Слабые люди

–Не могу. Ты должен сделать это сам. Я лишь наблюдатель– такова моя роль. – ответил Проводник, – Не хочешь еще что-нибудь рассказать? Может, о своей реальной жизни?

–Нечего рассказывать. – тонкая рука схватилась за рукоятку, – Знаешь… ты можешь взять кое-что еще. Возьми трубку и табак. Принадлежности– у меня в комнате на навесной полке. Мне она уже не нужна, зато тебе пригодится.

–Не думаю, что это будет этично– брать чужое.

–Разве? А что скажешь на счет одежды, что на тебе? Явно ж не твой размерчик! – правда– Проводник был одет в одежду прошлого клиента, – Бери, не стесняйся.

С этими словами Третий встал и отошел в центр гостиной. Лицо не выказывало ни грамма страха– напротив, одну лишь уверенность. Перехватив поудобнее нож, он приставил острие к внутреннему уголку глаза, затем повернулся к Проводнику и усмехнулся.

–Может, хотя бы подножку поставишь, а то мне что-то боязно?

–Просто смотри на меня. – он повернулся к мальчишке, сложил руки на груди, – Я выполнил твое условие– тебе был нужен человек. И, судя по всему, слушатель. Если ты…

Но Третий не дождался окончания фразы– правая нога поднялась до уровня пояса и одним движением сбила левую, обрушив тело плашмя на пол. Голова мотнулась при столкновении с рукояткой, раздался хруст. Нож так и остался внутри. Правая рука дрогнула пару раз и обмякла.

Глава пятая.

–Тебе кто-то звонил, милок!

Вот уж не думал Проводник, что бабка обрадуется его возвращению– ее лицо озарила улыбка.

–Кто? Номер оставили?

–Да, я записала. Где ж я бумажку оставила…– с этими словами она покопалась в своем халатике и сунула список покупок.

–Бабуля, да это же не то!

–Как не то? – выпучив желтые глаза, она раскрыла свой сморщенный рот в форме идеальной "о", – Я… Должно быть, положила не туда…

Спустя минуту поисков он выудил из-под кипы счетов и писем от родственников заветный листочек. Пробежав глазами по цифрам, схватил трубку и набрал номер.

Гудок первый и раздался треск.

–Алло! – раздался на том конце провода крик.

–Тихо, не ори. – чуть не оглохнув, ответил Проводник.

–Кто это?

–Ты мне звонила? – голос был вроде знаком, но помехи и фоновые шумы мешали распознать говорившую.

–А, так это ты! – нотки понимания и сдержанного удивления мягко полились в его слуховую раковину, щекоча стенки прохода. Что ни говори, а голос очень приятный!

–Привет, Никто. – и буквально услышал, как углубились морщинки на безликом лице его собеседницы, выказывая признаки недовольства.

–Ну, не надо меня так называть. У меня есть имя, помнишь?

–Оно не важно.

–Ничуть не удивлена тому, что ты вновь мне хамишь. И зачем только я тебе звонила?

–Не знаю, ты мне скажи.

–Ну… ты сказал мне звонить тебе, когда захочу. Откуда ж я могла знать, что ты живешь с престарелой матерью и периодически пропадаешь из дому?

Проводник уселся на диван в комнате Второго, затем без зазрения совести развалился в полный рост.

–Она мне не мать.

–А она сказала, что мать.

–Ошиблась.

–Ты опять врешь?

–Возможно.

–Почему ты врешь? Зачем тебе это?

–А зачем тебе правда? Тебе, что, станет от этого лучше? Или, может, ты откроешь для себя нечто новое и необычное, если вкусишь этот кислый плод с просрочкой в пару лет?

–Ты пытаешься говорить изящными словечками, но все, что у тебя выходит– вбросить очередную порцию словесной белиберды. Это не то, чем тебе следует заниматься.

–Ты меня не знаешь, потому и понятия не имеешь, кто я и чем занимаюсь.

Он устал, ему хотелось спать. Не скрывая этого, зевнул в трубку.

–Ты там не засыпай, стой! – "Все женщины так вопят, когда пытаются кого-то удержать?" – Я хочу еще поболтать.

–А смысл? Мы ни о чем не разговариваем, просто несем полную и бесполезную чушь, впустую убивая время. У нас нет тем для разговора, а это несколько ограничивает нашу коммуникацию, понимаешь? Мы как два дуболома– один усердно пытается выдавить из себя шутку, второй вымучивает улыбку. А в итоге ничего– шутка недосказана, улыбка превращается в дурацкую гримасу.

–И, даже не смотря на всю неловкость, с которой протекает наша беседа, мне даже это нравится.

–Понятия не имею, что же тебе может понравиться во мне и в том, что я говорю. Я же даже не эксцентричный богач с табуном прислужников, живущий в особняке с собственной конюшней по соседству. Я не спортсмен, ставящий рекорды на забегах и по остроте шуток про тренера и чирлидершу. Я не веселый балагур, так и пышущий обаянием и харизмой, цель которого– стать легендой местного бара. Во мне нет ничего, что кому-то может нравиться. Как и в том, что и как я говорю.

–Не прибедняйся, в тебе есть чему нравиться. Мне, например, нравится твой голос. Он тихий, но твердый. Слушая тебя сейчас, я уже не представляю себе того толстяка или гоблина, о котором тебе раньше рассказала. Я бы даже сказала, что мне жаль, что я нарисовала тебя в таком спектре внешних качеств, потому что, как мне кажется, я нанесла тебе оскорбление… Потому, чтобы реабилитировать себя в твоих глазах, сделаю тебя рослым и широкоплечим бородачом с модной прической.

–Ну, понятно– кого угодно, только не меня.

–Хорошо, как ты выглядишь?

–Я толстый карлик-мизогин с несоизмеримым себе самолюбием. – в трубке раздался смех, – Чего ты смеешься, женщина? Я не сказал ничего смешного! – пока ее голос заливался веселым хохотом, он понимал, что должен чувствовать неловкость.

Вспоминая мертвого юношу, покачал головой– вовсе ему не должно ступать на скользкую дорожку эмоций и образов. И так вполне терпимо, даже с ощущением полости всего своего тела.

–А ты забавный. – наконец сквозь смех выдавила Никто, – Значит, тебя не слишком задели мои тогдашние слова, раз ты обратил это в шутку. Могу я спросить, как ты меня представляешь?

–Никак.

–Ну-у-у же!.. – урчащий голос перестал смеяться, уступив дорогу напускному разочарованию.

–Мне незачем тебя представлять. Есть твой голос и этого достаточно. Разве я не могу ограничиться только этим?

–Вовсе нет! Одним голосом, знаешь ли, сыт не будешь, каким бы аскетом ты себя не представлял. Да и что голос в самом деле значит? Ровным счетом ничего. Голос вполне может быть иллюзией, ведь ты не видишь собеседника, не можешь прочувствовать его, осязать и обонять, прикоснуться. – ее голос мечтателен, – К чему нам воображение, если вся суть общения заключается в физическом контакте, заметно выигрывающем перед чрезвычайно однобокой и неполноценной картинкой в голове, которая, к слову, может быть всего лишь суррогатом, вылепленным трудом нейросети? Так, посредством одного лишь разговора, мы мало чего добьемся. Я уверена, что, будь мы рядом и смотри друг другу в глаза, ты бы потеплел ко мне.-настала и его очередь смеяться,– Тебе смешно, потому что ты– неисправимый циник!– тем не менее ее голос все еще весел.

–Хватит говорить так, словно знаешь меня, как облупленного, чтобы ставить прогнозы моим предполагаемым действиям. Ты не можешь просчитать мою реакцию на тебя при встрече, не будь столь наивной. Ты ничего обо мне не знаешь, а утверждать обратное может лишь глупышка, повернутая на субъективизме.

–Так дай мне узнать тебя, аноним! Расскажи мне о себе. Только правду!

–Тебе мало того, что я наплел тебе в прошлый раз?

–Мало. – с той стороны послышалось хруст перемалываемой зубами сухой пищи, – Понимаешь ли, я– человек тонкой натуры, практически ненасытная в плане впечатлений и ощущений. Мне нужно больше того, что есть! Так что начинай!

–Хм, ну, то, что я тунеядец, думаю, очевидно. А еще эгоистичен и глуп. Не способен направить собственную жизнь в правильное русло, предпочитая поспеть за теми, кого осуждал, и ринуться в полное отрицание внешнего мира, замкнувшись во внутреннем. – жизнь Третьего как нельзя кстати подойдет как прикрытие.

–Хм, это похоже на правду. – послышалось одобрение; значит, он шел в верном направлении, – Однако я б не сказала, что ты глуп, если, конечно, ты не имел в виду образованность как обязательный критерий в одном небезызвестном списке. Да и так уж ли важен этот твой "внешний мир", если он не дает тебе именно того, чего ты хочешь?

–Под умом я подразумевал высокий интеллект и неординарные способности, которые можно применить на практике себе и другим во благо. Я же умею лишь прожигать дни, валяясь на кровати в праздном угаре, изредка выходя из дома за продуктами и книжками, чтобы подпитать себя. В моем городе даже снискал славу отшельника и шизофреника. Это не есть хорошо, скажу я тебе. Что же до твоего вопроса про мир… дело не в том, что он не исполняет мои мечты. Дело в том, что мои желания по-прежнему не вписываются в общепринятый спектр.

–По-твоему, это плохо? Ты же не преступник какой, зачем себя осуждать? – хруст кончился смачным чмоком.

–Мне постарались вбить в подкорку мозга мысль, что эгоизм, мизантропия, нелюдимость и тому подобное– плохо. По их словам, я должен желать того же, что и они.

–Со вторым и третьим согласна, но что плохого именно что в здравом проявлении эгоизма?

–А что хорошего?

–Что хорошего в том, чтобы думать и заботиться о себе? Даже не знаю… начнем с того, что это вполне естественно. Скажем так: в умеренном эгоизме, не заступающим, образно говоря, на чужую территорию, нет ничего плохого! Эгоизм– явление более положительное, нежели отрицательное. Чем может заинтересовать человек альтруистичный, вечно готовый всем помочь, чуть ли не последнюю рубашку отдать? Про таких людей только одна мысль и возникнет: "Он чувствует себя вечно обязанным." Или "вечно пустым, стремящимся заполнить себя даже теми, кто этого не заслуживает", что само по себе ненормально. Это не очень приятно, да и, признаемся, скучно! А вот эгоист– человек другого пошиба. У эгоистов есть секреты, чем и интересны, но сверх того они могут привлечь внимание своим поведением– этакой независимостью в совокупности с– бывают и такие случаи, – эпатажем и показной индифферентностью ко всему окружающему, которая так и плещет из их глаз, ноздрей и рта. О таком человеке сразу думаешь: "Ого, этот парень знает себе цену и задает другим более высокую планку! Интересно будет расколоть его, как грецкий орех!" Тут либо решаешь, что он шибко самоуверен для того, чтобы тратить на него свои силы, либо невольно тянешься к нему, стремишься исправить его, сделать таким же, как ты, чтобы потом обнаружить, что вместо этого ты достиг его же уровня, еще в первом прыжке сменив первичную мотивацию на иную– почувствовать себя столь же обособленным и, не стану скрывать, особенным! Потому что ты тоже, как ни крути, эгоист.

"Ну еще бы."

–Если что, с моей стороны это был намек на глупый вопрос.

Она проигнорировала подколку:

–Думаешь так выйдет всегда бежать? То есть, я имею в виду– прятаться от общества. Прости, оговорилась слегонца.

–Судя по всему, не так уж и слегонца. Отвлеченные мысли? Однако да– надолго меня вряд ли хватит.

Интересно, был ли Он в этот момент откровенен? Нашел у кого спрашивать…

–Нет, просто оговорка. Так откуда ты знаешь предел своего терпения и возможностей? Что является твоим спасительным якорем? Какая цель?

–Мой побег лишен всякой цели. Тут скорее желание увидеть чуточку больше. Это ничего не изменит, но даст мне ощущение того, что жизнь прошла хоть чуточку по иному пути. – "Ты становишься откровенным? Так ли это?"

Он не знал. Он прошел на кухню, нашел пачку сигарет и запалил кончик первой. Эта все еще молчала.

Наконец она выдала:

–Но есть же что-то, так? Любовь, допустим? Что она для тебя?

–Как много вопросов, прямо интервью! – елейным голосом произнес Проводник.

–Опять сарказм!

–Я не знаю. Я даже не уверен, испытывал ли когда-нибудь любовь. Влечение, привязанность, дружеские чувства я испытывал, но саму любовь лишь воображал, проживая ее внутри. Я помню, как влюбился в десять лет в одну девочку, но ничего для этого не делал. Самооценка была не на том уровне. Да и понятия тогда не имел, что надо что-то делать. Встретив ее через два года, все так же думал, что люблю ее. В этот раз удалось несколько раз вытащить ее потанцевать, а для меня это было достижением. После шесть лет не виделись, пока она внезапно не прислала письмо. Я был в ликовании, писал ей в ответ. Она все еще мне нравилась, с ней было приятно общаться, но я понимал, что влюбленность прошла, осталось лишь легкое влечение. Неоднократно звала к себе в город, но я отказывался. Остыл. Возвращаюсь к любви– нет, я не знаю, что такое любовь, но знаю, что такое детская влюбленность. Я зачастую пытался ее– любовь– себе вообразить, но ничего, кроме эмоциональной боли, достичь не смог.

Вновь долгое молчание. Наконец вздох.

–Как печально… Ты сейчас сказал правду?

–А ты угадай. – он вновь включил ехидство.

–Ой, ну зачем, зачем ты все портишь?! – Никто пару раз грязно выругалась, затем чем-то шарахнула по столу.

–Не ори на меня.

–Да как не орать тут, ты что?! Рассказываешь подобные истории, а потом с ухмылкой– я знаю, что ты смеешься надо мной! – заявляешь, что это вымысел. Ты поступаешь очень некрасиво!

–В таком случае пошли, четвертуем парочку писак.

–При чем тут писаки, я тебя про честность спрашиваю! Не будь таким говнюком!

–Что-то не нравится– сбрось трубку и забудь обо мне.

–Тебе просто этого не понять. – продолжила Никто, не обращая внимания на выпад, – Я вспомнила, как сама в юные годы страдала подобным. Отличие лишь в том, что мой возлюбленный был вымышленным.

"Да откуда ж в вас это взялось?!"

–Продолжай.

–Я влюбилась в наркоторговца, который так же боролся с зависимостью, но я жалела его и эти отношения никуда бы не привели. Я его бросила, а он сделал золотую дозу и умер… И я долго себя винила. Ужас.

–Неплохо. Если особо постараться, можно написать сценарий для какого-нибудь любительского кино.

–Или снять самим! – воодушевилась Никто. – Однажды мне снилось, что я сняла фильм и получила награду киноакадемии! Там было столько людей, столько рук аплодировали мне! Ни с чем не сравнимое чувство! Гордость и радость лишь отдаленно на него похожи, но все же точную характеристику невозможно дать. До сих пор помню все, словно это было взаправду.

–Грустно, должно быть, было проснуться в реальности, не так ли?

–Все издеваешься, да?

–А почему нет?

–Ты злой. – "Негодуй."

Он молчал. Тишину прервал вновь ее голос.

–Сколько у тебя времени?

Он поискал глазами часы.

–Пятнадцать– пятнадцать.

Ее голос наполнился восторгом с придыханием:

–Загадай желание!

Как глупо.

–Мне нечего загадывать.

–Быть того не может, не ври! У всех нас есть, чего желать. Есть что-то, что ты хочешь, иначе быть не может!

Проводник ничего не хотел. Желания давно отошли на третий, как минимум, план для него, уступив пальму первенства необходимости. Да и чего было ему желать в мире, где ничто не могло его заинтересовать, привлечь к себе?

–Это "что-то" и загадывать не нужно.

–Я всегда загадываю. Только не сбывается.

–Ха-ха, а с чего ты взяла, что должно? – "Она ведет себя, как маленькая девочка."

–А почему нет? – словно передразнивая Его, спросила она.

–"Потому что такова жизнь!" – напрашивается банальный ответ. – тихо сказал Проводник.

* * *

–Скажи мне, где ты живешь? – всегда, всегда эта женщина звонила невовремя. В этот раз шторку в ванной бесцеремонно отдернула старческая рука и голос бабули оповестил о звонке. Выхватив трубку и наказав старой больше так не делать, Проводник устроился поудобнее и сказал, что готов слушать.

Очередная бессмысленная беседа, трансформирующаяся в обмен сентиментальными фантазиями. Хотя "обмен"– громкое слово.

–Далеко. Я живу в пустыне на окраине тундры, что расположена на луне одной безжизненной планеты.

–Брось городить чушь, я ведь правда хочу знать, где ты живешь. Судя по тому, какие часы ты мне назвал тогда, ты живешь по другому часовому поясу. Разница во времени– семь часов. – она загрустила, – Знаешь, как-то мне показалось, что ты живешь слишком близко– там, за углом, только дотянись! Но там, где я живу, углов нет, как и переулков, где ты мог спрятаться. Все как на ладони, а тебя нет. Ты так далек, хотя по ощущениям так близок. – двусмысленно выделив слово "так" аж два раза, Никто словно признавалась в нужде его присутствия.

–Я не близок.

–Ошибаешься. Может, ты и не подозреваешь об этом, но ты обладаешь странной притягательной силой. Толком ничего о себе не рассказывая, ты ограничиваешься странными россказнями, не имеющих почву под собой, как и хотя бы крупицы правды. Не доверяя мне и даже не спрашивая, как я и как мне живется, ты вызываешь у меня странное желание приблизиться к тебе. Я привязываюсь к тебе, хотя ранее такого не бывало. Ты действуешь на меня положительно, дорогой аноним с приятным голосом.

–Может, тогда нам стоит прекратить общение?

–Нет, нет, нет, что ты? – от испуга голос Никто повысился на несколько октав, – Ну почему ты так говоришь? Тебе приятно доставлять мне неприятные ощущения?

–Потому что я ненадежен. Ты возлагаешь на меня слишком много надежд. – Проводник сделал знак старухе, которая вошла в ванную с подносом, чтоб та поставила еду на стол в комнате; стоило той удалиться, продолжил, – К сожалению, я знаю, каково это– терять друзей, потому я не хочу, чтобы ты ко мне привязалась. А то мало ли– вдруг у тебя появится желание покончить с собой?

В голове сразу прозвенело: "Новый контракт! Новые возможности!" и не утихло, пока он не потряс головой, отгоняя наваждение, – "Глупости все это– лезть к кому-то, с кем ты уже знаком. Тебе мало следов?"

Но мысли продолжали струиться в голове, описывая разные варианты и способы сорвать сладкий фрукт выгоды. Не взирая на то, как прошла последняя реализация контракта, он продолжал воображать. И куда делась его прагматичность?

–Тебе-то какое дело? Тебе же плевать на меня, с чего тебе беспокоиться о том, помру я или нет? – прорвал цепочки образов ее голос.

–Карма?

–Ой, только не говори, что ты из тех, кто верит в подобный бред! – "Да что же ты такая эмоциональная? Так и оглохнуть недолго!"

–Не говорю.

–Ну тогда чего начинаешь-то?

–Не ори на меня, иначе я кладу трубку.

Снова молчание.

"Вот бы оно длилось вечность."

–Я умру до утра. – раздался еле слышный шепот.

–Обещание или своеобразное прощание?

–Я не даю обещаний. – в трубке страшно фонило, но шепот отчетливо звучал сквозь помехи, не позволяя шипению себя оборвать. Шепот как крик.

–Тогда зачем ты так сказала? Пытаешься пробить меня на эмоции таким хитрым способом? Ты настолько глупа?

–Нет, не пытаюсь.

–Тогда, стало быть, прощай? – помехи внезапно кончились; он вслушивался в тишину, слегка улыбаясь.

–Навсегда? – нарушила напряженное молчание Никто.

Проводник тихо вздохнул. Она так надеется на него, даже не пытаясь скрыть это, ставит в неудобное положение. Как удобно, да? Люди отнюдь не гнушаются прямо давить на себе подобных, извлекая выгоду из чего только можно. Омерзительно.

–Зависит от тебя.

–Почему же ты не спишь?

–А почему ты так резко сменила тему?

По ту сторону провода раздался звон бьющегося стекла и тихие ругательства. Вечно эта что-то вытворяет, беспокойная душа. «Откуда у тебя столько стеклянной продукции, глупышка? Все никак не решишься вскрыться? Давай, я тебя не держу. Окажи мне услугу, уж будь добра.»

–Потому что начинаю тебя бояться. – неуверенно вымолвила прямо в трубку собеседница. И правда– ее напряжение чувствовалось даже за десятки, сотни километров от человека. Недоброе, гнетущее напряжение, от уничтожения всего и вся удерживающее лишь отсутствие возможности материализоваться. С таким ощущением ожидают землетрясения, сжимая в руках мешки с пожитками и маленьким запасом провианта. С таким ощущением раньше прятались в подвалах во время мировых войн в ожидании авианалета.

–Я настолько жуткий?

–Твое равнодушие всеобъемлюще! Мы с тобой говорим, а я не слышу никаких эмоций. Даже твой смех безлик и сух. Когда я слышу его, из красавца ты превращаешься в груду металла, которая вот-вот воткнет свои щупальца в свой телефон, а они по проводам растянутся по длине, равной окружности планеты и внезапно воткнутся в мои уши прямиком из микрофонов, разорвав в клочья телефон!

Он вновь засмеялся. Ему нравилось, что она боялась Его. Чувствовалась некая власть. Она застонала.

–Ну прекрати!

–Прекращаю. – и смех оборвался.

–Ты до чертиков жуткий и ты это знаешь. Ты просто такой. Это ты! Ты любишь уныние, потому что это есть правда. Такая, какой ты ее понимаешь. Я б не удивилась, если бы ты писал тяжелые на восприятие книги и стихи. А еще я слышу твою музыку, что играет у тебя в комнате.– она была права: долгие дни зависая в квартире старухи, Проводник наконец пристрастился к прослушиванию музыки; удивительно, но факт– даже сгусток дофенистичного холода иногда может оттаять к поразительным явлениям вроде музыки, даже если взять в расчет то, что ему нравились исключительно старые арии и дарк-эмбиент, о котором упоминалось в одном из шоу– жанры преимущественно мрачно-депрессивного характера, безнадежно устаревшие за время существования самых продвинутых жанров, но так и не попавшие в их список в виду жестко ограниченного круга целевой аудитории. Жанры, которые во всем мире не так давно слушал всего один человек, с которому Проводнику не суждено было познакомиться, как человек с человеком. Его сознание будоражила невольно просмотренная запись, в которой под такую музыку в свое время кончали с собой большинство современных самоубийц, а среди них и видные медийные и политические личности, а так же маргиналы, провалившие все попытки стать частью общества нового порядка, из-за чего ее даже запретили. Все эти люди прибыли к этим композициям, глядя и вслушиваясь в одни и те же кадры, смеясь над тем, как из человека пытались сделать не того, кем он является, на потеху всему миру. Оказалось, что и старуха, мать Второго, из-за нее пристрастилась к выпивке и курению каких-то трав, приобретенных у местных барыжат, что вытекло в странную форму зацикленности– она принялась вязать шарфы и свитера, плетя их по странной узорчатой схеме, не отрывая взгляд от экрана, где тело разверзло свою грудную клетку,– Но это меня уже не сильно напрягает, это просто есть.

–Вот как. А ты не исключаешь возможность, что я намеренно создал перед тобой такой образ? – "Не думай, что я не просек твою маленькую ложь." – Может, в реальности я совсем другой человек. Недаром ж у меня такой приятный голос! – издевка как есть, – Может, на самом деле я смеюсь, как только сбрасываю трубку и включаю южную музыку, под которую танцую сарабанду? И я повторюсь снова– откуда тебе знать, что все, что я говорю, не продукт чрезвычайно трудноразличимой лжи?

–А что это такое– сарабанда?

–Не имеет значения, на вопрос ответь.

–Да, конечно, существует! Такая возможность всегда есть! – мгновенно переключившись, с жаром согласилась собеседница, – И она меня как раз удерживает от настоящего страха. Смеешься? Здорово! Наврал? Еще лучше!

–Фишка в том, что ты никогда не узнаешь, вру я или нет.

–А может, я и не хочу. – вкрадчивым тоном заявила Никто.

–Может. Но никакого значения в условиях нашего чересчур узкого способа общения не имеет. Мы можем быть кем угодно.

–Именно. А откуда ты знаешь, что я не врала?

Пытается отыграться.

–Не имеет значения. Я все равно общаюсь с Безликим.

–Хм… в каком смысле?

–В прямом.

–Да, ты меня не знаешь и все такое, но я тебя не обманывала ни в чем! Что тебя напрягает? Что ты считаешь ненастоящим во мне? – и не дав ни удивиться столь быстрой смене мнения, ни дать ответ, завела, – Потому что на самом деле я чертовски настоящая и, если ты этого не понял, то мне очень жаль.

Безликая и бесформенная женщина с оскорбленным видом встала и пошла по белому бесформенному коридору в белое бесформенное нечто.

–Неужели тут присутствует оттенок обиды? – в то же время ехидствует Проводник.

Щелк. Помехи. Тишина.

–Полагаю, на этой ноте ты хочешь закончить? Если надумаешь поговорить еще, звони.

–Я тут. – быстро проговорила она, – Обижена ли я? Немного. Скорее разочарование.

–Такое знакомое по жизни чувство, не так ли?

–А ты обижен?

–На кого?

–На меня?

"Да с какого это?"

–Что-нибудь ты же чувствуешь?

–Ничего.

–Двойственно! Впрочем, я уже сформулировала для себя парочку мнений.

–То есть?

–С твоего ракурса, где тебе плевать на меня и я не способна повлиять на твое настроение хоть немного. И с моего, где мы ведем неплохой диалог, а ты славный собеседник, только лицемер и пустозвон. Что заставляет тебя так себя вести– мне все еще не ясно.

–По-твоему, мне наплевать на тебя?

–Да. Но я не придаю этому большое значение. – ее голос предательски дрогнул. Никто безбожно и бесталанно врала.