Слабые люди

Прерванный сон потребовал своего завершения и Виктор, погружаясь головой в ватные глубины, заползающие в его уши, нос и рот, уснул.

* * *

–Алло?

–Алло.

–Роднин, ты, что ль, родной? Зачем звонишь? Случилось что? – сквозь слова доносилось смачное чавканье– шеф устроил внесрочный обед.

–Я тут узнать хотел, нельзя ли мне прийти сегодня поработать? – переминаясь с ноги на ноги, то и дело оглядываясь за спину, пробормотал Сергей.

–У тебя же выходной, Родя, вот и потрать его с пользой! Выспись там, или в бар сходи, киношку посмотри. Слушай, что я говорю, сынок, потому что твое вечно утомленное лицо меня напрягает! Работаешь ты сносно, но… в общем, не стоит, право! У нас расписано все по дням и на сегодня мест нет, так что ты лишь будешь мешаться под ногами. – но немного смущенный тон начальника так и говорил о недосказанности, в которую никто никого посвящать не собирался, – Все, отдыхай, а мне нужно работать!

–Но я…– хотел было начать Сергей, но из динамика уже звучали гудки.

Виктор наверняка его ищет сейчас, стало быть, путь домой заказан. По крайней мере до вечера. Проводить весь день на улице ну никак не улыбалось, а окружавшие его люди сильно напрягали– они смотрят, они все смотрят на него, куда бы он не пошел, будто бы обвиняя его в чем-то! Или даже ненавидя. В обычном случае Сергей прятался дома, не показывая и носа наружу, особенно после очередного вызванного истеричной Петровной наряда, когда он как-то не так на нее посмотрит, в ожидании, когда все уляжется или когда наступит рабочий день, но сегодняшний день под стандарт походил весьма слабо. И зачем он только позвонил старику? Тот же в последнее время стал слишком дерганный! Сергей хорошо помнил его слова в последний визит: "Еще хоть один вызов по причине твоей неустойчивости и мне придется подумать о том, чтобы вернуть тебя в лечебницу!"

–Но вы не можете меня вернуть! Я же… я же живу, у меня работа, деньги…– понимая, что ничего больше у него нет, Сергей запнулся, переминаясь с ноги на ноги, точно нашкодивший школьник, боясь смотреть Сумарокову в глаза, боясь увидеть разочарование в его глазах.

–Ты и сам не знаешь, что тебя здесь держит. Оглянись вокруг! У тебя ничего нет, ты здесь никому не…– вовремя остановившись, доктор протер платком покрытый холодным потом лоб и продолжил, – Я же вижу, что тебе здесь трудно приходится одному, но вернуть тебя к себе домой, например, я тоже не могу, ведь ты все-таки взрослый человек. Так, может, тебе стоит поступить по-взрослому и дать мне согласие на госпитализацию? Может…– схватив пациента за руку, старик встретился с ним серьезным взглядом, – Может, хватит с тебя этого мира? Ты ведь ни о чем не мечтаешь, ни к чему не стремишься, а все деньги тратишь на квартиру и еду, а остальное посылаешь мне, хотя я говорил тебе: "Не делай так, я хорошо зарабатываю! Лучше сохрани их для какой-то маленькой мечты– может, ты хочешь себе гитару?" Что ты мне тогда ответил?

–Что мне на хрен не всралась тупая гитара. – послушно кивнул ему Роднин.

–Ну, вот! Пойми, мальчик, что тебе с каждым годом не будет становиться легче. Жизнь в одиночестве тебя доконает, а враждебность окружающих лишь все усугубит. Разве тебе не важно, что даже я об этом задумался?

–Мне важно, что вы думаете, правда! Но я не могу просто все бросить и вернуться… туда. Вы… Да вы же сравните, просто сравните– вот я здесь, полностью свободный, делаю, что хочу, хожу куда хочу, а вот я там, который ничего не делает и чувствует себя так, будто его унизили, сделали игрушкой!

–Ты пугаешь людей, Сереж. Разве все эти вызовы ни о чем тебе не говорят?– увещевал его доктор, решив не отступать,– Ладно бы, если ты просто на них как-то не так смотришь– взгляд так-то трудно контролировать, особенно если ты расстроен, но ты же и рявкаешь на них, замахиваешься!

–Вранье! – вознегодовал Сергей, – Они все врут! Вы же знаете, знаете, что я вам никогда не врал? – и, склонившись к лицу старика, крепко обхватил своими ладонями, – Вы знаете же, правда, знаете, что я хороший? Что я могу… быть взрослым!

–Пусти!

–Смотрите! – будто и не сжимал его в тисках, Сергей возбужденно подбежал к комоду, достал толстую папку, – Смотрите! Здесь все счета, все чеки! Я помню, что вы мне говорили, и хранил их, пока срок не истечет! Помните, как мне пришла квитанция с насчитанными пенями, помните? Я не стал буянить, вы это знаете, нет– я пошел и спокойно разобрался с ними, предоставил чеки, показал, что у меня не может быть никаких просрочек! Я гораздо самостоятельнее, чем половина живущих здесь, и вы это знаете! – последнее слово пальцем уткнулось в грудь Виктору.

–Работать и платить по счетам– еще не признак взрослого человека. Я отпустил тебя с надеждой на то, что ты сможешь социализироваться, но что я вижу вместо этого? Ты одинок и даже не пытаешься это изменить!

–Разве это преступление– быть одному? Мы, что, в фильме "Лобстер"?

–Нет, Сереж, мы не в фильме, хотя то, что ты сохраняешь способность отличить реальность от вымысла, меня немного, но радует. Но я не об этом тебе говорю, а ты отказываешься меня слушать! Я говорю о связи! Не обязательно любовной, нет! Я говорю о связи между тобой и другим человеком, который мог бы заменить меня и расширить твой круг общения! Новый человек всегда приносит свежие краски в жизнь, это-то ты должен знать– не зря же ты столько читал! Неужели тебе не хочется быть кому-то важным?

–Нет.

–Очень жаль это слышать. Ты не готов признать это, но одиночество тебя же и погубит! Я же вижу, что ты недоволен своей жизнью, и говорю тебе, почему именно ты испытываешь вечную фрустрацию! Это не та свобода, которую ты хотел! Ты не должен прозябать в одиночестве всю свою жизнь, но, если ты продолжишь в том же духе, то рано или поздно сорвешься– это я тебе обещаю, пусть бы мне и больно говорить нечто подобное. – Сумароков взял пациента за руки, крепко сжал,– В клинике у тебя были какие-никакие, но все же связи. Помнишь того, с диссоциативкой? Он рассказывал мне, что иногда общался с тобой по ночам, что ты смог дать ему ощущение, что он способен себя контролировать. Подумать только– ты! Если тебе так это важно, мы можем сделать по-другому– я буду платить тебе немного денег, чтобы ты чувствовал себя там так, будто работаешь. Буду покупать тебе книги, если пожелаешь, возможно, смогу дать тебе доступ на улицу, ежемесячный "выходной"?

–Я не нуждаюсь в ваших подачках, Виктор. – Сергей начинал нервничать, сжимать и разжимать пальцы, – Я не собираюсь возвращаться в это место. А теперь уйдите из моего дома!

–Что же… – посуровев, Сумароков вновь вытер лоб платком, – Даю тебе последний шанс. Если от тебя или от кого-либо еще поступит вызов о том, что контроль под угрозой, я верну тебя в клинику. Уговор ясен?

"Не надо было звонить ему, дурище ты набитое!"– в досаде Роднин даже начал колотить себя по голове, – "Вот, что бывает, когда следуешь импульсу!"

Доктору, как бы он ни был ему дорог, попадаться не стоит, значит, придется устроить пикник на обочине, спрятавшись среди деревьев. В кармане еще осталась пара купюр с предыдущего посещения магазина, на перекусить хватит. Его не найдут, а Виктору быстро надоест бегать по округе и он уедет домой.

В магазине продавщица враждебно уставилась ему прямо в глаза, сощурив их в щелки. Руки невольно задрожали, чуть шевельнулись в позыве сомкнуться на ее шее.

–Не смотрите на меня так. – промычал он сквозь зубы, глядя исподлобья.

–А то что?– демонстративно жуя жвачку, хамовитым тоном спросила та, – Че ты мне сделаешь, чувырла мордатая?

–Башку сверну.

Оба замолчали. Видя, что Сергей не шутит, тетка перестала жевать жвачку и попятилась от прилавка. Он же напротив приблизился к нему вплотную.

–Я сказал– не смотри на меня!

Послушно опустив глаза, толстуха, все так же стоя поодаль от кассы, вытянула руки к клавишам, готовая, чуть что, отдернуть их и трубить тревогу, но все обошлось. Жуткий тип с "коробки"– так в остальном городе звали улицу, на которой он жил, из-за поставленных углами вплотную домов, – оплатил покупку, сгрудил все в пакет и ушел восвояси. Продавщица воровато оглянулась, потом покрутила пальцем у виска, глядя на коллегу, притихшей за стеллажом, на котором выкладывала пачки с вермишелью. Обе кивнули друг другу и продолжили работать.

Тут никогда не проходилась метла уборщика и вся земля была усеяна толщами опавших и еще не истлевших листьев прямиком из прошлого. Сухие, трещащие под ногами, для Роднина они представляли идеальное покрывало для трапезы на природе. Сидя среди берез под ясным серым небом с намеком на голубые обрывки, расположившись так, чтобы видеть и тротуар с дорогой и тропинку, ведущую в глубь леса, он раскрыл банку шпрот, подцепил пальцами одну и с аппетитом слопал. Ел в спешке, буквально давясь рыбьим жиром, стекавшем по подбородку на штаны, после чего продышался и отшвырнул банку, расплескав содержимое по палым листьям. Настал черед лаваша и сервелата. Отцепив зубами кожуру, он со смаком вгрызся в мясо, откусив приличный кусок и заел его куском мякотью, решив не спешить, чтобы не повреждать лишний раз свои десять раз на дню шатающиеся зубы. Считанные минуты и оба куска благополучно перекочевали в желудок, порядком иссохшийся в бесконечном ожидании еды. Только теперь Роднин понял, что даже не осознавал ранее, насколько же зверски голоден.

Полулежа у ствола дерева, из полуприкрытых век следил за снующими туда-сюда автомобилями и пешеходами. Вот Рено Мастер с бригадой местной подрядки– едет в очередной раз в детский сад– устанавливать новую детскую площадку, сваренную их сварным мастером. А вот убогая Ока с вовсе не убогим старичком– живым реликтом, встреча с которым могла бы показаться знаком свыше о надвигающейся удаче. Когда-нибудь он помашет ему с тротуара, а старик улыбнется в ответ и это будет лучшим подарком, который ему когда-либо дарили. О, вот местная бизнес-леди на своем Киа Спортаж, которому не место в этой дыре– эта всегда едет на работу после обеда и возвращается к ужину. Наверняка ее жизнь– отпад! Красивая машина, наверняка шикарно обставленная картина, широкий жк-телевизор, по которому она наверняка смотрит разные непотребности, так как– он слышал обсуждения старух, проходивших под его окном, – у нее никого нет и не предвидится. А еще у нее есть собачка– мелкий той-терьер, тот еще певец! Небось, шныряет сейчас по всей квартире или своими пищалками играется. Картина всего лишь резвящейся псинки, как ни странно, действовала успокаивающе и дрожь, до сего момента почти не отпускавшая его тело, незаметно улеглась.

–Что же мне делать? – говорил Сергей сам с собой, – Дома ждет док, наверняка злой. А на работе наоборот не ждут. – чуть помедлив, изрек, – Вот уж в чем ему не откажешь, так это в честности. Уж он-то бы не стал врать о том, что никому я не нужен. Бестолочь бесполезная, вот я кто!

Краткий курс повторения уничижения самое себя закончился. Сергей почувствовал прилив усталости, тут же сменившийся настороженностью, когда неподалеку раздался хруст ветки. Сквозь деревья он заметил тоненькую фигурку крадущейся девушки. Она куда-то шла, напряженно вглядываясь куда-то вперед, но не замечая его, тут же притаившегося за травой. Та самая девочка с собачкой– не той, другой! Роднин улыбнулся кратким воспоминаниям.

Он стоял за их спинами, пытаясь расслышать, что они говорят. Девушка и тот длинноволосый парнишка, корчивший перед ней не пойми что. Кажется, они говорили о птицах и свободе, но всех слов, как Сергей ни старался, разобрать не удалось. Глядя на красивую мордашку девушки, он невольно завидовал внешности обоих. Вот бы и ему стать таким же красивым! Людям бы пришлось позабыть о своей враждебности, наконец начать относиться к нему, как человеку. Столько всего стало бы доступным! Он бы ходил к ним в гости, приносил печенье, которое обязательно испек сам, развлекал бы увлекательными рассказами о школьной жизни или о том, как играл с отцом в хоккей. Возможно, мама с папой не относились бы к нему с былым пренебрежением, увидели в нем что-то большее, чем просто ребенка, который доставляет проблемы. И, возможно, она бы улыбнулась ему тоже, когда он пришел к ней домой с маленьким подарком.

Пока Сергей представлял себе красоты жизни в красивом теле, те двое ушли вместе с воспоминанием о той девушке. Ушел и он, вернувшись во двор, надеясь, что она появится во дворе, возможно, залезет на одно из деревьев. Встав на краю ограды, смотрел за резвящимися детишками. Кому-то из них предстояло стать самыми несчастными людьми, остальным же грозила достаться роль обычных обывателей, нарушающих чужую свободу и портящих жизнь. Как прозаично. Будущее уже вторгается в их жизни, заставляя копировать модель поведения взрослых. Он смотрел на толстого мальчика, которого дразнил весь двор и обкидывал песком. Вскоре пошли в ход лопатки. Зная реакцию на себя, Сергей медленно двинулся в их сторону.

Едва первая девчушка заметила приближающегося "психа", как вся стая визжащей мелюзги ринулась прочь, оставив толстяка в полностью запачканных брюках и курточке. Подойдя к нему, Роднин присел на одно колено.

–Вы меня съедите? – чуть отвернув от него лицо, испуганно спросил мальчик.

–Нет. С чего ты взял, что я вас ем? – улыбался одними губами он, помня о своих зубах.

–Мама говорит, что ты ешь непослушных детей, а из костей делаешь себе крема. Потому ты такой белый! – заметив, что ничего плохого еще не случилось, мальчик улыбнулся.

Сергей тихо рассмеялся.

–Твоя мама глупая женщина и лгунья. – ободряющим тоном заявил он, – И она все перевернула с ног на голову! Я не ем детишек. Но я ем плохо ведущих себя мам. И обман собственного ребенка входит в перечень плохих дел. Очень плохих! – для выразительности он выпучил глаза и махнул кистями с шевелящимися пальцами перед лицом малыша, – Знаешь, тебе стоит ее предупредить! Специально сделай какую-нибудь пакость, а когда она тебе скажет про меня, отвечай ей так: "Дядя Сережа-людоед велел передать, что ест исключительно плохих мамаш. Он передает тебе привет!" Справишься?

–Дядя Сережа-людоед передает тебе привет. – запинаясь повторил мальчик.

–Нет же, а как же остальное? "Дядя Сережа-людоед велел передать, что ест исключительно плохих мамаш. Он передает тебе привет!" Повтори.

Ребенок повторил слово в слово.

–А «мамаша» это же мама, да?

–Да, только это ласковое обращение, наряду с "котик", "зайчик", "муся".– с трудом сдерживая смех подтвердил Роднин.– Ну, выполни эту миссию прямо сейчас!– и, легонько подтолкнув мальца, смотрел, как тот вприпрыжку забежал в подъезд, пока не встретился глазами с пылающим яростью взглядом женщины. В глазах потемнело.

* * *

Недолго продлилось райское наслаждение и вскоре его словно сквозь тугой полый шнур протащили. Не понимая, что происходит, мужчина раскинул руки и в очередной раз чуть было не сшиб того самого парнишку. Тот сумел удержаться, лишь вцепившись в перила. Смятенно моргая, Виктор понемногу начинал соображать. Видимо, этот малой увидел его, притулившегося на ступенях и решил разбудить. "И правильно, что разбудил!"– проносилось в голове, пока рука шарила в карманах в поисках мобильника. "Не более часа проспал."– удовлетворенно пронеслось в голове. Положив руку на плечо юноше, который было собрался уйти, Сумароков сказал:

–Слушай, приятель, ты же сосед Сергея, не так ли?

Парень долго смотрел на него, щурясь своими черными глазами, словно задумавшись.

–Ну, да.

–Отлично. – настроение Виктора приподнялось и он улыбнулся, – Я так понял, весь двор его уже знает– и ты в том числе, я прав?

–Безусловно.

–Здорово. На крыше я его не нашел, а где еще искать, я понятия не имею. Ты не сильно занят?

–Что, помочь вам найти его? – парень недовольно скривил губы.

–Было бы желательно. – улыбка Виктора на глазах увяла до царапающей глаза гримаски,– Помоги мне, пожалуйста!– это прозвучало так неискренне, ведь он терпеть не мог просить у кого-либо помощи.

–Черт с вами, идем. – пожав плечами, ответил тот.

Они спустились во двор, осмотрелись, но не нашли искомое, потому молодой человек поманил доктора к следующему подъезду. Сумароков поинтересовался, куда они идут, на что получил ответ, что искать надо по квартирам– если где нашлась плохо прикрытая дверь, то вероятность, что псих– как обычно называли его пациента,– там, достигала девяносто девяти целых и восьмидесяти пяти сотых процента– он любил ходить по комнатам, брать в руки вещи, чтобы постоять и "послушать" их, иногда даже невнятно отвечая. В целом, безобидное зрелище, но жители Птичьей улицы не отличались особой терпимостью по отношению к Сергею, называя его вредителем и вором, хотя он за все разы никогда ничего ни у кого не крал. Просто слушал вещи и говорил с ними.

В этом подъезде вновь ничего не нашли, но, обойдя следующие, напали на след из пары десятков открытых дверей. Перед одной дверью подросток на секунду остановился, замешкавшись, но качнул головой и поднялся этажом выше, откуда и позвал доктора, встав у очередной открытой двери. Внутри все было перевернуто с ног на голову. Сергея нигде не было. Сокрушенно качая головой, Виктор чуял, что дела идут явно не в пользу его подопечного– о нем и так шла слава взломщика старушечьими молитвами, а увиденное контрастировало с рассказом нового знакомого. Пытаясь выпытать у него, точно ли Сережа Роднин ничего не воровал, Сумароков не получил точного ответа. Проследить логику в выборе дверей так не же вышло– это всего лишь была хаотичная выборка, лишенная системности и порядка. Казалось, будто Роднин просто поднимался по лестнице, толкая двери, и, когда попадалась незапертая, проникал внутрь. Но почему он перевернул все верх дном в поисках черт пойми чего именно эту квартиру? Здесь живет кто-то, досадивший ему или?.. Неужто новое расстройство? А ведь как хорошо все начиналось… Уже столько лет прошло, уже и память о недуге потихоньку стиралась: ни тебе скандалов, ни вызовов в участок, никаких проблем, исключая постоянные вызовы, лишенные всяческого смысла, но нет же– чертов случай все испортил! Теперь придется браться за это дело всерьез– если Сергей действительно сорвался, то ничего не остается, как найти да проследить, чтобы не набедокурил. Впрочем, следить явно поздно, теперь лишь важно найти и удержать от дальнейших глупостей. Раньше было легко– детское сознание легче подчинялось влиянию и контролю со стороны и не требовалось усилий множества людей, чтобы при случае рецидива могли остановить пациента. А сейчас у него в распоряжении только он сам– доктор в годах, – и малолетний сорванец. Никуда не годится!

Сумароков достал телефон и отыскал в контактах знакомое имя. На миг он застыл, словно в нерешительности, затем с решительным видом нажал "вызов". Спустя один гудок трубку подняли и знакомый голос негромко произнес:

–Ба-а, кто мне звонит! Здравствуйте, доктор!

–Да-да, привет.

–По каким-таким важным делам звоните? – собеседник явно был в наилучшем расположении духа.

–Сначала вопрос– ты на смене сейчас?

–Нет, док, буквально позавчера в отпуск вышел! А что?

–И как далеко ты от дома?

–Ну, как сказать… До вечера еще дома буду, а там уже в Москву поеду, к племяшке.

–Стало быть, сможешь потратить пару часиков на старого друга, а? – задорно прохрипел Виктор.

–Конечно, почему б и нет? По парочке бутылок пива в баре, стало быть?

–Нет-нет, прости, но я к тебе не по веселому поводу.

–Ох ты ж, что-то серьезное? – голос на том конце провода внезапно обрел все оттенки серьезности и, зная лицо его обладателя, можно было живо представить, как тяжелые кустистые брови надвигаются на глаза, сдвигаясь в одну сплошную.

–У меня тут кое-кто, похоже, все же сорвался с крючка.

–Дай я угадаю! Страшила?

–Господи, Валентин, ну нельзя же быть таким злорадным! – покачал головой доктор.

–Какое злорадство, вы что? Я тих и нем, как могила! А еще я добрый, как сытый удав! – явно развеселившись, ответил Валик.

Сумароков был готов повесить трубку, но не успел.

–Ладно, док, не кипятись. Говори адрес!

Не прошло и получаса, как здоровяк прибыл. Высокий, широкий, крепко сбитый, с короткими, чуть взъерошенными волосами и своими знаменитыми бровями, которыми он сводил с ума медсестер, пуская их волнообразными движениями по своему немного детскому, до сих пор сохранившим признаки доброты лицу. Сумарокову было несколько непривычно видеть его в повседневном спортивном костюме.

–Ну, док, рассказывай!

Виктор с одобрением смотрел на своего приятеля и коллегу.

"Ну вот, с таким не пропадешь!"

–Дело вот в чем, Валя!.. Да хватит тебе уже морщиться от своего имени– Валя и Валя, как уж назвали… Нам очень повезло, что Сергей позвонил, потому как я уже сейчас вижу, что ситуация выходит из-под контроля– люди поговаривают, что у него не все в порядке, а я недавно вышел из полностью развороченной квартиры. Стало быть, они не так уж и врут, скажи? Пока ты ехал, мы с мальчиком– это, кстати, Филипп, сережин сосед! – без дела не сидели, пообщались и с другими жильцами, если их удавалось поймать. Одна молодая женщина рассказала, что он все время стоит у нее под окнами ближе к ночи и смотрит, почти не отрываясь, в ее окно. Сам понимаешь, как это ненормально выглядит со стороны. Еще старухи эти, что вором его обзывают. Довелось мне узнать и о том, что по утрам здесь иногда не бывает тихо, потому что Сережа вечно с кем-то ссорится! Я ума не приложу, как он еще все до драки не довел– в его-то нестабильном состоянии! Ладно, если он просто кричит, но что, если он применит силу? В общем, ждать нельзя– нам еще пару подъездов придется обойти, так что будем надеяться, что он где-то поблизости. Так! Ты у нас человек ловкий и быстрый, как я вижу, так что лучше постой тут на стреме на случай, если наш парень попытается убежать. – тут Виктор обращался уже к юноше, – Если увидишь его, крикни, мы услышим. Так вот, – обратился снова к Валентину, – что я хотел еще сказать-то… Ага– Сережа сам позвонил мне. Он сказал, что ему показалось, будто он теряет контроль, а ты сам прекрасно понимаешь, что откровенность в подобном вопросе стоит так же под собственным вопросом и, зная наш уговор и не сумев с собой совладать, Сережа не видит резона говорить правду, потому что боится. Говоря "кажется", он подразумевает, что так все и обстоит.

–Ну бросьте, доктор. Подумаешь, позлился чутка! Не страшно ведь? Он же тоже человек, тут и сомнений быть не может, и раз злится, значит, есть от чего. Вы что, позвали меня потому, что он просто разозлился? Это же нонсенс.

–Не в его случае, Валь, не в его случае. Ты же видел его– камень! И сейчас этот камень снова готов обратиться в пыль, которая забьет все щели, включая дыхательный проход, а я не хочу этого допустить. К тому же у меня ощущение, что вовсе не злость его тревожит и подтачивает изнутри, совсем нет…

–Эк вас попустило-то, а! – несмотря на серьезность доктора, Валентин же волноваться не спешил.– На философию потянуло, смотри-ка! Диссертацию уже закончили, профессор?

–Валентин, вам должно быть знакомо понятие "неуместность". – пробубнил себе под нос Сумароков, тайком усмехнувшись.

Поиск продолжился и сразу же стало заметно, что тут избирательность разыскиваемого исчезла махом– теперь сплошь все двери были взломаны и распахнуты. Кое-где виднелись небольшие вкрапления крови в размытых отпечатках ладоней. Одна из квартир, по видимости, принадлежавшая одной из старух была разгромлена пуще остальных– посреди воняющей нафталином комнаты висящие полки с замками на дверцах были сброшены на голый пол и расколочены рядом лежащим молотком. Все, что было внутри– чайные сервизы, тарелочки и прочая дребедень, – все было разбито, не уцелело ничто. Из рядом стоящего комода были выдернуты все ящики, а белье и полотенца, что покоились в них, были свалены в одну кучу в углу. Огромный шкаф зачем-то был перетащен из угла чуть ли не к самому окну, но его исподнее было не тронуто. Ужаснее всего выглядела старая кровать– матрац был разодран и разогнутые пружины чуть покачивались над тканевыми разрывами. На месте стоял лишь простенький стол, на котором ничто укрыться не могло. Проходя на кухню, Сумароков наступил на разорванный альбом. Подняв его, он узнал на первом же фото ту жадную до кровопролития бабку. Фотобумага в районе ее глаз была частично расцарапана ногтями.

"Если бы только карма не каралась законом…"

На кухне совсем было не протолкнуться– продукты были свалены в одну кашицеобразную кучу подле опрокинутого на пол холодильника, на который в свою очередь была опрокинута старая закопченная плита. Ее провод беспомощно свисал сбоку оборванной проволокой. Пол так же усеивал разного рода мусор: атавистичные матрешки, олимпийские мишки, расколоченные блюдца с рисунком бравого русского богатыря, всматривающегося в горизонт, обрывки газетных вырезок с президентом со следами помады, а также плетеная солонка.

–Че-е-ерт что тут творилось– он тут конкретно позабавился! – протянул Валентин, чихая от поднятой пыли.