Пленники замкнутой бесконечности

– И я очень люблю тебя! Я так счастлив, что мы встретились… Прости, что я ухожу… Но я вернусь, обещаю тебе! Я обязательно вернусь. И мы будем счастливы! Ты веришь мне?

– Верю. Я буду ждать тебя. Всегда. Всю жизнь…

Гай заворочался, вскинул голову, оглянулся через спину на Айгура. Взгляд умных карих глаз говорил: «Я не сплю. Я тебя всю ночь охранял!»

Айгур потрепал Гая по загривку.

– Ну, что, дружище, – сказал он, – пора в путь? По горам мне лазать ещё не приходилось. А тебе?

Если бы Гай был человеком, он бы сказал:

– А как насчёт завтрака, хозяин? Натощак в горы лезть как-то… не весело.

Вначале по пологому ущелью идти было легко. Дно было ровным и твердым. Гай, казалось, потерял бдительность, он забегал вперёд, возвращался, снова убегал. Пёс даже позволял себе изредка гавкать, призывая хозяина идти быстрей.

– Силы береги, – кричал ему Айгур, но пёс не слушал, ему было радостно и привольно.

Айгур понял, что Гай не чувствует близости людей и животных.

Вскоре на их пути стали встречаться языки каменных осыпей. Айгур перепрыгивал с одного большого валуна на другой. Гаю пришлось поубавить свой первоначальный пыл. Он тяжело дышал, высунув длинный розовый язык, пробираясь через каменные преграды. А дальше стало ещё труднее – подъём пошёл круче, и Гай совсем запыхался.

К середине дня они подошли к развилке. Перед тем, как принять решение, по какому рукаву ущелья идти, устроили привал.

– Ну, что? – спросил Айгур, когда они поели копченой козлятины и попили ключевой воды, взятой из ручья. – Куда направимся – направо или налево?

Гай склонил голову набок, бросив на Айгура вполне осмысленный взгляд. Потом, сделав выбор, повернулся и решительно двинулся направо. Айгур улыбнулся и пошёл следом.

В этот день они поднялись на половину высоты Голубых Гор. Вторая половина пути обещала быть трудной: горы стали круче, а на вершинах белели гигантские шапки снега. Айгур никогда не видел столько снега. В долине его выпадало мало, и лежал он недолго, раздуваемый ветром по всей поверхности земли и очень быстро превращаемый солнечными лучами в лужи. В некоторые зимы снега вообще не бывало: небо серело и на землю падали мелкие льдинки. Падали и тут же таяли.

С наступлением темноты заметно похолодало. Выбирая место для ночлега, Айгур осматривался в поисках, хоть какого-нибудь, топлива, но ничего подходящего не находил; в местах, где они оказались, практически, не было растительности – ничего, кроме мха-лишайника. Лишь изредка попадались чахлые кустики с длинными острыми шипами, прочно вцепившиеся в трещины скал. Такое топливо для костра совершенно не годилось – тонкие веточки сгорят вместе с шипами за пару мгновений, не дав тепла. Но, невзирая на ночную прохладу, разводить костер из дров захваченных у подножья гор Айгур не стал, решил поберечь скудные запасы топлива на будущее. Предстоящая ночёвка на перевале обещала быть куда более суровой, чем эта. И путь до неё виделся нелегким. Там, впереди, путников поджидали снег, холод и пронизывающий ледяной ветер.

Гаю мороз был не страшен: его густая шерсть не давала холоду добраться до тела. Пёс позволил Айгуру тесно к нему прижаться, и запустить озябшие пальцы в меховую шубу. Так, согревая друг друга, они скоротали свою первую ночь в горах.

Под утро окоченевший Айгур поднялся и принялся плясать, разминая закоченевшие руки и ноги, разгоняя кровь по телу. Он приседал и подпрыгивал, размахивал руками, крутил головой, крякал. Гай недоумённо наблюдал за движениями хозяина, потом, решив, что Айгур решил с ним поиграть, запрыгал вокруг него и весело залаял. Этот лай мог напугать кого угодно – он был глухой и басовитый, как у всех крупных собак. А Гай был не просто крупным псом, он был гигантом среди своих собратьев.

Позавтракав так же скудно, как и поужинали, но, спалив, всё же, несколько бревёшек, чтобы вскипятить чаю, они снова отправились в путь.

Айгур поражался тишине, царившей в горной стране. Тишина была полной: ни пения птиц, ни тарахтения насекомых, ни завывания ветра в скалах – ничего, полное безмолвие. Горный воздух, лишенный ароматов земли был чист и свеж. Солнце взошло, и стало теплее.

Ущелье закончилось, распавшись на множество узких извилистых расщелин. В расщелинах было темно, туда ещё не проникли лучи первого солнца. Крутые стены поросли странным бурым длинноворсным мхом, похожим на ковер, сотканный из неисчислимого множества длинных и тонких крысиных хвостов. Айгур такого мха никогда не видал. Он подошёл к стене и потрогал мох рукой: он оказался теплым и сухим.

Неожиданно крысиные хвосты вздрогнули и заструились по пальцам Айгура, закручиваясь вокруг них. Ковер ожил, зашевелился. Парень резко отдернул руку, но не тут-то было – мох держал крепко. Хвостики удлинялись, превращаясь в подобие тонких и гибких прутиков, оплетали руки и ноги Айгура, прижимали его к скале. Пальцы левой руки ещё не были оплетены мхом, Айгур попытался вытащить из-за пояса нож, но не дотянулся до ножен, он был скован по рукам и ногам. Несколько жёстких побегов обвились вокруг шеи, кузнец стал задыхаться, мысли его путались от удушья. К тому же он ощущал сильное жжение на обнаженных участках кожи – мох-убийца сосал кровь, впрыскивая в раны свой ядовитый сок.

Гай метался перед гибнущим хозяином, и надрывно лаял, не зная, как тому помочь. А прутики всё удлинялись, они пытались дотянуться и до собачьих лап.

Спасти Айгура могло только чудо, и это чудо свершилось.

Неожиданно смертоносные ростки понемногу стали ослаблять хватку и, вскоре, безвольно повисли, подрагивая и медленно втягиваясь в скалу. Освобожденный Айгур упал на дно расщелины и на четвереньках пополз к выходу из неё. Добравшись до безопасного места, он распластался на каменистой тропе и долго лежал, судорожно глотая воздух. Верный Гай стоял рядом, повизгивал и лизал руки хозяина, исполосованные ожогами и сочащиеся кровью.

Отдышавшись, Айгур сел на камень и стал осматривать себя. Крысиные хвосты обожгли не только кисти рук и шею. Они заползли за шиворот, в разрез рубахи, в рукава. Везде, где они прикасались, багровели следы ожогов-укусов. Кожа вокруг них воспалилась и опухла. Такие ожоги возникали, если порежешься ядовитой травой, которая росла в некоторых местах в пойме Йяки. Если не смазать лечебной мазью, болели они долго, гноились. К счастью для Айгура, Лиэна положила в его заплечный мешок медный пузырек с этой мазью – вдруг пригодится в дороге. Вот и пригодилось народное снадобье…

– Вот, же, недоумок, – бурчал себе под нос Айгур, смазывая ожоги мазью. – Ведь сказывали охотники, глубоко забредавшие в леса, но никогда не доходившие до предгорья Голубых скал: «В лесах много дичи и мало крупных хищников. Разве что лисицы. А вот в горах какие звери водятся, то нам неведомо. Да и на что нам горы, если в лесах всякой живности полно!». Ведь всё правильно они говорили – никто не знает, какие опасности человека в горах подстерегают. А я… давай хватать, что не попадя! Осторожным надо быть…

Закончив обработку ожогов, Айгур принялся размышлять о своём чудесном спасении. То ли насытился этот неведомый зверь его кровью, то ли не понравилась она ему… Парень хмуро взглянул на опасную расщелину. Один из её склонов, тот самый, у которого Айгур едва не расстался с жизнью, был ярко освещён лучами солнца, другой утопал в тени. Крысиные хвосты на солнечном склоне сжались до размеров мышиных хвостиков. Может быть, эти твари боятся солнечного света? Чтобы подтвердить свою догадку, он подошел к скале и поворошил ужавшиеся ростки ножом, рукой прикасаться к ним опасался. Ростки не шевелились, свисали вниз мёртвыми бурыми и совершенно не опасными на вид веревочками. Айгур опасливо приблизился к теневому склону и протянул руку с ножом ко мху – смертоносные щупальца потянулись навстречу. Все стало, более или менее, понятным.

Стены всех расщелин были покрыты этим живым хищным мхом, а другого пути вперед не было, спускаться и искать новую дорогу не хотелось. Айгур решился. Осторожно, стараясь держаться солнечной стороны, он пошёл вперед, придерживая Гая за ошейник. Впрочем, пес и сам, напуганный происшедшим, жался к бедру хозяина.

Скоро заросли мха-убийцы закончились, отвесные стены стояли голые, как речные валуны-окатыши. Дно расщелины стало расширяться, превращаясь, по мере их продвижения, в каменистое плато. Ожоги горели и чесались, Айгура слегка лихорадило, но он старался не обращать внимания на недомогание, и это у него почти получалось.

Вдруг Айгур увидел змею. Гадина лежала, свернувшись на плоском камне, и грелась на солнышке. Это была очень большая особь – наверное, не меньше трёх – трёх с половиной метров. Яркие жёлтые и оранжевые пятна по бокам длинного чешуйчатого тела змеи говорили о её ядовитости. Обойдя опасную тварь стороной, путники пошли дальше. Но вскоре встретили еще одну, а потом сразу несколько рептилий. Змеи, не мигая, глядели на непрошенных гостей и злобно шипели. Айгур не боялся змей, он знал, что они нападают, лишь защищаясь, если посчитают, что им угрожает опасность. Главное – близко не подходить и не делать резких движений. Однако змей было так много, что идти по этому маршруту дальше было бы слишком опасно. Поэтому путникам пришлось вернуться и, сделав большой крюк в сторону, опуститься на несколько метров ниже достигнутой отметки.

Дорогу часто пересекали трещины и разломы. Некоторые из трещин человек и пёс перепрыгивали, некоторые – более широкие – приходилось обходить, уклоняясь от намеченного маршрута. Иногда они поднимались, приближаясь к перевалу, иногда опускались, удаляясь от него. Порою приходилось карабкаться по практически отвесным скалам, так как иного пути попросту не было. Айгур удивлялся легкости, с которой он брал, казалось бы, непреодолимые высоты. Житель долины, никогда доселе не бывавший в горах, Айгур не испытывал страха перед кручами и бездонными пропастями, И то и другое казалось ему привычным, каким-то обыденным.

Наверное, сказывался приобретённый за небольшое время опыт пребывания в горах… Поднимаясь на очередной уступ, он, словно бы, помнил каждую трещинку, каждый выступ в монолитном камне. Айгур интуитивно понимал, благодаря некоему неведомому чувству, что вот эта трещина достаточно глубока и что в неё можно без опаски вставить пальцы и, цепко ухватившись, подтянуться. Что она не раскрошится, выдержит вес его тела. А, вот, на этот выступ можно поставить ногу, перевести дыхание и осмотреться в поисках следующей естественной ступеньки, не опасаясь сорваться с кручи.

Поднявшись на уступ, он на длинной веревке, один конец которой был привязан к его поясу, а второй к шлейке навьюченного Гая, поднимал и пса и поклажу. Пожалуй, эта часть подъёма на гору была более тяжёлой, чем само скалолазание.

Наконец, когда солнце уже садилось, они снова выбрались на более или менее пологий участок гор. Наученный горьким опытом общения с мхами-убийцами, Айгур решил пораньше определиться с ночлегом.

Небольшую сухую пещерку они нашли быстро. На стенах пещерки ничего не росло, змей поблизости тоже не было видно. Айгур развел огонь у входа, сварил похлебку. Поужинали, и Айгур уснул – как в пропасть провалился. Он спал неспокойно, стонал и что-то бормотал во сне. Гай насторожённо поглядывал на хозяина, не спал, охранял его сон.

Утром Айгур почувствовал себя совершенно разбитым и не отдохнувшим, но боль и жжение утихли. Восхождение можно было продолжать.

Айгура влекло к вершине. Страстное желание увидеть то, что скрывалось за грядой скал, придавало ему сил.

Сегодня они прошли больше, чем вчера, и добрались до снежных шапок. Сначала им попадались ямы, заполненные снегом, да сугробы с подветренной стороны скал. Потом голых каменных скал становилось всё меньше и меньше и, наконец, снег лёг сплошным ковром, заполнив белизной всё пространство. От этой белизны было больно глазам.

Айгур понимал, что перевал где-то близко, но его не было видно из-за плотного вязкого тумана, укутавшего вершины Голубых Гор.

Гай шумно радовался снегу, барахтался в нем, резвился, как щенок. Заваливался на спину, зарывался в снег с головой. Фыркал и громко лаял.

Айгур радости пса не разделял. Он понимал, что снег, спрятавший землю от его взора, таил много опасностей. Ступая на снежный наст нельзя было с точностью знать: что под ногой – скала или бездонная пропасть.

Но они шли и шли, не думая об опасности, с каждым шагом приближаясь к перевалу. Войдя в туман, чуть не потерялись в нём. Они едва не сбились с пути, но у Айгура был ориентир – он знал, что всё время должен подниматься вверх, а не спускаться вниз, и он поднимался. Ночь не наступала. Солнца не было видно – ни первого, ни второго, – они оба спрятались в тумане. А небо вдруг стало розовым. Таким же розовым был и снег под ногами. Всё вокруг стало розовым, и юноша растерялся: он уже не понимал – поднимается он или спускается. Айгур словно утонул в розовом киселе. У него кружилась голова, и тошнило.

Он, в изнеможении, опустился на снег и закрыл глаза.

Так бы и сидел тут, пока не замёрз, но выручил Гай. Обеспокоенный тем, что хозяин отстал, он громко залаял, и горбун увидел, как в розовом тумане возник тёмный силуэт друга. В отличие от человека, пёс прекрасно знал, куда нужно идти, ему для этого не нужно было видеть дорогу, он шёл в заданном направлении, положившись на свой собачий инстинкт. Айгур встал и, борясь с тошнотой и головокружением, побрёл вперед, стараясь не упустить из вида тёмное пятно.

Вскоре они вышли из розового тумана и оказались в десятке метров от гребня перевала.

Солнца на небе почему-то не наблюдалось. Ни одного. Небо же было изумительно синим. Не таким тёмным, как ночное небо долины, и не таким бледно-голубым, как дневное, а ярко-синим, как глаза Лиэны…

Прямо над головой Айгура сверкала радужная дорожка, делящая небо на две равные половины. Дорожка уходила вдаль в обе стороны, и концов её не было видно – они истончались и исчезали в бесконечной синеве неба. Внизу, под радужной дорожкой из ставшего вдруг молочно-белым тумана торчали голубые пики горных вершин, сливались с туманом белые седловины перевалов.

Айгур стоял на границе двух миров и не решался сделать первый шаг. Сзади был его мир – неправильный, несправедливый, но родной и, более-менее, понятный. В нём прошло его детство. В нём он жил, радовался, когда ему было хорошо, печалился, когда приходила беда. В нём, в его мире, ждала его Лиэна. Она любила его. Ей было всё равно, достигнет он цели своего путешествия, или вернётся ни с чем. Только бы вернулся. Пусть уставшим и покалеченным, но живым.

Он был очень нужен ей, и она была нужна Айгуру.

– Я люблю тебя, – нежно шептала Лиэна.

– И я очень люблю тебя! Я так счастлив, что мы встретились…. Прости, что я ухожу…. Но я вернусь, обещаю тебе! Я обязательно вернусь. И мы будем счастливы. Ты веришь мне?

– Верю. Я буду ждать тебя. Всегда. Всю жизнь…

Впереди был долгожданный мир его туманных грёз, снов и смутных желаний. Чужой, незнакомый мир. Но, чтобы этот мир стал знакомым, нужно пойти туда и узнать, каков он.

– Риск большой, – говорил Альбор. – Понимаешь, на что идёшь?

– Понимаю, – отвечал он. – Но, иначе, мне жизни не будет.

Айгур шагнул вперёд. В неведомое.

Туман вновь стал розовым. Розовый туман. Розовое небо. Розовый снег. Только тёмный силуэт Гая впереди.

Спускаться было значительно легче, чем подниматься, и они очень быстро преодолели туманную полосу, и вышли на свет.

Но света не было.

Они вышли в ночь. Не видно ни зги. Темно и холодно. Ледяной ветер свистит в уши. Неприветливо встречал путников новый мир…

Айгур зажёг факел и принялся искать место для ночлега – пещеру или, хотя бы, скалу, за которой можно укрыться от пронизывающего ветра, бьющего в незащищенное лицо пригоршнями сухих колючих льдинок. Вскоре юноша нашёл то, что искал – небольшое углубление в скале, в котором они с Гаем могли бы разместиться.

Прижавшись друг к другу, человек и пес скоротали ночь и дождались восхода солнца.

Едва начало светать, Айгур стал выбираться из своего укрытия. Вход в каменную нишу завалило снегом, и Айгур приложил немало усилий, чтобы сделать проход. Гай активно помогал хозяину, орудуя передними лапами, как ковшами и мощной грудью проталкивая снег вперед. Выбравшись, Айгур устремился к обрыву, чтобы скорее заглянуть за край и увидеть мир, к которому он стремился.

Внизу простиралась долина, ярко освещенная лучами двух солнц.

Айгур замер. Что это? Как могло такое случиться?

Это была его долина. Долина, в которой он прожил двадцать пять лет.

Вон поблескивает узкая извилистая полоска реки. Йяка – сомнений не было. Айгур знал каждый её изгиб, каждый плёс, каждый островок. Вон Йяка резко ушла на восток, и, сделав петлю, вновь приблизилась к дороге, ведущей к Вратам Рая. Дорога – прямая серая линия. Поселений не видно: высоко, да к тому же они спрятаны за лесными массивами. Но и леса знакомы…

Айгур повернул голову направо. Чудо Богов! И оно было на своем месте. Красный глаз смотрел на человека холодно и презрительно.

Как же, когда они сбились с пути?.. Где изменили направление? Заблудиться в розовом тумане было немудрено, но Айгур помнил: они всё время шли, спускаясь вниз, ни шагу вверх. Кроме того, у него был проводник – верный Гай, – Айгур видел его тёмный силуэт в розовой мгле, и шёл за ним, спускаясь, все ниже и ниже, пока они не вышли в ночь из розового тумана. Айгур оглянулся и увидел цепочку следов у себя за спиной, когда они миновали седловину перевала, и радужную дорожку над головой. Перевал был чист, туман был внизу – спереди и сзади.

Айгур снова посмотрел на Чудо Богов.

Почему оно справа? Ведь по всему оно должно находиться слева… Но Чудо Богов находилось справа от них.

А может быть, это какое-то другое Чудо?.. Или вообще не Чудо? Но что тогда, если не Чудо?..

А может, это другая долина?

Айгур перевёл взгляд на лежащую внизу равнину.

Конечно, обманывал он себя, это другая долина! Только очень похожая на его родную. И в этой другой долине живут другие люди…

В этом нужно было убедиться.

Снова скалы, снова расщелины, осыпи, разломы – всё знакомо, всё усиливает сомнения. Может быть, это другие скалы и расщелины? Может быть, осыпи и разломы просто похожи на те, что он уже встречал? – теплилась надежда в душе юноши.

Пещера у подножья Голубых Гор, как две капли воды похожая на ту, что приютила Айгура и Гая в ночь, перед восхождением, чернела входом. При приближении человека и пса какой-то юркий зверёк выскочил из её темной глубины наружу и задал стрекача в кусты. Гай проводил его ленивым взглядом и вошёл в пещеру. Айгур, вздохнув, вошёл следом. В пещере он увидел то, что и ожидал – чёрные угли прогоревшего костра и охапку веток в углу. Всё так, как они оставили несколько дней назад, уходя в горы.

Айгур скинул мешок на землю, освободил Гая от поклажи, в изнеможении упал на душистые ещё ветки, из которых было сооружено ложе.

Завтра его ждал новый день и новое восхождение.

Глава IV. Снежная лавина

Юноша потерял счёт дням. Как одержимые поднимались они с Гаем к вершинам, преодолевали перевалы – каждый раз новые – и снова спускались в долину. Айгур менял начальную точку, из которой они начинали очередное восхождение, пробовал идти разными маршрутами. Но результат был всегда один – они возвращались назад, в свою долину. Путь через кольцо гор не открывался. Мир, в котором они родились, не выпускал их.

Но они, стиснув зубы, снова шли в горы. Карабкались по скалам, рискуя жизнью. Преодолевали бездонные пропасти. Прятались от камнепадов.

«Я всё равно найду дорогу!» – упрямо твердил Айгур.

Но дорога в другой мир не открывалась человеку и псу.

Со злостью взирая на краснеющее вдалеке Чудо Богов, Айгур сжимал кулаки. Он стал догадываться, что ищет не там. Последний раз он попытает счастье на новом перевале, а потом нужно возвращаться домой. Они с Гаем только немного отдохнут и возобновят поиски пути через кольцо гор. Но на этот раз в другом месте – на севере долины, там, где исчезает под землёй Йяка. Это место люди считали нехорошим. Гиблым местом. Йяка доносила свои воды до северных отрогов Голубых Гор и исчезала, низвергаясь в бездонную пропасть…

Путники шли вдоль границы туманной области, не заходя в туман, в направлении Чуда Богов. Высоченная вершина, покрытая снегом, заставила их сделать большой крюк и спуститься чуть ниже границы тумана. Под ногами был камень (или плотный снежный наст?), но местами попадались участки, покрытые рыхлым снегом, в который Айгур проваливался по пояс. Такие участки выматывли, отнимали у путников последние силы.

Не найдя ни одного надёжного укрытия, Айгур сделал привал возле невысокого – в рост человека – обледенелого камня. Гай вёл себя неспокойно: глухо рычал и призывно глядел на хозяина, призывая идти дальше. Но силы Айгура были на исходе, ему нужно было хоть немного отдохнуть. Кузнец привалился спиной к камню и закрыл глаза. Он не собирался спать, но едва присел, моментально провалился в тяжёлый сон без сновидений.

Проснулся Айгур оттого, что Гай опрокинул его на снег и тянул за рукав куртки. Совершенно не восстановивший силы молодой человек с трудом поднялся на ноги, но снова упал. Встал на четвереньки и встряхнул головой, как это делал Гай. Откуда-то сверху – со стороны вершины – доносился неясный тревожный гул. Пёс громко залаял, призывая хозяина поспешить. Айгур, еще не понимая, что происходит, сделал несколько шагов. Гай побежал вперед, постоянно оглядываясь на хозяина. Гул нарастал, Айгур почувствовал, что земля под его ногами трясётся. Он оглянулся, посмотрел на гору, и увидел страшное: снежная шапка сползала с вершины и быстро надвигалась на них. Айгур понял всю безвыходность положения: спрятаться от лавины негде. Впереди, на многие сотни метров – ровная поверхность снежного плато, до ближайших скал, за которыми можно было укрыться, они добежать не успеют. Во всяком случае, он, Айгур, обессиленный и почти потерявший волю, не сумеет добежать до укрытия.

«Неужели это конец? – грустно подумал кузнец. – Я погибну, вот так глупо, так и не отыскав дорогу через горы!..»

Гай, убежавший вперед, вдруг остановился.

– Беги, Гай! – хрипло крикнул горбун. – Спасайся, дружище! Ты успеешь, беги…

Но верный пёс, низко опустив голову, побрёл к Айгуру – он сделал выбор. Айгур замахал руками, гоня от себя Гая, но пёс, подойдя к хозяину, сел на задние лапы у его ног и поднял к небесам кудлатую голову.

Вой чёрного гиганта был страшен, в нём звучала обречённость. Надрывные, щемящие душу звуки, стали тонуть в реве взбесившейся стихии. Айгур зачарованно глядел на приближающийся снежный вал, поднимающий перед собой бурун снежной пыли.

Их накрыло снежное облако.

«Прощай, друг» – хотел сказать Айгур, но не успел.

Страшной силы удар выбил воздух из легких. Айгура оторвало от земли и, как пушинку, завертело, закружило в снежном водовороте. Снег сковывал движения, им забило рот, уши, глаза. Айгур задыхался. Сознание меркло.

– Просыпайся! Хватит дрыхнуть! Вставай!

Слова, произносимые шёпотом, звучали требовательно.

– Просыпайся! Ты забыл о том, что должен сделать? Просыпайся, ты должен идти, – продолжал требовать голос.

– Но я не хочу никуда идти. Мне хорошо здесь.

– Тебе нельзя здесь оставаться.

– Почему?

– Я уже говорил тебе…

– Что ты говорил?

– Ты должен идти, чтобы кое-что сделать.

– Но что? Я не помню. Скажи мне…

– Ты должен вспомнить сам.

– Я ничего не помню. Я даже себя не помню. Кто я?

– Ты – это я.

– Так не бывает.

– Бывает, бывает, еще как бывает. Я это точно знаю: я знаю, что я – это ты. А я себя обманывать не стану. Зачем?

– Но куда всё-таки я должен идти? Помоги мне вспомнить.

– Я же уже сказал: ты это должен вспомнить сам. Не буду я тебе помогать. Не буду, и всё.

Шёпот почему-то обиделся. Его долго не было слышно. Потом снова:

– Проснись! Просыпайся, я сказал!

– Как тебя звать?

– Так же, как и тебя.

– А как звать меня?

– Вспоминай…

Темнота стала редеть. Она стала похожа на ветхую тряпку, которую натянули на костяные пяльцы. Сквозь редкие нити пробивался свет, его становилось больше. Вместе со светом появились мысли.

Кто я?

Мысли медленные, тягучие, как патока.

Я – человек. Как меня зовут? Не помню… Не могу вспомнить… Нужно постараться. Я вспомню. Обязательно. Я чувствую, что должен вспомнить. Пока не могу…

Где я?

Мысли быстрые, мечущиеся, пугливые, как зайцы.

Я куда-то шёл. Я искал что-то. Что я искал?.. Какую-то дорогу…