Женщины Цезаря

Так думали они, пока не увидели снег, запятнанный кровью. Это случилось, когда ущелье, по которому они тащились, начало постепенно расширяться и лошадям удалось немного пощипать травы. Теперь менее отвесные, но почти такие же высокие горы сохраняли снег на склонах. И этот снег был похож на тот, что остается на поле боя после полного разгрома врага, – буро-розовый от крови.

Клодий кинулся к Корнифицию, чей легион следовал за старшим легионом под командованием Силия.

– Что это значит? – в ужасе воскликнул Клодий.

– Это значит, что нас ожидает смерть, – ответил Корнифиций.

– Раньше вы такого никогда не видели?

– Как мы могли видеть такое раньше, если мы это видим здесь как знак для всех нас?

– Мы должны повернуть назад, – дрожа, сказал Клодий.

– Слишком поздно, – возразил Корнифиций.

И они продолжали идти. Теперь стало немного легче, потому что река сумела раздвинуть берега и высота гор уменьшалась. Но Лукулл объявил, что они слишком уклонились на восток. Поэтому армия, все еще не в силах отвести взгляда от кровавого снега, опять стала карабкаться вверх. Нигде не было видно признаков жизни, хотя всем было приказано захватить какого-нибудь кочевника, любого, кто попадется на глаза. Но как человек может жить в таком месте, если у него перед глазами постоянно окровавленный снег?

Дважды они поднимались на высоту в десять и даже одиннадцать тысяч футов и дважды скатывались вниз. Но во второй раз было уже не так страшно, потому что кровавый снег исчез и вокруг расстилалась обычная красивая белая пелена. После второго подъема они увидели вдалеке голубое озеро Тоспитис, мирно дремавшее на солнце.

Уставшая, обессиленная, армия спустилась, казалось, на поля Элизия, в обитель блаженных в царстве мертвых, хотя высота еще оставалась в пять тысяч футов. Но там ничего не росло, ибо никто не жил на этой земле, чтобы возделывать ее. Почва оставалась замерзшей до самого лета и снова застывала при первом же дыхании осеннего ветра. Деревьев не было, но трава росла. Люди тощали, а лошади определенно полнели. Для людей оставалась дикая спаржа – она снова появилась на склонах.

Лукулл упорно продолжал путь, понимая, что за два месяца ему удалось пройти не более шестидесяти миль на север от Тигранокерта. Все же самое худшее было позади. Теперь можно было двигаться быстрее. Обойдя озеро, Лукулл увидел небольшое селение, жители которого выращивали зерно. Он забрал у них все, до единого колоска. Еще несколько миль – и он нашел еще зерна и его тоже забрал. Кроме того, Лукулл хватал каждую овцу, которая попадалась на пути его армии. К этому времени людям уже было не так трудно дышать. И не потому, что воздух не был разреженным, а потому, что все уже привыкли к высоте.

Река, стекавшая с северных снежных вершин в озеро, была довольно широкой и спокойной. Она текла в том же направлении, куда держал путь и Лукулл. Жители деревни, говорящие на искаженном мидийском, передали ему через мидийца-переводчика, что между римлянином и долиной реки Аракс остался только один горный хребет. «Трудные горы?» – спросил он. «Не такие трудные, как те, с которых сошла столь странная армия», – был ответ.

Когда фимбрийцы оставили долину и стали опять подниматься в горы, на них напали катафракты. Поскольку фимбрийцам нравилась хорошая драка, они сами, без помощи галатов, спустили с горы этих огромных всадников и лошадей в кольчугах. После этого галаты справились со вторым отрядом катафрактов. И стали ждать следующих.

Но больше катафрактов не было. Через день марша римляне поняли почему. Земля была совсем плоской, но, на сколько хватал глаз в любом направлении, она сама представляла собой новое препятствие – нечто до того таинственное и жуткое, что они гадали, каких богов оскорбили, чтобы те послали им столь ужасное наказание. И опять появились кровавые пятна – на этот раз уже не на снегу, а размазанные по всей почве.

Перед ними торчали скалы. Скалы с острыми как бритва краями, высотой от десяти до пятидесяти футов. Они безжалостно нагромождались друг на друга, сталкивались, нависали всюду, без всякой причины, логики или порядка.

Силий и Корнифиций захотели поговорить с военачальником.

– Мы не можем перейти через эти скалы, – спокойно сказал Силий.

– Эта армия может перейти через что угодно, и она уже доказала это, – ответил Лукулл, очень недовольный их протестом.

– Нет дороги, – продолжал Силий.

– Тогда мы проложим ее, – упорствовал Лукулл.

– Только не через эти скалы. Мы не будем этого делать, – сказал Корнифиций. – Я говорю это, потому что мои люди уже пытались. Из чего бы эти скалы ни состояли, они тверже, чем наши dolabrae.

– Тогда мы просто перевалим через них, – резко сказал Лукулл.

Он не сдавался. Истекал третий месяц похода. Он должен достичь Артаксаты. Поэтому его маленькая армия шагала дальше. Она подошла к лавовому полю, когда-то в далеком прошлом изрезанному внутренним морем. И задрожала от страха, потому что все скалы были покрыты кроваво-красным лишайником. Идти было трудно. Казалось, муравьи тащатся через поле, покрытое осколками. А скалы резали, оставляли ссадины, синяки, скалы жестоко наказывали людей. Вокруг не было ни единой тропинки. Со всех сторон на горизонте виднелись снежные горы, иногда ближе, иногда дальше, но постоянно в поле зрения, не обещая людям передышки.

Когда римляне отошли немного на север от озера Тоспитис, Клодий решил, что ему наплевать, что скажет или сделает Лукулл. Он пойдет с Силием. И когда (узнав от Секстилия, что Клодий покинул штаб и присоединился к центуриону) военачальник велел ему вернуться в первые ряды отряда, Клодий отказался.

– Передай моему зятю, – сказал он трибуну, посланному за ним, – что мне нравится там, где я нахожусь сейчас. Если он хочет, чтобы я топал впереди, ему придется заковать меня в кандалы.

Ответ этот Лукулл предпочел проигнорировать. По правде говоря, штаб полководца был очень рад отделаться от этого вечно недовольного смутьяна Клодия. Еще никто не догадывался об участии Клодия в бунте киликийских легионов. И поскольку фимбрийцы ограничились официальным протестом, объявленным их центурионами, никто не подозревал и о назревающем мятеже фимбрийцев.

Вероятно, мятежа и не было бы, если бы не гора Арарат. Пятьдесят миль через поля лавы армия преодолела с трудом, затем снова вышла на траву. О счастье! Но с востока на запад их путь пересекала гора, подобной которой никто никогда не видел. Восемнадцать тысяч футов твердого снега. Самая красивая и ужасающая гора в мире, со второй вершиной на западе, пониже, но не менее страшной.

Фимбрийцы сложили щиты, пики, осмотрелись. И заплакали.

На этот раз депутацию к полководцу возглавил Клодий.

– Мы наотрез отказываемся идти дальше. Мы не сделаем больше ни шагу, – объявил он бесстрашно.

Силий и Корнифиций, стоя позади него, согласно кивали.

Как только Лукулл увидел входящего в палатку Богитара, он понял, что потерпел поражение. Богитар возглавлял галатийскую конницу. Это был человек, в чьей преданности полководец не сомневался.

– Ты думаешь так же, Богитар? – спросил Лукулл.

– Да, Луций Лициний. Мои лошади не в силах перейти такую гору после скал. Их ноги изрезаны до сухожилий. Они снашивают подковы быстрее, чем мои кузнецы могут сделать новые, и у меня кончается сталь. Не говоря уже о том, что с тех пор, как мы покинули Тигранокерт, наш запас угля не пополнялся, так что у меня и угля не осталось. Мы пошли бы за тобой до Гадеса, Луций Лициний, но на ту гору мы не пойдем, – ответил Богитар.

– Благодарю тебя, Богитар, – сказал Лукулл. – Можешь идти. И вы, фимбрийцы, тоже можете идти. Я хочу поговорить с Публием Клодием.

– Значит ли это, что мы возвращаемся? – подозрительно спросил Силий.

– Не возвращаемся, Марк Силий, если ты не хочешь повторить путь через скалы. Мы повернем на запад к реке Арсаний и найдем зерно.

Богитар уже удалился. Два центуриона последовали за ним, оставив Лукулла наедине с Клодием.

– Насколько ты замешан во всем этом? – спросил Лукулл.

Ясноглазый и веселый, Клодий презрительно смерил полководца взглядом. Какой у него усталый вид! Теперь нетрудно поверить, что ему пятьдесят. И из взгляда что-то исчезло, тот холод, который помогал ему пройти через любые испытания. Клодий увидел налет усталости, а за ним – и сознание поражения.

– Какое отношение имею я ко всему этому? – переспросил Клодий и засмеялся. – Самое прямое, дорогой мой Лукулл! Неужели ты действительно думаешь, что те парни настолько дальновидны или до такой степени наглы? Это все я, и никто другой.

– Киликийские легионы, – медленно проговорил Лукулл.

– И они тоже. Моя работа, – похвастался Клодий, перекатываясь с пяток на носки. – Полагаю, после этого ты не захочешь меня видеть, поэтому я уеду. К тому времени, как я попаду в Тарс, мой зять Рекс должен уже находиться там.

– Ты никуда не поедешь. Ты вернешься к своим фимбрийцам, – сказал Лукулл и мрачно улыбнулся. – Я твой командир с проконсульским империем. Я послан Римом воевать с Митридатом и Тиграном. Я не отпускаю тебя, а без моего разрешения ты не можешь уехать. Ты останешься со мной до тех пор, пока меня не начнет рвать от одного взгляда на тебя.

Это был совершенно не тот ответ, которого ожидал Клодий. Он с яростью посмотрел на Лукулла и бросился вон.

Даже повернув на запад, они не избежали снега и холодных ветров, ибо сезон кампаний закончился. Все отпущенное ему время Лукулл потратил на то, чтобы добраться до Арарата, удалившись от Тигранокерта не далее двухсот миль, если смотреть по прямой. Когда он дошел до реки Арсаний, самого большого из северных притоков Евфрата, то обнаружил, что урожай уже собран, а немногочисленное местное население попряталось в своих пещерных жилищах, высеченных в туфовых скалах, забрав все имевшееся продовольствие. Хоть Лукулл и был побежден собственным войском, он очень хорошо знал, что такое превратности судьбы. Он не собирался останавливаться здесь, где Митридат и Тигран запросто могли отыскать его после наступления весны.

Он направился в Тигранокерт, где оставались запасы и друзья. Но если фимбрийцы надеялись провести зиму там, то скоро они разочаровались. Город был спокоен. Казалось, его вполне удовлетворял человек, которого Лукулл оставил вместо себя, – Луций Фанний. Забрав зерно и другие продукты, Лукулл двинулся на юг, чтобы осадить город Нисибис, расположенный на реке Мигдоний, на более сухой, ровной местности.

Нисибис пал в ноябрьскую темную и дождливую ночь. Трофеи оказались огромными. Можно было наконец-то хорошо пожить. Ликующие фимбрийцы поселились вместе с Клодием как со своим талисманом удачи, чтобы провести замечательную зиму без этого страшного кровавого снега на вершинах гор. Но не прошло и месяца, как появился Луций Фанний и объявил, что Тигранокерт опять в руках царя Тиграна. В знак благодарности за то, что Клодий принес им удачу, фимбрийцы украсили его плющом и пронесли на плечах по рыночной площади Нисибиса. Здесь они находились в безопасности, избежав осады Тигранокерта.

В апреле, когда зима уже кончалась и Лукулла утешала мысль о предстоящей новой кампании против Тиграна, он вдруг узнал, что у него отобрали все, оставив лишь титул командующего в войне против двух царей. Всадники использовали плебейское собрание, чтобы отнять у него последние две провинции – Вифинию и Понт, а потом и его четыре легиона. Фимбрийцам наконец позволили вернуться домой, а киликийские войска надлежало передать Манию Ацилию Глабриону, новому наместнику Вифинии-Понта. Командующий в войне против двух царей не имел войска для продолжения этой войны. У него остался лишь его империй.

И Лукулл решил не сообщать фимбрийцам об их полной реабилитации и о разрешении вернуться домой. Не будут знать – не будут волноваться. Но конечно, фимбрийцы узнали о демобилизации. Клодий перехватил официальную почту и прочитал письма еще до Лукулла. Почти сразу же пришли письма и из Понта, информирующие о нападении царя Митридата. Ну что ж, в конце концов Глабрион не получит киликийских легионов. Они были уничтожены в Зеле.

Когда Лукулл приказал войскам выступать по направлению к Понту, Клодий пришел к Лукуллу.

– Армия отказывается покидать Нисибис, – объявил он.

– Армия пойдет к Понту, Публий Клодий, чтобы спасти своих соотечественников, которые еще живы, – отрезал Лукулл.

– Но ты больше не командуешь этой армией! – радостно воскликнул сияющий Клодий. – Фимбрийцы закончили военную службу, они могут возвратиться домой, как только ты выдашь им демобилизационные документы. И ты это сделаешь здесь, в Нисибисе. Так ты не сумеешь обмануть их при дележе трофеев.

В этот момент Лукулл понял все. Он тяжело задышал, зубы его обнажились в оскале. Он двинулся на Клодия, в глазах командующего горела ненависть, способная убить. Клодий метнулся к столу и загородился им, стараясь держаться поближе к двери.

– Не тронь меня! – взвизгнул он. – Дотронешься – и они разорвут тебя на части!

Лукулл остановился.

– Неужели они так тебя любят? – спросил он, не в силах поверить в то, что такие грубые невежды, как Силий и остальные фимбрийские центурионы, могли оказаться настолько доверчивыми.

– Они умрут за меня. Я – Друг Солдат.

– Ты – проститутка, Клодий! Ты готов продаться самому опустившемуся человеку на свете, если это будет означать, что тебя полюбят, – выговорил Лукулл с презрением.

Почему именно в этот момент, в момент дикой ярости, пришло ему в голову то, что он сказал, Клодий впоследствии понять не мог. Но мысль эта возникла у него в голове, и он весело, злорадно выпалил:

– Я – проститутка? Не больше, чем твоя жена, Лукулл! Моя дорогая сестренка Клодилла, которую я люблю так же сильно, как ненавижу тебя! Но она – проститутка, Лукулл. Наверное, поэтому я так сильно люблю ее. Думаешь, ты был у нее первым, когда в пятнадцать лет она вышла за тебя замуж? Лукулл-педераст, растлитель малолетних девочек и мальчиков! Думал, ты был первым у Клодиллы? Нет, не был! – кричал Клодий с пеной у рта.

Лукулл посерел.

– Что ты хочешь сказать? – прошептал он.

– Я хочу сказать, что первым у нее был я! Я, а не ты, знатный и могущественный Луций Лициний Лукулл! Я был у нее первый, и задолго до тебя! И у меня Клодилла была первая. Мы любили спать вместе. Но мы не только спали. Мы много играли, Лукулл, и наша игра становилась серьезнее по мере того, как взрослел я. Я имел обеих сестер, и имел их сотни раз. Я погружал в них свои пальцы и играл с чем-то, что там у них внутри. Я сосал их, хватал зубами. Я проделывал с ними такое, чего ты и вообразить не можешь! И знаешь что? Клодилла считает тебя никудышной заменой своего маленького братца!

Стоявший около стола стул разделял Клодия и мужа Клодиллы. Из Лукулла, казалось, уходила жизнь. Он рухнул на стул. Он задыхался.

– Я отпускаю тебя, Друг Солдат, потому что пришло время, когда от твоего вида меня вот-вот вырвет. Будь ты проклят! Уезжай к Рексу в Киликию!

После слезного прощания с Силием и Корнифицием Клодий уехал. Конечно, фимбрийские центурионы нагрузили своего друга подарками. Некоторые из них были очень дорогими, но все полезными. Он отправлялся в путь на красивой низкорослой лошадке. Его слуги тоже ехали на лошадях. За ними следовали несколько десятков мулов, нагруженных трофеями. Считая предстоящий путь вполне безопасным, Клодий отклонил предложение Силия взять эскорт.

Все шло хорошо, пока Клодий не перешел Евфрат у Зевгмы, направляясь в Киликию Педию и далее в Тарс. Между ним и ровными, плодородными речными равнинами Киликии Педии лежали Аманские горы – небольшой горный хребет, пустячный по сравнению с массивами, которые недавно преодолевал Клодий. О, эти горы вызывали у него лишь презрение, пока банда арабских разбойников не подстерегла его в сухом узком ущелье и не забрала у него все подарки, мешки с деньгами и красивых лошадок. Клодий закончил свое путешествие один, верхом на муле. Но арабы (которым он показался ужасно забавным) дали ему достаточно монет, чтобы добраться до Тарса.

И в Тарсе он узнал, что его зять еще не прибыл! Клодий занял несколько комнат в наместническом дворце и прежде всего пересмотрел свой список тех, кого он ненавидел: Катилина, Цицерон, Фабия, Лукулл – и теперь арабы. Арабы тоже заплатят.

В конце квинтилия Квинт Марций Рекс и его три новых легиона явились в Тарс. Зять Клодия ехал с Глабрионом до Геллеспонта, затем он решил идти через Анатолию, а не плыть вдоль берега, кишащего пиратами. Рекс рассказал Клодию, что в Ликаонии он получил письмо от Лукулла с просьбой о помощи. После отъезда Клодия Лукуллу удалось убедить фимбрийцев идти к Понту. В Талавре Лукулл был атакован Митридатом, зятем Тиграна, и узнал, что оба царя быстро приближаются к нему.

– Поверишь ли, у него хватило смелости послать ко мне за помощью! – воскликнул Рекс.

– Он – твой свояк, – насмешливо заметил Клодий.

– Он – persona non grata в Риме, так что, естественно, я отказал. Он, думаю, послал еще к Глабриону, но наверняка и там ему отказали. Последнее, что я слышал: он отступил с намерением вернуться в Нисибис.

– Туда он не дошел, – сообщил Клодий, лучше информированный о финале марша Лукулла, нежели о событиях в Талавре. – Когда он добрался до переправы у Самосаты, фимбрийцы внезапно остановились. Последнее, что мы слышали в Тарсе: он сейчас направляется в Каппадокию, а оттуда хочет попасть в Пергам.

Конечно, Клодий узнал, прочитав, по обыкновению, почту Лукулла, что Помпей Великий получил неограниченный империй, дабы очистить от пиратов Срединное море, поэтому он не стал больше ничего говорить о Лукулле и перешел к Помпею.

– И что ты должен сделать, чтобы помочь противному Помпею Магну избавить море от морских разбойников? – спросил Клодий.

Квинт Марций Рекс фыркнул:

– Кажется, ничего. В киликийских водах командует брат нашего общего зятя Целера, твой кузен Непот, едва достигший сенаторского возраста. Я должен управлять моей провинцией и держаться в стороне.

– Скажите пожалуйста! – ахнул Клодий, предчувствуя неприятности.

– Вот именно, – высокомерно согласился Рекс.

– Я не видел Непота в Тарсе.

– Увидишь. Со временем. Флоты для него готовы. Кажется, Киликия – конечный пункт кампании Помпея.

– Тогда я думаю, – сказал Клодий, – что мы должны немного поработать в водах Киликии, прежде чем Непот попадет туда. Согласен?

– Каким образом? – осведомился муж Клавдии, знавший Клодия, но все еще остававшийся в неведении относительно его способности приносить несчастья. Недостатки, которые Рекс замечал в Клодии, он считал просто юношеской глупостью.

– Я мог бы вывести небольшой флот и выступить против пиратов от твоего имени, – сказал Клодий.

– Ну…

– Ой, да не тяни ты!

– Я не вижу в этом ничего плохого, – нерешительно проговорил Рекс.

– Пожалуйста, позволь мне!

– Ну хорошо. Но не трогай никого, кроме пиратов!

– Не буду. Обещаю, не буду, – сказал Клодий, уже предвкушая пиратские богатства, которыми он восполнит то, что потерял из-за тех противных разбойников в Аманских горах.

Через восемь дней Клодий отправился в плавание во главе флотилии из десяти палубных бирем с хорошими командами. Ни Рекс, ни Клодий не подумали, что Метеллу Непоту они понадобятся, когда тот вернется в Тарс.

Клодий не учел того факта, что метла Помпея мела очень энергично и воды у берегов Кипра и Киликии Трахеи (самый западный край этой провинции, где множество пиратов имели свои базы) кишели бегущими разбойничьими флотами значительно большего размера, нежели десять бирем. Клодий не пробыл на море и пяти дней, когда показался один такой флот. Пират окружил флотилию Клодия и захватил ее. Вместе с самим Публием Клодием, флотоводцем на час.

И погнали Клодия на базу на Кипре, недалеко от Пафоса, столицы и резиденции его регента, Птолемея Кипрского. Конечно, Клодий слышал историю о Цезаре и пиратах и считал ее блестящей. Ну если Цезарь мог проделать такое, то сможет и Публий Клодий! Начал он с того, что громко сообщил захватившим его пиратам, что его выкуп должен составлять десять талантов, а не два, положенных по пиратскому прейскуранту для выкупа молодого аристократа. И пираты, которые знали об истории Цезаря больше, чем Клодий, торжественно согласились на выкуп в десять талантов.

– Кто будет платить за меня? – с важным видом поинтересовался Клодий.

– В этих водах – Птолемей Кипрский, – ответили ему.

Он попытался играть роль Цезаря, прохаживаясь по базе пиратов. Но ему недоставало убедительности. Его громкие бахвальства и угрозы выглядели нелепо и вызывали смех. Он знал, что пленившие Цезаря пираты тоже смеялись, но у него хватило ума понять, что этот сброд ему не верит. И это несмотря на то, что пираты знали: Цезарь все-таки выполнил свое обещание и распял разбойников. Поэтому Клодий быстро отказался от чужой тактики. Вместо этого он стал делать то, чего никто не умел вытворять лучше: он принялся привлекать на свою сторону простой люд и мутить воду. И без сомнения, это ему удалось бы, если бы пираты-главари – все десять – не узнали о происходящем. Они бросили Клодия в камеру и не пускали к нему никого, кроме крыс, которые старались украсть у узника хлеб и воду.

Захватили Клодия в начале секстилия, а уже на шестнадцатый день он оказался в тюрьме. И прожил в камере со своими компаньонами-крысами три месяца. Наконец его выпустили, но лишь потому, что метла Помпея неотвратимо приближалась и пиратскому поселению оставалось только рассеяться. И еще Клодий узнал, что Птолемей Кипрский, услышав, в какую сумму Клодий оценил себя, весело засмеялся и послал только два таланта. Вот все, чего стоит Публий Клодий, сказал Птолемей Кипрский. И это все, что он, Птолемей, может заплатить за него.

При обычных обстоятельствах пираты убили бы Клодия, но Помпей и Метелл Непот были слишком близко, чтобы рисковать, совершая убийство. Среди пиратов прошел слух, будто плен не влечет за собой распятия и будто Помпей предпочитает быть милосердным. Так что когда флот пиратов и множество их приспешников покинули базу, Публия Клодия просто бросили. Через несколько дней один из флотов Метелла Непота проплывал мимо. Публия Клодия спасли и возвратили в Тарс, к Квинту Марцию Рексу.

Первое, что он сделал после того, как принял ванну и плотно поел, – вновь пополнил свой список: Катилина, Цицерон, Фабия, Лукулл, арабы – и Птолемей Кипрский. Рано или поздно все они будут грызть землю. И безразлично, когда это произойдет и сколько ему придется ждать. Месть – это такая чудесная перспектива, что время не имеет значения. Единственное, что было важно для Клодия, – это произойдет. Обязательно.

Он нашел Квинта Марция Рекса в мрачном настроении. Но не из-за неудачи Клодия. Для Рекса это было личное поражение. Помпей и Метелл Непот совершенно затмили его. Они реквизировали его флот и оставили Рекса без дела в Тарсе. Война с пиратами почти закончилась, уцелевшие разбойники перебрались в другие места.

– Я понимаю, – сказал разгневанный Рекс Клодию, – что после того, как он прошелся по провинции Азия, он должен был явиться сюда, в Киликию. Проверить диспозиции, как он выразился.

– Помпей или Метелл Непот? – уточнил изумленный Клодий.

– Помпей, конечно! И поскольку его империй превышает мой даже в моей собственной провинции, мне придется следовать за ним с губкой в одной руке и с ночным горшком в другой!

– Да, перспектива, – протянул Клодий.

– Мне не нужна такая перспектива! – рявкнул Рекс. – Помпей не найдет меня в Киликии. Теперь, когда Тигран не может удержаться нигде юго-западнее Евфрата, я захвачу Сирию. Лукулл посадил на сирийский трон свою марионетку – Антиоха Азиатского, как тот себя называет! Увидим. Сирия находится на территории наместника Киликии. Значит, она будет моей.

– А можно мне с тобой? – тут же попросил Клодий.

– Почему бы и нет? – улыбнулся наместник. – В конце концов, это Аппий Клавдий произвел фурор, дойдя до исступления, пока ждал в Антиохии, когда его примет Тигран. Думаю, его младшего братца встретят более радушно.

Только когда Квинт Марций Рекс прибыл в Антиохию, Клодий понял, что у него появился шанс отомстить кому-то из его списка. Рекс говорил о захвате, но никакой борьбы не произошло. Марионетка Лукулла, Антиох Азиатский бежал, оставив Рекса решать, кто будет царем. И Рекс посадил на трон некоего Филиппа. В Сирии были беспорядки. В этом был повинен Лукулл. Он освободил много тысяч греков, и те ушли к себе домой. Но оказалось, что их дома уже заняты арабами, которых Тигран пригнал из пустыни. Он предоставил арабам рабочие места, освобожденные греками, которых насильно переселили в мидийскую Армению. Для Рекса не имело никакого значения, кто и чем владеет в Антиохии, Зевгме, Самосате, Дамаске. Но для его шурина Клодия это имело огромное значение. Арабы! Он ненавидел арабов!

И Клодий принялся за дело. С одной стороны, он стал нашептывать Рексу о вероломстве арабов, которые заняли дома греков, а с другой – начал наносить визиты всем недовольным влиятельным грекам, кого только мог найти и кто был лишен собственности. В Антиохии, в Зевгме, в Самосате, в Дамаске. Ни один араб не должен оставаться в цивилизованной Сирии, внушал он грекам. Пусть возвращаются в пустыню, на караванные пути, где им и место!