Немчиновы. Часть 1: Беспокойное лето

– Ты знаешь, кто он, этот злодей?

– Знаю, но доказать ничего не могу, потому и приехал.

Мне стало плохо. Неужели Вадим все-таки прав и все дело в наследстве? Почему удар пришелся на Сержа? Грозит ли опасность Вадиму и Мишелю? Сердце забилось быстро-быстро. Пантелей достал из портфеля какое-то лекарство и стал совать мне.

– На, выпей, не бойся, Анна, сестра твоя, для тебя собрала, она врач. Вчера Анатолий звонил твоему эскулапу, и Аня про твое сердце все у него выспросила. Выпей, хуже не будет, Аня – врач, причем врач от Бога.

Не знаю почему, но лекарство я выпил. Действительно, довольно быстро стало легче. Я предложил Пантелею выпить коньяка, но он категорически отказался – оказывается, Аня особенно настаивала, чтобы спиртного мы не пили. Тогда я попросил Пантелея рассказать все с самого начала.

– С чего начать-то? Начну с себя. Я в молодости по комсомольской линии пошел, секретарем комитета комсомола на заводе работал. Это сейчас я дед старый, а тогда – девки по мне сохли. Вот однажды на вечере, посвященном очередной годовщине Великого Октября, на меня положила глаз дочка первого секретаря горкома партии. Мне поначалу она тоже приглянулась, начали мы с ней гулять, но о женитьбе я тогда не думал. А вот отец ее об этом как раз подумал. Вызвал к себе и поставил вопрос ребром. Если женюсь на его красавице, обещал карьеру мне обеспечить и на походы налево глаза закрыть. То, что дочка его слаба на передок, он отлично знал и не скрывал, потому и мне свободу давал. Единственное, чего сказал, не простит – так это развода. Тогда развод на карьере крест ставил. Я подумал, подумал, выхода у меня особенно не было, если бы не женился, тесть бы мне кислород по всем направлениям перекрыл. Ну я согласие на брак и дал. Поженились, первое время было ничего, а потом супруга моя гулять начала, пить. В общем, я старался дома не бывать. Раз пошел к знакомой врачихе, а у нее подруга сидит – Анечка. Она тогда только с первым мужем развелась. Я как увидел Анечку, сразу же влюбился.

Пантелей открыл портфель и достал старую фотографию. На ней я узнал усадьбу моего прадеда – старого графа, графиню и их детей. Такой фотографии у меня не было.

– Вот, видишь, это Соня, бабушка твоя, а рядом с ней, за ее спиной, – Федор, из-за которого теперь весь сыр-бор. А вот посмотри, это Анечка в молодости. – Пантелей достал еще одну фотографию из портфеля. Я обомлел. С фотографии на меня смотрела повзрослевшая Соня.

– Фотографию с прадедом я случайно у Ани увидел, сравнил ее с Соней и все понял. Фотографию я себе забрал и спрятал, в те времена дворянские корни сильно могли жизнь попортить.

Влюбился я сразу и на всю жизнь. Через некоторое время Анечка забеременела. Я бросился в ноги к тестю: разреши развестись, я в чернорабочие готов был пойти. А тесть ни в какую. Пригрозил, что Ане всю жизнь испортит, а так обещал Ане квартиру как матери-одиночке выделить. Условие только поставил, чтобы Юрка про меня ничего не знал. Аня все поняла, хотя и нелегко ей было. Деньги от меня она брать отказалась, обиделась. Только когда я Юрке велосипед купил, взяла, очень уж хотела сына порадовать. Я всю жизнь деньги коплю и на специальный счет отправляю – все для Юрки. Я и завещание уже написал. А если Юрка от меня деньги тоже не захочет взять, то они все больнице, где Анечка работает, отойдут. Это простая часть рассказа, – Пантелей помолчал. – Дальше для тебя будет тяжелее. Теперь мне надо тебе Юркину фотографию показать. Не знаю, может, тебе еще лекарства выпить.

Я отказался. Тогда Пантелей достал еще одну фотографию – на ней я увидел Сержа, только русского. Знакомые, родные глаза, только прическа чуть-чуть другая. Я протянул руку за лекарством. Когда я немножко пришел в себя, Пантелей продолжил:

– Когда еще тесть жив был и мы еще при социализме жили, он приставил ко мне некого Недельского, сволочь большую, якобы для охраны. На самом деле, чтобы он тестю на меня стучал. Тесть руку на пульсе держать любил. Конечно, про Анечку и Юрку Недельский узнал. Я по молодости, бывало, много грешил, так Недельский все на карандаш брал. Когда у нас капитализм начался, тесть уже на пенсии был, да и веса никакого не имел, я попытался от Недельского отделаться. Сам-то я по административно-хозяйственной деятельности быстро в гору пошел, на заводе замом генерального директора был, у нас все в роду хорошими хозяевами были. Ну Недельский-то меня шантажировать и начал, грозился, что с Юркой и Анечкой разберется. Делать было нечего, я его своим начальником охраны и назначил. Каждый мой шаг стережет, сволочь. К тебе ехать, так Батищев помог. Властный мужик, так на Недельского глянул, что он даже пикнуть не посмел. По легенде мы с Батищевым к губернатору уехали. Как от тебя прилечу, в аэропорту с губернатором встречусь, будто вместе туда из губернаторской резиденции приехали, вместе в Китай полетим. Туда и Недельский едет, у Кольки, у порученца твоего, две недели руки развязаны будут.

Так вот, скажу я тебе, Виталий, что Недельский вас, Немчиновых, ненавидит. Я сначала не мог понять, почему. Недельский пьет редко, свою меру знает, а тут как-то развезло его, он и проговорился, что он происходит из семьи кучера, которая Федора воспитала. Почему-то он считает, что вы его семью недостаточно отблагодарили, думает, что это он в вашей усадьбе по справедливости жить должен. Как узнал про наследство, так, видимо, совсем голову потерял.

– Как он про наследство мог узнать, неужели Серж ему рассказал?

– Это ты, Виталий, рассказал стерве, змее, которая в вашу семью пролезть хотела.

– Жаклин? – Я с ужасом вспомнил вечер в Йере, когда я стал рассказывать будущей невестке об истории нашего рода. – Но я только упомянул, что часть наследства не востребована, никаких деталей я не упоминал.

– Не упоминал. Я всю эту историю хорошо знаю, так как Игорька в кулаке держу. Он у Жаклинки под каблуком, в любовниках ходит. Они решили наследника найти и комиссионные с него состричь. А Недельский, сволочь, за Игорьком с Жаклинкой проследил и за приятным делом в постели заснял. Думаю, что прослушка у него тоже где-то стояла. Оттуда и узнал. Хорошо, что фотки мне показал, я Игорька и расколол, а как про наследство услышал, спать перестал. А потом узнал, что Сержа твоего не стало. На следующий же день Недельский ко мне пришел и две фотографии Сержа и Юрки передо мной положил. Я и спрашиваю: «Ты, сволочь, графского брата на тот свет оправил?». А он смеется. Говорит: «Я своего добьюсь, буду в усадьбе Немчиновых жить, а они мне прислуживать. А ты, если где про своего Юрку вякнешь, что он на немчиновское наследство право имеет… Смотри, я тебя предупредил». Я совсем с катушек слетел. Анна несколько лет в отпуске не была, я ее сразу в пансионат отправил, а Юрку, якобы по вызову, – в Москву, он там этими древними цивилизациями занимается, в библиотеке сидит. Я к Ане и к Юрке охрану приставил, негласно, конечно. Вроде тихо пока. А три дня назад Аня мне позвонила, оказывается, Юрка в Сосновск собрался, Сонину могилу Вадиму показать хочет. Она его отговорить пыталась, а он ни в какую. Долг это его, видите ли. Я губернатору в ноги кинулся. Он через два дня нас с Недельским в Китай берет. На две недели поездка. Без Недельского ничего плохого случиться не должно. Думаю, за это время Юрка Вадиму все покажет, а потом я его опять куда-нибудь отправлю. Но это только до сентября. Дальше-то что делать?

Я еще покаяться перед тобой должен. Я племянницу Недельского к Вадиму домоправительницей пристроил. Она девка хозяйственная. Думал, что Недельский, дурак, Варьку свою замуж хочет за Вадима выдать. Еще смеялся про себя, а сейчас, думаю, убирать ее оттуда надо.

– Пантелей, ты на меня столько вывалил, мне подумать надо, давай все же выпьем коньяка. Ночь впереди, будем думать.

– Да я же Анечке обещал… Сейчас позвоню ей, спрошу, а то, если тебе хуже станет, она мне ни в жизнь не простит.

Пантелей набрал номер и начал быстро-быстро говорить. Я не успевал за ним.

– По пятьдесят грамм разрешила.

Я выхватил телефон у Пантелея.

– Аня, – почему-то в горле возник спазм. – Анечка, бери Юру и приезжай ко мне, я совсем один, Анечка. – Я услышал, что Аня заплакала.

– Я тоже одна, Виталий, Юрка вырос, у него своя жизнь, а Пантелея я только по телевизору вижу. Я бы приехала, так у меня паспорта заграничного нет. У Юрки есть, а у меня нет.

– Так паспорт тебе за один день сделают, а визу прямо в аэропорту поставят, только ты мне свои и Юрины данные пришли, я Пантелею скажу, какие.

– Виталий, а у тебя жена есть? Она как на наш приезд посмотрит?

– Анечка, Люси умерла тридцать лет тому назад, но она никогда не была бы против.

– Прости, а ты так и не женился?

– Нет, я однолюб.

– Я тоже.

Имение Немчиновых. Валентина

День начался с ливня. Когда в доме собака, ливень не ливень, а прогулка по расписанию. Я встала, посмотрела в окно и без особой охоты надела сапоги и плащ. Когда я подошла к выходу из дома, Немчиновы меня уже ждали. Оба держали в руках зонтики, на ногах у Мишки были кроссовки, Вадим Витальевич был в обычных ботинках. Пришлось одевать Мишку в Светкины сапоги и плащ. Соответствующую случаю амуницию Немчинову дал Павел. Мы вышли на улицу. Шел дождь, и, как бывает при дожде, все запахи обострились. Резко пахло листвой и травами. Я залюбовалась окружающим пейзажем – все предметы потеряли четкие очертания. Наверное, неправильно сравнивать настоящую природу с картинами импрессионистов, наверное, надо наоборот – сравнивать живопись с природой. Но в данном случае мне показалось, что я в музее и смотрю на одну из великих картин, где стирается грань между рекой и полем, между полем и лесом, между лесом и небом. Немчинов и Мишка тоже застыли в восхищении, даже Рекс немножко постоял смирно. Пока мы дошли до шлагбаума, дождь начал стихать. У въезда в усадьбу мы увидели приснопамятную козу Нюрку, она опять гуляла сама по себе. С помощью Рекса и хворостины мы отконвоировали козу к бабе Кате. Она была очень благодарна и угостила нас свежим козьим молоком. Когда мы вернулись, дождь закончился, выглянуло солнце, и мы побежали купаться. Вода после дождя была как парное молоко. Рекс, конечно, купался с нами. Он с видимым удовольствием плавал за палкой и приносил ее Мишке. У Мишки аж глазенки блестели. Надо сказать, что Мишка полностью освоился с собакой и даже рискнул погладить Рекса.

Немчинов действовал точно по плану Кольки. Он представил Варваре новых работников, объяснил ей, что они будет делать, и попросил оказывать им полное содействие. На вопрос, зачем он нанял сам незнакомых людей, Немчинов ответил, что их порекомендовал ему Батищев. Больше вопросов у Варвары не нашлось, хотя было видно, что она готова взорваться от злости. Ее настроение заметно улучшилось, когда Немчинов уведомил Варвару, что дня через три-четыре у нас намечена поездка в близлежащий монастырь на целый день. Юрка почему-то назначил нам встречу в монастыре.

Париж. Виталий Петрович

После разговора с Пантелеем я твердо решил, что если официально доказать вину Недельского окажется невозможным, но для меня будет очевидно, что он виновен, я просто найму киллера, чтобы разделаться с ним, пусть и проведу остаток дней за решеткой. Простить убийство сына я не могу. Я вызвал к себе Жан-Клода и Мари. Основной версией расследования стало наследство. Ситуация оказалась непростой, основная часть работы приходилась на Россию. Там мы могли полагаться только на Николая, Пантелея и Анатоля, профессионалом был только Николай. Во Франции основное внимание надо было обратить на Жаклин. За эту работу взялась Мари.

Для меня самым страшным было то, что в Сосновске сейчас находились два самых дорогих для меня человека – Вадим и Мишель. Я решил серьезно поговорить с Вадимом и потребовать, чтобы он вместе с Мишелем срочно вернулся домой. Наш разговор я наметил на поздний вечер. Я знал, что в это время Вадим работает у себя в мастерской, там заведомо не могло быть посторонних ушей.

Вадим молча выслушал мое требование вернуться с Мишелем в Париж, и сказал, что с его точки зрения это нецелесообразно. Он напомнил мне, что именно я отправил Мишеля с ним в Сосновск, хотя он и предупреждал, что это небезопасно. Я вспылил. В очередной раз вместо того, чтобы думать о том, как спасти свою жизнь и жизнь Мишеля, сын пытался проявить самостоятельность, а проще говоря, поступить наперекор мне.

Вадим призвал меня к спокойствию и поинтересовался, чем вызвана моя просьба уехать из Сосновска. Я ответил, что в результате следственных мероприятий выяснилось, что основным мотивом убийства Сержа стало наследство. Пребывание в Сосновске для членов нашей семьи небезопасно, поэтому я имею право просить, требовать, чтобы Вадим с Мишелем уехали. То, что в деле о наследстве замешаны Жаклин и Игорь, я умолчал.

– Папа, ты многого недоговариваешь. Ты думаешь, что это только твой долг расследовать смерть Сержа, ты забываешь, что Серж мой родной брат. Я так же, как и ты, считаю, что мой долг найти убийцу. Я проанализировал все, что было в прошлом, и вспомнил, кому ты рассказал о наследстве. Это Жаклин. Признайся, ты тоже это вспомнил, только не хочешь говорить. Я уверен, что это так, хотя ты и молчишь. Так вот, я уверен, что убийца здесь в Сосновске. Сначала я выделил четырех человек. Наиболее подозрительными мне казались: мой помощник Игорь, моя домоправительница Варвара, ее дядя – охранник мэра Недельский и наш мэр Пантелей Иванович. Потом я пришел к выводу, что Игорь продумать и провернуть убийство не мог, да ему и незачем. Я ему очень неплохо плачу. Игорь – лоботряс и лодырь, к тому же слабый человек, он может сделать что-то по принуждению, но на преступление он не пойдет. Игорь – трус. Варвара – злая женщина, она способна на многое, но что-то придумать? Нет, она исполнитель, а не мозг. Два человека – Недельский и мэр, по отдельности или в связке, могут быть заказчиками, только я не понимаю, зачем, ЗАЧЕМ им надо было убивать Сержа.

– Пантелей Иванович, скорее всего, ни при чем. Он приезжал ко мне.

– Папа, почему ты мне сразу не сказал, не предупредил, зачем он приезжал, что он сказал тебе? Учти, Пантелей Иванович – очень хитрый, только представляется простаком.

– Пантелей никем не представлялся. Он приезжал с просьбой, чтобы мы не искали наследника и взяли наследство себе. Юра Круглов – его внебрачный сын, причем Юра не знает, кто его отец. Пантелей боится, что Недельский расправится с Юрой так же, как он расправился с Сержем. Недельский практически признался, что это он заказал Сержа. Недельский – потомок кучера, который вырастил Федора, почему-то он считает, что мы ему что-то должны, во всяком случае, что имение должно принадлежать ему.

– Надо же, как странно. Пантелей Иванович – отец моего троюродного брата или четвероюродного? Неважно. Папа, ты очень помог мне, когда прислал в Сосновск Николая. Он прекрасный человек и отличный профессионал. Мы с ним придумали план, как поймать Недельского. Конечно, доказать, что это он убил Сержа, будет нелегко, может быть, невозможно, но засадить его надолго, очень надолго, может, получится.

– Ты отдаешь себе отчет, насколько это опасно? Подумай о Мишеле, если тебе наплевать на свою жизнь, подумай, с кем останется он, я не вечен. Ты явно заигрался в игрушки, в которых ничего не понимаешь.

– Я ни во что не играю, папа. Я просто выполняю свой долг перед Сержем и делаю то, что мне говорит Коля. А говорит мне он только одно: просит делать вид, что я ничего не замечаю. Ты знаешь, сколько камер он понатыкал по всему дому и на территории усадьбы. У нас постоянно под видом рабочих живут два его сотрудника. За территорией усадьбы в палатке живут якобы туристы, они тоже день и ночь ведут наблюдение. Между прочим, они вооружены и имеют полномочия применять оружие в форс-мажорных обстоятельствах. Теперь насчет Мишеля. Как только мы уехали из Парижа, я только и делаю, что думаю о нем. Он хороший парень. Ты думаешь, что это так просто – взял его в охапку и повез туда – потом сюда. Я несколько раз пытался отправить его назад к тебе, но он категорически отказывается, грозиться убежать по дороге. Что мне делать? Я не спускаю с него глаз, особенно после того, как он обнаружил безобразия Недельского и Варвары.

– Что он обнаружил? Почему я ничего об этом не знаю? У тебя хоть что-то в голове есть? – Я опять начал кричать.

– Папа, Валентина Васильевна, Светлана Леонидовна и я, мы постоянно присматриваем за Мишелем, мы взяли собаку, которая стережет его. Коля, которого Мишель очень уважает, взял с него слово, что он никуда не будет лезть.

– Как ты можешь следить за ребенком, если все время сидишь в своей мастерской?

– Очень просто, Мишель сидит вместе со мной. Я учу его рисовать. У парня, между прочим, большие способности к рисованию, это так, просто к твоему сведению.

– Ты учишь его рисовать? Не иначе как стадо верблюдов где-то сдохло. А тебе не приходило в голову, что учительницам тоже может угрожать опасность?

– Представь себе, приходило. У Павла любовь со Светланой Леонидовной, так что за нее я спокоен, Павел с нее глаз не спускает, а Валентину Васильевну я одну никуда не отпускаю. Когда я занимаюсь с Мишелем, я прошу ее побыть с нами, она сидит в кресле и читает свои любимые детективы.

– Ты пускаешь Валентину Васильевну в мастерскую?

– Да, папа, она мне совсем не мешает, а когда Мишель меня не слушается, он часто не хочет слушать мои объяснения, она нам помогает не рассориться. Мишель ее очень уважает.

– Я ничего не понимаю. Ты меня, родного отца, в свою мастерскую не всегда пускаешь, а тут – постороннюю учительницу…

– Папа, я не хочу, чтобы ты делал какие-то выводы, что-то планировал, но я должен тебе признаться, что люблю Валентину Васильевну, очень люблю. Совершенно безнадежно, но люблю, и я, поверь, забочусь о ее безопасности.

– Почему ты думаешь, что все безнадежно? У нее есть жених?

– Дело не в Валечке, дело во мне, я не создан для семейной жизни. Жаклин тогда мне сказала, что это я виноват, что у нее появился любовник. Я не переживу, если любовник появится у Валечки, и потом, сам посуди, разве можно меня полюбить? Я же абсолютно скучная личность, совершенно не красавец мужчина.

Первый раз в жизни я грязно выругался матом.

– Что еще могла внушить тебе эта шлюха? Она же себя уже графиней считала, а тут вдруг такой облом – ты с крючка сорвался.

– Папа, откуда ты знаешь такие слова? Ты что, умеешь материться?

– Представь себе, умею. От деда научился, он был в этом деле виртуоз, он же в детстве успел в Сосновске пожить. Всю жизнь вернуться хотел. В Сосновке мечтал еще раз искупаться, по полю босиком походить. Францию и большевиков он ненавидел, клял и от бессилия матерился. Я мальчишкой подслушивал, как он ругается. Отец меня как-то застукал и наказал. Но все слова я очень хорошо запомнил.

– Ты такой рафинированный аристократ, никогда не думал, что ты умеешь ругаться.

– Это моя ошибка, что я слишком рафинированный. Надо было вас с Сержем в детстве драть, может быть, Серж бы в живых остался, а у тебя в мозгах посветлее бы было.

– Ладно, давай поговорим об этом в другой раз. Что вы с Пантелеем Ивановичем решили насчет Юры?

– Это же очевидно. Юра и его мама должны приехать ко мне. Здесь безопаснее, чем в России.

– Только Сержа убили как раз во Франции. Папа, ты можешь, как всегда, считать, что я специально противоречу тебе, но мне кажется, что ваш план плохой. Я убежден, что сейчас самое безопасное место – это дом Анатоля. Ты знаешь, он крут, у него не забалуешь. Такие, как Недельский, туда не пролезут. Нужно, чтобы Юра с мамой спрятались там. Хорошо бы и ты приехал к Анатолю. У него есть свободный гостевой дом. Туда же я пошлю Мишеля с Валентиной Васильевной. К тебе Мишель поехать согласится, а сам я приеду или с ними, или чуть позже, как только мы с Колей реализуем наш план.

Я подумал-подумал и решил, что, пожалуй, Вадим прав.

– Ты всегда обвиняешь меня в том, что я не слушаю твои аргументы, а сейчас я вынужден согласиться, что ты прав. Единственное, я бы предпочел, чтобы ты с Мишелем и Валечкой немедленно отправился бы к Анатолю.

– Папа, я же тебе объяснил, что пока не могу уехать. Мне надо продержаться дней десять. Я уверен, что нашей жизни с Мишелем ничего не угрожает. Я – курица, несущая золотые яйца. Пока я не подал проект, мы в безопасности.

Я смирился с неизбежным, Вадима было не переубедить. Я обсудил детали его встречи с Юрой и отключился.

Сосновск. Николай

В Париже события стали разворачиваться с бешеной скоростью. Я передал Маньке информацию о том, что Жаклин знала о существовании неполученной доли наследства сразу же, как узнала об этом от графа. Манька с Жан-Клодом решили до поры до времени не ставить в известность Виталия Петровича о возможной причастности Жаклин к смерти Сержа. Жан-Клод сильно переживал за своего друга.

По моей наводке Манька прежде всего поинтересовалась переводами на и со счетов Жаклин. Подтвердилось, что она постоянно получала деньги от Игорька. Более того, лишние четыре тысячи евро, которые перевел ей Игорек, она, в свою очередь, перевела на счет некого араба. К сожалению, в настоящее время араба во Франции не наблюдалось, он покинул страну аккурат через неделю после смерти Сержа. Манька выяснила, где работал араб. Как нетрудно догадаться, он работал в авторемонтной мастерской. Манька показала сотрудникам автомастерской фотографию Сержа, и они его сразу опознали. Машина Сержа, действительно, проходила техобслуживание в мастерской совсем незадолго до его гибели. Чинил автомобиль Сержа уехавший араб. Исполнитель был найден. Заказчиком, если принять рассказ Пантелея за правду, был Недельский. Мотив Недельского был очевиден. Он убирал ненужного свидетеля – Сержа, так как скорее всего к нему с просьбой опознать артефакты приходила Варвара.

По моей просьбе был сделан запрос в наши аэропорты. Недельский и Варвара действительно выезжали из России перед гибелью Сержа, однако они ездили не во Францию, а в Италию. Приехать из Италии в Париж – пара пустяков. Манька начала обход отелей, расположенных вблизи дома Немчиновых, и таки нашла отель, где останавливалась сладкая парочка в интересующий нас промежуток времени. Это было уже что-то. Во всяком случае, появилась уверенность, что мы на правильном пути. Не было только доказательств для суда. Манька ринулась к Жаклин, она надеялась развязать ей язык. Что-что, а это Манька умеет делать хорошо, комплексами она не страдает. Однако выяснилось, что везение закончилось. Дома у Жаклин Манька наткнулась на запертую дверь. Утром Жаклин отбыла в Россию.

Начальство сейчас же командировало Маньку в Россию. В Москве ее встретили коллеги и посадили в поезд, идущий в наш город. Я не верил своему счастью. Из вагона в Сосновске Манька вышла совершенно счастливая. Она оказалась в одном купе с теткой, которая везла двух кроликов и петуха. Тетка, как увидела иностранку, перепугалась, что ее выкинут из поезда вместе с живностью. Уж не знаю как, с русским у Маньки не очень, но она сумела уверить проводницу и тетку, что она очень любит животных, особенно кроликов и петухов. Манька очень смеялась, так как в четыре утра петух стал кукарекать, тетка опять испугалась, что ее все-таки выкинут из поезда, и перебудила весь вагон. Наконец, моя любовь закончила рассказ о том, что произошло с ней в дороге, и я сумел ее поцеловать. Это заняло какое-то время. Потом Манька долго сокрушалась, что так долго пересказывала мне всякую ерунду, вместо того чтобы сразу начать целоваться.

Монастырь. Валентина

Утром мы с Мишкой, Немчиновыми, Светкой, Павлом и Рексом погрузились в большую машину и поехали в монастырь. Светка с Павлом предполагали погулять рядом с монастырем, поэтому мы надеялись, что Рексу не придется одному долго томиться в машине. Юрка ждал нас у входа в монастырь. Мы пошли ему навстречу. Не доходя нескольких шагов до Юрки, Немчиновы остановились. Мишка побледнел и вцепился в руку дяди, Вадим Витальевич крепко обнял племянника. Юрка удивленно посмотрел на дядю с племянником и спросил: «Что-то не так?». Ответил Мишка:

– Вы очень похожи на моего погибшего папу.

– Прости, брат, – Юрка искренне огорчился. – Что ж, давайте знакомиться. Меня зовут Юрий, Юрий Пантелеевич, вернее, дядя Юра. Я – историк. Сюда обещал приехать Николай Иванов, которого вы знаете. Только что он позвонил и попросил передать, что задерживается, поэтому я предлагаю сначала пойти на кладбище и навестить могилу вашей бабушки или прабабушки Сони. Извините, у меня нечасто получается выбраться на кладбище, поэтому порядок на могиле средний.

– Могила Сони сохранилась? – У Немчинова перехватило дыхание. – Я пытался найти ее могилу на городском кладбище и потерпел фиаско.

– Вы же не знали, что она похоронена здесь, рядом с монастырем. Там есть еще могилы ваших предков. Они были в ужасном состоянии, но за последние десять лет, что в монастырь вернулись монахи, братия привела могилы в более или менее пристойное состояние.