобы овладеть такими практиками. А у нее получилось спонтанно. Видимо, зелье, которым старик подпоил ее вечером, стало катализатором к этому. А отсутствие какого-либо опыта в этом вопросе не дало возможности в полной мере управлять событиями, происходящими во сне. Но все происходившее там, в той действительности поразило. Марина все еще не могла отойти от потрясения и просто водила глазами по комнате. Да, в действительности она немного не такая. Телевизора нет, как и тумбочки с вазой. Тумбочка есть, но она маленькая и стоит рядом с кроватью, а не рядом со шкафом. А в шкафу нет книг. Только большая раковина какого-то моллюска и статуэтка африканского «божка», нелепо, собственно, как и тропическая раковина, смотрящиеся здесь, в глубине арктических широт. Никакого лунного света нет и в помине. На часах полпятого утра. На улице уже рассвело. Но небо было полностью затянуто тучами. Слышен был шум прибоя. Волны с яростью накатывались на берег. Видимо, на море бушевал шторм. «Интересно, кто должен прилететь сегодня, и прилетит ли он в такую погоду? Где сейчас сейнер с капитаном Пантелеймоновичем? Заходили ли они на остров? Искали ли ее? Может, капитан был только рад, что она исчезла? Как там сейчас Сережа, чем занимается?» С этими вопросами в голове Марина откинулась на подушку и через минуту под мерный шум волн, разбивающихся о каменный берег, сладко уснула.