Ирдана. Битва за Малахистан

Принцесса Эрхана (наклоняется и по-матерински гладит голову девочки): Не переживай, Ирдана. Вот нашла бинты. (достает из кармана.) Они были последние на складе. Поэтому так долго искала их.

Ирдана (дергает за рукавицу платья принцессы): Теперь пойдем. Мне здесь страшно. Вдруг снаряд ещё раз попадет в этот купол и тогда всех нас точно заживо похоронит… (показывает своими ручками.) большими-пребольшими обломками.

Принцесса Эрхана (улыбается): Знай, что снаряд дважды не попадает в одно и то же место… Всё, Ирдана, пойдем. Наверно точно нас заждался больной.

Ирдане было пять лет отроду. Девочка воспитывалась матерью. Её отец умер от рака несколько лет назад. С уходом в мир иной единственного кормильца, мать Ирданы написала письмо Королю Дезиру Мудрому. Малахистанский правитель ответил и оказал помощь, и приютил несчастных у себя во дворце. Там девочка Ирдана, впервые в своей жизни стала нормально питаться и учиться. Когда в это же время, её маленькие ровесники подвергались страшной опасности на улицах малахистанских городов, которые были охвачены не только войной, но и междоусобицей. Бандиты и псевдорелигиозные секты использовали преступным образом детей. Это был чудовищный упадок нравов в Малахистане.

Принцессе Эрхане нравилось играть роль старшей сестры и поэтому почти всё свое свободное время проводила с Ирданой. Она сама хотела бы иметь ребенка, но во всем малахистанском крае не осталось крепких княжеских сыновей – выродились аристократы и все равные ей.

Конечно, Эрхана надеялась встретить нормального мужчину, а не чванливого бастарда. И поэтому из-за своей личной позиции по отношению к противоположному полу, весь высший зелиардский свет считал малахистанскую принцессу гордой и неприступной, но хотя она на самом деле не была такой.

Её нельзя было встретить на торжественных баллах и в других светских раутах. Она была вечно занята помощью обездоленным и бедным. При дворце открыла госпиталь, и там же сама лечила больных. Принцесса в своё время закончила медицинскую школу сестер милосердия. Она никогда не оставляла без заботы, того малахистанца, кто был болен телом и душой. И могла часами вести беседы с ними, так как знала, что любое внимание является лучшим лекарство от невзгод.

Года прошли как один миг. Только вчера малахистанской принцессе стукнуло ровно тридцать пят лет. Полжизни позади, как она себе повторяла, что пережила, что увидела и поняла…

Её отец король, Дезир Мудрый, бывало, что он замечал потухшие глаза своей дочери во время различных торжественных мероприятий. Принцесса всегда сидела на месте королевы, по правую сторону от его трона, и о чем-то про себя думала.

Королева… к сожалению, она умерла во время родов, и оставила ему растить единственное чадо. Но он никогда не находил времени, чтобы заняться воспитанием, и иногда оставаясь в одиночестве, сожалел об этом очень сильно. И не было у него иного выбора: король должен заниматься делами государственным, и ничем иным.

Да, были няньки, но они никогда не заменят ребенку настоящую мать. Король понимая, что суровые небеса уготовили для его дочери тяжелую судьбу – править после него разрушенной страной – он никогда не обижал и не поднимал голоса на свою дочь, Эрхану. Он сдувал с неё пылинки.

Королевская стража замечала, как в ночное время по дворцу бродит одинокой тенью малахистанская принцесса. С наступлением мрачных сумерек, она не могла найти покой на душе. И так с каждым годом становилась всё больше похожа на приведенье. Это может объяснить почему малахистанская принцесса редко меняла свой гардероб. Она боялась, что если наденет современное легкое и тонкое платье, то будет ещё сильнее похожа на бесплотного духа. Ведь никто не знал, что скрывала малахистанская принцесса за своими длинными старинными халатами.

В личной комнате, и там накрепко закрыв на ключ дверь, она раздевалась догола и честно вставала перед зеркалом. И в собственном отражении видела больную и исхудавшую девушку, а не тридцати пятилетнюю женщину. Она всё прекрасно осознавала, что происходит с её здоровьем. Нет, принцесса не боялась приговора врачей, да и не зачем покоряться страху, когда все малахистанцы по причине экологической катастрофы – все они выродились физически. И только здоровые и радостные лица, которые дарили теплые улыбки с фотографий ушедших столетий, напоминали, что когда-то был свободным родной Малахистан.

Ирдана: Скорее, Эрхана! Надо успеть!

Малахистанской принцессе искренне нравилось рвение маленькой девочки помочь раненному. Там не было ничего страшного. Вчерашний севаритский артиллерийский удар по королевскому дворцу, задел только одного малахистанца – молодого художника. Он оказался слегка контужен взрывом и был ранен в лоб вылетевшими осколками стекла, когда занимался росписью витражей в зале зелиардской культуры.

Художник жил вместе со своей беременной женой в специально выделенной только для них двоих отдельной комнате внутри здания королевского дворца. Молодожены успели пожениться, как раз, тогда, когда на планету Малахистан, неожиданно прилетели с освобождением пришельцы коэлды. Принцесса считала это хорошим знаком.

Ирдана: Всё развязали, теперь можно завязывать новый.

Принцесса Эрхана: Нет! Вначале нужно промыть порез специальным раствором. Затем немного подождать, пока жидкость впитается в кожу, а потому уже наложить новый бинт.

Маленькая Ирдана, всё не унималась, ей было всё интересно. Они только недавно зашли в комнату к молодоженам, Кемелю и Зайне. И девочка, тут же начала командовать несложной медицинской процедурой по замене бинтов раненому Кемелю.

Зайна: Спасибо, царица! Вы так добры к простолюдинам. Ещё раз спасибо.

Принцесса Эрхана (обрабатывая ватой рану Кемеля): Какая я царица, сестрица… (обращает внимание на пустые консервные банки стоявшие на полках с картинами.) Вам хватает еды?

Зайна: Да, каждый день к нам приходит Фируз, телохранитель вашего отца. И он отдает нам свой паек.

Ирдана (вмешивается в разговор): Фируз очень страшный. Я его боюсь. У него вот такие большие руки…

Принцесса Эрхана (перебивает): Ирдана так нельзя говорить. Запомни, что главное, это то что внутри малахистанца, а остальное неважно… (заканчивает с перевязкой раны и обращается к Кемелю.) Тебе уже лучше? Нигде ничего не болит?

Кемель: Война не так страшна, когда рядом вы и ваш отец. Я благодарен судьбе, что работаю художником в королевском дворце. Вы и ваш отец, король, так заботитесь о нас. Выделили для моей беременной Зайны отдельную комнату…

Принцесса Эрхана: Война закончится, и вы сможете вместе с вашим будущим ребенком возродить нашу великую страну…

Ирдана (перебивает): А я?

Принцесса Эрхана (улыбается): И ты тоже… Пошли Ирдана, нужно помочь с завтраком. Наверное, твоя мама, Данай, она вместе с Кажат уже приготовила что-то вкусненькое.

Да, так и было: старая беженка, Кажат, приготовила сегодня на завтрак своё фамильное блюдо – сухие макароны с водорослями. На кухне, немногое, что осталось от прежней мирной жизни.

Повара, а также другой обслуживающий персонал, все они бежали в страхе перед пришельцами севаритами. Теперь вся кухня держится на хрупких плечах трех женщин. У каждой из них была тяжелая судьба. Они прошли через огонь и воду, прежде чем найти приют в королевском дворце. Король и его дочь всегда помогали бедным и обездоленным.

Простые малахистанки – Кажат, Данай и Лимат – все трое успели к утру прибраться на кухне. Они помыли грязную посуду и приготовили сытный завтрак.

Мать маленькой девочки Ирданы – молодая девушка, Данай – нашла старые праздничные гирлянды на складе и сдув с них немного пыли, ими украсила зеленые занавески на кухне. Она всегда хотела привнести что-то новенькое вокруг. И поэтому в поисках интересных вещичек постоянно копалась в заброшенном складе. Она могла из старой рухляди смастерить всякие интересные штучки. Например, недавно собрала из деревянных леек и бумажного мусора – красочный женский веер. И акварельными красками расписала его целым ансамблем весенних цветов; в центре которого был нарисован символ малахистанской государственности – мифическая птица Семиург.

Наша мастерица, Данай, она подарила этот веер Принцессе Эрхане, в знак благодарности за то, что королевская семья приняла их и дала теплый кров. Но её непоседливая дочка, Ирдана, сумела отобрать дорогой для души подарок у своей закадычной подружки, Эрханы. Девочка, как бешеная несколько дней носилась с красочным веером по коридорам дворца. Спустя какое-то время, Данай заметила, что дочка перестала играться с подарком и кроме того, маленькая прятала свои глазки и избегала случайной встречи с Принцессой Эрханой. И однажды во время уборки отдельной комнаты, где жила вместе с Ирданой, она заметила глубоко лежавший под кожаным диваном – знакомый силуэт одной вещички. Немного попыхтев, достав эту штучку: Данай поняла, что дочка сломала тот самый драгоценный веер…

Трое бедных женщин могли жить беззаботно только здесь, в величественном малахистанском дворце. Они уже забыли, как звучит уличная стрельба и им больше не слышится дикий вой манкуртов с темных переулков.

Женщины только здесь обрели хоть какой-то покой на душе и вернулись к мирной жизни. На то и слабый пол, на то и прекрасный, который не создан всевышним для войны. Как же мы все могли забыть, что когда-то жили в безмятежное время.

Старуха Кажат (перемешивая еду в медной кастрюле; поет): Айнай, айнай…

Данай (подошла к Кажат; держит тазик с постиранными, но всё ещё влажными полотенцами): Как вкусно пахнет!

Старуха Кажат: Ещё немного поварится и можно подавать на стол. Благодаря этому блюду, я молодой когда-то, так сумела устроиться на работу поварихой в столовую. От зари до мрака, айнай, там проработала сорок лет. Денег много не платили, но зато была любимая работа…. Попробуй, вроде бы не пересолила.

Данай: Вроде нормально… Мне надо идти, успеть повесить ещё белья.

Данай вышла из кухни через отдельный вход и направилась в прачечный отдел. С другой двери на кухню зашла Лимат, и под её уставшими глазами можно было заметить темно-синие мешки. Она испускала незримый, но ощутимый в воздухе тяжелое расположение духа. Старуха Кажат давно привыкла к ней, и могла лишь пожалеть эту бедную, потерявшую малолетнего сына женщину.

Лимат, молча приступила к своей незатейливой работе, к сервировке блюд. Ей нужно было всё подготовить к подаче завтрака. Она только недавно вернулась с банкетного зала, где немного прибралась и покрыла красивой белой скатертью широкий деревянный стол.

Старуха Кажат наблюдала как Лимат в спешке клала различного вида салаты на фарфоровые тарелки, а затем подошла к ней и стала помогать с макаронами.

Старуха Кажат: Постой! Пусть сок медленно стечет вниз и впитает своим вкусом макароны.

Но Лимат, она не послушала добрую старушку и даже не ответила ей. Эта женщина продолжала спешно перекладывать макароны в миски, а затем собрав и положив полную посуду на серебряный поднос, удалилась из кухни и направилась в сторону банкетного зала. Там по пути проходила через узкий коридор с деревянными стенами, на которых красовались вручную вырезанные широкие квадратные панели. На полу был разостлан, кажущийся нескончаемым из-за своей длины красный ковер, весь покрытый высоким ворсом, и заставивший Лимат сбавить свой быстрый ход.

Узкое пространство коридора начало давить на неё. И больные воспоминания стали вновь довлеть над её сознанием. Она не замечала, как сдерживала своё дыхания, чтобы силой развеять эти тяжелые мысли, которые обожженными обрывками – вторгались в почти неприступную явь существующего бытия. Страшные лоскутки-картины минувших дней, чудовищами торжествовали перед глазами бедной женщины: рушатся старые стены родного дома и заживо хоронят под обломками её восьмилетнего сына; она держит его бездыханное тело, и в истерике кричит о помощи, но весь городской квартал – захудалые лачуги бедняков – был разбомблен; в этой мертвой гнетущей тишине, убитая горем женщина замечает громкий шум за побитым углом; эта была марширующая колонна черных солдат, которые гордо проходили сквозь руины уничтоженных домов малахистанцев; она на всю жизнь запомнила, как пары инфракрасных камер на их черных, как ночь боевых шлемах, горели ярким красным огнем…

Вновь и вновь, больные воспоминания преследовали Лимат. Даже здесь в тихом малахистанском дворце, душевные раны давали о себе знать. И с каждым днем всё сильнее и сильнее, она уходила от окружающих. Женщина понимала, что кажется грубой, но ничего не могла с этим поделать. Забыла, как была счастлива тогда… Да, Лимат была матерью-одиночкой, но только от одной улыбки своего мальчугана, забывала все эти трудности. Теперь его нет, и мертвый холод медленно сковывал её одинокую душу.

Лимат в банкетном зале, она не спеша и аккуратно раскладывала тарелки на широком деревянном столе. У нее осталась только эта работа, которая отвлекает и хотя бы дает на мгновение, такое необходимое спасение от тяжелых мыслей. Прошлое не вернуть, но только там ушедшие обретают вечность в наших собственных воспоминаниях.

Данай (зашла в банкетный зал с чайным подносом): Скоро завтрак, и у меня такой аппетит открылся, пока тетушка Кажат готовила свое фирменное блюдо.

Лимат: Король любит зеленый чай, лучше положи котелок, там, где он обычно сидит.

Данай (ставит чайный котелок и смотрит на погоду за окном): Вроде бы дождик не затихает.

Лимат: Надеюсь, что рано или поздно залатают дыру в куполе. Иначе здесь всех нас затопит.

Данай: Успеют залатать. Всё не так плохо. Главное, что есть теплый кров и еда на столе, а остальное не так важно, Лимат.

Лимат: Сколько сейчас времени?

Данай (смотрит на настенные часы): Ровно 7.30 утра. Вроде бы договаривались к восьми?

Лимат: Уверенна, что и пораньше придут.

Старуха Кажат (заходит в банкетный зал): Ну, как все уже готово?

Данай: Да, почти, тетушка. Только украсить кое-где и всё.

Лимат (считает места и тарелки): Король, принцесса, советник Марзин, Фируз, его дочь Алиба, музыкант Фреска и… (пауза.) А тем заключенным подавать еду?

Старуха Кажат: Принцесса Эрхана сказала, что и они сядут за стол.

Данай: Надеюсь, что их приведут в наручниках, а то гуманизм гуманизмом, но они воры.

Старуха Кажат: Ребята один раз оступились и это не повод записывать их в уголовники. Пускай приходят без наручников и почувствуют к себе нормальное малахистанское отношение.

Этими ребятами были родные друг другу братья, Харар и Пеглам. Их поймали сегодня ночью, когда они пытались пролезть в продовольственный склад. Фируз – верный телохранитель короля – вместе со своим сыном Димнуром, скрутил этих негодяев и запер в подземном каземате малахистанского дворца.

Харар был на четыре года старше своего младшего брата, Пеглама. Первому только недавно исполнилось двадцать два года. Они оба бежали из детского дома, когда начался хаос в городе Зелиард. Лучше быть на опасной воле, нежели терпеть чужих воспитателей.

Братья Харар и Пеглам как несколько дней шатались без дела по всему Зелиарду. И во время своего бродяжничества, чуть бы не стали жертвами нападения со стороны манкуртов. Они успели уйти от погони, и в итоге решились перебраться поближе к малахистанскому дворцу, там, где было более-менее относительно безопасно, чем в остальных частях города. Конечно манкурты не нашли их, но голод точно уж ударил в голову ребятам, что в итоге стало причиной их мародерства.

Поэтому Харар и Пеглам решились тайком проникнуть в продовольственный склад малахистанского дворца. Дело было плёвым, ведь в этот день, они видели, как оттуда ушла вся королевская гвардия, оставив без защиты главное государственное здание в стране. Братья-мародеры посчитали, что наконец-то судьба улыбнулась им двоим.

Ближе к сумеркам, они сумели перелезть через высокую ограду, и спрятавшись в густых кустах немного понаблюдав, как несколько женщин выйдя из кухни, и направившись в сторону неприметного здания за припасами, поняли, что там стоял продовольственный склад.

Горе-разбойники выждали, когда наступит глубокая ночь, и после попытались проникнуть туда, вскрыв закрытые окна. Но вот, там их поймали за руку. Последнее, что ясно помнили братья-мародеры, так это грозную фигуру Фируза, верного телохранителя короля. Он преподал-то им урок, как красть казенную еду из королевского склада.

Мародеров заперли в тайной тюрьме в малахистанском дворце. Фируз оставил своего сына, Димнура, охранять братьев, и перед тем, как удалиться к королю, накормил этих горе-разбойников. Они годились ему в сыновья и через его строгий взгляд можно было прочесть почти незаметные нотки печали. Ведь понимал, что не от хорошей жизни эти ребята пошли на мародерство.

Харар был малахистанцем с твердым характером и крепкой волей. Его младший брат, Пеглам, он казался со стороны парнем добродушным, с мягкими чертами лицами. Они даже внешне различались друг от друга, но абсолютно схожие линии узких разрезов глаз, четко говорили посторонним об их единокровии. У них с детства сложилось так, что Пеглам всегда слушался своего старшего брата, Харара, и редко перечил ему. Наверное, поэтому им удалось успешно бежать из детского дома, а затем спастись от погони со стороны безмозглых псевдорелигиозных фанатиков. В этих опасных приключениях, только более побитый тяжелой сиротской жизнью, Харар, проявлял благоразумие и грамотно вёл своего младшего брата, Пеглама. Они не помнили, кем были их родители и почему оказались в детском доме. Но братья понимали ясно, что только держась вместе, смогут выжить в эти смутные времена в родном Малахистане.

Димнур, приставленный охранять двух незадачливых мародеров, серьезно отличался от них по внешности. Он имел высокий рост, атлетическую фигуру и широкий разрез глаз на лице, что было непривычно для обычного малахистанца. Его благородный род – верой и правдой служил королевскому двору и всегда занимался защитой царствующей семьи.

Да, Димнур происходил из известного сословия малахистанских стражников, которые столетиями насмерть стояли за корону страны, но они никогда не относились к числу аристократии, и им было запрещено вступать в брак не только с представителями высшего круга, но также и с простолюдинами. Поэтому не удивительно, что по прошествии веков род Димнура стал крайне малочислен. Это объясняет, почему только его семья осталась верна долгу и чести, продолжая до конца защищать Короля Дезира Мудрого, который сейчас оказался преданным со стороны собственной гвардии, набранной из дворян. Дух смуты поразил многих, раскрывая настоящие лики тех, кто вчера клялся на стальном малахистанском клинке.

Братья-мародеры были заперты за ржавой клеткой в старой вонючей камере. Лучше чувствовать запах сырости, призрачно веющий от древних камней подземных казематов малахистанского дворца, нежели вновь вдохнуть токсичную пыль на беспокойных улицах столичного города.

Харар осматривал большой фиолетовый фингал под правым глазом своего младшего брата, которому больше всего досталось от королевского стражника, Фируза. Пегламу не повезло оказаться на шухере, пока его старший брат пытался вскрыть закрытые окна продовольственного склада.

Харар (прижал мокрое холодное полотенце к фингалу Пеглама): Ну, как, больше не ноет?

Пеглам: Всё в порядке. Главное, что ничего не сломали мне. (Затем стреляет своими глазами в сторону сидящего за железным столом и смотрящего на них Димнура.) У него такой неприятный взгляд, что мне немного не по себе.

Харар: Не обращай внимание. Скоро выберемся отсюда. И не в таких переделках бывали.

Пеглам (шепотом): Я у него под зеленым мундиром заметил пушку.

Харар (шепотом): Только не показывай виду, что знаешь. Наступит момент, и отберем игрушку у этого здоровячка. Нам такая вещица точно пригодится при новом деле.

Пеглам: Уже есть новый план?

Харар: Всему свое время, Пега…

Димнур (кричит): Эй, вы! О чем там шепчетесь.

Харар (сдерживает Пеглама от ответа): Молчи, братец.

Неожиданно в тюремное помещение заходит сестра-близнец Димнура Алиба, а также двое молодых девушек-медиков Маржана и Барлана. Они пришли, чтобы понять состояние здоровья незадачливых братьев-мародеров. Это было личной инициативой со стороны Алибы.

Алиба: Ну, как они?

Димнур: Попались тихие ребята. Иногда смотрю на них строгим взглядом, чтобы не расслаблялись.

Димнур нажал на специальную кнопку у себя на столе, и так автоматически отваривалась дверь камеры заключения. Братья-мародеры заметно расплылись в улыбках, как только увидели, что к ним заходят симпатичные сестры-милосердия, Маржана и Барлана.

Маржана (Харару): Наверное, ты тут старший. Ничего не беспокоит?

Харар: У нас ничего не болит. Нам не привыкать к драке. Вот только мой младший брат голоден. Вы не могли бы нам дать немного еды. Хоть кусочка хлеба.

Барлана: Значит вам ещё не сказали, что вы будете сегодня завтракать за одним столом с самим королем.

Пеглам (удивленно): С королем!

Барлана: Да, но перед этим мы немного осмотрим вас. Измерим давление и температуру. Вы же не хотите заразить какой-то болячкой царствующую семью, особенно нашу принцессу, Эрхану?!

Пеглам: Да, мы готовы (снимает с себя футболку).

Маржана (смеется): Дурачок! Подай руку, мы так специальным прибором измерим нужные показатели здоровья.

Харар (хлопает ладонью по башке Пегламу): Держи себя в узде, Пега!

Алиба (кричит в их сторону): Сестрицы, только побыстрее! На часах уже семь сорок.

Димнур: Как король?

Алиба: Да, пока сюда шла, краем своего уха слышала разговоры, что сегодня с утра он спорил со своим советником, Марзином. Видимо из-за Елигая.

Димнур: Елигай – мой ровесник, ему уже за тридцать, но мозгов у него меньше, чем у этого малахистанского быка, который изображен на его родовом гербе.

Алиба: Я не уверенна в объеме его мозгов, но точно знаю, кто капает ядом ему в одно злополучное место.

Димнур: Горбатый лжебогослов Рунабак?

Алиба: Богословом точно не назовешь этого горбатого глупца, при его же темных делишках. Но знаю, что он стоит за мятежом Царевича Елигая. Наш старый добрый Рунабак, рвется к власти, хотя сам одной ногой стоит у порога к райским вратам, где уже его ждут полуобнаженные красавицы гурии. Видимо хочет ещё урвать худого пирога у этой прелестной жизни.

Димнур: Елигай не понимает, что если падет король, то вместе с этим и весь институт монархии в стране. И тогда ему точно не видать власти, как и малахистанскому быку своих рогов. Страна будет отдана на растерзание всяким фанатикам.

Алиба: Я думаю, что будет хуже, Димнур.

Димнур: И в чем же, если уже весь Малахистан погрузился в смуту?!

Алиба: Чувствую, что здесь могут надолго застрять наши очевидные союзники, коэлды. И тогда, чтобы подавить этот бунт псевдорелигиозных радикалов на планете, они могут прибегнуть к очень страшным вещам. Да, так, что их противники, другие пришельцы, севариты, смогут остаться в истории добрыми гуманистами, которые строили школы и учили детей местных аборигенов. История имеет очень интересные и неожиданные повороты в своем развитии.

Димнур: Ты права сестра, надеюсь, что до этого не дойдет.

Алиба: Я тоже надеюсь, Димнур.

Маржана (подходит к сестре Димнура): Мы уже закончили. Они здоровы.

Алиба: Молодым не свойственно болеть… Тогда, Димнур, надо, наверное, заковать их в наручники. Так на всякий случай.

Димнур (кивает в знак согласия и достает пару наручников из кармана своего зеленого мундира): Всё, ребята, развлечения закончились. Пошли на прогулку.

Пеглам (ноет): Ну, опять!

Громкий звук топота послышался из-под ног малахистанцев, когда они поднялись из подземного каземата и выбрались наверх до привычных красиво украшенных интерьеров коридоров-лабиринтов королевского дворца. Они плотно шагали вперед, стуча каблуками обуви по деревянному полу