– С утра мы… двор от мутантов всей станцией прибирали, а к обеду пришли к нам эти… в фуражках. Говорят, из лагеря они, и спрашивают, не видали нигде десять заключенных и майора ихнего с пистолетом?

Тихон смутно помнил, что вчера действительно приходил кто-то из лагеря, но все вчерашние воспоминания затмила новость об интуристах, и поэтому он спросил:

– А… и куда они делись?

– А мне откуда знать? – ответил вопросом на вопрос Вова. – Я их вчера вообще не видел. Это ты их к блоку реакторному водил.

Василич грохнул очередной допитой бутылкой об стол и, отстранив Вову, сказал Тихону:

– Не, ты, это, не бойся. Ты тут не при чем, они сами виноваты. Мутанты в подвалах шум с выстрелами услышали, подумали, расстреливать начинают, вот и взбунтовались. А эти, в фуражках, говорят сегодня, что зря мы мутантов расстреливали. Они, говорят, тоже люди, хоть и в подвалах сидят. Жалеть их надо, говорят, не виноваты они, что радиация.

– Мужиков простых они расстреливают, а мутантов им видите ли жалко, – добавил Вова.

– Ну вот и дожалелись! – сказал Тихон сурово. – Съели мутанты майора ихнего, и заключенных тоже.

– Да нет же, говорю! – рявкнул Василич. – Вот, скажем, если бы и съели – тогда бы фуражку-то оставили! И шинель тоже, так ведь?

– Съели бы, – возразил Тихон. – С голодухи все можно, даже шерстяное.

– А пистолет металлический? – вмешался Вова. – Тоже, скажешь, проглотили? Нет, тут точно мутанты не при чем. Зэки с майором в реактор упали, и сварились там заживо!

Василич покачал головой и погрозил пальцем:

– Нет, это ты неправду говорить. Инопланетяне их под шумок забрали, для опытов! Точно, на энело увезли! Федор Степаныч так сказал, Иваныч наш тоже так думает.

Тихон нахмурился.

– Так говорили же, что про инопланетян Никанор придумал спьяну? Не прилетал никто, говорят.

Вова кивнул, и взял следующую бутылку.

– Вот-вот, и я говорю, не прилетал. Придумали они все. Пить не умеют.

Лицо у Василича стало еще краснее от злости, а Тихону подумалось, что сейчас они подерутся. Драки ему не хотелось, и он сказал, поднимаясь:

– До ветру схожу.

– Я тебе сейчас кулачком-то по роже и настучу! Тоже мне! – рявкнул Василич на Вову, резко поднимаясь со стула. Концовку тирады Тихон не услышал, потому что вышел из избы.

Дорожка к туалету была заметена снегом, а лыжи одевать не хотелось, поэтому мужик решил идти через сугробы как был, в валенках. На третьем шаге его резко качнуло в сторону, и он упал на спину. Тихон некоторое время смотрел на ночное небо – оно было безоблачным, звезды светили ярко, складываясь в завораживающие геометрические фигуры. Внезапно потянуло на философию, и подумалось, что у звезд тоже есть свои начальники и подчиненные, заключенные и майоры – надсмотрщики. Как же они без шапок и ружей там, в ледяной прохладе космоса, висят? Светят, еще, зачем-то, и какая польза от света этого? Солнце светит – так хоть день от ночи отличить можно, если не зима, а тут – никакой пользы. Говорят, правда, ракеты наводить по звездам научились – и то славно, но тоже вон – посадят нечаянно медведя без шапки за красную кнопку, как тогда, а потом – звезды, не звезды, все равно Восточное Самоа не вернуть…

Тут Тихон вспомнил про физиологическую потребность и хотел уже подняться и продолжить нелегкий путь к туалету, как вдруг его внимание привлекла одна большая звезда. С самого начала она показалась мужику неприлично крупной на фоне более мелких светящихся точек, а тут она и вовсе начала двигаться из стороны в сторону, как огонек у папиросы, и при этом неуклонно расти в размерах. Неужели это…

«Ну нафиг… – подумал мгновенно протрезвевший Тихон, отчаянно пытаясь подняться. – Я же не как Никанор – пить умею, вроде бы… Что ж они, и мне кажутся?»

Тем временем точка окончательно превратилась в светящийся диск, энело летело на мужика прямо сверху, иногда отклоняясь от маршрута и кружась. Когда до земли оставалось каких-нибудь сто-сто пятьдесят метров, диск замедлил движение и выпустил лучи.

Тихон уже перестал пытаться встать, он просто неподвижно лежал в сугробе с широко открытыми глазами. Лучи прошлись прямо по лицу, стало страшно, и мужик заорал, но энело медленно поплыло влево, в сторону улицы. Через несколько секунд Тихон услышал медвежий рев, и увидел, как к светящемуся диску по воздуху поднимается большой бурый медведь. Он, по-видимому, просто гулял по улице, и инопланетяне забрали беднягу для опытов, подумалось Тихону, и мужик снова закричал, испугавшись, что следующим заберут его.

Скрипнула дверца избы, и послышался хруст снега под валенками. Светящийся диск с медведем, как будто бы заметив появление людей, в одно мгновение пропал.

– О, смотри, лежит. Упал, – сказал голос Вовы. – Я всегда говорил, здоровье у него слабое, не местный он. Пить не умеет.

Тихон терпеть не мог, когда ему напоминали, что он не местный – ведь в душе он был настоящим, суровым сибиряком, хоть и нашли его на вокзале. Тем более он не любил, когда ему говорили, что он не умеет пить. Но сейчас было не до обид – надо было придумать, зачем он кричал и почему до сих пор лежит в сугробе. Мужики подошли и начали поднимать коллегу.

– Ты, Вова, держи его за правую руку, а я за левую держать буду, – сказал Василич, наклонившись над Тихоном. Все лицо у Василича было в синяках. – Что ж ты кричал? Что случилось-то?

– Медведь. А я без ружья.

– Не верим, – сказал Вова, ставя Тихона на ноги. – Ни разу не помню, чтобы ты медведя пугался, ты ж не нефтяник какой-нибудь. Помнишь Аркадича? Он вообще говорил, что любой нормальный сибиряк медведя может голыми руками завалить… До туалета проводить тебя?

– Да не… не надо уже. Пойду я домой, мужики, уши вы мне вылечили, спасибо вам за это, а мне еще работу одну доделать надо.

– Темнишь ты, Тихон, – сказал с укором Василич. – Уж не энело ли видел?

– Нет, нет, не видел я его! – нахмурился сибиряк. – Я пить умею, не то что некоторые.

8. Матрешка

Иностранцев было двое – высокий и пузатый, их сопровождал переводчик, кто-то из бывших нефтяников. Все трое были безбородые и носили вместо шуб черно-красные пластиковые куртки, что сразу не понравилось Тихону. Иностранцы смотрели на него, почему-то переглядывались и посмеивались. Но, в конце концов, не важно, как они выглядят и как смотрят, главное – попросить у них тех яств диковинных…

Когда их проводили в комнату Федора Степаныча, переводчик сказал, что пузатого зовут Джон Смит, а высокого – Йохан Йохансон. Добавил что-то про сопротивление, и иностранцы раздали всем присутствующим красно-белые листовки с черной непонятной надписью:

«THE EARTH FOR THE EARTHMEN! DOWN WITH GREEN-ASSED INVADERS!»

Никто из работников станции языка не знал, но спросить, что там написано, почему-то побоялись. Дали гостям стаканы и налили водку. Пузатый спросил через переводчика, видел ли кто-нибудь из работников инопланетян. Выяснилось, что энело видели трое из работников, включая Никанора Петровича, который принялся с новыми подробностями рассказывать о зеленых человечках, забравших Тихоновы валенки. Про майора и политзаключенных начальство велело молчать. Высокий иностранец сделал серьезное лицо и передал через переводчика, что с этими зелеными ублюдками нужно бороться и не давать им садиться на шею. Потом Джон Смит спросил, а что это у вас весь снег во дворе красный, и Федор Степаныч соврал, что это давеча на станцию волки заходили, пришлось парочку пристрелить. Судя по лицам, иностранцы не поверили, но спорить не стали. Потом начали расспрашивать откуда сибиряки берут винтовки, почем нынче водка и тому подобную ерунду, известную даже медведям.

И вдруг произошло то, чего так долго ждал Тихон. Пузатый достал из кармана куртки нечто небольшое и продолговатое, поднес ко рту и стал жевать. «Вот они какие, яства диковинные, – подумал Тихон и заметил, как часто забилось его сердце. – Вот оно какое, счастье мое». Он понял: такой удивительной возможности изменить свою жизнь, как сейчас, у него больше не будет никогда, и если и нужно что-то делать, то здесь и сейчас.

Тихон смело отодвинул стоящего рядом с иностранцами Петровича, подошел к переводчику и сказал:

– Вели им дать мне яства диковинные. Я им за это вот что дам, – и вытащил из-за пазухи свою матрешку. – Она бесконечная.

Федор Степаныч с Иванычем замолчали, удивившись наглости Тихона. Переводчик сначала раскрыл рот от удивления, потом передал матрешку иностранцам, усмехнулся и спросил:

– Какие яства?

– Ну те самые, что вот он сейчас в рот положил. От которых счастливыми люди делаются.

– О, о, мэтыресшка! Соу гуд! – сказал пузатый, не переставая жевать, и начал разбирать матрешку. Разобрав первые восемь уровней матрешки, непонятно покачал головой и собрал все обратно. Потом переводчик сказал что-то пузатому, тот что-то спросил, высокий что-то ответил, глядя на Тихона, и бывший нефтяник перевел:

– Господин Йохан Йохансон говорит, что для тебя, брат землянин, всегда пожалуйста, и спрашивает, как ты оказался в Сибири.

Тихон нахмурился. Он не знал своего происхождения и всегда смущался и сердился, когда его ему говорили, что он не местный. Но сейчас был не тот случай, когда можно было сердиться, и пришлось ответить:

– Меня мужики на вокзале нашли, а раньше что было – не знаю.

– Да он сибиряк! – вступился за сотрудника Петрович. – Даром что лицом не похож.

Некоторые почему-то посмеялись, а иностранцы, после того, как ответ Тихона перевели, кивнули и протянули ему две маленьких блестящих палочки…

9. Лыжи

К вечеру заметно похолодало, и первый раз за неделю пошел снег. Снежные вихри залетали в трамвай, пронизывающий ветер дул в лицо, угрюмые одинаковые деревянные избушки медленно проплывали мимо, и казалось, что путь до дому длится вечность. Все знакомые мужики с работы остались праздновать получение зарплаты, и Тихон ехал один. Водка, купленная с утра, к концу рабочего дня кончилась, а согреться было жизненно необходимо. Через две остановки Тихон не выдержал, подошел к балалаечнику, играющему на весь трамвай «Эх, дубинушка, ухнем!», дал ему в морду и отобрал водку. Кто-то из мужиков запротестовал и чуть не завязалась драка, но на рельсах внезапно появились волки, и всем пассажирам пришлось пострелять, а про балалаечника потом забыли. От водки стало немного теплее, и все мысли были об одном – поскорее бы домой, поскорее бы сесть за стол, достать из кармана диковинные яства и, наконец, съесть…

Остановка. Тихон надел лыжи и через метель медленно пошел по запорошенной лыжне к дому. Через метров двести он увидел большого медведя, бегущего навстречу по улице. Снял с плеча ружье и внезапно понял, что в кармане остался всего один патрон. Медведь, похоже, был людоедом, морда вся в крови, и от выстрела зависела жизнь. Тихон зарядил ружье, вспомнив высказывание старика Аркадича, что любой сибиряк может завалить медведя голыми руками. Сейчас он понял, насколько это далеко от действительности – такой медведь тяжелее мужика в пять раз, и если придавит – смерть неминуема. Вспомнил про яства в кармане, которые так и не попробовал, со злостью посмотрел на приближающегося хищника, прицелился и выстрелил. Медведь зарычал и повалился, Тихон опустил ружье и мысленно прикинул расстояние, которое разделило его со смертью – медведь лежал в пяти метрах от концов лыж. «И все же я настоящий сибиряк», – подумал Тихон и первый раз за день улыбнулся.

Придя домой, Тихон запер дверь, растопил печь, положил в шкаф коробки с табаком, достал из кармана две блестящие палочки, положил на стол и стал разглядывать. Обертка, похоже, была сделана из глянцевой бумаги, на ней были маленькие рисунки и надписи на непонятном языке. Тихон осторожно снял бумажку с одной из палочек и подумал, что обязательно повесит на стенку, как картину. После бумажной была вторая обертка, сделанная из фольги, сибиряк развернул ее и увидел сами яства – десять маленьких белых комочков. Тихон сгреб их все и отправил в рот.

Яства оказались похожи по твердости на резину, но были такими сладкими и пахучими, что на душе сделалось удивительно хорошо.

«Все же эти иностранцы молодцы, – подумал Тихон. – Они умеют делать человека счастливым, хоть сами и странные. Вообще – какая разница, сибиряк ты или с Запада – все мы братья, все равно по одной земле ходим…»

Тихон подошел к шкафу и первый раз за долгое время посмотрел в зеркало. Несмотря на черную блестящую кожу и вечно грустные, карие миндалевидные глаза, лицо у него сегодня просто светилось от счастья. Он снова улыбнулся белоснежной широкой улыбкой, снял шапку, пригладил кудрявые черные волосы и сел обратно за стол.

Яркие лучи света ударили в окно. Тихон от неожиданности проглотил яства и пошел во двор посмотреть, откуда исходит свет.

Во дворе стояла большая летающая тарелка, свет шел изнутри, пробиваясь через тонкий, словно бумажный корпус. Снежинки падали и таяли на белой поверхности. Тихон замер у двери и молча смотрел, как плавно опускается сверкающий трап, как три маленьких сине-зеленых существа выходят из энело и медленно, покачиваясь, идут в его сторону. Страха, как в тот раз, не было, вся картина несла покой и умиротворенность, и Тихон подумал: «Какая разница, люди – не люди. Белые, черные или зеленые – у всех у нас Разум есть, все мы в одном Космосе вращаемся».

И не важно, что там думают про инопланетян иностранцы, когда-нибудь они все поймут, как понял сейчас Тихон…

Верхними конечностями средний, самый крупный из инопланетян держал нечто большое и черное, он подошел к онемевшему сибиряку, протянул это нечто и сказал бесцветным, спокойным голосом:

– На, Тихон… Возьми свои зимние валенки.

Кризис по-сибирски

1. Проблема

Главный начальник Сибири был разбужен звонком в полвторого ночи. Ерофей Ерофеич, подняв трубку большого дискового телефона на письменном столе, приготовился гневно высказаться в адрес звонящего, но услышал голос главы сибирского КГБ Хвостова и потому лениво отозвался:

– А, это ты… Что такое?

– Беда, Ерофеич. Кризис, не иначе.

Начальник Сибири присел на край кровати, налил свободной рукой водки в стакан, выпил, и спросил:

– Опять китайцы?

– Нет, Ерофеич, с китайцами все в порядке. Сидят себе за границей, никого не трогают. Тут дело, пожалуй, посерьезнее будет. Настоящая катастрофа. Надо Совет Большого Начальства созывать.

– Ну ты хоть скажи, что за проблема? – Ерофеич почесал подбородок.

– Проблема национального масштаба. Это не телефонный разговор, нас могут подслушать западные шпионы.

Сибирский начальник поморщился.

– Опять твои шпионы, да кто нас подслушает в два часа ночи?.. Приезжай тогда, раз по телефону не хочешь, да и рассказывай все как есть.

– Не могу, Ерофеич – сани в ремонте, давай уж лучше ты ко мне.

Начальник Сибири бросил трубку, выругался, но делать было нечего. Надел дорогую норковую шубу, шапку-ушанку и валенки, разбудил хромого извозчика и пошел вместе с ним к сараю, где жили ездовые собаки. Спустя десять минут собачья повозка мчалась от особняка по заснеженным просторам в направлении столицы, города Сибирска. Ерофей Ерофеич ёжился от холода и периодически пил припасенную водку из горла, для согреву.

Миновав постовых, повозка въехала в город и помчалась по безлюдным улицам. В столь раннее время и мужики, и городские медведи мирно спали. Сибирский начальник с извозчиком беспрепятственно доехали до мрачного двухэтажного здания, украшенного гербом – двуглавым медведем с балалайкой и бутылкой водки в лапах. Это были КГБ-шные Застенки, оплот военной диктатуры и сибирского тоталитаризма. Оставив извозчика с собаками мерзнуть на морозе, Ерофей Ерофеич поздоровался с двумя охранниками в круглых фуражках и поднялся по лестнице в кабинет главы сибирского КГБ.

– Плохо дело, Ерофеич, – сказал Хвостов. – Водка кончается.

– Так пошли кого-нибудь на склад, – пробурчал главный начальник Сибири. – Проблем то. И ради этого ты меня разбудил?

– Ты не понял. Водка СОВСЕМ кончается. Через две недели все население Сибири рискует остаться без главного национального ресурса. Я же сказал – кризис наступает!

Ерофей Ерофеич остолбенел, затем схватился за голову и стал в панике бегать по кабинету.

– Срочно! Собирай Совет! Начальников всех городов! Чтобы послезавтра все были!

2. Перспективы

– Коллеги! – объявил Ерофей Ерофеич с трибуны. – Для нашей дорогой и горячо любимой Сибири наступают тяжелые времена.

В зале столичного Горсовета находилось семьдесят человек. Многие из городских начальников были пьяны и не слушали своего шефа, в зале царили шум и неразбериха.

– Ну, мужики! – крикнул Ерофеич, пытаясь добиться хотя бы какого-то порядка в рядах Большого Начальства. – Эй, там, сзади! Степан Степаныч, убери балалайку, невозможно совсем от твоей «Дубинушки»!

Степан Степаныч, начальник Усть-Илимска, проворчал что-то невнятное, но инструмент убрал.

– Ты давай, говори, что случилось-то! – крикнул нетерпеливый Аполлон Аполлоныч из Владивостока, сидевший на первом ряду. – Что я, зря семь часов на бомбардировщике через полсвета летел?

Ерофей Ерофеич осушил стакан, потом проворчал, оправдываясь перед Аполлонычем:

– Так ведь не слушает никто… Ну и пусть. В общем, ситуация у нас такая. Кризис, одним словом, и безрадостные перспективы! Москва и остальные европейские поставщики этилового спирта с понедельника прекращают поставки по трубопроводу Свердловск-Тобольск.

Главный начальник Сибири сделал многозначительную паузу.

– Безобразие! – первым не выдержал начальник Балалаевска, Тимофей Тимофеич. – Как же мы без спирта! Где московский посол?

– Посла! Где посол! – послышались голоса в зале.

– Сергей Владиславович, поднимитесь сюда, – позвал Ерофеич. – Проясните ситуацию.

На трибуну поднялся полный мужчина в пиджаке, без бороды. Ерофеич налил ему водки в стакан, но тот брезгливо поморщился и начал речь.

– А что я могу сказать? Такова ситуация на мировом рынке спирта и алкогольной продукции. Цены поднялись. Дефицит. Эксплуатировать трубопроводы для снабжения Сибири спиртом становится нерентабельно. То же и в других странах. Мы предложили продолжить поставки по железной дороге, ограниченными партиями, но новый договор вы подписывать не собираетесь.

– Да как по железной дороге? – воскликнул Апполоныч. – Да разве по железной дороге можно? Мы и десятой доли спирта по ней не провезем. Без спиртового трубопровода не обойтись!

– Все другие страны производят поставки спирта обычным транспортом, водным или сухопутным, – парировал московский посол. – Мне вообще не понятно, зачем сибирякам так много алкоголя?

Со второго ряда вскочил худой мужичек, начальник северного Медвежанска.

– Да что вы понимаете! Вы, москвич! У нас в Сибири морозы девять-одиннадцать месяцев в году. Бывает под шестьдесят градусов, плевки в воздухе замерзают! У нас даже женщины из-за этого не живут уж лет пятьдесят, как все это началось. А мужикам без водки никак! Организм у сибирских мужиков так устроен, что вместо крови – алкоголь, наши ученые установили…

– Ну, я слышал, но это спорная теория, – спорил Сергей Владиславович. – Это противоречит здравому смыслу и законам биологии.

– Да у нас тут все противоречит здравому смыслу, с тех пор как в 80-х годах военные испытания привели к мутации планеты, – грустно вздохнул Ерофей Ерофеич, стоявший рядом. – А как иначе? Иначе нельзя. Одно я точно знаю – среднегодовая норма на одного сибиряка – не меньше полутора тонн спиртосодержащей жидкости. Летом теплее, пьют меньше, кое-кто самогон гонит, а зимой – по пятнадцать бутылок в день, и самогоном не обойтись. Помножьте на шестнадцать миллионов мужиков, и вы поймете, что без трубопровода нам никак.

Посол развел руками и ушел с трибуны, бросив напоследок:

– Я посол, я ничего не могу сделать…

Зал немного приутих, все обдумывали услышанное, потом кто-то с задних рядов выкрикнул:

– А мы им нефть перекроем!

Кто-то пошел дальше, и рявкнул:

– Да, а потом ракетами их, ракетами!

– Нет, мужики, нельзя же так, все же они наши соседи и бывшие соотечественники, – попытался успокоить народ Ерофей Ерофеич, возвращаясь на трибуну. – Надо искать выход самостоятельно.

– Хотя нефть все же перекроем, – тихо сказал в сторону начальник КГБ Хвостов, стоящий за трибуной.

– Это все происки зеленозадых супостатов! – заявил начальник Угрюмска, привыкший во всем винить инопланетян, и достал из-за пазухи припасенную бутылку.

– Но позвольте, у нас же есть два спиртовых завода, в Красноярске и Хабаровске, – сказал Тимофеич. – Неужели их мощности не хватит?

Ерофей Ерофеич покачал головой:

– Не хватит. Водочные фабрики в большинстве городов работают на зарубежном сырье, своего спирта не достаточно.

– Хорошо, если спиртовых заводов мало, то почему бы не построить ещё парочку силами политзаключенных? – предложил вариант Аполлоныч. – Я не думаю, что на это уйдет много времени.

– Политзаключенных не хватит, – высказался Хвостов. – Они и так строят три новых нефтепровода и две атомных электростанции. Нет, ну мы, конечно, можем поменять законодательство и на время увеличить их численность, но это долгий процесс.

– К тому же остается проблема сырья, – добавил Ерофеич. – Нашим двум заводам и так не хватает зерна и крахмала для производства, а из-за рубежа вести его сложно и дорого.

– Да и не хватит парочки заводов, – сказал Хвостов. – Один большой завод пятьсот тонн спирта в сутки делает, а у нас по стране водки за день, бывает, по шестьдесят тысяч тонн выпивают. За границей заводов восемнадцать заводов в трубу спирт гнали. Что, кстати, с ними будет, Сергей Владиславович?

Толстый московский посол поднялся со своего места, презрительно оглядел зал и громко сказал:

– В то время, как вы пьете водку, мы покоряем космос и производим шоколад. Мы переоборудуем часть заводов под нужды космической отрасли и кондитерской промышленности, делов-то!

– Это безобразие! – выкрикнул Тимофеич. – Как можно, нет, вы послушаейте, как можно есть этот… шоколад!

Зал загудел, кто-то начал грозить кулаком и выкрикивать угрозы в адрес посла, кто-то начал оживленно беседовать со своим соседом, распивая спиртное, а Степан Степаныч, начальник Усть-Илимска, устал от шума, уснул и захрапел.

– Но должен же быть хоть-какой то выход? – воскликнул Аполлоныч. – Неужели все так безнадежно?

– Похоже, выход из кризиса у нас один, – с грустью в голосе сказал начальник КГБ, и в зале стало тише. – Раньше брали спирт из Европы, теперь придется просить Азию, у них спирта много… Есть старая ветка газопровода, идущая из Иркутска, ее можно переключить к спиртовым трубам, и тогда…

– Китай? Никогда! – воскликнул Ерофей Ерофеич.

– Надо, Ерофеич, надо, – Хвостов снял круглую фуражку, обнажив лысину. – Мы продадим Сибирь за водку бывшему врагу, но только так мы спасем народ от верной гибели.

3. Проба

– Вот, Васька, пришли, – сказал старый геолог своему молодому напарнику и воткнул лыжные палки. – По карте залежи прямо под нами. Четыре километра, считай, часа полтора бурить.

– Фу, наконец-то, – уставший мужик уронил лямку тяжелых саней на снег. – Нет, Максимыч, а вдруг все же это газоконденсат, а не нефть?

– А шут его знает, может и газоконденсат. Разведчики вечно все напутают. Нам-то какое дело, сейчас пробу возьмем – а там уж пусть в лагере думают, кому отдать – газовикам или нефтяникам. Бери вон лопату с моих саней, сейчас мы разгребём тут маленько и палатку поставим.

Когда палатка была расставлена, геологи развели у ее входа костер и стали варить похлебку из консервов, грея руки о котелок.

– Слыхал, чего вчера курьер в лагере говорил? – спросил старший геолог.

– А?

– Говорят, кризис водошный.

– Да ну! – не поверил Васька. – Водка всю жизнь была в Сибири, чего ей деваться-то.

– Молодой ты, многого не знаешь… Давным-давно водки в Сибири не было. Ну, то есть была, но так – немного совсем. Потом грянули холода, Сибирь независимой стала, спирт из Москвы пошел, по трубам. А теперь не дает Москва спирту, третий день уже как вентиль перекрыли.

<1 2 3 >

На страницу:

Перейти

2 из 3

Другие книги автора

Реконструкторы (сборник)

Андрей Валерьевич Скоробогатов