До последних снегов с журавлиной строки…

В ветхих картах у вдовы.

За рекою гаснет солнце,

Звезды светятся в ручьях.

А дорога дальше вьется,

В первых мартовских грачах.

* * *

Далеко, далеко куда-то

Улетает с цветов бурый шмель.

Плачет небо багровым закатом,

Под знакомую сердцу капель.

И над полем не каркает ворон,

Под дождем не ржавеет рожь.

И разлившейся музыки полон

Мой бокал, что на звезды похож.

Лишь реки берега, да пороги.

Не слышны певчих птиц голоса.

Я для звезд павших омут не строгий, -

Отпускаю лететь в небеса.

* * *

Кружи, сентябрь, детеныш горбоносый,

Старухи осени крылатый сын.

Закончен день в деревне сенокосом,

И в небо потянулся птичий клин.

Иль на веселье время не осталось?

Иль на веселье просто время жаль?

Не ты ль прислугой к ветру нанималась?

Горька твоя, черемуха, печаль.

И желтый вечер над водою виснет,

И долгая вода течет в закат.

А тополь-старец рассыпает листья,

Которыми до боли не богат.

А надо мной поет все та же птица.

Умеет эта птица горевать.

Пора и мне моей судьбе присниться,

Чтоб в такт капели слез не проливать.

Беги, река, ты самая живая.

Шуми камыш, сгори костер дотла.

Куда-нибудь, да выведет кривая,

Коль столько лет над бездною вела.

* * *

Пусть летят журавли в край далекий, родной.

Облакам в этот час не родиться.

Что сказать на прощанье, кружа над волной,

Если снова туда воротиться?

Где дороги до звезд пролегли по холмам.

И светло от цветов на лужайках.

И в кувшинках река, мост, что вечно не там,

И пол неба в закате и чайках.

И сады над домами, и церковь видна.

И таким это лето запомнится.

И с дождем проливным шум берез у окна.

И звезды одинокая горница.

* * *

В кромешной мгле дышать полынью -

Мрачны в тумане берега.

Давно камней не точат ливни,

Чтоб пали первые снега.

Луны останки догорели,

И снова черный берег пуст.

А у дождей свои недели, -

Когда стеной идти на Русь.

Познаешь грусть и горе вспомнишь.

Туман, туман тяжелый сплошь.

Его за стадом не погонишь.

И грудью в грудь не взять на нож.

Звезды далекой безответно,

Горит в тумане огонек.

Как будто пролетев пол света,

Играет с лампой мотылек.

Сама собой пора такая

Пришла, меня, чтоб навестить.

Как будто кто садится с краю,

Невзгоды грез моих испить.

Сентябрь.

Уже с ветвей слетают листья.

Сентябрь склонился над волной.

В лучистых травах, к искрам истин,

Спускался зверь на водопой.

За кромкой облачной земли,

Я знаю, есть другие страны.

Куда летают журавли

Последним в небе караваном.

А где-то падают снега,

Плывут под звездами туманы.

Качают волны берега,

Долину хмурую бурьяна.

Гром приближается под ветром.

И волны выше берегов.

На край земли, дорогой этой,

Водил дружины грозный Псков.

Уйдет сентябрь в иные дали,

Укрыв листвой горбы холмов.

Испив рябиновой печали

В пурге, склонившихся садов.

Не верь, что кончилось веселье.

Пусть по стеклу стучат дожди.

Справляет осень новоселье,

И ты в свой терем счастья жди.

Подай мне на прощанье руку.

Теперь осенняя пора.

Какую червь глодал науку

В капель огней и серебра?

Снимай плоды с ветвистых яблонь.

Испей воды из родника.

Ручей залег в медовых травах,

Что отразились облака.

По чердаку гуляет кот,

И сад в траве стоит по пояс.

Уже закат прудов не пьет,

В утробе черных чащ покоясь.

И даже в травы на луга

Коса еще не заходила.

В чем небу каялась пурга?

Какому идолу служила?

И все еще журчат ручьи.

Тропа травой не зарастает.

Хоть всю вселенную включи,

Как ночь, черна капель речная.

Пруды пропахшие травою.

Клин пролетевших журавлей.

И царство Божье за горою,

Из черных изб и тополей.

* * *

Темны ключи в колодцах журавлиных.

Бездонна в тех колодцах глубина.

Дождями проливными мрак настигнут,

И тучею завешена луна.

И растеклась заря по небосводу.

И лег туман, как горестный покой.

Как жил сентябрь-кудесник в непогоду?

Его печаль росла ночной звездой.

Погас далекий свет и холоднее стало.

Сады шумят в рассыпанном дожде.

И бабочек ночное одеяло

Кругами проплывает по воде.

Откуда и куда здесь осень пролетала,

Обдав листвой и холодом плетень?

И что ей до меня, таких, как я, не мало,

Ей новых подавай на каждый день.

Плыви, луна, по зарослям аллеи,

На берегу цветы охвачены дымком.

И ветви тяжелы, набухли от капели.

И занавесив окна, спит наш дом.

* * *

А зимой под окном воет вьюга.

Словно кто-то зовет и зовет.

Дни и ночи б ходила по кругу,

Широко по задворкам живет.

Ей закат и рассвет не помеха.

Ее домик на курьих ногах.

Я бы мимо его не проехал,

Мимо елочных окон в слезах.

Разве мало на свете печали?

Разве мало на свете разлук?

В церкви той, где попы нас венчали, -

Нищета не коснется их рук.

И дороги проезжие мимо,

За рекой откровенно видны.

И морозы с повозками в зиму,

И возницы ста верст молчуны.

Я не жду от судьбины поблажек.

Не считаю чужие грехи.

Сколько выпито было мной фляжек,

Под походную ложку ухи.

Над обрывом стою я, и вижу

Между тучек сиреневых рай.

И леса, словно встали на лыжи,

Хоть походную песню играй.

А какая бывает там осень!

И какая таится в ней грусть!

Где в полях, молчаливее сосен,

Деревеньки рассыпала Русь.

И какая в них сила таится

Только начал сейчас понимать.

Чтоб с березками так породниться,

Сколько надо земли распахать!

И стога под березовым дымом

Освещает над полем луна.

Где клянется единственным сыном

Из ладоней лебяжья волна.

* * *

Кусты сиреней, как в слезах.

Гром над рекой проносят тучи.

Сорок болтливых сорок свах,

Над каждым деревом плакучим.

Привет, весна, тебе, привет!

Ужель меня ты не узнала?

Ручьев к прудам твоих побед

Откуда столько набежало?

Я целовал тебя в уста

И слушал сказки до рассвета.

В кольце ужиного хвоста,

Тонул мой парус из газеты.

Куда теперь течет река,

Которой ни конца, ни края?

Как в непогоду широка

В живых огнях вода речная.

С хмельной улыбкой на устах

Сияет солнце золотое.

И славен день в косых ветрах,

И родники слились с рекою.

Струись по камешкам, весна,

Узка в ручьях твоя дорога.

И дева-лебедь после сна,

Такая в небе недотрога.

И над полями пир велик

Грачей, слетевших с косогоров.

Я тоже птичий знал язык,

Покуда не увидел город.

Капелью плачут провода

И светится вино в бокале.

Жила печаль, пасла стада,

Теперь листы ее опали.

Прими, весна, мои дары.

Прости, меня, за опоздание.

И снежный ком с крутой горы, -

О хмурых днях воспоминание.

* * *

Дома в крутом дыханье хлеба.

Река, заросшая травой.

И колея в потемках неба,

Где в лунных бабочках покой.

И голубиные канавы

Успели высохнуть до дна.

Где под бурьяном берег правый,

Моя родная сторона.

А я проездом, путь не близкий.

В краю не доенных берез.

Где к конуре по полной миски,

Собачье счастье гордо нес.

Но это в прошлом все. А ныне?!

Такая ночь и нет луны.

Стучит капель, так тает иней,

Ручьи проточные темны.

Среди камней вода живая,

Несет, несет лебяжий пух.

Мне по плечу печаль земная,

Что надо мной сужает круг.

А было небо голубое.

Тропа, к черемухам в росе.

Прощай Отечество родное,

С цветущей радугой в косе.

* * *

Бьет в лицо холодный ветер.

Знать, судьбой в недобрый час

Он рожден был братом третьим,

Черной буре про запас.

Зимний вечер тонет, тонет,

Меж березовых стволов.

Далеко уносят кони

Бравый свист сорви-голов.

Я один в пути, как странник.

Велика ль моя вина?

Месяц скручен в рог бараний,

Что до боли даль видна.

Как приехал, так уеду.

Чем себе я не король.

Как жила душа – не ведал.

Что мне пить земную боль.

Мне за Родину обидно.

Мне теперь не все равно.

Все ли небу было видно,

Когда хмурилось оно?

* * *

Не вернулся мой дед из Берлина.

Я его бы о многом спросил.

И колодца пургу-балерину,

Над ведром, как свечу погасил.

И живу не в овечьем доме,

Даже сад здесь без городьбы.

Прописался июль жить в соломе,

Плюща мух на жаре в бычьи лбы.

И всегда, провожая закаты,

Над рекой птичьи пью голоса.

Кто и в чем на Руси виноватый,

Знают только о том небеса.

А в ответ ни коня, ни машины.

Словно я не живу на Руси.

И отцветшую в воду калину,

В пору хоть на руках выноси.

Эх, дорога моя, ты, дорога.

Дождь прошел, но как прежде парит.

И домов на селе так не много,

Даже ястреб с церквушки не сбит.

Неба звездного летняя пряжеца,

Пролегла без конца в дальний путь.

И цветок злой колдуньей окажется,

Если в чащу к нему заглянуть.

* * *

Так леса никогда не шумели.

Не склонялись по ветру давно.

И дожди еще с прошлой недели

Знают горькое место свое.

Затянуло дорогу ручьями.

Тяжело поднялись журавли.

И колодец поводит глазами,

Что под вечер растут из земли.

Все, что было, ушло незаметно.

Тяжелы на холмах облака.

И березка, послушница ветра,

Над водою, как часть родника.

То ли сад, то ли чаща лесная?

И без троп опустевших поля.

И пурга выше крыш не взлетает,

И туман, как мираж корабля.

И знакомые дали навстречу,

И заката малиновый край.

Берегов опаленные печи,

От которых хоть в небо взлетай.

И одна на сто верст колокольня…

Конь под огненной гривой силен.

Что глаза, что гроза, – одна молния.

И далекий малиновый звон.

* * *

Лес, через который проходит дорога.

Пруд с каменистым и глиняным дном.

И добрейший из псов, что так сладко уснул у порога.

И от мира сего на окраине ласточкин дом.

Серп луны и вечернее синее небо.

Луг широкий и отмель бегущей реки.

И кусок на дороге в пыли воробьиного хлеба.

И черта горизонта, нарисованная от руки.

Здесь косили траву долгожданного лета.

Все осталось, как прежде, свеча над столом.

И кораблик в ручье развернулся газетой.

И ветра надышали потухшим костром.

Будут листья кружить в вихре быстрые танцы,

Застывая навеки в последних, вечерних лучах.

Широка Русь моя, чтоб по миру за счастьем скитаться,

Чем в забытой глуши доживать свою жизнь натощак.

Это время сентябрь, это время тоски и разлуки.

Я всегда это помнил и помню с тревогой в груди.

Здесь у горок растут богатырские луки,

И долина бессмертия видна впереди.

* * *

Ночью здесь луна – хозяйка,

Та, что выше берегов.

И крикливых уток стайка,

Прилетевшая с прудов.

И далекая дорога,

Как за счастьем в никуда.

У скрипучего порога

Бьет копытом лебеда.

Точно клык торчит из пасти,

Пень разбитый, из травы.

Колдовской цветок для Насти,

В черном зеркале совы.

Долго я однако ехал,

Чтоб склониться над волной.

Лес мне тоже не помеха,

С каждой веткою родной.

И блестят каменьев грани,

От плескания волны.

У зари такое пламя,-

Достает до глубины.

Даже тополь оглянулся,

Словно что-то проглядел.

Берег был почти без пульса,

Так черемухой горел.

* * *

В глухом краю, где журавли, да небо,

И где пруды черны от лун и звезд,

Про край родной стихи читает верба,

Неистово на весь лесной погост.

В той стороне, туда заходит солнце,

Сквозь шум травы не скошенных лугов,

Река, как песня, если разольется.

Дивлюсь игрою, музыкой без слов.

Там спят на дне прекрасные русалки.

Там глаз дупла следит за темнотой.

В избе старушка дремлет возле прялки.

Грозит ей месяц саблею кривой.

И скрыты под водой бугры хвостатых змеев,

И под ноги осыпался обрыв.

Такую в поле рожь наверно с ветром сеют,

Едва свои амбары приоткрыв.

А в тишине над глиняной дорогой,

Плывет рассвет туманами прудов.

Взошла заря и я шагаю в ногу,

С ватагою лихих сорви-голов.

Легка тропа, проворна, как лисица.

Куда ведет под шелестом берез?

Дремуч в ночи бурьян, не хочет расступиться,

Как будто с давних пор до звезд полночных рос.

Высокие кусты зарю загородили.

Теперь навстречу ей не выйдешь босиком.

А тучи дождь несли и в гору гром катили…

Какую сказку не впустили в дом!

* * *

Не ужель с ручья, отсюда,

Начинается река?

Где и в дождь жила не худо

Печь рябого старика.

Над водой взлетела стая,

Улетающих гусей.

Не кружи поземка злая,

Гнезд соломенных не вей.

Уж такой сегодня праздник,

А в округе тишина.

И никто собак не дразнит,

Выпив доброго вина.

И тихонько луч от солнца

На ладонь мою упал.

Словно кто-то из колодцах

Снежным зеркалом играл.

Вот и солнце попрощалось,

Между тучами уснув.

Высоко звезда рождалась, -

Будет чем затмить Москву.

Сколько лет я был далеко,

Не придумать до конца.

У печали злое око, -

Глаз свирепого лица.

Кто теперь меня узнает?

Кто окликнет на пути?

А в округе ночь такая,

Хоть по-птичьему лети.

Если только оглянуться,

Иль прохожего спросить?!

В небесах звезды коснуться, -

На груди ее носить.

И о чем пруды вздыхают?

Верба плачет серебром.

У нее душа такая,

Все б стояла на своем.

Не понять, как листьев стая,

Смогла голову вскружить?

Иль пора не золотая?

Иль дождям в окно не бить?

И река в камнях и тине

Замерзает на бегу.

На ветру кружился иней,

Словно с лета жил в стогу.

* * *

Туман разлитым молоком

Смешался с голубой рекою.

Как будто в поле над костром,

Играю в павшего героя.

Сияйте звезды, шире круг.

Для вас луна взошла над кручей.

У ветра нынче столько слуг! -

И каждая на всякий случай.

Убога старая изба

Под голубятнею в ненастье.

И пруда львиная губа,

Как берег яблочного счастья.

Будь счастлив лес и этот край.

Дымком пропахшая деревня.

Ночные шорохи под лай

Не за ночь натрясли деревья.

А было время, – жгли костры.

О, как любили спать вповалку.

Да, игры детские просты,

В одну не длинную считалку.

А было время, – жизнь текла.

К чему пустые разговоры?

Незавершенные дела,

И не законченные споры.

А было время, – времена…

Кому-то трудно согласиться.

Как ты, родная сторона,

Могла за беса поручиться?

* * *

Белые и плавные

Крылья мать дала.

Песни пел я славные

Под колокола.

Не летал над свалками,

Господу служил.

С вороньем и галками

На крестах не жил.

Вот лежу я раненый.

На камнях лежу.

Жить любил я пламенно,

Потому дрожу.

Травы незнакомые

Надо мной сплелись.

А дорога к дому, -

Голубая высь.

Гибель меня встретила,

Время умирать.

Так и не заметила,

Пролетела мать.

В ветре листья плавали,

Во всем теле зуд.

А меня над травами

Умирать несут.

Церкви медно главые.

Грусть монастырей.

Песни пел я славные

В клине журавлей.