Куда уходит детство

– А дедушка Шмаринов давно помер?

– В тридцатом ещё. Раскулачивали тогда богатеев-то, он и отдал богу душу, не выдержал, стало быть, потери имущества. Магазин у него большущий был на станции, так-то вот, – заболталась бабушка про прошлое и осеклась, поглядев на внука. Лишнего наговорила. – Ты отца спроси, он тебе расскажет лучше про своих-то родных, – но Ваньку уже интересовало другое.

Он с любопытством смотрел на пацанов, затеявших возле забора игру в деньги. Медные пятаки и серебряные гривенники только отскакивали от досок, и пацаны бросались смотреть, чья деньга оказалась ближе…

– Давай иди домой, а то мать заругается. Скажет, я виновата, – она грустно посмотрела вслед убежавшему внуку и тоже заторопилась к себе домой, оглядываясь и бормоча что-то про себя.

Отец с дядей Митей приехали шумные и оживлённые, с чемоданами в руках. В квартирке сразу стало тесно, зато интересно. Ванька разглядывал привезённую ему отцом новую шерстяную форму с ремнём и фуражкой с кокардой. Предел мечтаний тогдашнего школьника.

Кто победнее, носили фланелевую форму, как Ванька до того. Остальные ходили, кто в чём. Бабушке был подарен платок, матери – кофта, дядя Юра получил зимнюю шапку с кожаным верхом и сразу утонул в ней, размер оказался велик, но он не унывал, наоборот:

– Тёте Наташе оттам, она стелает, – убеждённо говорил он Ваньке.

Вот они выпивают за столом, обедают с дороги, вспоминая поездку:

– Ковры наши сразу расхватали и заказали ещё больше, – хвастался подвыпивший отец, щурясь на окружающих домочадцев. – Фотографии тоже понравились, Митя хорошо придумал.

– И перевыполненный план сразу в карман, – сбалагурил дядя Митя и они ещё больше развеселились, опрокидывая стопки одну за другой.

– Завтра сбегаю кой-куда, дом присмотреть хочу, – сообщил отец матери, сидящей рядом и осуждающе поглядывающей на выпивох.

– Мама сказала, рядом с ними часть дома продают, на Сурско-Набережной. Пока не продали, надо сходить посмотреть.

– Давай завтра с утра, и отправимся, – отец не возражал.

– Часть дома ты потянешь, а то сразу на целый размахнулся, он больших денег стоит, – остудил расходившегося отца старший брат. – Если не хватит, поможем, я дам взаймы, – расщедрился экономный обычно дядя Митя и покосился на скептически усмехнувшуюся невестку.

Бабушка млела и таяла от гордости за своих сыновей, и поглядывала на фото покойного мужа, как бы разделяя с ним радость, пришедшую в их дом.

Ванька щеголял по комнате в новой школьной фуражке, но подпоясанный офицерским ремнём дяди Мити. Мать довольно оглядела его:

– Теперь хорошо. А то старая форма мала, поизносилась, я и не знала, что делать, во что его одеть, – делилась она радостью со свекровью, та согласно кивала в ответ, ласково поглядывая на сыновей и внуков.

– Вот и ладно, что складно. Даст бог, всё наладится теперь…

Семья подъехала к своему новому жилищу на грузовике; мать с Вовой вылезли из кабины, отец с Ванькой выгрузились вместе с вещами из кузова.

Шофёр откинул деревянные борта и помог разгружаться. Правда, скарб был небольшой, и вскоре семья была уже в доме.

Прихожая маленькая, зато комната была просторная с окнами на улицу, большая русская печь вызывала спокойствие и уверенность.

Отец собрал сделанную ещё дедом Маресьевым кроватку-качалку для братца и Вовка сразу же закачался в своём углу, радостно-возбуждённый от таких перемен в их жизни.

Ванька поставил в угол портфель и попросился у матери:

– Можно я к деду с бабушкой сбегаю?

– Небось, по друзьям соскучился, – проницательно глянула на сына мать, – а кто в доме помогать будет, Пушкин?

– Пускай бежит, какая от него ещё польза, сами управимся, – отец был мягче матери, хотя и вспыльчивый до бешенства, и Ванька убежал.

Он вбежал во двор первого в своей алатырской жизни дома и сразу увидел деда с бабушкой; они пилили дрова и не сразу заметили внука.

Радость переполняла его, он подбежал к ним:

– Бабуля, давай я теперь с дедом попилю, – обрадовал он стариков и заступил на бабушкино место. Но теперь он пилил не так как раньше, в далёком детстве, а вполне уверенно, совсем по-взрослому и дед вскоре запыхался, выпрямился, остановившись передохнуть.

– Совсем деда уморил, – сообщил он бабушке её же словами. Она бросила укладывать поленницу, и они радостно заулыбались, особо бабушка.

– Теперь мы соседи, рядом жить будем. Я всё время буду к вам в гости приходить, – утешил Ванька загрустивших, было, от его слов стариков.

«Ваня!» – донеслось до Ванькиных ушей, и он увидел друга, выглядывавшего из окна наверху и призывно машущего ему рукой.

– Пойду к Ваське загляну, – вернул он пилу бабушке и взбежал на крыльцо, ведущее в квартиру друга. Дверь открылась, впустив Ваньку под радостный лай забежавшего во двор Дружка.

Из соседней двери выбежал Панька, почуяв что-то неладное, и тоже взбежал на Васькино крыльцо, застучал в дверь сначала рукой, затем ногой, канюча впустить и его на правах друга. Дверь нехотя открылась, и Панька радостно ворвался внутрь…

Дед с бабушкой закончили работу и дед, поставив козлы у сарая, пошёл в дом вслед за бабушкой, когда в калитку на правах соседей вбежали Симак вместе с неразлучным Сашкой длинным.

Они тоже поднялись на Васькино крыльцо и забухали в дверь ногами. Наконец, многострадальная дверь открылась и выпустила на волю троих соскучившихся друг по другу друзей. Вместе с новоприбывшими они сбежали с крыльца. Состоялась долгожданная встреча закадычных друзей-приятелей:

– Ты чо, опять к нам жить приехал? – поинтересовался Симак.

– Он теперь на Сурско-Набережной живёт, рядом с Откосовыми, – ответил за друга Васька, довольный передышкой в уроках. Не тут-то было.

Снова открылась дверь, и друзья увидели грозную Васькину мать:

– Вася, не забывай про уроки! – она презрительно оглядела сорванцов и покачала головой, дескать, куда денешься от таких соседей.

– Побежали на Суру, поглядим! – Ванькина идея пришлась всем по вкусу, и компания помчалась вниз по переулку, к реке.

– Вася, не бегай долго, простудишься! – закричала им вслед Марь Васильевна, но мальчишек уже и след простыл.

По переулку спускался пьяный в лоскуты дядя Саня Лабуркин, сосед, горланя какую-то непотребную песню, и Дружок испуганно убежал в проулок напротив, ведущий в Сандулеи, а Марь Васильевна поглядела-послушала и плотно закрыла за собой дверь, не забыв запереть её на засов.

В новом доме было по-новому уютно и тепло. Вовка спал в своей кроватке, а Ванька сидел за столом и рассматривал привезённые отцом книги: быстро пролистав унылые картинки блокадного Ленинграда, нарисованные художником Пахомовым, он взялся за альбом Брюллова и, просмотрев красочные портреты, приступил к изучению сумрачных картин Рембрандта.

– Изучаешь? – подсел к нему отец, пришедший со двора. – Про жизнь Рембрандта почитай, я оторваться не мог. Интересно. Особо про сына его, Титуса ван Рейна. Да, Рембрандт был настоящий художник, мастер.

Мать стучала посудой в прихожей, убиралась. За окнами синел вечер, сопел брат в кроватке, и Ванька тоже зевнул.

Мать выглянула из прихожей, посмотрела на своих сморившихся мужчин:

– Скоро будем ложиться, потерпите немного. Я сейчас, домою вот.

– Хочешь, я портрет твой напишу? – вдохновлённый просмотром работ великого художника, спросил отец сына. Ванька неопределённо пожал плечами, но отец уже загорелся идеей портрета старшего сына.

Вынув из-за печки подрамник, примерил холст, открыл этюдник и проверил наличие кистей, красок. Ванька тоже увлёкся, следя за отцом.

Мать разобрала кровать, затем постелила Ваньке на печке, уложила Вовку в кроватке как следует, и вскоре все уже спали. Было слышно, как за стеной стучали и разговаривали соседи, лаяла соседская собака на запоздалого прохожего, и Ванька улыбался сквозь сон, чутко реагируя на эти звуки…

Школьный двор оживлённо шумит: идёт урок физкультуры. Девочки прыгают в высоту, мальчики в длину. Тётя Дуся граблями зачищает песок после каждого прыжка, громко ворча и ругаясь беззлобно.

Прыгнул Вовка Косырев, теперь настала Ванькина очередь.

Он приготовился и по команде учительницы помчался: разбежавшись, оттолкнулся от доски и прыгнул…

Приземлился дальше других, на зависть одноклассникам.

– Маресьев прыгнул на отлично. А ты, Косырев, что же отстаёшь? – Мария Михайловна была строга и справедлива, как всегда.

Косырев злобно стрельнул глазами в сторону Ваньки, но промолчал: сказать было нечего. К прыжку готовился Витя Марков, спортсмен и отличник.

Он тоже прыгнул на отлично. И Ванька стал смотреть на девочек.

Девочки зааплодировали, когда планку высоты ловко взяла Таня Журавлёва. Следом за ней помчалась отличница Галя Петрова, но сбила планку и, сконфуженная, отошла в сторону.

– Теперь поменяемся местами; девочки прыгают в длину, мальчики в высоту. Побыстрее, урок заканчивается, – скомандовала учительница.

В высоту Ванька прыгал гораздо хуже и сбил планку.

Зато Вовка Косырев прыгнул выше других, перепрыгнул даже Маркова, и победно посматривал в сторону Ваньки.

Зазвенел звонок, паритет был достигнут, и соперники побежали в школу, за ними потянулись другие ученики. Перемена так коротка, а надо ещё переодеться и подготовиться к следующему уроку…

Мальчишки не спеша шли домой после школы; один за другим они расходились в разные стороны. Ванька остался наедине с Вовкой. Они шли молча, не глядя друг на друга, но включив боковое зрение.

На Кировской их догнал, как обычно, Васька, и они пошли втроём.

– Давай сегодня в городскую библиотеку запишемся, или завтра сгоняем, – предложил другу Васька, но тот вяло махнул рукой. Настроение у Ваньки было препоганое и портилось ещё больше по мере приближения к дому.

– Он опять двойку по арифметике схлопотал, мамаша теперь ему задаст, – злорадно пояснил Вовка, и Васька сочувственно глянул на двоечника.

Они остановились у Ванькиного дома, постояли недолго, и Васька пошёл дальше к переулку уже в одиночестве.

– Теперь мы соседи, – примиряюще сказал Вовка и Ванька кивнул.

Из ворот дома вышел Юрка Откосов, тоже новый сосед Ваньки, и присоединился к стоящим. Они помолчали, изучая друг друга.

– А ты в школе не был? – спросил Вовка у Юрки, и тот отрицательно помотал головой, хитро ухмыльнулся:

– Я болею, простыл. Куда она денется, эта школа? Находимся ещё, верно, Ванька? – он по-дружески хлопнул Ваньку по плечу.

– Ладно, мне домой пора, – Ванька пошёл к себе домой, новые товарищи изучающе смотрели ему вслед, словно размышляя, принимать его в свою команду или нет. Они явно сомневались.

– Надо о нём Чистилю рассказать, как думаешь?

– Верно. Он сразу его расколет, а там будем посмотреть …

Ванька сидел за столом и учил уроки. Вот он открыл дневник, хмуро полюбовался двойкой и стал стирать её резинкой. Он так увлёкся, что не заметил пришедшего отца, пока тот не подошёл и молча наблюдал за работой сына.

Ванька вздрогнул и оглянулся, прикрыл двойку рукой.

– Я тоже двойки стирал, – успокоил отец сына. – Не бойся, я матери не скажу. Только она всё равно узнает, тебе же хуже будет. По арифметике получил? – наклонился отец к дневнику. Посмотрев, отошёл.

Ванька вздохнул, а отец достал подрамник с натянутым холстом, этюдник и удобно расположился у окна на табурете; прямо перед собой на стуле он установил холст, разложил краски, приготовил нужные кисти, налил в баночку разбавитель и, довольный собой, поглядел в окно. Осталось только подождать, пока сын закончит свои уроки…

Он готовился писать портрет и наблюдал, как сын закончил уроки и стал запихивать учебники в портфель, спрятав дневник подальше.

– Давай садись. Начнём, пока матери нет, – позвал он сына и усадил его на стул возле печки. Поправив белый воротничок на новой форме и алый галстук, отец удовлетворённо оглядел сына и принялся за работу.

Ванька задумался о чём-то своём, глядя в окно, отец увлечённо работал, и они проморгали тот момент, когда пришла мать.

Тут же проснулся Вова и заорал, вскочив в своей кроватке.

– Рисуете? – злорадно протянула мать, увидев нетронутое молоко в бутылочке для Вовы. – Ребёнок голодный остался, без полдника, а им хоть бы хны! – бушевала мать, выхватывая Вову из кроватки и пихая ему бутылочку с молоком в руки. Вова тут же успокоился и принялся за полдник.

Отец с Ванькой виновато молчали, посматривая на него.

– Я на работе целый день, приду домой, тут тоже конь не валялся. Ты хотя бы ужин приготовил, а то или у своей родни сидит, в шахматы с Митей играет, или дома рисует, – ругала мать отца, и тот не выдержал, вспылил:

– Хватит, не то всю плешь пропилишь. Надоело.

– Если надоело, так работать иди, нечего баклуши бить.

– Скоро поеду в Канаш, церковь в реставрацию сдают, настенная живопись облезла, приглашают меня. Это большие деньги, – набивал себе цену отец, но мать неумолима, как приговор в суде:

– Халтура, она и есть халтура. Иди на фабрику оформителем, там зарплата каждый месяц, и стаж идёт. А то пропьёте деньги с братцем да с друзьями, а есть каждый день надо.

Отец вскочил и выбежал из дома, лишь бы подальше от бесконечных скандалов. Настала Ванькина очередь, и он обречённо вздохнул.

– Сейчас отдохну, ужин приготовлю, и уроками займёмся. Как я погляжу, не успел наверно со школы прийти, сразу рисовать.

– Я учил, – неуверенно отвечал Ванька, но мать не проведёшь:

– Вот и посмотрим, чего ты научил. Дневник приготовь, проверю.

Ванька сник, отдаваясь воле судьбы…

Он сидит за столом, и всё пишет и пишет, шлифуя свой почерк и посматривая на сердитую мать, которая строго следит за его работой.

– Опять напартачил, так не пойдёт, – она твёрдой рукой вырывает очередной лист из тетради, и Ванька снова пишет длинный текст из учебника литературы, отобранный специально для него матерью.

Наконец, ей надоело возиться с сыном, и Ванька радостно вздохнул, почуяв слабину. Так и есть, интуиция не подвела его.

– Хватит на сегодня, завтра продолжим. Ты обязательно будешь у меня отличником, как Вася. Ты что, хуже его? Да и Мария Михайловна верит в твои способности, – тут мать с некоторым сомнением оглядела сына, который сразу же забыл про уроки. – Ладно, погуляй с полчасика, и домой. Перед домом гуляй, в подгорье не бегай, уже поздно.

Ванька со всех ног кинулся одеваться, пока она не вспомнила про дневник.

Он выбежал во двор дома и у своего сарая увидел отца, который вышел из уборной и теперь смотрел в небо, задрав голову. Ванька последовал его примеру, и они вдвоём стали любоваться звёздами, усыпавшими небосклон.

Внизу, в подгорье лаяли собаки, чуя волков за рекой, а у них во дворе было тихо, лишь горели окна в доме у соседей.

– Вон большая медведица, а рядом малая, видишь? – показывал отец сыну, но сын был хорошо знаком со звёздным небом и в ответ тоже показал отцу:

– А вон млечный путь, это вот полярная звезда.

Отец удивлённо посмотрел на сына и Ванька пояснил:

– Мы с Васькой астрономию давно уже изучаем, с первого класса.

– Ладно, хорош, пойдём домой. Мать, наверное, заждалась, – глубоко вдохнул напоследок свежего воздуха отец, и они подались в свой новый, уже обжитый дом, с любопытством заглядывая в ярко освещённые окна соседей.

– Мама не смотрела дневник, – счёл нужным сказать сын.

– Устала, наверное, на работе, но ты не обольщайся, завтра посмотрит, тогда задаст тебе перцу, только держись, – постращал отец сына, закрывая входную дверь на крючок. В коридоре было темно.

Отец на ощупь нашёл дверь в комнату и открыл её: Ванька зажмурился от яркого света и тепла, пахнувшего навстречу.

В маленькой прихожей было тесно, но отец с сыном дружно раздевались и вешали одежду на вешалку, снимали обувь, не замечая неудобств. Это был их дом, пусть и небольшой, но собственный…

По пашне прыгали скворцы, налетевшие целой стайкой в поисках червяков и другой живности. Ванька с матерью и отцом вышли копать огород.

Соседи уже давно копали, о чём свидетельствовала полоса свежевскопанной земли, по которой сновали скворцы, отгоняя воробьёв и синиц.

– Здрасьте, дорогие соседушки, – с ироничной улыбкой приветствовала их тётя Настя, а дядя Гриша молча кивнул, не отрываясь от работы. – Чой-то запоздали вы малость, проспали, небось?

– Устаю на работе, тётя Настя, – пожаловалась мать, и соседка сочувственно покачала головой, поглядывая на отца, с энтузиазмом взявшегося за вспашку.

Покопав немного вместе со всеми, отец вдруг разделил участок пашни на три равные части, и стал копать свою часть, поближе к тропинке.

Ванька старался изо всех сил, но за матерью ему было не угнаться, как впрочем, и за отцом. Припекало солнце, становилось жарко.

Отец устал, непривычный к тяжёлому труду на земле. Отерев пот со лба, он покопал ещё немного и бросил лопату, чертыхаясь:

– Я художник, а не крестьянин. И горло саднит. Заплатим, вскопают весь огород за деньги-то. Найди кого-нибудь, слышишь?

– Лодырь ты, а не художник. Мама права, – рассердилась мать, глядя, как отец плюнул с досады и полез вверх по тропинке, бросив их на произвол судьбы, но мать с сыном решили не сдаваться:

– Сами вскопаем, не впервой, – мама с сыном ещё усерднее принялись за работу, и вскоре у Ваньки образовались волдыри на руках, но он не жаловался.

Завидев деда с бабушкой, вышедших на свой огород с лопатами, Ванька радостно замахал им руками, мать тоже выпрямилась.

– Надо бы маме с папой помочь, – она обвела свою обширную пашню взглядом и снова стала копать. – Отец твой подвёл нас, работничек.

– Мама, ты глянь, тётя Лида с тётей Нюрой пришли, и Юрка со Славкой, – снова обрадовался Ванька, увидев своих тёток и братьев троюродных, пришедших на помощь бабушке с дедом.

– Слава богу, – тоже обрадовалась мама приходу родственников.

– Можно, я к ним сбегаю?

– Беги уж, я сама докопаю …

Ванька помчался через огороды и вот он уже рядом со своими родными, о чём-то толкует с братьями, забыв про работу, больше мешаясь под ногами взрослых, чем помогая им; мальчишки ещё совсем, подростки.

Вот на огородах появились Васька и Панька с родителями, мальчишки объединились в ватагу и умчались куда-то по своим делам.

Мать вздохнула и снова принялась копать свой новый огород вместе со своими новыми соседями. На душе у неё стало гораздо легче…

Ванька с Васькой вышли из школы и целеустремлённо направились к Дому пионеров, что на Ленинской улице. Они боялись опоздать.

– Переходи к нам в кружок, мы скоро настоящий планер запускать будем. Я сейчас макет «У-2» заканчиваю, здоровски получается, – уговаривал Васька товарища, но тот небрежно отмахнулся, не оценив грандиозности замыслов.

– У вас скукотища, реечки клеить, больно надо. Мы костюм водолаза изучаем, скафандр называется, знаешь? Азбуку Морзе зубрим, на сигнальных флажках переговариваться учимся, как настоящие матросы. Понятно?

Полные разногласий, они подбежали к зданию с вывеской: «Дом пионеров».

Васька скрылся за дверью, торопясь в свой кружок, а Ванька побежал дальше. Ему тоже опаздывать ни к чему. Не любил он этого, так дед научил.

Вот и его здание с вывеской: «ДОСААФ».

В просторной комнате уже начались занятия: бравый моряк-отставник, которого Ванька встречал не раз в обществе тёти Лиды, объяснял ребятам устройство глубоководного водолазного костюма, скафандра, показывая, как надевается он на водолаза, как завинчивается шлем, как подаётся воздух.

Рядом с ним стоял Юрка и внимательно слушал руководителя кружка на правах почти родственника. Увидев Ваньку, Юрка важно подмигнул ему и снова углубился в изучение предмета.

«Лидкин хахаль», – вспомнил Ванька высказывание его бабушки на счёт моряка-отставника, и с любопытством уставился на него, тоже стал слушать и смотреть во все глаза вместе со всеми, представляя, как он в таком водолазном костюме ходит по дну океана, а над ним плавают акулы…

Ванька вбежал домой и, бросив портфель на стул, увидел бабушку, укачивающую брата. Она сердито погрозила ему пальцем, призывая к тишине, и снова стала раскачивать кроватку, напевая что-то.

Ванька сел в прихожей за стол и стал жадно поглощать приготовленную для него еду, он был голодный, как волк. Подошла бабушка и зашептала ему:

– Потише ходи, а то Вовку разбудишь, слон. Я пошла, дома у самой дел полно, дед один там хворый мается. Мать записку для тебя оставила, на столе лежит. За хозяина остаёшься, – она ушла, а Ванька подбежал к столу:

«Сынок, уберись по дому, с братом поиграй, будешь умницей – 50 копеек получишь в награду за труды. Мама», – прочитал он, и рьяно стал заниматься хозяйством; приволок ведро воды, тщательно вымыл пол, покрикивая на проснувшегося братца. И тот не плакал, зачарованно наблюдая за действиями старшего брата, которого он боялся и беспрекословно слушался.

Переделав все дела, он уселся за стол и стал глядеть в окно на улицу, поджидая мать с работы. Братик играл на полу с игрушками, по радио шла какая-то передача, и Ванька прибавил звук, стал слушать радиопостановку:

«Ирина, Ирина, – звал слабохарактерный царь Фёдор, – скорее позови шурина. Борис!..» – Ванька так заслушался, что едва не прозевал мать, шедшую с работы; она торопилась по улице с сумками в руках, и Ванька побежал её встречать, строго цыкнув на братца, чтобы сидел смирно.

– Вижу-вижу, порядок навёл, с Вовиком играешься, – оценила мать старания сына. – Сейчас ужин приготовлю, об уроках, поди, забыл?

– Так завтра воскресенье, мама, какие уроки? – напомнил Ванька, и она согласно замолчала, вышла в коридор и стала накачивать примус, стучать кастрюлями. Ванька показал братику кулак и тот, собравшись, было, заплакать, замолчал, преданно глядя на старшего брата.

За окном сгущалась синь наступающего вечера, по улице мимо их окон прошёл кто-то, и снова стало тихо и безлюдно…

Утро. Ванька включил радио: «Шупашкар колозят…» – заговорили по-чувашски, но он привык к этому ещё в Чебоксарах, улавливая знакомые слова. Настроение у него было безоблачное, у братца тоже.

Воскресная передача «С добрым утром» пришла на смену местному радио, и настроение братьев улучшилось ещё больше.

– Отец, когда приедет? – спросил Ванька у матери, хлопочущей по хозяйству. Та промолчала и в сердцах застучала посудой ещё громче.

Тогда Ванька открыл книгу, в которой рассказывалось про жизнь и творчество художника Рембрандта, и стал читать, помня наказ отца, и искоса приглядывая за братцем, чтобы не набедокурил.

Затем, по радио начали передавать сказку «Приключения Буратино», и Ванька невольно заслушался, отложив книгу в сторону. Мать поставила перед ним тарелку с манной кашей, и он стал завтракать, слушая сказку вместе с братиком Вовой, который тоже завтракал под чутким руководством матери.

– Можно, я с Васькой в кино пойду? – увидев, что мать улыбается, тут же спросил Ванька, и она утвердительно кивнула. Взяв ридикюль, она щёлкнула замочком и, порывшись в кошельке, вручила ему обещанные ещё вчера 50 копеек. Подумав, добавила ещё 50, и Ванька расцвёл от неожиданности.

Вскочив, он стал собираться на улицу…

Мать с грустной улыбкой прослушала, как сын простучал каблуками по коридору и хлопнул дверью. Взяв Вовика на руки, стала тоже собирать его на улицу, и Вовик радостно засмеялся, догадавшись об этом.

– Мы с тобой к бабушке с дедушкой пойдём, в гости, вот они обрадуются, скажут: кто это к нам пришёл, такой красавчик и умник. Потом погуляем там по саду, и домой вернёмся, – рассказывала она сынишке, и тот, в полном восторге, слушал свою любимую маму, торопясь как можно быстрее оказаться на улице…

– Здорово, я бык, а ты корова! – Симак пожал Ванькину руку, и компания во главе с Васькой торопливо зашагала по направлению к кинотеатру «АРС». Шествие замыкал, как всегда, Панька…

Простояв очередь у кассы, и купив билеты, мальчишки вошли в фойе и купили себе по мороженому в вафельных стаканчиках. Паньке не хватило на мороженое, и он завистливо поглядывал на счастливцев, глотая слюну.

Прозвенел третий звонок, и мальчишки заняли свои места во втором ряду согласно купленным билетам. Они вертели головами и чувствовали себя чудесно в шумном просмотровом зале, наполненным самым разновозрастным людом.

Погас свет, и взорам очарованных друзей предстала необыкновенно прекрасная для неискушённого зрителя кинокомедия: «Черноморочка».

Ванька сидел, не сводя глаз с экрана, друзья тоже…

Выйдя на улицу, пацаны кто как мог, пересказывали особо понравившиеся места из фильма, больше всех старался Симак, приплясывая под героиню и наступая на оторопевшего Паньку.

В Ванькиных ушах ещё звучали песни, мелодии и танцы. Перед его внутренним взором мелькали лица героев, и он шёл, молча переживая увиденное чудо, уже скучая и мечтая снова увидеть его.