Дорога в никуда. Книга вторая

В Верхнеиртышье евреи отродясь не селились, но даже живя здесь, и имея «круговое зрение» Ольга Ивановна не могла не думать об очевидном: «Как же так, нас сто сорок миллионов русских, да еще в придачу к ним пятьдесят миллионов украинцев и белорусов, да еще несколько десятков миллионов людей других национальностей и все они не в состоянии конкурировать в интеллектуальном плане с двумя миллионами евреев?». Она никогда не была антисемиткой, но сделанные выводы не могли не породить чувства обиды за свой народ, ведь ситуация в поэзии примерно в той же пропорции прослеживалась едва ли не во всех областях интеллектуальной жизни страны. Она понимала, что представители тех народов, которые семьдесят лет назад находились еще фактически на стадии феодализма вряд ли способны, выдвинуть «прорву гениев», даже если отдельные индивидуумы и обладают соответствующими природными задатками. Как педагог она знала, как часто способности остаются невостребованными, мертвым грузом, не развиваются по самым разным причинам. Она искала и не находила причину того, почему ее народ довольно давно уже преодолевший стадию феодализма, и вроде бы имеющий после Октябрьской революции возможность стопроцентно получать образование, этой возможностью пользуется во много раз менее эффективно, чем те же евреи. Нет, это не пробуждало в ней ненависти или неприязни к евреям, но чувство недоумения и даже стыда за свой собственный народ – несомненно, и в то же время рождало вопросы к Советской Власти – кому при ней стало «творить хорошо»?

Неоднозначно относилась Ольга Ивановна и к еще одной известной личности. В семидесятых среди поселковых учителей по рукам стал ходить старый еще 60-х годов номер «Нового мира» с рассказом Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Переплетенный вручную в твердые «корочки» журнал передавали из рук в руки. Многие читали просто из любопытства. Когда журнал попал к Ольге Ивановне… Она не могла не восхититься мужеством и гражданской позицией автора, не побоявшемуся написать такое, используя кратковременную хрущевскую «оттепель». Но признать Солженицына большим мастером слова, художником… Ей, влюбленной в прозу Бунина, Солженицын показался напрочь лишенным того в какой-то мере звериного чутья, которым писал Иван Алексеевич. Бунинские «Темные аллеи», «Холодная осень», «Легкое дыхание», «В Париже»… нет, в сравнении с этими рассказами-шедеврами «Одинь день…» ей показался скорее документальной, нежели художественной прозой.

Впрочем, о творчестве Солженицына Ольга Ивановна знала не только по «Одному дню…». Еще будучи студентом, сын привез и подарил ей популярный в те годы в Союзе радиоприемник «Океан». По нему Ольга Ивановна по вечерам иногда «ловила» западные радиостанции, вещавшие на СССР: «Голос Америки», «Би-Би-Си», «Свободу»… Из этих передач она узнала о солженицынском «Архипелаге ГУЛАГ» и слышала отдельные главы. Впрочем, несмотря на интересные факты, манера изложения, язык автора ей и тут не понравился. Из этих же забугорных передач она узнала о тщательно скрываемой в СССР краже интеллектуальной собственности, перед которой даже бледнел поступок Волкова, присвоившего себе авторство популярной сказки. И все же в самый громкий скандал касающейся авторства «Тихого Дона» даже она оказалась не в состоянии так вот сразу поверить. А вот то, что Лебедев-Кумач присвоил себе чужие стихи, когда писал слова «Священной войны» ей показалось вполне правдоподобным.

Подобные «глобально-литературные» мысли, впрочем, мучили Ольгу Ивановну не так уж часто. Куда чаще она размышляла, например, над фильмами, которые смотрела по телевизору, или в поселковом ДК. Тем же своим «обзорным зрением» она сразу определила, что фильм Меньшова «Москва слезам не верит», блестяще поставленная сказка, подарок на блюдечке с голубой каемочкой партии и правительству, всей Советской власти. Да за такой подарок, будь у власти умные люди, кинорежиссер должен был поднят «на щит», обласкан, завален всеми возможными званиями, премиями, благами. Именно по реакции официальной власти на этот фильм, Ольга Ивановна окончательно поняла, что и Афганистан, и все прочие глупости верховной власти не случайны, потому что, как в Кремле, так и ниже, на министерском, республиканском и областном уровнях в основном сидят весьма посредственные, недалекого ума люди. Какими бы злодеями не были Ленин, Троцкий, Сталин, но бесспорно, то личности не случайно вошедшие в историю, наделенные недюжинным умом и волей, и даже относительная малообразованность Сталина многократно компенсировалась этими двумя качествами. А кто их сменил? Хрущев, Брежнев – малограмотные и хитрые властолюбцы. Но хитрость не ум, они пришли к власти только ради власти, и совершенно не соответствовали должности главы государства. Правда, после стариков пришел относительно молодой энергичный генсек, на него многие возлагали надежды по выходу из того тупика, куда явно загнали страну предшественники. Но Ольга Ивановна, имея в качестве первой подруги председателя Поссовета, была в курсе некоторых разговоров, происходящих в коридорах райкомов и обкомов. От Марии Николаевны она знала кое-какие неизвестные широкой общественности подробности из жизни Горбачева.

Оказывается, свою первую награду, орден Ленина, будущий генсек получил в семнадцать лет, после окончания средней школы с серебряной медалью. Получил орден, будучи помощником комбайнера всего за одну уборочную! Как даются ордена комбайнерам здесь, в сельской провинции все знали, и чтобы мальчишка, вчерашний десятиклассник, удостоился высшей награды страны всего за полтора-два месяца работы! Это был нонсенс. Объяснялось все очень просто. Отец Михаила Сергеевича являлся председателем того самого колхоза и имел связи в ставропольском крайкоме. Вот он и «организовал» сыну орден, как до того «организовал» и серебряную медаль за окончание школы, скорее всего, оказывая воздействие на, от него зависящих, учителей той сельской школы. Имея орден и школьную медаль да еще подходящее происхождение, Горбачев без помех поступил на престижнейший юридический факультет МГУ. После окончания университета распределился на родину в Ставрополь! Где это видано, чтобы в стране Советов, выпускники отрабатывали диплом дома!? Еще один нонсенс, чудо воплощенное в реальность. Конечно в Ставрополе «сильные» родственники подготовили «стартовую площадку» для успешной партийной карьеры Миши. В результате, уже в неполные сорок лет он смог стать первым секретарем крайкома партии. Будучи руководителем края, Михаил Сергеевич сумел «подъехать» к председателю КГБ СССР Андропову, регулярно лечившегося на ставропольских минеральных водах. Именно Андропов «вытащил» Горбачева с крайкома в Москву, в Политбюро. То есть, если первые руководители страны Советов пришли к власти в основном благодаря своим личным выдающимся способностям, «второе» поколения за счет искусства «подковерной» борьбы в ЦК и Политбюро, то Горбачев… Горбачев, прежде всего, был обязан своей карьерой ближайшим родственникам обеспечившим ему «ранний старт» и Андропову, благодаря которому он в сорок семь лет оказался в Политбюро, самым молодым и перспективным его членом. Это, конечно, был не Ленин, основавший партию, издававший газету, написавший тома политической литературы, безошибочно уловивший момент возвращения из эмиграции на родину, и момент когда надо брать власть. Не Троцкий, возглавивший РВС в тяжелейший переломный момент Гражданской войны и сумевший создать боеспособную с железной дисциплиной Красную Армию, разгромившую белогвардейцев, во главе которых стояли профессиональные военные, генералы. Это не Сталин, одержавший победу в смертельной борьбе за власть с такими искушенными политиками как тот же Троцкий, Зиновьев, Каменев. Этот «чудесный грузин» оставив не удел и перебив и этих хитроумных евреев, и болтливых мечтателей типа Бухарина, «сконструировал» ГУЛАГ и с его помощью взнуздал и пришпорил страну, создал такую дисциплину страха, которой и при Николае Первом, прозванном палкиным, не было. Человеческая жизнь в его правление ничего не стоила, и жизнь была собачья, но результаты не заставили себя ждать, громкие, впечатляющие, кровавые, стоившие миллионы жизней и изломанных людских судеб: коллективизация, индустриализация, победа в войне, атомная бомба…

Нет, Горбачев, конечно, не та личность, сам ничего выдающегося не сделал: школьная медаль – по блату, орден – по блату, в университет поступил опять же по блату, в Политбюро попал не за успехи в социалистическом строительстве, а потому что всесильного шефа КГБ хорошо ублажал во время лечения. О весьма посредственных способностях нового генсека говорило и то, что несмотря на учебу в лучшем учебном заведении страны, на престижнейшем факультете, он так и не научился правильно, грамотно говорить по-русски. Его гыкающая, часто нескладная речь оказалась ничем не лучше языка его откровенно малокультурных предшественников, Хрущева и Брежнева. В общем, выродились некогда железные и беспощадные большевики в обыкновенных чиновников-карьеристов со средними умственными способностями. В критический момент истории царь Николай Второй, человек с такими же средними способностями и оказавшийся у власти по наследству, последовательно влез в две неудачные войны и погубил Империю, которую двести лет по кирпичику создавали его предки, погубил себя и свою семью. В конце 70-х годов советское правительство, не чувствуя глубокого социального и экономического кризиса, по собственной инициативе влопалось в афганскую войну, тратит на нее миллиарды рублей, проливает кровь своих и чужих народов, а в это время в собственной стране не хватает обыкновенной еды. Ольге Ивановне с ее «круговым» мировоззрением иногда казалось, что ситуация очень напоминает ту, что предшествовала 17-му году. Но об этом она, конечно, ни с кем не могла поделиться, ни полсловом – ведь рядом все имели лишь «прямое» зрение, и ее бы никак не поняли.

12

Где-то с месяц назад, незадолго до октябрьских праздников в 10-м классе шел урок литературы. Это было последнее итоговое занятие перед сочинением по творчеству Шолохова. Ольга Ивановна как всегда проводила его в виде семинара, «дергая» учеников вопросами:

– Яснова Таня, скажи мне, в чем социально-историческое значение романа «Поднятая целина»!?… Киреева!… Какие наиболее яркие персонажи романа тебе запомнились?…

Ольга Ивановна в основном спрашивала девочек. Их в классе больше, и они значительно активнее, чаще поднимали руки и куда прилежнее готовились дома. А портить четвертные оценки, когда те уже выставлены, ей не хотелось, и она шла по пути наименьшего сопротивления – спрашивала тех, кто был готов к уроку. И урок худо-бедно шел по своей «колее», как вдруг подал голос, молчавший дотоле Игорь Ратников. Он, видимо, решил «блеснуть» поощряемым в люберецкой школе, «нестандартным мышлением»:

– Ольга Ивановна, а почему в «Поднятой целине» враги советской власти представлены совсем не такими как в других произведениях про гражданскую войну? Они какие-то… ну чуть ли не положительные получились.

В вопросе чувствовался явный подвох. Задававший вопрос ученик, наверняка ждал, что учительница с такой «белогвардейской родословной», тут же начнет всячески восхвалять есаула Половцева и поручика Лятьевского. Ольга Ивановна не подала вида, что разгадала подоплеку вопроса, и начала говорить вроде бы о совсем ином:

– Ребята, кто из вас смотрел экранизацию романа Анатолия Ивановна «Тени исчезают в полдень»?

Ученики в подавляющем большинстве подняли руки. В поселке было немного развлечений для подростков и вечерами многие из них смотрели по телевизору популярные телесериалы.

– И как вы верите, что события данного фильма соответствуют реальности?

Класс растерянно молчал.

– Мне кажется, это ваше молчание говорит само за себя, вы не очень верите, что подобное могло иметь место в действительности, причем в непосредственной близости от наших мест. Для тех, кто не в курсе сообщу, что автор сценария фильма и романа Анатолий Иванов родом из нашей области из райцентра Шемонаиха, и по всему пытался описывать именно свою родину. И я тоже не верю. Конечно, что-то из показанного в фильме основано на реальных фактах, но в основном это вымысел, фантазия автора. А в события, описанные в «Поднятой целине» вы верите?

– Да… конечно… верим… – после некоторой паузы послышалось ряд голосов.

– А ведь «Поднятая целина» тоже в значительной части фантазия автора. Так почему же Иванову вы не верите, а Шолохову верите?

Класс напряженно молчал. На свой вопрос Ольга Ивановна сама же и ответила:

– Потому что Шолохов описывает события более правдоподобно. А правдоподобность достигается за счет того, что он старается беспристрастно описывать обе противоборствующие стороны. Он рисует реальных людей, их как положительные, так и отрицательные черты характера. Если бы он большевиков описывал как Иванов преимущественно в светлых тонах, а белых офицеров в темных, разве это было бы правдиво?… Нет. А так посмотрите, Нагульнов, неистовый большевик, мечтает о мировой революции, но в то же время и перегибщик, к людям относится как к мусору. А те же белогвардейцы, они такие же неистовые борцы за старую жизнь, и тоже готовы пролить моря крови, на людей смотрят как на стадо. Но, несомненно, есть в чертах их характеров и то, что не может не восхищать. Как вы думаете, о чем именно я говорю, кто ответит?

Класс молчал. Находить положительные черты у заклятых врагов советской власти? Это внове для советской школы. Наконец тот же Игорь поднял руку со своей задней парты:

– Они смелые, не испугались вдвоем против троих. А этот поручик не испугался чекиста убить, который его допрашивал и глаз выбил.

– Правильно, в мужестве этим людям не откажешь, как и в преданности своему делу. Это не опереточные персонажи, а люди, в реальность существования которых веришь, и не зависимо от их убеждений внушающие уважение к себе. Вот в этом и отличие настоящего глубокого писателя от поверхностного. И еще вопрос, как вы думаете, почему несмотря на увлекательный сюжет и обилие столь ярко выписанных персонажей в «Поднятой целине», это произведение не получило такой всемирной известности, как первый роман Шолохова «Тихий Дон», за который он, собственно, и удостоился Нобелевской премии? – продолжала все более усложнять свои вопросы Ольга Ивановна.

На этот раз никто в классе не успел ответить, зазвенел звонок.

– Ладно, будем считать это своего рода заданием на дом. Подумайте над этим? – Ольга Ивановна наблюдала, какую различную реакцию вызвало необычное задание у учеников…

Тот памятный урок, Ольга Ивановна вспоминала постоянно. Вот и сейчас в конце рабочего дня она о нем вспомнила в связи с тем, что ей очень хотелось именно в выпускном классе дать один урок сверх программы. И тот интерес, который местные подростки выказали на уроке, посвященном творчеству Шолохова, позволял надеяться, что и ее сверхпрограммный урок будет ими воспринят с не меньшим интересом. Юноши и девушки, родившиеся и выросшие здесь, не должны чувствовать себя на отшибе основного культурного процесса, они должны знать не только писателей и поэтов из других мест, но и своих земляков. Ее ученики должны знать, что на их земле родился поэт настоящего, огромного таланта, и лишь его безвременная гибель не позволила ему стать по-настоящему большим поэтом, рядом с которым все эти евтушенки-вознесенские смотрелись бы не иначе как карликами, да и поэты-евреи наверняка бы потеснились. Ольга Ивановна буквально горела желанием провести урок о Павле Васильеве, изучение творчества которого не предусматривала школьная программа…

На этот раз старшим на школьной машине приехал Дмитриев. Ольга Ивановна увидела его из окон своего кабинета. Мысли о Павле Васильеве сразу же сменились реалиями текущего дня. Воспользовавшись тем, что некоторых «военных» учеников задержали после уроков и машина с «точки» была вынуждена их ждать, Ольга Ивановна оделась, спустилась во двор. Валера подчеркнуто уважительно вышел из кабины и поздоровался, и после нескольких начальных фраз Ольга Ивановна спросила его прямо:

– Валера, это ты посоветовал Федору Петровичу ко мне обратиться, насчет ремонта вашей машины?

Прапорщик густо покраснел и смущенно признался:

– Да… извините. Я ведь за автомашины на дивизионе отвечаю. Вот, думал делу помочь.

Он опустил глаза к земле, совсем как в те годы, когда она была его классной и за что-нибудь укоряла.

– Ну и как, помог вам заведующий? – продолжала строго вопрошать учительница.

– Так точно… о многом договорились. Третьего дня свою автомашину на автобазу, в бокс пригоним, – как командиру рапортовал прапорщик.

– Ну-ну, молодой человек, только в следующий раз, ты сначала меня в подобные планы посвящай. А то знаешь все это как-то… такое чувство, что тебя используют.

– Извините, – по-прежнему не поднимал глаз Валера.

Видя, что бывший ученик, кажется, искренне раскаивается, Ольга Ивановна заговорила более доброжелательно:

– Ладно, я уже не сержусь на тебя. Я ведь, Валера, давно хотела спросить, как ты там, на «точке» живешь-то. Гляжу, ты уже совсем военным стал, отвечаешь «так точно» и «никак нет», – она ему по-свойски, по-родственному улыбнулась.

– Да чего там… я же срочной два года служил и здесь уже третий год, хочешь не хочешь привыкнешь. А живу там… в общем, ничего живу, вот только жене не нравится. Я же прапорщик, а она, значит, прапорщица, офицерши ее по мелочи «клюют», да и работы там для нее нет. Сейчас, пока дочка маленькая еще ничего, а как подрастет да в школу пойдет… Сам вижу как тяжело многим детям по двадцать километров туда и обратно мотаться. Это такому бугаю как Игорю, сыну командирскому, хоть бы что, а другие не так эту дорогу переносят, а дочка, Катька-то, у нас тоже слабенькая уродилась. Жена, Валентина, так и говорит, подрастет дочка, мы с тобой там жить не будем, – откровенно и горестно поведал о своей боли Валера.

– Ну, а ты сам-то, что обо всем этом думаешь?

– Не знаю пока. У меня контракт на пять лет, еще два с половиной осталось. Ближе к концу буду думать, продлять или… – Дмитриев замолчал.

– Что или?

– То-то и оно, что на цемзавод опять идти мне неохота, а куда тут еще податься. На рыбзавод или в автобазу… сами знаете, как там платят. Но как цемзавод этот вспомню, как кровью плевался… прямо оторопь берет.

– Да, дилемма, – задумчиво проговорила Ольга Ивановна.

– Что вы сказали? – переспросил Дмитриев.

– Говорю, что и ты на распутье.

– То-то и оно, действительно две дороги, одна плохая, вторая еще хуже, – махнул рукой Валера.

– В таких делах советчиков быть не должно. Это самому решать надо. Сам-то к чему склоняешься?

– Прямо не знаю, жена замучила, каждый день грозит в поселок к матери своей насовсем уехать, – жаловался Валера.

– А что Валентине твоей там совсем невозможно? Она же, насколько я помню, очень спокойной и терпеливой девочкой была.

– Это только с виду, спокойная, тихая… Да там, знаете, любую довести могут. Не бабы – звери, да еще никто не работает, делать им совсем нечего, только сплетничать да скандалить.

– Ну, а жена командира, Анна Демьяновна, она то, по всему, женщина умная, справедливая? – то ли спросила, то ли утверждала Ольга Ивановна.

– Она-то… она там как царица, царствует, но не вмешивается, как на тараканов в банке на все это смотрит, или фильм по телевизору. А моя-то… она ведь и одета там хуже всех. Там же бабы… извините… женщины, все больше с городов, шмоток всяких у них полно, вот друг перед дружкой и выпендриваются от безделья. А моей где взять, всю жизнь здесь в поселке прожила, дальше Усть-Каменогорска никуда не ездила. А если чего из одежды хорошее к нам в магазин привезут, так ей редко что перепадает… А у меня что, у меня-то все в порядке, я свое дело делаю, и с командиром у меня отношения нормальные, а Валентине трудно, иной раз домой придет после этих магазинных перепалок, аж плачет, – лицо Дмитриева искажала гримаса, будто он сам ощущал боль жены.

– Ясно, – понимающе кивнула головой Ольга Ивановна. – Что тут я тебе могу посоветовать Валера. Держись, ищи выход. Знала бы, как тебе помочь, помогла бы, а так не берусь. Разве что с Анной Демьяновной поговорить, попросить, чтобы взяла Валентину твою под опеку?

– Не знаю… если вам не трудно, – в глазах прапорщика читалась благодарность.

– Слушай Валера, еще вот хотела тебя спросить, ты же там за то время, что служишь всех на «точке» узнал. Скажи мне Николай Малышев, что за человек? – Ольга Ивановна решила, что теперь она может спросить бывшего ученика об этом, и тому уже будет неудобно отмолчаться или уклониться от ответа.

– Колька?… Да как вам сказать. Вроде ничего парень. А вы в связи с чем интересуетесь-то?

– Да, видишь в чем тут дело. Ходит он к нашей молодой учительнице, вот я и хочу узнать, серьезные у него намерения, или так, дурит девчонке голову, – решила говорить все напрямую Ольга Ивановна.

– Вона, оно что. Слышал я про то, что он к кому-то тут ездит, Валя говорила. Только знаете… – Валера помедлил. – У него ведь, кажется, невеста есть в Ростове. Я это вообще-то не от него, а со слов его друга знаю, но за что купил, за то и продаю, – Валера несколько смутился. Ему хотелось и своей бывшей учительнице быть полезным и Малышева «подставлять» неудобно. Но вышло, как вышло.

Ольга Ивановна поняла состояние Дмитриева и поспешила его успокоить:

– Не бойся, я про это никому ничего не скажу. Просто девочку предупрежу, но на тебя никогда не сошлюсь. Спасибо Валера… Ладно, не буду больше тебя задерживать. Вон ваши школьники уже все вышли. И это, Валера, не забудь насчет елки, – решила и об этом напомнить Ольга Ивановна.

– Так точно, не беспокойтесь, не забуду. И для школы срублю и вам лично тоже елочку привезу, – заверил Дмитриев, уже привычным жестом бросив ладонь к виску.

– Ну, Валера ты и действительно совсем служивым стал, – рассмеялась Ольга Ивановна.

– А как же, куда ж от природы денешься. Мой-то прадед из рекрутов, за верную службу царю и отечеству землю тут получил. Вот и я служу, может чего и выслужу… Извините, ехать пора, а то ведь машине сегодня еще один рейс успеть сделать надо, женщин на родительское собрание привезти, – Валера прервал разговор, видя что уже все школьники заняли свои места в будке.

13

Родительское собрание – это нервотрепка прежде всего для учителей-классных руководителей. Ввиду того, что Ольга Ивановна была лишена «высокой чести» руководить классом, она в последние годы уже не переживала за явку родителей, возможные эксцессы в ходе собрания и спокойно сидела в учительской, «подбивая» журналы. В это время остальные учителя, в подавляющем большинстве женщины, дружно подошли к окну.

– Машина с воинской части приехала, «воячек» привезли, – кто-то прокомментировал то что происходило на школьном дворе.

«Воячки», так в поселке за глаза именовали жен военнослужащих с «точки».

– Эй, Лен, старшим-то твой лейтенантик приехал! – это уже относилось к молодой «англичанке» Елене Михайловне.

– Ишь ты, Ратникова выползает… Бедный лейтенантик, такой кобылище слезть помогает. Это ж ему сколько сил потратить надо. Лен, на тебя не останется ха… ха…ха, – в учительской возник дружный ернический смех, тут же впрочем и смолкший, ибо все внимание женщин-педагогов вновь оказалось приковано к Анне Ратниковой

– Глядите, да у нее опять новая шуба. Вот это да, я такой еще не видала! – забыв обо всем, женщины прильнули к окну.

Достоинства очередной шубы, которую жена командира дивизиона впервые одела для выезда в «свет», что в описываемом конкретном месте олицетворял проселок Новая Бухтарма… Так вот, основное достоинство той шубы заключалось в том, что она буквально облегала верхнюю часть пышной фигуры подполковничихи, и была приталена. Мех смотрелся черным, но не совсем, а с каким-то синим отливом и блестел как у ухоженной домашней кошки. Наряды Ратниковой всегда вызывали повышенное внимание поселковых женщин, особенно в последние годы, когда в местных промтоварных магазинах и даже на базе ОРСа перестали появляться импортные и более или менее качественные отечественные товары. Женщины особенно остро страдали от дефицита промтоваров. Для того чтобы более или менее прилично одеться, приобрести сносного качества косметику, надо было очень далеко ехать. Даже в Усть-Каменогорске «выбросы» качественных промтоваров в 80-е годы случались крайне редко. Потому, снабжавшимся значительно лучше через систему Военторга, военным естественно завидовали и такие вот приезды женщин с «точки» всегда становились предметом обсуждения.

В первую очередь поселковые женщины любили «перемывать кости» командирше. Её здесь уже давно знали, к тому же она, вне всякого сомнения, была самой видной изо всех «воячек», затмевая даже молоденьких лейтенатш. Впрочем, здесь все объяснялось довольно просто – за офицеров год от года все реже выходили красивые, образованнее, домашние девушки. Сказывалось снижение «рейтинга» офицеров как потенциальных женихов. Уже не срабатывал фактор ни более высокой зарплаты, чем у гражданских, ни лучшего снабжения. Эти «плюсы» не перевешивали «минусов»: тяжелых бытовых условий жизни военнослужащих, и неспокойной, ненормировнной работы-службы. Но Анна Ратникова относилась к тому поколению, когда офицер был еще в цене, когда за них шли лучшие девушки.