Химера. Последний поход

– Кто ж меня будет слушать? Я же – урод, а ты – барыня, потому прикажи черни сама, а из еды есть овощи и хлеба немного. Иди на свет. – Нырнув в Дар, загорелся ровной лучиной, разгоняя мрак вокруг себя. Морщась сослепу, ко мне шла барыня, взлохмаченная и вся в соломе. Из одежды только ночное платье и платок в руке.

– Угощайся, чем Боги послали, – произнёс Я, разворачивая узел.

Несмотря на голод, Благородная выбирала самые ровные и без изъяна куски, откладывая в сторону прочие. Меня такое отношение к предложенной пище обидело, потому Я и притушил Дар.

– Я трапезничаю, дай свет! – Приказала мне барыня.

– Мимо рта не пронесешь. Доброй ночи, а куски, что останутся, назад в узел сложи, тебе завтра ими ещё завтракать. – После этих слов завалился на тюфяк.

– Эти объедки? Доставь меня на Юг к Любомиру, и Я попрошу за тебя. Он меня любит, оттого послушает. Деньгой тебе оплатим и каменьями. А ежели откажешься, до конца дней своих бегать будешь от гнева нашего.

– Я с Севера, брат Храма и Церкви. Указывать мне могут лишь старшие братья и отцы. Смерти Я не боюсь, так как жизнь более мне не принадлежит. А ты свои замашки брось, пока ты простая девка, без Рода и поддержки. И стоишь посреди кухарки и полотёра. Гонор свой сбавь: Я тебе не кровник и не покровитель. Спать ляжешь, где вздумаешь. Эх… От добра добра не ищут, – расстроенно произнёс и повернулся на бок.

Проснулся от того, что мою руку теребила замёрзшая дева, а в паре локтей храпел хмельной Сет.

– Возьми меня с собой, молю. А иначе Я брошусь в воду. Ты можешь меня спасти, клянусь тебе угождать во всём. Хочешь, женой забери, хочешь – наложницей или слугой.

– Я устал от тебя, закладная трактирщика. Я не могу принять твою клятву, ибо ты изменила Роду. Князю. А сейчас и Химере. Трижды за неполный месяц. Ложись рядом, обогрею слегка.

Глава 2. Обуза

– Вставай, крестник, нас ждёт долгий путь. Пусть Отец убережёт от напасти, а Мать направит честной дорогой. Да оторви ты эту грелку с груди… – разворчался Сет. – Спускайся в кабак. Меня ждёт бычина, да и тебе не мешало бы её отведать. В общем, поторопись.

– Забава, просыпайся. Мне пора уходить на Север, а тебе – возвращаться к новой жизни. – Расталкивая барыню, ненароком залюбовался. Сонное лицо, вздёрнутый носик, усеянный веснушками, и пушистые ресницы соломенного цвета. В мелких кудряшках застряли соломинки, превращая голову в сорочье гнездо. Я медленно вытянул руку из-под её головы, отряхнул одежду и собрался было уходить. Отложив в тряпицу остатки ужина, аккуратно положил в туесок снедь. Лестница вдруг вновь заскрипела, и показалась голова Брата. Он ворчливо произнёс что-то неразборчивое, потом глянул мне за спину и прокричал:

– А ну, девка, не дури! Убери нож!

– Мне незачем жить, – раздался твёрдый голос Забавы. – Как только вы уйдёте, Я останусь на потеху рыбакам да крестьянам. Лучше сейчас уйти за Грань, чем стать потаскухой.

– Босик, ты что ей вчера такое рассказал, что она сегодня на себя руки решила наложить? Историю детства или захрапел раньше, чем штаны подтянул? – Поднимаясь в сенницы, вопрошал старик.

– Это бывшая княгиня Забава, что лишена имени и рода. Та, что сбежала с Любомиром и чуть не привела Ярлов править Китеж-градом, – с тяжёлым вздохом поведал Я историю барыни.

– Вот оно что. Ну, Я с ней согласен. Проще уйти свободным, чем влачить жизнь тряпкой. Девица, давай скорее, мы нож заберём и уйдем. Но лучше тебе в речку уйти, так хоть чертей накормишь, и на нас не будет поклёпа. Подумай сама, кого обвинят в смерти закладной? Вчера ушла с молодым септом, а на утро мертва от ножа Святоча. Давай не дури, – посоветовал Брат.

– Сколько ты должна? – осторожно спросил Я отчаявшуюся благородную.

– Двести две монеты, – скорбно прошептала Дева.

– Э как, а мне вчера говорили – сотню. А платье в уплату забрали или чтобы не сбегла?

– Забрали почистить, как и сапоги. И не вернули, – положив нож на колени, произнесла Забава.

– Брат Сет, Я не могу так. Позволь взять её до ближайшего града. А после мы с ней попрощаемся, – повернувшись к Храмовнику, обратился с мольбой в голосе.

– Всё повторяется… Ты же Это твёрдо решил? Дела… Если вдруг отстанет или попадёт в беду, даже шаг не сбавлю. До ближайшего града, после пусть даже не попадается на глаза, сам упокою. А деньга есть на выкуп? – Глядя на мой кивок, ветеран осклабился. – Говорить Я буду, а то пока спустимся вниз, должок подрастёт дважды. И если у тебя ещё раз оружие пропадёт, лишу сана, – пригрозил старик.

*****

– Мирон, а готова ли моя бычина? – громко произнёс Сет.

– Эт, мать чесна. Ещё чуток осталось, сцеживают для Вас, господин. – Засуетился под пристальным взглядом Корчмарь.

– Тогда другой вопрос: что у южан делают за пособничество изменникам? – наклонив голову набок, продолжал вопрошать Храмовник.

– Дык, виру, наверное. Не помню Я. А к чему вопрос? – понимая, что сейчас произойдет что-то нехорошее, попятился хозяин таверны назад к кухне.

– Первым приказом бывшего Князя, а ныне Царя Святополка, Собирателя земли Руссов, был возврат к Правилу отца своего. А как Я помню, по нему казнь через виселицу или отсечение головы всех, кто мог знать об измене, но не доложил. Из присутствующих в трактире это ты, Мирон. Все подавальщицы, что забрали платье и сапоги Благородной, а её на выкуп оставили. Твоя чета и дети, что старше десяти годов. Как решать будем? – сверкая глазами, пророкотал Храмовник.

*****

– Что это такое мы выпили? – изумился Я произошедшим изменениям в себе.

– Бычина – это стравленная кровь из вола или быка, но не коровы, а также сырые яйца и крепкое вино, ну в твоём случае сбитень. Зачастую животное не убивают, а немного сцеживают кровь, не больше меры (0,6 литра). Всё, что нужно, чтобы поддержать путника на дальнем пути. Могу тебе обещать, что в ближайшие три-четыре версты тебе будет жарко, да и мелкие ранки быстрее затянутся. Знал бы ты, сколько мы лошадок на юге выпили… Эх-х, времечко. – Мечтательно закатил глаза, затем вдруг встрепенулся. – Шесть монет за постой и еду правильно, что отдал. Мы не лиходеи, а вот выкуп за Забаву можешь мне отдать. Но только половину, Я честен с тобой.

– Я благодарю заступника Ярило за то, что он осветил мой путь и дал возможность искупить свои грехи, – начала причитать Забава.

– Заткнись, курва. Ещё вчера мы были клещами, что всем пили кровь, и выродками, а венцом творения являлась для тебя Химера. Но Любомир больше не обогревает тебя своими лживыми словами да похотью, из залога не вытащил. И ты сразу вспомнила Хорса, бога-Солнце. Когда хлебала бычину, отчего не отказалась? Та же кровь, то же живое существо. Выгода тобой движет, а не честь или вера. Потому закрой свой рот, и пока к тебе не обратились, держи его закрытым. А ежели мои слова не по нраву, у этой дороги сотни перекрёстков, уходи на любом, – зло ответил ей Сет. – Отстанет ежели, проще бросить, чем тащить, – эти слова он произнёс уже мне, но так, чтобы и Дева услышала.

Я обернулся к Забаве, покривил губы, подавая знак, чтобы молчала и не отставала.

– Брат Сет, вчера ты мне говорил про слуг Мары и творимые ими бесчинства. А как получилось, что южане с этим не борются? – задал Я мучающий меня вопрос.

– Власти хотят над людьми, судьбой или жизнью, потому и смотрят сквозь пальцы. Через кровь и грех её проще получить, чем через добрые дела. Доброе оно же, как данность воспринимается, а вот зло долго на устах и в сердце застревает. Хочешь избавиться от соперника или недруга, али нежеланного плода? Может, отец долго не оставляет этот Мир и тебе наследие? Разлучница семью разбила или соседская коза борщицу поела? Вместо того, чтобы по Правилу решать да через Дьякову службу, тёмный здешний люд идёт на болота, к ведьмам и ведуньям. Приносит жертву кровавую, обещание первенца отдать или услугу в будущем. В ответ получают потраву, узлы заговоренные или подклады. А утром идут на поклон своим богам, молят об урожае или приплоде, а сами… А сами, как твоя обуза, как выгодно, в того и веруют. Потому и душа гнилая, потому и ненавидят нас, северян. Ибо наши помыслы прямы, без увёртов и лишних слов. Это как ежели в ссоре ты с соседом и прознал, что язва леса рядом. И вместо того, чтобы позвать недруга вдвоем лесолесье сжечь да обиду общим делом закрыть, ты ему дверку в дом приоткрыл, а на утро узнаёшь, что зайцегрыз изменённый всю семейку соседа извёл. Твои руки не в крови, никто про зло не ведает.

– Не может такого быть, Мать-Земля видела, Отец-Небо ведает. И как такое в голове провернуть, ведь угол у всех один-то? Ведь после этого никто никому доверять не сможет.

– Наша Вера, сынок, есть наша совесть, правило и уклад. А у них тут это разные вещи. Оттого и множат сами себе зло, не замечая истинных врагов, погружая самих себя в пучину. Да, у нас не всё правильно, Благородные тянут из людей соки, но их тридцать семей! Число чётко определено и конечно. Калеченные всегда жили по такому правилу, ибо помнят истоки, что для Люда мы выжили, все удары судьбы встречались грудью. Оттого мы сильны, так как весь шлак со временем и ударами невзгод выбился и ушел с кровью в Мать-Сыру Землю.

– Калеченные? Первый раз слышу такое название. Вас же каликами перехожими называют, – проговорила Забава, что внимательно слушала наш разговор.

– Мы более не ходим и калика наша всегда при нас с самого рождения. Ещё раз вмешаешься, удавлю.... Но Я отвечу для понимания твоего, брат. Когда Мать пострадала от Зла, дурная кровь проснулась в людях. Стали меняться и внутри, и снаружи. Все прочие Рода изгоняли таких из своих мест, дабы не омрачали своим видом и без того скорбное существование. Время шло, таких изгнанных становилось всё больше и больше. Раньше они просто уходили в лес, где погибали от невзгод или зверья, но порой то, что украла дурная кровь, вернулось сторицей. Кто-то стал лучше видеть или слышать, вторые сильны многократно, третьи выдерживают множество ударов и живучи, как волколаки. Всю свою злобу на несправедливость Мира они направили не против Люда, а выплеснули на Орду. Голыми руками, палками и камнями ломали хребты и пробивали головы, делали ловушки и прятались. Один раз вбили малый гон, отразив нападение орды у селения. Когда поселковые увидели сие чудо, поклонились низко. Более никто не бросал чадо с изъяном в лесу, а отдавал каликам перехожим. Мы жили в лесах возле поселений, так как зависели от них, а они от нас. Выносили нам еду и ненужную одежду, как духам леса или реки, а в ответ получали защиту. – Брат Сет сбавил шаг, пристально осмотрел лес. Затем продолжил повествование. – Потом был Великий Поход! На том Вече, где разделились Рода, нас первый раз пригласили, долго рассматривали с недоверием, ощупывали и сравнивали. А ещё сильнее удивились, узнав, сколько нас таких, поломанных, но не сломленных. Сотню лет гнали прочь, выкидывали в лесу, хоронили заживо, выжигали, а вон как повернулась. Тогда в руках первый раз держали калики настоящее оружие!! Не самодельное из костей и палок, а боевое!! Пятьдесят лет войны и у калеченных появилась Родина. Наше городище! Мы не такие, как остальные, мы с изъяном и болезнями, но честным трудом и самопожертвованием отвоевали право жить. Берендеи долго были среди нас, но мы живём с верой в Мать и Отца, а у них свой Бог и своя книга. Ты увидишь их быт и самих последователей Велеса, мы во многом схожи – нрав, уклад и отношение к Земле.

– Расскажи про горынычей и афанасьевых. Чем они знамениты и их нравы.

– Могу только про первых, так как знаю их неплохо. Городище Афанасьево закрыто для других, известно лишь то, что это самое снаряжённое воинство на Севере. Воюют не числом, а умением. Механизмы у них в почёте и грамота. Горынычи очень… – тут старик напрягся. – Светоч, а глянь-ка чуть правее дороги шагов на триста.

Я тотчас укорил себя, будто не было мне науки, что всегда следить нужно вокруг себя. Кинув взор Даром, заметил малые очертания.

– Трое, невысокого роста, сидят на кортах у дороги. Слева ещё двое. Только … – тут Я замешкался, пытаясь объяснить увиденное мной. – Это не животные и не люди, Я таких ещё не видел. Пятна еле живые, чуть подсвечены, будто раненые или во сне.

– Маровы твари. Жаль, лучника нет или самострела, шуганули бы тварей да время не теряли. Не дай им себя задеть, когти, клыки и слюна – всё гнилью и смертью пропитано. Ещё снег не упал, а они уже повылазили из нор. Наваливаются лишь числом да на одиноких путников. Но раз ждут, то или голодны чрезмерно, или приказ имеют от кукловода. Подбери жердь, пару локтей в длину, с твоим ножом тут не сладишь. Сам не бейся, просто отталкивай. Береги себя, сынок.

Беспрекословно выполнив наставление, срезал ножом пару веток, толщиной в три пальца. Ту, что покороче, передал Деве, свою же слегка заострил, на пример копьеца. Сунул нож в кольцо на поясе и приготовился. Прочитал коротко молитву от раны и про помощь в ратном деле да покрепче сжал древко, а мысли были только о том, как уберечь себя и Деву.

– Твои слева двое. Просто толкай от себя и не дай окружить. – Ветеран потянул за шнуровку плаща, высвобождая покалеченную руку. Потянул топор из-за спины. – Босик, кинь камень в кусты, а то чего-то они задремали, а мне ждать не с руки.

Каблуком сапожка отбив замерший ком глины, Я прицелился и на выдохе швырнул в кусты.

– Ну хоть в ту сторону, что нужно, кинул и то хлеб, – посмеялся над моим броском Брат. Я же переключился на другую сторону, откуда раздавались шорохи и сопение.

– Ну и паскудный же ты! – крикнул Храмовник, отправляя первого выползня в лес ударом топора. Наконец на моей стороне из чащи леса появился первый противник. Склизкая кожа с прилипшими листьями и землей. Лысая голова с залитыми черным глазницами и впалый нос. Само тельце, тщедушное и худое, передвигалось на согнутых ногах, пошатываясь из стороны в сторону. Помня наставление Сета, Я ткнул в грудь жердиной, с целью оттолкнуть. Заостренная палка, встретив слабое сопротивление, неожиданно для меня погрузилась на две ладони в тельце. Из раны тут же брызнула грязная вода, а края прокола задымились мутным паром. Слева взвизгнула Забава, увидев вторую тварь, что неспешно вывалилась из леса и попёрла прямо на нее. Обуза она и есть… Резко крутанув корпусом, налёг на древко, уводя противника в сторону. Тщедушная грудь соскочила с древка, а сам утопленец рухнул оземь. Повернувшись, поспешил на помощь Деве, но она так отчаянно лупила палкой по голове и плечам серого ходока, что было опасно подходить ближе, дабы не попасть под горячую руку. Удары не причиняли большого вреда твари, но их было много, от того поднятого шатало после каждого удачного попадания, как камыш при сильном ветре. Дабы не оставлять за спиной соперника, Я подскочил к первой твари и точным ударом проломил ему голову. Тот булькнул и затих. Покончив с опасностью, принялся обходить мертвяка со спины, мазанув даром по лесу. Лес словно ожил. Тут и там шагах в трёхстах, а где и ближе, поднимались огоньки поднятых. Понимая, что время играет против нас, наколол голову, многократно битую Забавой, прекращая издевательства.

– Брат Сет, их больше сотни в лесу. Хотя, Я их не чуял до этого, – быстро доложил об увиденном.

– Уходим быстро. Они хоть и вялые после спячки, но пятерых Я упокоил. Ты когда успел жердину заговорить? – вопросил меня Брат.

– Заговорить? – изумился Я.

– Позже поговорим. Ходу давай, ходу. Главное – не шумим. До заката нужно быть далече от леса и от реки, или на дереве спать будем, – прошептал Тот, перекидывая топор на плечо. Затем ускорил шаг, постоянно озираясь на недружелюбный лес.

Я последовал его примеру, схватил Деву за руку и потянул за собой.

– Что это было? – дрожащим голосом произнесла Забава.

– Это то, во что ты не веришь. Твари земли, от которых мы оберегаем Юг. Эти ещё хилые, утопцы. Я их по бестиарию вспомнил. Чёрная ворожба подняла их к вечно голодной жизни. Не болтай и поспеши за нами. Брат Сет не поможет тебе, – зашептал Я, постоянно проверяя лес Даром.

Вся нечисть тянулась из подлеска в сторону недавней сечи, не считаясь с дорогой. Вся округа наполнилась шумом и треском ломаемых веток и сучьев. Пройдя пару вёрст в тишине и постоянном ожидании нападения, брат свернул в сторону от дороги. Найдя поваленное бревно, присел и вытянул ноги.

– Всё-таки под приказом твари были. Своего разума не имеют, в погоню не пустились. Сейчас пожрут всё, что мы с тобой набили, и опять по норам уйдут. Шума много наделали. Сколько их прознал?

– Больше сотни. Считать некогда было. Но Я не вижу над ними чужой воли.

– Их подняли приказом. Так бы они от реки далеко не ушли. Вот теперь появились вопросы. Первый, по чью душу они сторожили дорогу? Кого-то из нас или просто отрезав Север? Второй, как предупредить южан? Третий, не засада ли это? Потому мысли такие. Изначально Я хотел поесть и отдохнуть в хуторе, что в верстах пяти выше, а в зависимости от погоды, что пошлёт нам Отец-Небо, то и переночевать. Теперича думать нужно, а в хутора с опаской заходить. Доставай снедь. На сытое пузо шагается легче.

Быстро перекусив нехитрую, но сытную еду, не разжигая огня, засобирались в путь. Перед уходом Сет меня удивил. Подойдя к огнецвету, стал на колени, откопав малую ямку у корней, положил запрятанную в кармане монетку и кусок хлеба. Что-то прошептал в кулак и быстро засыпал подклад, поднялся да отбил колени от грязи.

– Ходу. Снег повалит с минуты на минуту, будет тяжко в лесу. О том, что сейчас увидел, молчи. Позже тебе поведаю о том, – спокойным голосом произнёс старик, но в глазах его Я видел и чувствовал тревогу.

Шагалось легче, когда знаешь, что в лесу рядом лишь зверье и опасность миновала. Талант безошибочно показывал отсутствие тварей, людей и опасных хищников на многие шаги вперед. Разговоры не вели, обратив мысли внутрь себя. Как и предсказывал Сет Хромой, повалил густой снег, крупными хлопьями укутывая Мать-Землю в саван, готовя её ко сну. Ветер перестал раскачивать высокие деревья, погрузил лес в сказочный Мир. Но чем ближе мы подходили к деревне, тем мрачнее становилось вокруг, да и бледная тень солнца почти не освещала Землю. Забава, что от усталости отставала на пару десятков шагов, с наступлением вечера нашла в себе силы нас догнать. Стены острога уже показались в сумраке вечера, но ветеран не торопился зайти под защиту частокола. Стоял, упиравшись на топорище, покусывая губу и не отрывая взгляд от ворот.

Я молча присоединился к нему и нырнул в Талант. Не увидев никакой жизни или опасности, сообщил о том Хромому.

– Я тоже не чую живых. Но три дня назад тут было шумно, да на воротах стояли в дозоре. Не слышно собачин и скотины. Нет следов у ворот, а сами створки приоткрыты. Кровью не пахнет.

– Я замерзла, – тихим голосом пожаловалась Забава. – Почему мы не зайдем во внутрь.

– Тут такое дело… Хутор мертв, госпожа. Нет людей и животины. Нет запаха гари или крови. Воронья и того нет, – задумчиво проговорил Сет. – Скажите, барыня, как быть? Укажите нам путь.

– Я не знаю, – растерянно произнесла Дева.

– Тогда стой молча и жди, а коли скучно, можешь первой сходить да разведать. – Старик притих, пытаясь определить, что делать дальше. Затем повернулся ко мне. – Босик, ты же у нас Светоч Путеводный? Может, есть мысли или догадки, куда делись сельчане?

– Мысль есть одна. Что мы их по дороге встретили. Иначе как селение дворов в двадцать не прознало про утопцев? Да и ты три дня назад тут был. Значит, отсюда эта мерзость и полезла. И ответ, почему живности не слышно, тот же. Пожрали их утопцы, – поделился Я своими размышлениями.

– Всё сходится, вроде бы. Но кто смог за три дня сотню человек обратить? Сельской ведьме это не под силу, тут жертв принести много нужно. Или пытками да посулами пару седмиц измываться над людьми.

– Мелкие порезы по всему телу, те, что не смертельные, но жутко болезненные? Пока разум от боли не помутнеет? – Неожиданно догадался.

Ветеран изумленно покосился на меня.

– Ты у кого-то видел такое? Если да, то это есть знаки. Обезумевший от боли становится разносчиком хвори, что травит Люд. Сам того не ведая, в тепле умирает, а отравленного потом кидают в воду, и через пару дней тот перерождается в утопца. Но так он может один дом заразить при своей смерти. Но не сотню же, да и на реке черти бы пировали, половину сожрав.

– Если только их всех в колодец не бросили. А ты три дня назад тут воду не пил? – задал вопрос ветерану.

– Нет, только вина. Надо думать, как поступить. – Хромой постоял ещё немного, затем рухнул на колени, мазанул рукой землицу и нанёс себе на лицо полосы грязи. – Мать- Земля да Отец-Грозное Небо, дайте знак своему чаду. Уберегите меня и путников от напасти.

Постояв на коленях ещё достаточно долгое время, старик тяжело поднялся.

– Ждём знак. Без него Я не сдвинусь.

В лесу за спиной завыли волки, побуждая принять решение, но Старший Брат стоял твёрдо на своем решении. Скрипнула воротина, раскрывая двор, а следом вышла маленькая девчушка, с соломенной куклой под мышкой. Она брела вперед, не смотря по сторонам, босоногая и отрешённая. Забава кинулась было, но была перехвачена рукой Сета.

– Босик, глянь, не морок ли это али, может, нежить? – голосом, полным сожаления, вопрошал меня Сет.

– Живая, – ответил Я и поспешил ей навстречу. Старик рванул следом, приготовив топор.

Наконец девчонка нас заметила, её ноги подкосились, и она рухнула оземь. Волчий вой раздался совсем рядом. Перехватив худое тельце за пояс, Я ускорил шаг. Забава заскочила следом, а Сет уже тянул воротину здоровой рукой, борясь с ветром.

– Девка, накинь засов. Да поспеши, волчьи морды рядом.

Забава сбилась с шагу, удивившись такому обращению, затем обернулась скоро к воротам, поднимая тяжелый брус. Заправив его в стремена, начала дуть на озябшие пальцы.

– Пойдём дом выберем, где ночевать будем, – проговорил Старший Брат. – Босик, стой. Хотя… Сказывается мне, что он уже выбрал.

Я шёл по следам босоногой девчушки, которые ещё не замела метель, прижимая к груди маленькое замёрзшее тельце. Трудно представить, что пришлось ей пережить в селе, где разом обратились все жители, а незаражённых пожрали их же соседи. А вторая мысль, что не давала мне покоя, что оставался ещё кто-то, кто сбросил тела мёртвых в колодец. Пролить свет мог лишь единственный видок, но жизнь уходила из неё с каждым вздохом на морозном воздухе. Отпечатки ножек привели меня к раскрытой калитке и ухоженной дорожке.

Дом был ладный, ставни с узорами и окрашены в желтый, а сами брёвна тщательно вышкурены и облиты янтарной морилкой. Вход в дом о двух ступенях, на которых остались клоки волос и куски плоти. Крыльцо венчал навес, что покоился на двух толстых столбах с резными крестами. Крепко сбитая дверь была исцарапана, а правое окно горницы зияло чёрным провалом. Не забывая проверить Талантом тёмные углы, Я смело шагнул в сени. Споткнувшись об утварь, что была навалена у стен, сделал два быстрых шага, с трудом сохраняя равновесие, практически влетел в проём двери, ударив многострадальное плечо. Горница была в ужасном состоянии. Следы борьбы и перевёрнутая мебель раскрывали детали произошедшего. А чёрные липкие пятна крови и пенные лужи, говорили о том, что хозяин защищал свой дом до последнего.

– Надо смыть кровь, а Я позабочусь о печке, – уложив ребёнка на полати и прикрыв своей курткой, засобирался в дровницу.

– Вода же отравлена! – возмутилась барыня.

– Топи снег, а ежели не отмоем до чиста, сами сгинем.

– Может, другой дом выберем? Целее и чище? – С надеждой в голосе произнесла Забава.

– В этом селе не осталось чистых домов, все жители обратились, а тут оставались живыми. А ежели чем не довольна, то Я неволить не буду. Выбирай себе любой другой, а с завтрашнего дня, можешь остаться княжить этим селом. – Не желая более спорить, ушёл за дровами.

На улице было зябко без одежды, а снег валил пуще прежнего. Окинув селение Талантом, увидел красные точки волков, что кружили у ворот, и золотое свечение моего крестного, который в это время собирал припасы для дальнейшего пути, в открытую входя в дома и рыская по погребам.

Подобрав сухой валежник и с десяток рубленных дров, засобирался обратно. У печки немного замешкался, вспоминая устройство и способ распалки. Наши очаги и кострища палились в открытую, лишь успевай дым отводить, а тут всё иначе. Нарезав из валежника тонкие лучины, уложил их ёлочкой на железном листе. Затем начал бить искры из огнива. Принялась первая щепка, за ней вторая. Открыв заслонку, выгреб золу из шестка и открыл вьюшку наполовину. В устье тотчас появилась тяга. Аккуратно перенеся запаленные лучины, начал помаленьку подкладывать щепу и валежник в зев печи. Огонь весело затрещал, уплетая предложенную пищу, даря свет и тепло. Закинув поленья побольше, увеличил зазор на вьюшке и прикрыл заслонку. Так неожиданно для себя скормил печке всё запасённое. Подрезав длинные лучины, запалил их и воткнул в камелёк (место у печи для лучин или свечей). Стало светлее, оттого и тоскливо. Свет озарил то, что прятала тьма. Детскую простую обувку, следы борьбы и крови, лоскуты окровавленный одежды да серую слизь утопцев. Пора идти за добавкой, набрать поленьев на всю ночь. Необходимо натопить избу да залатать оконце. Иначе лишь мы – северяне – сможем выжить без тепла. Натаскав дров впрок, принялся разбирать завалы, стараясь не угодить рукой или сапожками в отравленную кровь, затем, взяв две лохани, набил их снегом и оставил у печки. Осталось лишь закрыть окна ставнями и заправить засов. Выйдя на крыльцо, втянул морозный воздух и огляделся. Волки ушли искать более лёгкую добычу, все избы мертвы, да и брата Я не смог разыскать. Прошёлся вокруг дома, заглядывая во все тёмные углы, выставляя вперед копьецо, крепил ставни на окна и забивал подклинья. Дошёл до амбара, но кроме крыс, которые объедали кости скотины, никого не нашёл. Сенницы порадовали набитыми тюфяками. Высыпав сено из мешковины, приготовил занавес для разбитого окна и поспешил вернуться.