Герда

Др. закатил глаза, спичечный коробок заплясал между пальцами.

А поделом ему. Как в психоаналитики, так мы все горазды, а как слушать записки психов, так никому не охота. Ничего. Слушай.

Я продолжила. С надлежащим выражением и апломбом, жестикулируя и встряхивая челкой, как какой-нибудь там Немирович-Данченко.

– Так вот, слушайте. Иеремия – курсант Президентского полка, едущий домой на летние вакации. Психоаналитик Аполлон Сковорода одержим идеями радикального солипсизма…

Вдруг Герда оставила доктора и рывком к двери – ап – и только ковер в сторону съехал, только торшер завалился. Резко так, клацнув зубами; Герда, не торшер.

Др. выдохнул.

– Что это она? – спросил Лёвин.

– Чужой в доме, кажется. Я схожу посмотрю.

– Сходите, конечно, – согласился доктор.

Сейчас я уйду, а он в моих вещах будет копаться. Конечно, не будет, он же думает, что вокруг видеокамеры. За психоаналитиками глаз да глаз нужен.

Спички станет жечь.

– Можете пока приложить к глазу батарею, – посоветовала я.

– Как батарею?

– Наоборот то есть, глаз к батарее. Это очень удобно и очень целебно. У меня брат как фонарь получает, так сразу к батарее бежит лечиться – и почти сразу как новенький. Одним словом, дерзайте, я скоро вернусь в пределы. Невзирая.

Я вышла из своей комнаты. В гостиной было все тихо, и в прихожей тихо, и вообще тишина, точно все уехали на каток. Никого, только я и чужой.

Чужой.

И Герда. И докторишка, само собой. Конечно, докторишка бестолков и странен, но Герда… Она стоила трех таких психологов.

Но на всякий случай я взяла балясину из перил. Неделю назад придумала, весьма и весьма удобная штука, кстати. Третья, шестая, девятая балясина, я их немного доработала. Теперь в случае необходимости их можно легко вырвать – в два движения. Так я и сделала, взяла шестую. Полезная вещь, почти как бейсбольная бита. Кстати, бейсбольная бита у меня лежит за диваном, там же баллончик с газом. Вообще-то, я хотела еще пистолет газовый, но папка запретил, сказал, что оружие для серьезных дядек, да и то не для всех. Ну, мне и балясины достаточно, перехватила ее поудобнее, стала вниз спускаться. Конечно, бесшумно стараясь шагать, по краю лестницы, по ковру, как кривоногий японский ниндзя.

В гостиной никого, только часы тикают. А вот в столовую дверь чуть приоткрыта и свет, что, конечно же, не может быть случайно – у нас в кухне датчики движения, подсоединены к лампам. Входишь – и свет, выходишь – и тьма. Сейчас свет. Длинным таким лучом, всю гостиную наискосок пересекает и тянется в мою сторону, здравствуй, дедушка Хичкок.

Очень захотелось бежать. Куда-нибудь в подвал, там двери с металлом…

Паника. Так себе и сказала – закричу. Только до пяти досчитаю.

Досчитала до пяти, но не закричала, перетерпела. Кричать мне невыгодно, закричу – и др. пропишет мне еще сорок сеансов. Да и вообще… Это было бы совсем уж позорно. Просто перехватила балясину покрепче. И вниз, вниз пошагала. Только так, доктор это одобрит, посмотри в глаза чудовищ, короче.

И я стала бороться. Двинулась дальше вниз.

Спустилась в гостиную и на цыпочках направилась к столовой.

Столовая у нас большая, для семейных обедов предназначена, тут и очаг, тут и печь для хлеба – тандыр, или как там ее, большая, короче, быка можно запечь, сложена из пепла Везувия, все как полагается. Изобилие всевозможных кухонных принадлежностей, которыми мы никогда не пользуемся, но которые просто необходимы. Медные кастрюли, чугунные сковородки, ножи, выточенные из металла снарядов, которыми маоисты обстреливали чанкайшистов на острове Тайвань, к каждому ножу прилагается переведенная на русский история его снаряда – когда он был выпущен, кого убил. Вещи должны иметь историю, иначе ими неприлично пользоваться; так, например, считает сестра моя Аделина.

Про сковородки у меня тоже есть подозрения; вполне может быть, что их отковали из ядер Бородинского сражения. Из чего медь кастрюль, даже знать не хочу, наверное, из пушек Великой Армады.

Мебель комфортная. Обратно про ножи. Ножей у нас много, гораздо больше, чем нужно, это меня немножечко и напрягало, войду, а там…

Но я решила быть стойкой до конца, толкнула дверь, на секунду зажмурив глаза, а когда открыла, то увидела девушку. Она сидела за столом и грызла кедровые орехи.

Орехи – отдельная тема в нашей семье. Мама их очень любит, причем разные – фундук, кешью, грецкие, ну, за исключением мещанского арахиса, само собой. У нас вообще куда руку ни протянешь, сразу на орешницу наткнешься. И непременно в скорлупе – чищеных мама не признает, чищеные орехи теряют полезные свойства.

Девушка грызла орехи весьма и весьма ловко, как семечки, лично у меня никогда так не получалось. Зубы не выдерживали. А если я начинала ломать кедровые орехи молотком, то они вообще расквашивались. А эта красавица делала все легко. Перед девушкой возвышалась целая горка, она закидывала орех в рот, давила его зубами, сплевывала кожуру.

Девушка поглядела на меня.

Сначала я заметила косу. Коса у нее была настоящая, русая и в руку толщиной, и очень ей шла. Я сразу обзавидовалась – сама я косу сколько раз пыталась отрастить – и все бесполезно, такое отращивалось, что лучше лысой ходить. А тут… такой косой можно трирему с мели сдвинуть, если по-гречески. Ну, или трактор «Беларусь», если по-нашему.

Завидос невзирая, зловещие кузнецы, короче.

– Орехов хочешь? – спросила девушка.

– У меня от них зубы ломаются, – сказала я. – Как ни возьмусь – зубы в разные стороны. Хронический недостаток кальция в организме. Орехи – не мой выбор.

– Ты просто не умеешь их грызть, я тебя научу.

Я подошла к столу.

Интересная девушка. То есть весьма, я такую в нашем доме совсем не ожидала встретить. У нас такие в гостях не бывают, у нас все барышни с ярко выраженным глубоким внутренним содержанием, с чувством собственного достоинства и тонким ощущением стиля, они вот так орехи лузгать не станут. А эта… ЧСД есть, но в пределах нормы, не вываливается. И сама не выделывается. Обычно все в ее возрасте сильно выделываются, вот я, к примеру, мне еще, конечно, до ее возраста далеко, но я уже выделываюсь через край, ни слова в простоте, смотрите, какая я умная и все такое. А она нет. Сидит, орехи щелкает, спокойно так.

Интересная, точно.

– В каждом орехе есть особая точка, – сказала девушка. – Стоит нажать – и орех разваливается. Ломается. Она вот тут.

Девушка показала ногтем на ребро ореха.

– На эту точку надо давить верхним зубом. А нижними зубами вот на эту кромку. Несильно совсем, но скорлупа сама собой распадется. Попробуй.

Я взяла орех, вставила его как полагается в зубы, нажала. Скорлупа развалилась. Вот прямо так и развалилась, сама собой. Я попробовала еще – и снова получилось.

– Как просто, – я придвинула к себе горсть. – А я и не знала.

– Мир вообще проще, чем нам порой представляется, – заметила девушка. – Но и, конечно, сложнее с другой стороны. А ты, видимо, Аглая?

– Бывает, что да. А ты?

– Я – Саша.

Саша протянула руку, и я отметила, что рука у нее тоже нестандартная. Неухоженная то есть, ногти поломаны, два пальца заклеены пластырем, следы чернил. Нормальная человеческая рука.

Интересно, что Саша у нас делает?

Интересно, что она вообще делает? Работает где-то, судя по рукам. Или подрабатывает, вернее, если бы работала, ногти были бы запущеннее, а так просто обломаны. Петр Гедеонович всегда учил внимательно смотреть человеку на руки. По рукам можно понять гораздо больше, чем по лицу. Учится еще, наверное, – откуда чернила-то? А сама не очень крупная, кости тонкие, шея тонкая, точно из голодного края. Может, родственница какая-то неизвестная?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.