Прошлое и будущее российской интеллигенции. Сборник научных трудов

Введение в постоянное использование термина «интеллигенция» в России принято приписывать П. Д. Боборыкину, бытописателю-хроникеру, внимательно воспроизводившему реалии времени в многочисленных произведениях, называвших ее «высшим образованным слоем общества, выполняющим функции, предполагающие высокую степень развития интеллекта и профессиональной образованности» (1866). В русской, а затем в западноевропейской мысли слово быстро вытеснило понятие «нигилист», предложенное И. С. Тургеневым. Термин не закрепился, так как являлся отрицательным определением. Не получило хождения и понятие «мыслящий пролетариат», известное по статьям Д. И. Писарева. В данном случае слишком узкое по содержанию определение. В. И. Даль, составитель толкового словаря, определял интеллигенцию как «разумную, образованную, умственно развитую часть жителей»[22]. Обратим внимание, что данное понятие отсутствовало и в первом издании словаря, осуществленном в 1861–1868 годах. Его нет и в Настольном словаре для справок во всех отраслях знания[23]. Д. С. Мережковский полагал, что сила интеллигенции не в уме, а в сердце и в совести, подчеркивал ее социально-этические черты. Русские философы считали, что именно творческий, умственный труд в наиболее сложных и развитых формах во всех сферах деятельности, а также активная нравственная позиция определяют специфику интеллигенции. Она обладает несколькими признаками. Во-первых, это образованные люди, которые профессионально занимаются интеллектуальным трудом. Во-вторых, они делают это вне системы государственной службы. Особенностью русской интеллигенции были также социальные истоки, в качестве которых выделились две социальные группы: образованные и обедневшие дворяне (современники называли их «кающимися дворянами») и средние слои населения, получившие какое-либо образование (разночинцы). И те, и другие, по сути, отказались от прежнего сословия. Следовательно, еще одной чертой интеллигенции стала оторванность от других социальных групп, т. е. маргинальность. Это был первый общественный слой, в определенном стиле появившийся без ведома государственной власти, его отличием является дистанцированность от государства, радикально отличающая ее от прежних просветителей. Невостребованность интеллигенции в чиновничьей империи Николая I, бессилие изменить Россию к лучшему устройству общества вызывали у нее чувство вины и обостренную любовь к народу. Главным для русских интеллигентов стало не собственное знание, а знание на пользу народа. Позже Н. А. Бердяев писал, что в сознании интеллигенции «любовь к справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, почти, что уничтожила интерес к ней»[24].

Приоритетность нравственных мотивов в интеллектуальной жизни стала еще одной чертой интеллигенции. Выдающийся российский культуролог Ю. М. Лотман видел суть интеллигентности в желании понять и интересы другого человека – проявление того чувства, которое просветители восемнадцатого века называли толерантностью, т. е. терпимостью и сочувствием. Другой чертой интеллигента Ю. М. Лотман считал отсутствие однозначности в суждениях, сомнения в правоте, способность учитывать чужие мнения. Традиционно русское понятие «интеллигент» существенно отличалось от западного «интеллектуал». В Британской энциклопедии понятие «интеллектуал» включает специальную часть – «русский интеллигент». Выделена она потому, что в западном употреблении «интеллектуал» – понятие профессиональное, и никаких принципов поведения роль интеллектуала не предполагает, точно так же, как она не связана с определенными политическими ориентациями, что же касается русского интеллектуала, то это скорее нравственное определение. Следует различать понятия «интеллигенция» и «интеллигентность». Интеллигенция – категория социально-профессиональная, в то время как интеллигентность – понятие нравственное, связанное с социально-личностными качествами людей. Это синтез нравственных принципов и цивилизованности человека. Понятия «интеллигенция» и «интеллигентность» этимологически близки, происходят от одного корня, но в действительности это не одно и то же. Интеллигенция есть, а интеллигентных людей единицы. Недостаток интеллигентности у интеллигенции болезненно переживается обществом. Особый смысл придавало этой проблеме народничество, в ней видели внесословное образование, служащее идеалу общественной правды и справедливости. Русская интеллигенция имеет целью преобразование общества и сознания в духе социалистического идеала. Радикальная интеллигенция, по мнению П. Н. Ткачева и Н. А. Морозова, должна использовать благоприятную для нее социальную ситуацию: буржуазия слаба, крестьянство пассивно, рабочий класс малочисленен, самодержавие «висит в воздухе», поэтому она должна взять на себя роль «застрельщика» социальной революции. Теоретическое обоснование этой идеи было развито в различных версиях народничества (в анархическом социализме М. А. Бакунина, в «вольном коммунизме» П. А. Кропоткина, террористически-революционных идеях Н. А. Морозова, которые противопоставлены революции с ее огромными человеческими жертвами). Идеализированное представление об интеллигенции, ее социальных функциях было подвергнуто резкой критике Н. Я. Данилевским и особенно К. Н. Леонтьевым, русскими неославянофилами. Русские интеллигенты, по определению К. Н. Леонтьева, самые наивные и доверчивые ко всему, что они считают новым. Он назвал их «обезьяны прогресса». Народничество было подвергнуто резкой критике в сборнике «Вехи» за идолопоклонничество перед народом, нетерпимость к чужому мнению и излишний романтизм. Русские марксисты подчеркивали зависимость интеллигенции от интересов и потребностей основных классов общества. После октябрьской революции 1917 года была формально признана прогрессивная роль старой интеллигенции в образовании и воспитании: преодоление вековой отсталости, безграмотности и малограмотности значительной части крестьянства. Интеллигенции навязывались каноны догматического мышления, инакомыслие пресекалось, отсюда процессы, репрессии, эмиграция части интеллигенции, появление диссидентов. Культурной политике, проводимой в период существования советской власти, были присущи недооценка интеллигенции, непонимание ее роли в социальном прогрессе. Методично она превращалась в нечто зависимое, существующее под ярлыком «прослойка». Интеллигент исполнял роль гонимого, страдающего морально и материально человека. Снижение социальной оценки интеллигенции сопровождалось завышением роли пролетариата. В конце 70-х – начале 80-х годов ХХ века особенно сильно проявился порок советского общества – абсолютизация количественных показателей экономических, социальных, культурных изменений и пренебрежение качественными параметрами. Как следствие этого, коэффициент интеллектуализации населения страны неуклонно падал. В мировой таблице ЮНЕСКО динамика этого процесса представлена следующими цифрами: в 50-е годы наша страна по этому коэффициенту занимала 3-е место в мире после США и Канады, в 60-е годы – 2–3-е место, а в 70-е годы она занимала 24-е место в мире. К концу 80-х годов Россия оказалась в середине пятого десятка стран. Сегодня мы занимаем примерно 45-е место. Результатом недооценки интеллигенции в советском обществе было наличие обширной внутренней миграции, диссидентского движения, в ходе которого многие представители научной и технической интеллигенции оказались на Западе. Этот факт зафиксирован в «Материалах для библиографии русских научных трудов за рубежом», выпущенных в Белграде в 1931 и 1941 годах. Там указывается, что за 20 учтенных к этому времени лет наши соотечественники за рубежом выпустили более 13 000 научных трудов по медицине, горному делу и т. д. В двух томах «Библиографии русской зарубежной литературы» указывается, что 40 % всех американских математиков – русские по происхождению. Феномен «утечки мозгов» нанес урон российской культуре, обогатив интеллектуальный потенциал Западной Европы и США. В настоящее время в условиях НТР наблюдается быстрый рост технической интеллигенции вследствие механизации и автоматизации. В новейших отраслях промышленности: электронной, химической, ракетно-ядерной и других удельный вес ученых и инженерно-технических работников среди занятых достиг 30–50 %. В связи с усложнением управления одной из крупнейших групп интеллигенции стали административно-управленческие работники. Развитие средств массовой информации и культуры породили целую индустрию сознания, а с ней широкие отряды интеллигенции: журналисты, специалисты кино, телевидения и радио, рекламы и т. д. Тенденцией современной интеллигенции в изменении ее положения является переход подавляющего ее большинства к работе по найму. По данной системе работает не только инженерно-техническая интеллигенция, но и большая часть таких традиционно «независимых специальностей» как: врачи, юристы, художники, литераторы и др. Меняется характер труда интеллигенции: работа в одиночку сменяется трудом по индустриальному образцу, в больших коллективах специализация массы работников умственного труда, как правило, сужается. Эти тенденции приводят к росту удельного веса специалистов среднего и низшего звена – техников, лаборантов, медсестер, рядовых конторских служащих, труд которых проходит по заданным программам и носит рутинный характер. В связи с этим многие социологи относят понятие интеллигенции лишь к верхнему ее слою, занимающемуся творческим трудом. Сегодня, когда знание и контроль над информацией означают обладание властью и возможность влияния на социум, сможет ли интеллигенция ответить на глобальные вызовы действительности, т. е. быть определяющей, движущей, обновляющей силой общества?

Философские и социально духовно – нравственных политические идеи русской интеллигенции социальный радикализм шестидесятников

Чернышова Л. И.,

кандидат философских наук,

доцент кафедры «Философия»

Финансового университета

при Правительстве РФ

Русская интеллигенция и особенности ее мировоззрения

Возникновение интеллигенции как общественной группы, наделенной особым самосознанием, можно датировать не ранее второй половины ХIХ века. Именно к этому времени относится появление в русском языке самого термина «интеллигенция» (его ввел в оборот писатель П. Д. Боборыкин). Феномен интеллигенции – чисто русское явление, продукт специфических условий социального развития России. В Европе были люди «свободных профессий», люди умственного труда, но интеллигенции как особого социального слоя со своим миросозерцанием не было.

Формирование интеллигенции совпадает с началом нового периода в истории России, который был связан с окончанием «николаевской эпохи», закончившейся поражением в Крымской войне. Общество жило в ожидании перемен. Завершалось время жесткой цензуры, политических гонений на малейшее инакомыслие, запрещения изданий провинившихся журналов, изгнания из университетов провинившихся профессоров.

Общенациональный кризис, в первую очередь связанный с существованием крепостного права, с новой силой обострил социальный вопрос: «Что же делать?». В популярных журналах на первый план выходят наболевшие общественно-политические, нравственные проблемы. Философии в ту эпоху была отведена роль «мировоззренческого основания» суждений и оценок по социально-политическим и этическим вопросам.

Историю русской философии тех лет сложно понять, не уяснив того места, которое в общественной и культурной жизни России занимала интеллигенция, которая по своей идейной направленности представляла либерально-демократическую и революционно-демократическую оппозицию существующему строю.

Какие же признаки определяли принадлежность к интеллигенции? По своему социальному составу интеллигенция была разночинной: в нее входили выходцы из разных сословий. Интеллигенцию как особый социальный слой нельзя отождествлять ни с образованными людьми, ни с людьми умственного труда. Принадлежность к интеллигенции была свидетельством нравственного выбора человека. Интеллигенция возникла как духовное движение, как направленность умов и воль.

Наиболее краткое и точное определение интеллигенции дал выдающийся историк отечественной культуры Г. П. Федотов: «Русская интеллигенция, – пишет он, – “идейна” и “беспочвенна”[25]. Идейность интеллигенции выражалась в том, что догматически воспринятые идеи радикальных течений европейской социально-философской мысли и европейской науки стали замещать собой религиозную веру и выступать в качестве идеала, определяющего жизненные цели. Эти идеи отлились для них в новый символ веры, были приняты как безусловная истина, то есть религиозно-догматически.

Характерная для интеллигенции «беспочвенность» выражалась в отрыве от религии, культуры, национального быта и прямой враждебности по отношению к православной вере и церкви. Руководствуясь «научно обоснованным миросозерцанием» и утратив связь с «почвой», интеллигенция испытывала равнодушие или даже враждебность ко всем явлениям русской жизни, которые существовали в силу традиции. В силу своей беспочвенности и идейности, интеллигенция была настроена на революционное или же постепенное, эволюционное (у либералов) переустройство общества, на активное социальное и политическое действие, нацеленное на преобразование жизни в соответствии с выдвигаемы ми идеалами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Статья подготовлена по результатам исследований, выполненных за счет бюджетных средств по государственному заданию Финансового университета при Правительстве РФ на 2014 г. № 795п – П17.

2

Мировой культурный форум (World Cultural Forum [Taihu, China]) // Век глобализации. 2013. № 1 (11). С. 185.

3

Naoshi Yamawaki. The Idea of Glocal Public Philosophy and Cosmopolitanism // XXII World Congress of Philosophy. Rethinking Philosophy Today. July 30–August 5, 2008 Seoul National University, Seoul, Korea, p. 31.

4

Билалов М. И. Регионализация как альтернатива негативам глобализации // Россия: многообразие культур и глобализация. М.: Канон+, 2010. С. 341.

5

Чумаков А. Н. Метафизика глобализации: культурно-цивилизационный контекст. М.: Канон+, 2006. С. 423–427.

6

Кишлакова Н. М., Махаматов Т. М. Гражданское общество и структура гражданства // Философия и культура. 2012. № 8. С. 46–53.

7

Cic. Inv 2,53.

8

Одоевский В. Ф. Сочинения: в 2 т. М., 1981. Т. 1. С. 41.

9

Русская философия: Словарь / под ред. М. А. Маслина. М., 1985. с. 280.

10

Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1990. С. 29.

11

Книга Устав морской. СПб., 1720. С. 3.

12

Г. В. Плеханов. Сочинения. М.; Л., 1925. Т. XXI. C. 64.

13

История русской философии. М., 2001. с. 83.

14

См.: Записки сенатора И. В. Лопухина. Предисловие. М., 1990. с. XIII.

15

Философия истории в русской литературе. Собр. соч. СПб., 1912. Т. 2. с. 2.

16

Русская философия: энциклопедия / под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 119.

17

Виноградов В. В. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961. с. 299.

18

См.: История русской философии. М., 2007. С. 158.

19

См.: Маркевич Б. М. Очерки из прожитых дней. Полн. собр. соч. Т. 11. М., 1912. с. 393.

20

См.: Там же.

21

См.: Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии. М., 1903–1904.

22

Даль И. Толковый словарь. 2-е изд. М., 1881. С. 46.

23

См.: Настольный словарь для справок во всех отраслях знания / под ред. Ф. Г. Толля, СПб., 1861.

24

Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1990. С. 12.

25

Федотов Г. П. Судьба и грехи России (избранные статьи по философии русской истории и культуры): в 2 т. СПб., 1991. Т. 1. С. 70.