Кали-юга

Некто уже ставил точку. Все уменьшилось, смешалось, растворилось и длинным серым дымом понеслось в неё. Всепоглощающая точка была с маковое зернышко, но быстро разрослась в подобие огромного пылающего каменного цветка, раскрывающемуся до гигантских размеров огнедышащей планеты. Она приближалась ко мне, оставляя за собой выжженный след, белый и млечный, как след реактивного самолета, как сок из гигантской коробочки мака. Огненный шар навис надо мной, сжигая… Внезапно огнедышащая планета тяжело остановилась и медленно двинулась на попятную, оставив от всего один пепел. Вместо млечного пути теперь дорогу ей устилали красные серпасто-молоткастые флаги, не сгоревшие и гордо развевающиеся ей вслед, ведь молот – это Время, а серп – победа над ним. « СССР ?! – захотел воскликнуть я.» И тут же появилась бледная, как смерть, девка с желтыми, выжжеными перекисью волосами, в старой, изношенной до дыр цигейковой шубке. «Я пропала! – проплакала она.» «Что? – переспросил вместо меня мой глухой голос,– Как тебя зовут?» "Хоррора, – ответила она." И увидел, как на её месте уже зияет черная промежность, vagina dentata, заграбастывающая и пожирающая все. Мир стремительно уносился в неё вместе с какими-то приворотными письмена на разбитых глинобитных табличках, тлеющих папирусах, мятых плакатах, разорванных в клочья листах бумаги… Легко, как игрушечные, исчезали в ней люди, земли, дома, иконы, оклады, киоты, картины, серебро, россыпи золотых монет, царских орденов и полковых знаков – всё сметали мощные порывы засасывающего урагана. Они закручивали бесценные блестящие вещи, словно пыль, и уносили их, как пищу, в бесконечно мрачную и безвозвратно гиблую черную пропасть, которая, чавкая, тщательно пережевывала это там, где время, выпавшее из себя, совпадает с пространством в нигде. Я с отчаянием и отвращением следил за происходящим. Вслед за всем, туда стало засасывать и меня.

Я бесконечно долго летел в эту бездну, мрачно освещенную по бокам нечистым мясным светом, пока слева от чавкающего рта, неожиданно не показался ясный чистый свет, и он вытолкнул меня из этой пасти прочь. "Где опасность, там спасение, – успел подумать я."

Лети я дальше, может быть, и я стал бы пищей? А может быть, я узрел бы теплый лик Творца? Или ясный Фаворский свет? Или райские кущи? Ведь Царство Небесное внутри нас?

А может, просто так проявлялась какая-то древняя и вечно юная Богиня, и ей не понравился я или та, незнакомая и другая? Любое ниспосланное судьбой испытание мне предначертанно проходить до конца! Сам не знаю, почему. Так я устроен, но не все от меня зависит… Тут длинный женский волос из ниоткуда упал на мое лицо, и последовавший за ним звонок в дверь вернул меня из действительности в реальность.

Повеяло свежестью, как после грозы.

«Сущность истины – свобода, – тихо раздалось за моей спиной. Я обернулся, но никого не увидел, – Свобода от всего, в том числе и от того, что с тобой произойдет. Прошлое – это всего лишь тень. Игра тьмы и света.»

Тогда я не знал, что «свобода» на шумерском означает «возвращение к матери», а слово «любовь» произошло от выражения «ищущий материнский сосок.»

Я встал и открыл дверь.

31. Юрист.Таня Петрова.ЦелыйМир.

Один математик провел расчеты, согласно которых шансы найти идеального партнера для каждого человека равняются 1 к 285 000. Он подсчитал, что из миллиона только одна может подойти ему. Возможный шанс встречи 0,0000034%.

А для того, чтобы с первого взгляда влюбиться, достаточно одной пятой секунды, и химические соединения, вызывающие эйфорию, попадут в мозг, завладеют сердцем… Так и случилось со мной. Но разве от этого не поверишь алгеброй гармонию?!

Я влюбился по уши, как только её увидел.

О, какое это было дивное имя! Как будто впервые придуманное специально для этой женщины. Я его шептал, как молился! Когда я его произносил , в моей душе звучала музыка из абрикосового рая, и все мои чувства откликались на её четыре буквы. Она была красива, умна, стройна, обоятельна, с маленькой грудью, попка, как два апельсинчика и хорошо одевалась. Жила она в городе, где университет, и я опять годами бесконечно болтался туда-сюда-обратно, и она тоже.

После полудетской Вали, Таня Петрова была вторая и в этой жизни, наверное, последняя, от прикосновения к которой меня пронизывал легкий нежный ток, вспыхивала голубая вольтовая дуга, и к небу летели маленькие звезды. Наверное, это и была та любовь, которую вычислил математик. Два тока встречались, давали вспышку, которая озаряла всю жизнь, освещала ее закоулки, как Солнце в полдень, не оставляя места почти никакой тени.

И вот она позвонила в дверь, я открыл, она вошла. Она ходила изящными маленькими шажками. У меня всегда замирало сердце от стука ее каблучков. Я узнавал их среди сотен других.

Мы не успели сказать даже несколько слов, перебиваемых громкими ударами сердца. За нас говорили губы, руки, тело, и мы утонули в объятиях друг друга.

32. Шумер. Ай-Петри.

Передо мной стояли Ленин и Портниекс. Лицо Ленина напоминало лицо распятого Христа, как в воспоминаниях Бонч-Бруевича "Три покушения". «Ленин – аватара Шивы, могущественного разрушителя старого капиталистического мира, самый Великий Йог Современности, преобразующий свои идеи в реальность. Его деяния сравнимы только с сотворением мира из книги "Бытия", – думал я, и сердце мое ликовало.» Я преклонил перед Лениным колени, потом выполнил простирание и возложил Его ступню себе на голову.

– Это лишнее!– вежливо сказал он, – Смотри не делай этого, я сослужитель тебе.

Я увидел, что хорошо сумел наградить свои проекции реальностью.

С Андрисом мы обнялись.

Я легко поднял их вверх.

– Он сбежал из под негласного контроля! Революция уже начинается!Представляешь!? – восликнул Портниекс в пещере, – Нацболовские хакеры избавили его от электронных браслетов, вывезли из страны, и мы встретились уже в Риге у Линдермана. Потом мой корифан Юрка Алексеев обеспечил вертолет, и мы добрались сюда.

– Он воскрес!– продолжил он, – Это твои штучки?

Я скромно промолчал.

– Как там? -спросил.

– Хоть глаза ушами закрывай! – ответил он.

– Звериный оскал капитализма! Этим миром правят деньги и все, кто попадает под их пяту, становятся неодушевленными предметами. Всё больше закручиваются краники, чтобы эксплуатировать сильных, а слабейшим создать все условия, чтобы они сдыхали поскорей! – сказал Ленин,– А пенсы? Они буржуям, как кость в горле! Они напоминают о нашем недавнем сверхгуманном прошлом! Которое так нагло извращают капиталисты! Полнейшее бесстыдство современной эпохи!

– Общество дебилов и потребления! – сказал Портниекс и добавил, – Если в обществе нет единого правильного восприятия прошлого, то не будет ни справедливого настоящего, ни светлого будущего! Человечество теперь же строится холодно и рассчетливо, как примитивный конструктор.

– Посеянные семена дают обильные империалистические всходы: ненависть богатых к бедным, расовую, национальную и,новую, – половую ненависть гибридов к нормальным людям. Но справедлива лишь наша классовая непримеримость, а именно – ненависть рабочего класса и трудового крестьянства ко всякого рода эксплуататорам, которая сейчас с целью дальнейшего разобщения трудящихся подменяется на национальную. Вы же знаете, что ещё с доплатоновских времен олигархи дают клятву ненавидеть народ? Представляете, какую клятву тогда дают правители?

– Нам надо изо всех сил противопостоять насылаемому ими на человечество фашизму, ведь все противоречия капитализма можно решать только военным путем. И только мощной ответной силой можно предотвратить надвигающуюся вечную беспросветную ночь! – сказал он.

– Как вы это точно подметили, Владимир Ильич! -заметил Портниекс. Ленин удалился в глубь пещеры.

Портниекс наклонился ко мне.

– При переходе в самадхи ум отмирает. Это правило. Именно так и умер мозг Ленина. Но воля его стала еще крепче! Ему сейчас хорошо и с мозгом Эйнштейна! – доверительно шепнул он.

Я хотел сказать, что знаю, но передумал.

– Где золото партии? – спросил Портниекс.

– Там, где и лежало,– ответил я.

– Я ничего не наблюдаю!

– А как ты хотел? Пусть Ильич отойдет. Чтоб не раздавило! – сказал я и,когда Владимир Ильич подошел к нам, снял заклятие. Майя растворилась, и пешера наполнилась золотым сиянием. Она даже не наполнилась, а стала золотой, ослепительной и желтой, как Солнце.

– Сезам! – воскликнули они,– Чистый Сезам!

– Тут, наверное, пятнадцать тысяч тонн,– произнес Ленин.

– Двенадцать тысяч четыреста,– уточнил Портниекс.

– Я их немного приумножил, – сказал я.

Они очарованно смотрели на меня, обнимали, хлопали по плечам, долго жали руки, потом просто задумчиво стояли и восхищенно обозревали народное богатство.

– Хватит на дело революции? – спросил Портниекс.

– За глаза! – ответил Ленин.

– Сколько нас? Трое? – спросил он и воскликнул, – Мы уже партия!

– Сколько у тебя красных стрелков?

– Да уже практически все.

– А надежных?

– Семеро.

– Семеро? – переспросил Ленин, – Против пидоров хватит.

Мы переглянулись.

– Кто сейчас самый большой и угнетенный, а следовательно, революционный класс в мире? – спросил Ленин и сам ответил, – Самый большой и угнетенный класс в мире – пенсы, они же – старперы, что означает в переводе: "как звезды." Сейчас их планомерно уничтожают, чтобы зажмотить их жалкие пенсии, которые они сами же себе в течение всей жизни и накопили! Заметьте, они фактически предоставляли займ этому государству без всяких накопительных процентов, а оно, хитренькое, уже пускало их в оборот! И что же теперь? Преждевременно свести их в могилу – задача любого капиталистического государства,необходимая для пополнения за их счет дыр в своем бюджете… Ну и, конечно, оно должно не забывать себя, любимого, огромного ненасытного нахлебника-дармоеда! Государство, кроме, разумеется, социалистического, всегда меняет людей на деньги, тем более звезд. Поэтому, старперам в нем нечего терять! Даже той жизни, что у них почти не осталось, и ту отбирает людоед-государство! Пенсы вынуждены сопротивляться. Но это необходимо делать вместе! И чем раньше мы начнем это делать сообща, тем лучше. Нам не нужно печальных воспоминаний, нам нужны реальные преобразования существующей действительности! Жизнь старперов неумолимо движется к своему концу, и лучше её гордо и красиво закончить на баррикадах, в беспощадной классовой схватке за торжество идей справедливости и социализма! Мы должны… Нет, мы просто обязаны привлечь всех звезд на свою сторону, организовать и поднять самых лучших из них сражаться с гидрой капитала! Нам необходимо перевести, как можно больше народа из товарно-денежных отношений в человеческие. В бой, как говорится, идут одни звезды!

– Все, кто еще помнит славное прошлое, не могут ужиться в этом пошлом мире с дебилами, гомиками и другими оцифрованными приложениями. Нам совершенно невозможно ждать, когда нас тихо утилизируют в тотальной государственной эвтаназии! Мы давно уже слушим, как в нашив двери стучится новая реальность – старое мрачное средневековье с публичными ритуалами осмеяния, избиения и пыток. Непомерные налоги и предпенсионная смерть за станком – вот, что нужно этому алчному капиталистическому монстру от своих граждан! С ним в мир возвращается рабство, только добровольное и с мечтой всех жандармов: тотальной слежкой за всеми, настоящий электронный концлагерь с немым автоматизмом, полной социальной смертью и только одной радостью – гаджеты. Так что будущее человечества сейчас зависит только от звезд!

– Восстановление Советского Союза – страшный сон капиталистов! – сказал Портниекс.

Ленин задумчиво заходил по пещере.

– Идейные хакеры Лимонова обещали по моей команде парализовать работу всех мировых государственных структур. В первую очередь, силовых. Москва, Питер, Лондон,Берлин, Брюссель и Вашингтон (там уже наш человек!) скоро будут за нами! Как только старперы захватят там власть, мы сразу создадим глобальные социалистические Советы. Следующим нашим шагом будет вооруженная защита завоеваний свершившейся мировой революции и образовавшихся Соединенных Штатов Мира под руководством настоящих коммунистов!

– Таким образом – наш лозунг: «Звезды всех стран, соединяйтесь! Вам уже нечего терять, кроме своих украденных или мизерных пенсий!"

– Для нашей решающей победы нам необходимо сотрудничество всех оппозиционных сил мира, зачастую нам противоположных. И средства для этого у нас есть! – он пронзительно взглянул на меня, выразительно посмотрел на груды золота коммунистической партии, – Оппозиция тем хороша, что любую оппозицию можно купить.

– Владимир Ильич, с таким локомотивом как Вы, победа, считай, уже у нас в руках! – сказал Портниекс.

Но Ленин не обратил на его слова никакого внимания, ушел в себя, задумался.

– Бывают исторические моменты, когда возможно все! – твердо сказал он.

– Массы всегда терпеливы и послушны. Они там, где власть. Как овцы. Разве овцы кинуться на пастуха и собаку? А молодежь обязательно к нам подтянется! Она горячо любит всё революционное! – словно про себя договорил Ленин.

Некоторое время они с Портниексом скрывались у меня в пещере. Мне казалось, что Ленин относился ко мне с подозрением. Он не верил в чистую метафизику, мистику и волшебство, а квантовую теорию мира вообще не признавал. Всё относил за фокусы. Но увеличить покрывало майи над золотом партии перед своим уходом меня просили оба, чувствовали слежку. Ленин уверенно произнес:

– Нам бы больше таких! – и крепко пожал мне руку, – Материальная база для нас очень важна! Ну и эти твои штучки тоже.

Они достали две небольшие спортивные сумки. Набили их золотом.

– Завтра сдадим в ломбард,– ухмыльнулся Портниекс, – и купим оружие. Оно нам необходимо для возобновления деятельности "Народной воли". Кто не хочет бороться, тот трус!

– Только нужно успеть! – добавил он, – Они отменили золотой эквивалент, отменят и наличную денежную систему. С такими-то долгами!

– Это правильно, – сказал Ленин, – Только не совсем своевременно. Договоримся кое о чем с Европейским Союзом и США. В том числе и о рассчетах в золоте.

Портниекс посмотрел на меня. Я пожал плечами.

– Пошли с нами, – предложил он.

– Нет. Я буду обитать здесь. Продолжу менять себя, мир, помогать вам возвращать социализм и ждать прихода Тары.

– Ты думаешь, она живая?

– Она вечная. Я точно знаю это! В ней неразлучно переплетены жизнь и природа, смерть и любовь. Она обязательно придет сюда, – я хотел рассказать ему, что знаю, но подумал:"Зачем?"

– Тогда воскреси нам Веру Засулич,– сказал он.

– Как получится,– ответил я.

Мы помолчали.

– Да-а-а…– протянул он, – А что ты здесь ешь?

За время отсутствия он заметно раздобрел.

– Питаюсь Святым Духом,– серьезно ответил я,– Иногда с росой и медом.

Он улыбнулся.

Они торопились. Я поднял их на гору. Там уже ждала машина. Потом долго смотрел им вслед.

Нишкала-Шива, стремилась к Сакале-Шиве, а затем к Шакте-майе, потом опять Шакти-Майя устремлялась к Нишкале-Шиве. Так происходит вечно. Но скоро кончится. Мне иногда кажется, что с трезво мыслящими биологическими формами жизни будет покончено даже гораздо раньше, чем через какие-то 400 000 лет.

Но не это, не это хотел я рассказать вам! Ибо это Пратьякша, открытое для зрения, явное, понятное. Боги презирают то, что можно явно увидеть.

33. Гадес.

Дули холодные западные ветра, а масоны целеустремленно бурили скважину на Кольском полуострове в том месте, где по их расчетам должен быть Гадес. Но вопреки гипотезам о глубинном строении Земли, попали в Свердловский обком партии ( что, в принципе, одно и тоже), попали прямо к ЕБН, еще чуть-чуть им до него оставалось. Они бурили-бурили, устали и сели передохнуть.

– С таким заданием не сможет справиться Архитектор перестройки, – задумчиво сказал масон в фартухе с эмблемой, похожей на пиратский флаг.

– С такими заданиями и за такие деньги не смогут справится только полные идиоты! – возразил брат 21 градуса.

– Ну так дайте ему ещё наших прорабов, мастеров и бригадиров! – воскликнул Бафомет, он же Мамона и он же Энлиль, – А главное, обеспечьте преемника! У меня прямо отдышка от вашего злополучного Горбачева!

– А вот и он! – сказал брат 40 градуса, когда в перископе появился ЕБН.

– Вижу благо, люблю его, но зло меня соблазняет! – тяжко вздохнул Бафомет.

34. Астрология.

С виду все красиво на звездном небе. Но Меркурий Рейгана был тесно связан с Венерой Горбачева, и, поэтому, ему необходимо было её трахнуть. Тем более, что он её и так часто с Нэнси путал. И Венера шепнула Горбатому:

– Миша, не будешь делать, как Рональд скажет – уйду из твоего астрологического дома!

А она ему была гораздо дороже прокоммунистической водолейной России со всем её немытым, как сказал поэт, населением. Кроме того, он был как и многие тогдашние "коммунисты" жаден до власти, денег и "красивой" западной жизни…

– Мы должны менятся странами по очереди, – предложила Тэтчер.

– Хорошо, – согласился Горбачев, – Это по-настоящему ново и сблизит. Только первым буду управлять я.

– Отлично! -сказала она, – Ведь ты из нас самый гениальный!

У нее на рабочем столе его фотография для понта стояла.

Рейган внимательно и почти с плотоядным чувством посмотрел на него. Очень хотел Советский Союз сожрать. Он поуправлять ни Англией, ни тем более, Америкой Горби не дал. Горбачев его не ослушался, потому как хотя и хотел, хотелка его была ограничена личной драмой и международной политической ситуацией почти до нуля. И очередь управлять РФ тогда выпадала только США.

Коротка любовь артиста. Но любовь империалиста еще короче. А тут еще масоны ЕБН принесли, который стал для популизма на автобусах и метро с советским еще народом ездить и в открытую тогда не запивал. Тогда это еще на таком уровне принято не было, хотя работа политиков во все времена очень напряженная и от этого нервы их завсегда на пределе.

«Не прост, гад! – понял Горбачев, но Ельцин таки-так подловил его в Беловежской пуще и смял его, как какого-нибудь лоха. Хотя масоно-англо-сакская очередность в управлении страной от этого не поменялась.

А потом тезка из народа ( мало ли простых мишек), один из всего двухсот милионого бывшего советского народа публично по шее съездил. Только единицы из всего двухсот милионного бывшего советского народа не согласны были с изумившими весь мир результатами гласности и перестройки: рабочий, швея, продавец газет. А военные? Как вы думаете, какая у военных субординация: Родина, народ или президент?.. А что клятвы давали, так это совсем другое дело и понарошке! «За предательство интересов страны, за развал Советского Союза! – сказал и съездил." Потом, конечно, дальше, в сумасшедший дом поехал, уже по принудительному льготному билету. Им что, больше всех нужно? Куда катится эта страна? Черт знает что!

35.Таня.Москва-Гавгав.

«Эк куда тебя, Гвидон, бочка вынесла! – подумала она, вспомнив Пушкина: Гвидон, Дадон, скопцы, пидарасы… Мало я тебе денег за нечитанные лекции переплатила…»

Она не нашлась, что сказать вслух и вышла. Американцы хотели её удержать, но она вышла.

– В кремлевском зале за столиком нас было четверо: четвертое лицо в правовой верхушке республики Гвидо Какевич, я и два пиндоса, – рассказывала мне она, вернувшись со встречи советско-американских юристов. Нас там по пятьдесят с каждой стороны было, двадцать пять столиков, целый ресторанчик.

– Сначало всё было мило. Но когда мы пригубили третью бутылку конька, «Партия набрала очень много не нужного баласта и тонет,– подумала я».

– КГБ, – кивнув на меня, нетрезво пошутил Гвидо. Хотя мы с ним работали в одной сугубо хозяйственной системе.

– Рядом не стояла,– ответила я для американцев. Американцы поняли только КГБ.

– ЧК? Андропов? – переспросил американец, Стив.

– Ja,ja… – сказала я, – Kemska volost…

Он, конечно, юмора не понял.

– Вы за репрессии? – спросил.

– Нет, я за любовь, мир и жевачку!

Он улыбнулся и поднял рюмку.

– Маскируется! На деле она отпетая ставленница тоталитарного режима! Сейчас он называется "Интерфронт", – гневно сказал Гвидо, выпил и пожаловался, – Она живет в Латвии, а говорит по-русски!

" Того режима уже скоро сорок лет, как нету, – подумала я,– Какая за всё хорошее что он дал, ему достается черная неблагодарность! Клятву верно служить Советскому Союзу давали все. И ты давал, наверное, тоже! Клятвоотступники…"

– Мы не нацисты какие-то! Мы националисты! Без нас нация пропадет! У нее нет другого дома, кроме нашего! – заливался Гвидо.

«Поэт,– подумала она».

– Да вы и его разрушите!– сказала.

– А она… – он кивнул, на меня, – Она наш враг, враг демократии, нации и мой личный! Поэтому, мы враги! Враги до гроба!

«Тянет тебя за язык кто? – думала она, – Скажи ещё про индейцев… Под русский коньячёк с икорочкой. Ты просто пешка в чужой игре!

(Кстати, в недалеком будущем он будет местным ставлеником Газпрома.)

– У нас,когда одно зло перестает быть злом, на смену ему идет новое, совсем новое, но со старинными исполнителями. Оно пришло, зеленое, и все подумали,что это вечная весна, а оказалась – доллар. Опять хвост морковки перед мордой. Мол каждый теперь может стать миллионером! Типа, как раньше членом ЦК КПСС… – говорила она мне.

В кооперативномй лавке мы взяли бутылку «Клико», поехали в лес, легли на земляничной полянке, пили и закусывали земляникой прямо с куста. Потом я исцеловал ее в вереске, под высокими корабельными соснами. Она была слаще всех женщин, но не приторная. Я был счастливо пьян от неё.

Потом она говорила:

– Когда мы уже запускали людей в космос, у них еще негров в кафе не пускали, линчевали еще негров у них ещё! А теперь они нас демократии учат… И наши партбонзы бегут впереди паровоза!

– Фолкнер описывает, как у них негров жрали, – сказал я.

– Вот, вот…– сказала она.

– Государственный строй губит алчность богатых, олигархи клянутся в ненависти к народу, а все малые народы склонны к деградации и сумасшествию, – перечислил я в одном предложении сразу Платона, Аристотеля, Рассела и Фрейда.

Да она могла говорить о чем угодно. Когда она устала говорить, она вздремнула, а я любовался ею. Но уже чувствовалась печаль , и грустно пели ангелы. Жалко, что жизнь можно понять только назад. Близко, близко прошлое, только никак до него не добраться.

36. Ай-Петри.

А лжечекисты шли за Лениным и Портниексом по следу, почти ноздря в ноздрю. Может, на пару шагов отставали. Это было спланировано так, чтобы выйти на народные коммунистические сокровища.

– Золото не в цене, – говорили они между собой, утешая друг друга, – За последние годы только один раз оно выстрелило.

– Это потому, как ненавидящие весь мир олигархи хотят все расчеты перевести на карту, а золото все себе по дешевке забрать.

– Фашисты чувствуют прибыль и цену на товар назло себе и нам скидывают по демпингу. Глупые! Мы все равно все свое назад заберем! Их же об этом еще Бисмарк предупреждал.

– Они, как гады, все равно на рожон лезут!

– Надо, надо было товарищу Сталину дойти до Фашингтона и Гондона, чтобы человечество спокойно зажило! – говорили они между собой.

Словно вправду слыша их, как в каком-то компьютере:

– Золото, как всегда, заберут анунаки! – сказала Нинлиль и обратилась к Энлилю:

– Выбирай, – сказала, – или я, или золото!

Он подозвал Энки.

– Брат, как там Шумер?

Чтобы вы ответили?

Лжечекисты тем временем по альпинсткому снаряжению прямо в пещеру вползли, прямо в Сезам.

– Ты кто таков? – спросили они, увидев меня.

– Я коммунист в ретрите,– сказал я.

– В чем, в чем? – переспросили они.

– Что с вами разговаривать, если вас нет.

– Кто же мы? – спросили они.

– Пиксели.

– И тут ничего нет, – продолжил я, И меня скоро не будет.

– Но кто это, кто? – спрашивали они друг у друга, – И как он сюда попал?

– Да какой-то сумасшедший, наверное…

– Вяжите его! – приказал главный.