Полная версия
Перезагрузка
С этой мыслью я выбралась за двери. И как раз оказалась рядом с Иволгой. Толпа отнесла бы меня дальше, но Иволга схватила за рукав.
– Эй, Маус! А мы за тобой посылать хотели! Пойдем-ка в штаб, поговорить надо.
Мы выбрались из толпы и свернули за угол. Иволга взглянула на меня.
– Ну как ты вообще живешь?
Мы ведь с ней с того дня ни разу не поговорили лично, да оно и понятно – ей некогда, мне тоже.
– Нормально, – сказала я, – работаю на складе, устроилась.
Про Дану я не стала рассказывать.
– Тебе собрания эти – как? Нравится идея?
– До сих пор, если честно, я не особо понимала, зачем это. Но сегодня… – я умолкла. Иволга кивнула.
– Понятно. Надо нам учиться самим управлять, вот что я думаю. Люди привыкли, что все кто-то придет и сделает… Хозяин, президент, царь, командир. А так не будет. Теперь больше не будет. Как ты считаешь?
– Не знаю, – я вслед за Иволгой зашла за торец здания. Здесь, с торца у нас штаб располагался, с отдельным входом. Здесь Ворон, кстати, жил постоянно. А идея Иволги мне казалась безумной. Как люди сами могут управлять? Чем? Люди – каждый сам за себя, сам по себе. Да и сволочи люди-то, если честно. В большинстве своем – редкие сволочи. Мне всегда казалось, что хорошо бы было, если бы управляли бескорыстные и добрые, вот как Ворон. Пусть их мало. Ну так управителей много-то и не надо. Неясно только, как сделать, чтобы хорошие у власти оказались, а дерьмо всякое – нет. Ведь оно, дерьмо-то, как раз к власти больше всего и лезет.
– По мне хорошо, если ты и Ворон управляете, – сказала я честно, – с вами нормально жить можно.
– Ворон – он хороший. Редкая птица, – согласилась Иволга, – самородок. Ну ладно, потом поговорим еще с тобой. Заходи.
Иволга поставила чай. Не настоящий, конечно, у кого сейчас настоящий есть – травы насушенные из большой коробки. Налила кипятку в три большие кружки. Тут в дверь завалился Ворон.
– Ну Иволга, ты их растормошила… базарят, разойтись не могут! – он глянул на меня, – А Маус уже здесь. Хорошо.
Мы сели за чай, горячий, с лесным приятным ароматом. Еды, конечно, никакой не было к чаю, ну это и понятно.
– Так вот, Маус, – начал Ворон, – на разведку надо сходить. На базу Горбатого. Кое-что там посмотреть надо. Но это добровольно. Ты у нас одна из лучших, да и техникой нужной владеешь. С собой можешь взять одного-двух человек, кого хочешь. Как ты на это смотришь?
А у меня сердце уже в живот закатилось.
– Вы что… уже Горбатого брать собираетесь?
– Дружки нами интересуются, – ответил Ворон, – как мы Хана взяли, так зачастили к нам сюда. Решили, что мы оборзели… Понимаешь, какой муравейник мы разворошили? Если сейчас не идти прямо в атаку, они нас раздавят.
– А с Горбатого лучше сразу начать. Если его разбить – половина дела будет закончена, – добавила Иволга.
– А мы… сможем?
– Ну не дергайся пока, – посоветовал Ворон, – мы сейчас и хотим выяснить – сможем или нет. Зря людей класть не будем, ты меня знаешь. С беспилотников мы сняли уже все, что можно. Но одна штука там есть непонятная, ее глазами надо посмотреть, вблизи. Тебе я доверяю. Как – сходишь?
– Да сходить-то схожу, конечно, – это как будто за меня изнутри кто-то сказал.
– Вот посмотри, что мы уже выяснили, – Иволга протянула планшет.
Я вгляделась в карту. Так-то я, конечно, знаю. Кто же не знает, где Горбатый базируется? От Завода вверх, к востоку там Новоград на отшибе немного, а прямо на севере Дождево. В этой части города еще полно целых домов, там в основном были двух, трехэтажные, и некоторые еще стоят совершенно целые. Одним краем Дождево к Ленинскому району примыкает, а другим – к лесу. На восток от Дождева до Новограда – поля копарей, севернее там поселок у них. Термоядерный заряд у нас с юга зашел, так что север города меньше всего пострадал, хотя казахи потом артой его долбили и авиацией. И хотя в Дождеве можно было бы неплохо разместиться народу, никто там не живет, потому что Горбатый. Только его дружина, ну правда, у них тоже бабы есть и дети даже. Оттуда они на разборки ходят – остальных дружков нагибают, дань собирают, им как рабочие из окрестных районов дань платят, так и копари из соседних деревень. У них, говорят, даже списки есть, кто на Заводе работает и где живет, так что они ко всем, у кого зарплата хорошая, приходят и свою часть берут. Налог называется. За то, что вроде как от остальных дружков охраняют – хотя, конечно, ничего они не охраняют, толку от них никакого.
А Иволга уже разъясняла задачу.
– Видишь, здесь уже нанесены основные места расположения дружков, вот БМП у них есть одна, четыре гаубицы. То есть с беспилотников мы всю информацию сняли. Но вот чего мы не можем понять, – она ткнула в центр карты, где виднелся ровный черный квадрат, размером как четыре здания примерно, – что вот это такое. Там может быть все, что угодно, а единственная возможность это узнать – сходить и посмотреть глазами.
В самом деле, подумала я, что-то странное. Может, это низкая крыша такая, типа гаража, а под ней, например, убойная техника. То есть лучше бы заранее выяснить, что это такое.
– Заодно проведешь осмотр на местности. На что обращать внимание? Где у них расположены казармы с бойцами, а где – жилые дома, хотя скорее всего, у них разницы нет. Очень важны проходы между домами, где заборы легко проходимые, где нет. Орудия, БМП, укрытия. Думаю, ты понимаешь, что нужно смотреть. И вот что. Пойдете ночью, по нашим данным, охрана у них ночью слабая, они пьяные или спят, так что шансов значительно больше. Все оборудование получите, шлемы с тепловизорами.
Я слушала ее, кивала. С одной стороны, ничего особенного, да и снаряжение нам хорошее дадут, может, даже «Ратники». С другой – внутри у меня сидел какой-то мерзкий гном и вопил изо всех сил «ты что, с ума сошла?!» По правде сказать, на самом деле страшно. Убьют-то ладно, все под богом ходим, но если поймают? Конечно, дружина Горбатого – это не лесники, они заживо жрать или запекать по кусочкам не будут. Но ведь они поймут, что я из ГСО, а если не успею или постремаюсь заранее себя прикончить? В общем, мало хорошего. Не на еду – а так по кусочкам разрежут. Честно говоря, вот прямо совсем никуда идти не хочется. Только жизнь стала налаживаться. Даже надежда какая-то появилась перезимовать с Даной. И что с Даной тогда будет, если меня убьют?
Ничего этого я, конечно, не сказала. Ответила бодро, что мол, есть, этой ночью выходим, и повернулась уже, чтобы идти. Ворон меня окликнул.
– Маус!
Я повернулась. Он на меня смотрел как-то странно. Сердце екнуло – он что, думает, что я уже покойник?
Да нет, не на смерть ведь они меня отправляют, наоборот, надо обязательно выжить, иначе смысла никакого нет в разведке.
– Ты поаккуратнее там, ладно?
– Есть поаккуратнее, товарищ командир.
Дану я пугать не стала. Просто сказала:
– Вот что, давно хочу тебе это… Со мной может всякое случиться. Ну с твоей матерью же случилось.
Глаза Даны расширились, и я пожалела, что так сказала. Ведь это самый большой ее страх до сих пор: каждый раз, когда я ухожу, она боится, что не приду больше. Потому что опыт такой есть. Но что делать? Я и вправду могу не вернуться. Дети, как правило, мрут, если с опекунами такое случилось. Но мрут, потому что не знают, что делать.
– Если я пару дней не вернусь – иди в приют. Знаешь, где Завод? Вот рядом с ним, со стороны проспекта, как подходишь. Там спросишь, тебе скажет кто-нибудь или отведет.
– Я не хочу в приют, – скривилась Дана. Оно и понятно, кто туда хочет? Приют у нас всего года три как существует, организовали его какие-то дамы, которые сами в Новограде живут. Работают две или три воспитки. Порядочки у них, конечно, те еще. И кормят так, на грани выживания, там тоже много детей умирает. Но в одиночку ребенок вообще гарантированно сдохнет.
– Там хоть кормят, – сказала я строго, – обещай, что пойдешь, если я не вернусь!
Дана угрюмо смотрела в пол. Блин, как же ей вдолбить, что это необходимо?
– Вот что, – сказала я, – давай так. Если я через три дня не вернусь – ты идешь в приют. Ты мне это обещаешь. А я обещаю тебе вот что: если я все-таки жива и просто где-то задержалась – я тебя из приюта обязательно потом заберу. Договорились?
И Дана наконец согласилась.
Можно было взять кого-то из опытных, например, Пулю или того же Чингиза. Но у меня даже сомнений не было, я взяла Чуму. Как-то мы хорошо друг с другом себя чувствовали. Да и работала она прекрасно, прирожденный боец просто. Я первый год, помнится, так мучилась и такие глупости делала! Но правда, мне и было всего тринадцать лет, а Чума уже взрослая.
Вышли мы не поздно, но уже в темноте. В половине десятого двинулись. Ворон довез нас на машине до Завода, а оттуда пешком. Он обещал ждать в укрытии и подобрать нас потом на проспекте Ленина. Район еще жил активной вечерней жизнью, хотя на улицах ожидаемо царило запустение. Никто не рискнет идти в Дождево шататься по улицам, и сами дружки опасаются выходить за пределы своих укрепленных жилищ.
План района я хорошо представляла в голове, несколько часов над картой просидела. Мы начали с юго-восточного края, здесь стояли несколько «казарм» – не настоящих, конечно, а просто домов, где cкопом жили «шестерки». Идти было легко, закрепленная на экзоскелете броня практически ничего не весила. Даже автомат плечи не тянул. Шел мелкий, противный дождь, временами переходящий в снег, под ногами – мерзотная слякоть, небо затянуто тучами, и это все тоже хорошо, потому что у дружков меньше поводов на улицу высунуться. А нам в экзоскелетах и с хорошими приборами – без разницы.
– Здесь раньше детская больница была, – вдруг сказала Чума, – я когда маленькая была, в ней лежала.
– Тихо! – я зыркнула на нее, не знаю уж, увидела ли она это, – не болтать! Охраняй!
В два прыжка я очутилась на заборе. Забор здесь решетчатый, и так все видно – но с высоты смотреть лучше. В некоторых окнах длинного двухэтажного здания – почти целого – горел явно электрический свет. Динамка, значит, у них тоже есть. Весь двор лежал передо мной, как на ладони. Еще бы за домом посмотреть… но не хватит времени подробно обыскивать каждый двор. Возле дома в жидких кустарниках виднелись два зачехленных миномета, кажется, «Ноны», но не поймешь, какие. Еще маленький домик у забора – там укрываться хорошо. Четыре автомашины, похоже, на ходу – но обычные, без брони, вроде бы, два «Фольксвагена», один какой-то внедорожник, одна китайская легковушка. Я внимательно рассмотрела двор – проходы, кусты, укрытия. Ничего похожего на мины или растяжки не заметила, да и вряд ли бандюки будут рисковать пьяными на растяжку напороться, им ведь в городе бояться некого. Пока некого. Я спрыгнула с забора. Чума водила стволом, поворачиваясь на 270 градусов, спиной к забору. Но на улице было тихо. Я выхватила планшет и быстро нанесла обозначения на фотографии двора. Тут же отправила сообщение с картой в штаб – даже если нас убьют, хотя бы часть работы будет выполнена.
Связь Ворон организовал временную, сетку с помощью беспилотника, мы всегда так делали в случае надобности. Полноценная мобильная связь есть только на Заводе, и нас, понятно, в ту сеть не пустят.
Махнув Чуме рукой, я двинулась к следующему зданию.
Мы осмотрели еще три «казармы» поменьше. Дальше работа пошла быстрее. Там стояли руины, где не жил никто – видно, сюда снаряды долетали, ну а селиться в руинах возле дружины нормальные люди не будут. Разрушенные места мы осмотрели поверхностно. Миновали улицу, повернули на следующую. Теперь мы находились уже в сердце расположения Горбатого, это куда опаснее. И даже экзоскелеты не спасут, если что – у них и мотоциклы есть, и авто.
Раньше Дождево было районом элитных коттеджей. Эти особняки сохранились – двух-трехэтажные кирпичные здания, когда-то кокетливо разукрашенные, теперь старые, с отбитыми финтифлюшками, но относительно целые. Вокруг коттеджей были посажены огородики – жены, видно, стараются, да и рабы у них есть. Заборы все глухие, попадались и кирпичные стены – пробить нельзя, но взобраться, да еще в экзике, довольно легко. Были железные заборы. И у всех – по два ряда колючки наверху. Я предусмотрительно надела изоперчатки, и правильно – кое-где по колючке был пропущен ток.
Мы работали молча. Каждый двор, конечно, не осмотришь, но у самых крупных выборочно я карабкалась на забор, быстро осматривала дворы, фоткала. Пару раз во дворе мелькали чьи-то фигуры. Один раз нас облаяла крупная собака. Везде в коттеджах светилось тусклое электричество, жили бандюки неплохо. Я спрыгивала с забора, наносила сведения на планшет, отправляла сообщение. Чума охраняла меня снизу, с автоматом наперевес.
Далее снова пошли «казармы», но поменьше – там дружки рангом пониже жили как в общаге. Заборы исчезли, можно даже подкрадываться к окнам и заглядывать. В несколько домов я заглянула. Электричества не было, но и тепловизор был не нужен – в комнатах топили печки, горели свечи. Я вытягивала гибкий визор и подносила к окну. Зрелище чужой жизни завораживало бы, если бы не было так страшно. Дружки ели что-то, пили самогон из разнокалиберных бутылей, сидели в обнимку с женщинами. Женщины все были зашуганные в той или иной степени, даже те, что пьяные сидели и веселились с бандюками. Кое-где народ спал, где-то резались в карты, в шахматы или даже игры на планшетах. В одной из комнат мне попалась разборка – двое стояли друг против друга с ножами, остальные подначивали их. Оружейные мне не встретились, но в комнатах оружие было свалено или спрятано беспорядочно. Обычное в общем, как у нас, то АК, то «22-е», были и ручные пулеметы, конечно, и РПГ, и всякое другое. Пару раз – прикрепленные к стене «Ратники» с экзиками. Это была невероятно увлекательная работа, вот только острый интерес к происходящему то и дело сменялся острейшим же нечеловеческим ужасом – стоило Чуме издать звук или мне казалось, что в комнате кто-то заметил меня. Сразу холодный пот бежал по спине, и сердце колотилось. Я спрыгивала с окна, приходила в себя – и наносила очередные сведения на планшет.
Однажды все же случилось – Чума негромко произнесла «бойся!», я спрыгнула на землю, и увидела двоих дружков. Пьяные, они едва держались на ногах. Вышли, похоже, до ветру.
– О… это че… —начал один из них, выпялив глаза в нашу сторону.
– Берем! – произнесла я негромко, и мы с Чумой, выхватывая ножи, одновременно скакнули вперед. Один прыжок – два метра, второй, и вот мой усиленный железом кулак уже обрушился на голову противника. Правой рукой я одновременно всадила нож между ребер падающего пьянчужки, без всякого труда, экзик все сделал за меня. Чума тем временем прикончила второго. Я взглянула на ее лицо, белое в темноте, и меня передернуло – лицо было забрызгано кровью, кровь на губах, и при этом Чума как-то судорожно, с наслаждением улыбалась.
Я махнула рукой – «дальше». Все было хорошо, почти никакого шума. Но теперь надо поторапливаться, уходить с этой улицы как можно скорее. Вскоре пьяных могут найти. Еще один дом… и следующий… Я подтянула к окну высокий камень, вскочила на него, вытянула визор… О боже! Там целая толпа насиловала какую-то девчонку, та на полу почти не трепыхалась уже, виднелось голое тело и кровь, а бандюки сменяли друг друга с довольным гоготом. Я убрала визор и спрыгнула с камня. Чуме не стала ничего говорить. Да, гранату туда метнуть, конечно, хочется… Вот только не затем мы здесь.
Мы добрались до конца улицы, повернули на следующую. Уже больше половины района отсмотрели, время близилось к часу ночи.
И наконец-то мы подошли к загадочному черному квадрату.
Я ожидала увидеть низкое здание. А оказалось что-то несуразное – гигантский квадрат растянулся прямо на земле, будто на почву бросили кусок блестящей черной ткани.
Вокруг никого не было, и вообще метров на двадцать от каждой стороны квадрата царила полная пустота. Черная ткань лежала на обширной пустой площади. Раньше этого пустыря в Дождево не было, кстати. И как всегда, когда сталкиваешься с чем-то непонятным – ненормальным, нечеловеческим – стал пробирать ужас. Одно дело – нож или пуля, здесь все ясно. И совсем другое – все вот это. Последствия войны. Непонятно что. Вроде водяных мутов, отчего я к реке или озеру даже близко не подхожу.
Здесь живых существ не наблюдалось, но такая непонятная жуть исходила от этого квадрата, что я остановилась.
Отсюда уже видно было, что это не ткань. Квадратной была выемка в асфальте – и там, в ней жидко блестела черная слизь. Не вода, нет – скорее уж на нефть похоже, но более вязкая.
Может, это и есть нефть? Я ее не видала ни разу, но наверное, она должна примерно так выглядеть.
– Пошли, – шепотом предложила Чума. Она была права. Надо подойти ближе. Но не случайно же здесь все пусто вокруг. Похоже, дружки даже не подходят к этой слизи. Иначе все равно что-то лежало бы – мусор какой-нибудь, следы пребывания человека. А тут – ничего. Огромная площадь пустого асфальта, и в центре – этот квадрат со слизью.
– Погоди.
Я осмотрелась, подобрала камешек. Так я, может, и не добросила бы, но экзик усилил руку – камень описал пологую дугу и упал в слизь, на самый краешек.
Дальше произошло невозможное. Там, где упал камень, из черного вещества вдруг поднялось что-то вроде щупальца. Длинный толстый тяж вырос, взметнулся вверх метра на три и упал на асфальт – в нашу сторону. Конечно, он был слишком короткий и стал потихоньку вползать обратно в озеро.
– Мать-перемать, – буркнула Чума потрясенно. Я вообще как язык проглотила. По-хорошему надо разворачиваться и уходить немедленно. Но что мы доложим? Увидели черное озеро, наделали в штаны и убежали? Надо взять пробу, Иволга же биолог, она даже в лабе работает на Заводе, посмотрит, что это такое.
Во что вот только ее взять? Я сняла фляжку, вылила из нее воду. Показала Чуме. Та молча кивнула.
Надо приблизиться к озеру.
– Я пойду, – сказала Чума, забирая у меня фляжку, – прикрой.
В принципе, командую я, но раз уж она проявила инициативу… честно говоря, мне было так страшно, что спорить я не стала. Чума сделала несколько шагов вперед. Я контролировала пространство вокруг нее, поводя стволом. Никого здесь не было, в этом проклятом месте, видно, дружки сюда сами не очень-то стремятся. Что уже о многом говорит: если бы эта слизь годилась на что-то или хоть была безопасной, не возникла бы вокруг пустота.
Внезапно раздалась очередь, Чума моментально упала на землю. Источник я не видела – стреляли откуда-то справа. Дать ответку? Только патроны тратить и себя выдать. Я же не вижу, куда стрелять, а «умные» пули – они только теоретически такие умные. Чума поползла. Конечно, ее не задело – в «Ратнике» не так-то легко задеть человека.
Больше по ней не стреляли. Даже странно – раз уж нас обнаружили, могли бы и взять. Страшное предчувствие легло на сердце. Чума быстро преодолела оставшиеся метры и протянула вперед фляжку…
Дальше случилось жуткое. Фляжка коснулась поверхности слизи, и снова из квадратного пруда выросли мигом две длинных «руки», и руки эти хлестнули по Чуме сверху, секунда – и вот уже черное гигантское щупальце накрыло ее с головой и потянуло в озеро.
Я в несколько прыжков оказалась рядом с ней. Теперь уже все пофиг. Снова затрещали очереди справа. Чума отчаянно сопротивлялась, я схватила ее за ноги и тянула к себе. Нечеловеческая жуть. От озера пахло не то свежим мясом, не то гнилью, и теперь было понятно, что озеро – живое, ни разу не нефть, что там – живая материя. Лента слизи прочно охватила экзоскелет и тянула Чуму с силой, которой даже я ничего не могла противопоставить. Меня тоже начало затягивать к озеру – так болотная топь неумолимо всасывает в себя.
– Снимай! – крикнула я, – снимай экс!
Чума сообразила и забарахталась. Я уперлась ногами в асфальт и держала Чуму за ботинки, но черное вещество тянуло сильнее, чем я. Может, пальнуть по нему? Но если я на миг выпущу Чуму, ее затянет сразу. Все это время меня терзал безумный страх, мне хотелось кричать – но было не до того. Кошмарный сон.
Чума вывернулась из экзоскелета и откатилась в сторону. Черная слизь с чмоканьем втянула в себя остов брони и выровняла поверхность – как ни в чем не бывало. Чума лежала на асфальте неподвижно. Я опустилась на колено – в эксе это не так просто. Наклонилась к ней.
В это время дружки снова начали пальбу. Я рванула Чуму за плечо. Она перекатилась. Вскочила на ноги.
– Беги! Я прикрою! – велела я, и она побежала – уже без экса, но все-таки в доспехах, а я развернулась и стреляла, прикрывая ее. Бухнуло – граната взрыла асфальт… еще одна.
Я повернулась к озеру и дала очередь по черной слизи.
То, что произошло дальше – я в жизни не забуду! Слизь буквально полезла из берегов. Щупальце было гигантским. Я понеслась скачками, и когда обернулась – уже у самых домов – слизь поднялась к небу, покачиваясь из стороны в сторону. Чума громко материлась рядом со мной. И тут все случилось.
Снова грохот – спереди, мощный удар в грудь и голову,, я взлетела куда-то – и наступила тьма.
Первое, что увидела, придя в себя – перемазанное лицо Чумы.
– Слышь, Маус! Давай, давай!
– Где… они? – спросила я.
– Нету их. Пошли. Держись за меня.
Постепенно я осознавала происшедшее. Болела башка, просто нестерпимо. Дико болела левая скула, и левым глазом я не видела ничего, такое ощущение, что в глазу разлилось целое болото вонючей жижи. Пахло кровью. Болело пузо, но меньше, как-то глухо. Мне казалось, что встать я не смогу. Но не подыхать же теперь. Чума сдирала с меня осколки экзика. Все-таки граната – это граната. Если бы не «Ратник», рвануло бы на куски.
– «Колю» своего держи, – пробурчала Чума. Закинула мою руку себе на плечо. Потащила вперед. Пожалуй, так получится – башка и живот, да все тело при каждом шаге отдавались дикой болью, но идти все-таки можно. Стонать вот нельзя, к сожалению.
– Что… озеро?
– Ничего. Слизнуло пару дружков и уползло. По нам с дома стреляли.
– Ты их… перебила всех, что ли?
– Да. Их было пять человек. И потом еще несколько выскочили. Я тебя за будку затащила, ну и… не повезло им.
Мне тоже не повезло. Мысли перекатывались в голове как дробь, с каждым движением вонзаясь в горящую плоть. Осколок – в лицо. Ну и экзик разбило. Очень мешал автомат, но бросать нельзя. В какой-то момент я все же застонала и стала сползать. Чума поддернула меня, поставила на ноги.
– Пошли, Маус! Пошли! Я связалась с нашими. Только до Ленина дойти, они заберут. Пошли!
До Проспекта – всего полкилометра. Эту местность мы уже знаем, здесь ничего нет больше. Сюрпризов быть не должно. Хорошо, что на пальбу никто больше не вышел – для дружков, как видно, разборки дело привычное. А сейчас глубокая ночь. Жаль, что не прошли Дождево до конца. Блин, а как я послезавтра на работу-то пойду? Эта мысль до того перепугала меня, что даже боль уменьшилась.
Через еще одну вечность мы дошли до Ленина. Конечно, и этот проспект, как и другие, был полностью завален, но несколько дорог в городе расчистили, когда восстановили Завод. Здесь могла пройти машина. Я уже почти ничего не соображала, все мысли вытесняла пульсирующая острая боль, как будто в голове взорвался атомный фугас, и даже было все равно – что у меня с глазом, и даже уже почти все равно, что же теперь будет с работой. Я вцепилась в Чуму и практически висела на ней. Но висела цепко, как обезьяненок за мамку держится – я по телевизору видала до войны. Потом я услышала шум мотора, лязг открываемой дверцы, и правым здоровым глазом – лицо Ворона. Стало легче – меня перехватили с другой стороны.
– Давай, давай, Маус. Держись!
Меня запихали на заднее сиденье. Ворон достал шприц-тюбик, воткнул мне в бедро.
– Сразу надо было, – услышала я. И невнятный ответ Чумы, мол, времени не было. Потом машина тронулась. Меня качнуло, я громко застонала, но затем боль стала помаленьку стихать. Я погрузилась в забытье.
5
Пробуждение наступило очередной раз, правым глазом я увидела свет. Левый был плотно закрыт неприятно давящей повязкой. Боль оставалась, но вполне терпимая, несильная. Я слегка повернула голову (в ней что-то болезненно колыхнулось): ну конечно же, это наш госпиталь. По крайней мере, мы так называли эту подвальную комнатушку – с окном, самую светлую в подвале. В руку мне была вставлена канюля, сверху по трубке что-то капало. Рядом со мной вдруг оказался Зильбер. Это не позывной, а фамилия у него такая. Давно уже старый военный хирург сотрудничал с нашим ГСО. Ну просто на самом деле приходил, когда нужно было, а нужно было часто.
– Евгений Михалыч, – прошептала я. Зильбер скривил лицо.
– Лежи спокойно. Болит? Еще лекарства добавить?
– Да не, не сильно болит. Евгений Михалыч, что у меня с глазом?
Доброе лицо Зильбера, прорезанное морщинами, помрачнело.