«Пена дней» и другие истории

Лысые голуби делали отчаянные попытки подняться в воздух, но быстро уставали и падали. После этого они были уже не в силах шевельнуться и безропотно позволяли привязать себе крылья из разноцветного шелка, которые бесплатно раздавали городские власти. Голубям показывали, как этими крыльями пользоваться, и птицы, охваченные внезапной гордостью, разбредались по своим гнездам. Их и без того важная поступь делалась прямо-таки величественной.

Анжелю надоело следить за голубями. Он подумал, что Анна уже не приедет; должно быть, он увез Рошель в другое место.

Он встал и пошел через парк. Дети играли в классики, давили молотками муравьев, спаривали лесных клопов и предавались другим соответствующим их возрасту развлечениям. Женщины мирно шили клеенчатые нагрудники для малышей, чтобы удобней было кормить их кашей, или просто квохтали над своими чадами. Многие вязали; иные только делали вид – для приличия, – но нетрудно было заметить, что у них нет пряжи.

Анжель толкнул решетчатую калитку. Она лязгнула за его спиной, и он оказался на улице. По дороге шли прохожие, ехали машины, но Анны все не было. Анжель постоял несколько минут, колеблясь, уходить или подождать еще. Когда он решился наконец пересечь улицу, то вдруг сообразил, что не знает, какого цвета у Рошель глаза. Он замер. Водитель ехавшей машины резко затормозил и совершил фантастический пируэт вверх колесами. Анна в своем автомобиле ехал следом. Он остановился. Анжель сел в машину.

Рошель занимала переднее сиденье. Анжель оказался сзади совсем один среди рессор, пружин и набивки для кресел. Он перегнулся вперед пожать своим друзьям руки. Анна извинился за опоздание. Машина тронулась. Анна сделал крутой вираж и счастливо миновал обломки перевернувшегося автомобиля.

Они ехали по улице до тех пор, пока вдоль нее не начали появляться деревья, затем, поравнявшись со статуей, свернули влево. Движение здесь было слабое, и Анна прибавил газу. Солнце нашло наконец, где запад, и семимильными шагами двигалось в нужном направлении, чтобы наверстать упущенное время. Анна чувствовал себя за рулем уверенно и забавлялся тем, что, проносясь мимо играющих на тротуаре детей, шлепал их по ушам автоматическим виражометром. Ради этого он прижимался к самому тротуару и всякий раз рисковал поцарапать краску на шинах; тем не менее все сходило благополучно. К несчастью, на этот раз ему попалась девчонка лет десяти с сильно оттопыренными ушными раковинами. Виражометр, задев ее по мочке, разбился вдребезги. Ток частыми капельками заискрился на конце оборванного провода, стрелка амперметра резко пошла вниз. Напрасно Рошель стучала по прибору пальцем. Температура зажигания упала, мотор заглох. Проехав еще несколько измерений, Анна затормозил.

– Что случилось? – удивился Анжель. Он ничего не понял, потому что безотрывно смотрел на волосы сидящей впереди Рошель.

– К чертовой матери! – взревел Анна. – Дрянная девчонка!

– Виражометр сломался, – пояснила Рошель, обернувшись.

Анна уже вылез из машины и теперь хлопотал над мудреным прибором, исправляя поломку. Он пытался сшить провод кетгутом, которым в больницах стягивают края ран.

Рошель повернулась назад и встала на сиденье коленями.

– Долго вы нас ждали? – спросила она.

– Да что вы, ничего страшного… – смешался Анжель.

Ему было трудно смотреть ей прямо в лицо, она слишком ярко сияла. А глаза-то… надо бы узнать, какого они цвета…

– Нехорошо все-таки получилось, – сказала она. – Анна такой растяпа, всегда опаздывает. Я-то была готова вовремя. Посмотрите: и теперь не успел выехать, как влип в историю.

– Просто он любит развлекаться. Наверно, так и надо.

– Да, он очень веселый, – согласилась Рошель.

Анна за окном ругался как извозчик и подскакивал каждый раз, когда капля тока падала ему на руку.

– А куда мы едем? – спросил Анжель.

– Он хочет танцевать. Мне, правда, больше хотелось бы в кино.

– Просто Анна любит видеть то, что делает, – сказал Анжель.

– О! – сказала Рошель. – Вы не должны так говорить!

– Простите.

Рошель зарделась, и Анжель пожалел о своем двусмысленном замечании.

– Анна хороший парень, – сказал он. – Это мой лучший друг.

– Вы давно его знаете? – спросила Рошель.

– Мы знакомы пять лет.

– Вы такие разные.

– Да… Но мы прекрасно ладим.

– А он… – Рошель запнулась и снова покраснела.

– Почему вы боитесь спросить? Что-то не совсем приличное?

– Да, – сказала Рошель. – Ужасно глупо. Это, конечно, не мое дело.

– Так вот вы о чем! Я вам скажу. Да, Анна всегда пользовался успехом у девушек.

– Он очень красивый… – тихо проговорила Рошель.

Больше она ничего не спросила и повернулась вперед, потому что Анна уже огибал машину, чтобы сесть за руль. Он открыл дверцу.

– Надеюсь, будет держаться, – сказал он. – Протекает несильно, но с давлением проблемы. Я перезарядил аккумулятор.

– Вряд ли потянет, – заметил Анжель.

– И на кой черт у этой девчонки такие уши? – снова возмутился Анна.

– А кто тебя заставлял дурака валять? – сказал Анжель.

– В самом деле, – поддержала его Рошель и засмеялась.

– Вот умора! – сказал Анна и тоже засмеялся.

Злиться он уже перестал. Машина рванула с места, но вскоре снова встала: улица уперлась в тупик и ни за что не желала идти дальше. Впрочем, они уже приехали.

Это был танцклуб ценителей настоящей музыки, где они собирались в тесном кругу потрясти конечностями. Анна танцевал хуже некуда; Анжель всегда страдал, видя, как тот выбивается из ритма, и не смотрел, если друг танцевал с Рошель.

Клуб находился в подвале. Туда, извиваясь, вела белая лестница, спуститься по которой без риска для жизни можно было, только держась за канат. Канат от частого пользования до такой степени сплющился, что превратился в плющ, и на нем приходилось ежемесячно остригать листья. В некоторых местах подвал был обит медью, вместо окон вставлены иллюминаторы.

Первой спустилась Рошель, за ней Анна. Анжель выступал в роли замыкающего, чтобы идущим позади долго не мыкаться. Бывало, кто-нибудь зазевается и забудет замкнуть шествие; тогда гарсон натыкался на него, падал и разбивал себе физиономию, потому что за подносом ни черта не видел.

Где-то на полпути к подвалу они почувствовали сердцебиение ударных. Когда спустились еще ниже, в уши им хлынули звуки кларнета и трубы; звуки лились, подталкивая и обгоняя друг друга, развивая в гонке бешеную скорость. У подножия лестницы уже различимы были шарканье подошв, шуршание трущихся тел, сдавленные смешки и заливистый хохот, смачные отрыжки, пылкие перебранки, звон бокалов, плеск и шипение газировки. Все это составляло типичную атмосферу более чем приличного бара. Анна поискал глазами свободный столик и указал на него Рошель. Девушка пробилась к цели первая. Анжель – последним. Они заказали крепкого, мужественного портвейна.

По причине стабильности уховых ощущений музыка не смолкала ни на минуту. Анна дождался нежно-томительного блюза и пригласил Рошель. Многие из танцующих, испытывая неодолимое отвращение к медленным танцам, расселись по своим местам. Только убогие извращенцы повскакивали из-за столиков, потому что мелодия напоминала им танго. Они к месту и не к месту выделывали всякие па и коленца, чередуя их с классическим вывихиванием завзятых танцоров. Анна относил себя к числу последних. Анжель поглядел на танцующих не более двух секунд и отвел глаза, борясь с тошнотой. Анна с ходу выбился из ритма. Рошель, нимало не смущаясь, следовала всем его движениям.

Потом они вернулись к столику, и настал черед Анжеля пригласить Рошель. Она улыбнулась, сказала «да» и встала. Оркестр опять играл медленную мелодию.

– Где вы познакомились с Анной? – спросил Анжель.

– Совсем недавно, – ответила девушка.

– Пару месяцев назад, если не ошибаюсь?

– Да, – сказала Рошель, – на одной вечеринке.

– Может быть, вам неприятно об этом говорить? – спросил Анжель.

– Мне нравится говорить о нем.

Анжель мало знал Рошель, но ее слова причинили ему боль. Он не мог бы толком объяснить почему. Всякий раз, как он встречал красивую девушку, его охватывало желание обладать ею. Иметь на нее права. Но Анна был его другом.

– Он замечательный парень, – сказал Анжель. – И очень одаренный.

– Я это сразу заметила, – кивнула Рошель. – У него обалденные глаза и классная машина.

– В институте он в два счета справлялся с тем, над чем другие бились часами.

– Да, он очень сильный, – сказала Рошель. – И много занимается спортом.

– За три года он ни разу не завалил ни одного экзамена.

– К тому же он так здорово танцует.

Анжель пытался ее вести, но она, казалось, была исполнена решимости танцевать не в такт. Пришлось ему отстраниться и предоставить ей чудить в одиночку.

– У него есть только один недостаток, – продолжал Анжель.

– Да, но это не страшно.

– Он мог бы от него избавиться.

– Ему нужно, чтобы кто-нибудь о нем заботился. Чтобы кто-нибудь всегда был рядом.

– Возможно, вы правы. Но около него всегда есть кто-нибудь.

– Я бы не хотела, чтобы рядом было много людей, – задумчиво произнесла Рошель. – Только верные друзья. Вот вы, например.

– А я верный друг?

– Вы… Хотелось бы быть сестрой такого человека, как вы. Именно сестрой.

Анжель потупился. После ее слов от иллюзий не осталось и следа – ведь он не умел улыбаться так, как Анна. Это была главная причина. Рошель продолжала танцевать не в такт и с наслаждением слушала музыку. Все танцующие слушали музыку. Было жарко и накурено. Ноты пробирались меж скрюченных серых дымков над умирающими в пепельницах окурками. А пепельницы рекламировали фирму «Дюпон», что на улице Отфёй, и представляли собой в уменьшенном виде судна, утки и другие приспособления для лежачих больных.

– А вы чем занимаетесь? – спросил Анжель.

– Как это чем я занимаюсь?

– Я имею в виду в жизни.

– Я часто танцую, – сказала Рошель. – После экзамена на степень половой зрелости училась, чтобы стать секретаршей. Пока что я не работаю. Родители считают, что сначала я должна приобрести навыки поведения в обществе.

Музыка кончилась. Анжель хотел продолжить танец, когда музыканты заиграют снова, но они принялись оттачивать свои инструменты. Рошель поспешила к столику и уселась поближе к Анне. Анжель поплелся за ней.

– Вы обещаете мне следующий танец? – спросил Анна.

– Конечно, – ответила Рошель. – Мне нравится танцевать с вами.

Анжель сделал вид, что не слышит. У других девушек тоже могут быть красивые волосы, но такого голоса ни у кого больше нет. Не говоря уже о формах.

Анжель не хотел становиться другу поперек дороги. В конце концов, Рошель – знакомая Анны, и пусть он сам с ней разбирается. Анжель достал новую бутылку из ведра с зеленым льдом и наполнил свой бокал. Девиц кругом было множество, но ни одна не привлекала его. А влекла только Рошель. Увы, пальма первенства принадлежала Анне.

И Анна был его другом.

2

Они решили пойти поужинать. Нельзя же мотаться черт-те где всю ночь, когда утром на работу. В машине Рошель села вперед, к Анне; Анжель забрался на заднее сиденье. С Рошель Анна вел себя сдержанно. Он не обнимал ее за талию, не наклонялся к ней, не брал за руку. Анжель обязательно делал бы все наоборот, познакомься он с Рошель первым. Но Анна больше зарабатывал; он имел на это право. Танцевать не в такт не такой уж великий грех, коли не слышишь музыку. На это можно закрыть глаза. Время от времени Анна мог сморозить какую-нибудь глупость, и Рошель с готовностью принималась смеяться, встряхивая своими искристыми волосами над воротником ярко-зеленого костюма…

Анна сказал что-то Анжелю, но тот думал о другом и не обратил внимания. Чего же тут такого? Тогда Анна обернулся и невольно крутанул руль. Как это ни печально, но по улице шел человек, и машина, заехав на тротуар, сильно ударила его крылом. Человек с грохотом повалился на землю и схватился за бедро. У него начались конвульсии. Анжель распахнул дверцу и бросился вон из машины. Одолеваемый беспокойством, он склонился над пострадавшим. Тот корчился от смеха, временами останавливаясь, чтобы издать протяжный стон, а затем снова начинал хохотать и кататься по асфальту.

– Вам очень больно? – спросил Анжель.

Рошель не решалась посмотреть в окно. Она сидела в машине, обхватив голову руками. Анна совсем спал с лица; он был мертвенно-бледен. Он думал, что человек умирает.

– Это вы меня сбили? – икая, спросил потерпевший у Анжеля.

Его снова обуял смех. По щекам его струились слезы.

– Полежите спокойно, – сказал Анжель. – Вам, должно быть, очень больно.

– Я зверски страдаю, – с трудом выговорил человек.

Собственные слова повергли его в такое исступление, что он сделал кульбит и откатился в сторону. Анна, стоя рядом, растерянно наблюдал эту сцену. Он оглянулся и увидел, что Рошель плачет: ей представилось, что лежащий человек обвиняет Анну, и она испугалась. Анна подошел к открытой дверце, взял голову девушки в свои большие ладони и поцеловал ее в глаза.

Так получилось, что Анжель все это видел. Когда же руки Рошель сомкнулись на шее Анны, он поскорее повернулся к потерпевшему. Человек пытался вытащить из кармана бумажник.

– Вы инженер? – спросил он Анжеля.

Приступы смеха понемногу стихли.

– Инженер… – пробормотал Анжель.

– Тогда вы поедете вместо меня. Я не в состоянии достойным образом добраться до Эксопотамии, коль скоро бедро у меня разбито на пять кусков. Если бы вы знали, до чего я рад!..

– Но ведь… – начал было Анжель.

– За рулем были вы, не так ли? – спросил лежащий господин.

– Нет, Анна…

– Какая жалость, – сказал господин. Лицо его омрачилось, губы задрожали.

– Не плачьте, – попытался утешить его Анжель.

– Но я не могу послать вместо себя девушку…

– Это юноша… – сказал Анжель.

Известие очень воодушевило господина.

– Поздравьте от меня его мать.

– Обязательно. Правда, она уже привыкла.

– Значит, мы пошлем в Эксопотамию Анну. Меня зовут Корнелиус Шмонт.

– А меня Анжель.

– Предупредите Анну. Он должен подписать бумагу. К счастью, в контракте оставили пропуск вместо имени.

– Почему? – спросил Анжель.

– Вероятно, мне не доверяли. Позовите же Анну.

Анжель обернулся и посмотрел. Ему сделалось больно, но он шагнул к машине и положил руку на плечо друга. Анна был как в бреду, и глаза его… Лучше бы их не видеть. У Рошель глаза были закрыты.

– Анна, ты должен подписать бумагу, – сказал Анжель.

– Чего? – не понял тот.

– Контракт на работу в Эксопотамии.

– Там строят железную дорогу, – уточнил из своего лежачего положения Корнелиус.

Произнеся эти слова, он снова заохал, потому что куски его тазобедренной кости, задевая друг за друга, производили режущий ухо скрежет.

– И вы поедете? – тихо спросила Рошель.

Анна, не расслышав, снова наклонился к ней. Она повторила вопрос, и он сказал «да». Он пошарил в кармане, нашел ручку. Корнелиус протянул ему контракт. Анна заполнил нужные графы и поставил внизу свою подпись.

– Давайте мы отвезем вас в больницу, – предложил Анжель Шмонту.

– Не стоит, – ответил тот. – Проедет какая-нибудь «скорая» – заберет. Только отдайте мне контракт. Как я все-таки рад, что все так получилось.

Он спрятал документ и потерял сознание.

3

– Что же теперь делать? – спросил Анна.

– Придется ехать, – сказал Анжель. – Ты подписал контракт.

– Но я же там с тоски помру. Совсем один…

– Ты виделся с Корнелиусом?

– Он звонил. Ехать надо послезавтра.

– Тебя действительно это огорчает?

– В общем-то, нет. Страну посмотрю, в конце концов…

– Ты не признаешься, но ведь это из-за Рошель ты не хочешь ехать? – сказал Анжель.

Анна с удивлением посмотрел на друга:

– По правде говоря, я о ней совсем не думал. А ты считаешь, она обидится, если я уеду?

– Не знаю, – сказал Анжель.

Он подумал, что, если Рошель останется, они могли бы время от времени встречаться. Глаза у нее голубые. И Анны рядом не будет.

– Знаешь что… – сказал вдруг Анна.

– Что?

– Ты должен ехать со мной. Наверняка им понадобится не один инженер.

– Но я же ничего не смыслю в железных дорогах, – возразил Анжель.

Если он уедет с Анной, с кем же останется Рошель?

– Я в них смыслю не больше твоего, – сказал Анна.

– Но ты, во всяком случае, знаешь все про щебенку.

– Я всего лишь ее продаю. И поверь, ровным счетом ничего в этом не смыслю. Не обязательно разбираться в том, чем торгуешь.

– Но если мы оба уедем… – замялся Анжель.

– Да брось ты, она найдет себе других ухажеров.

– А разве ты в нее не влюблен? – удивился Анжель.

У него как-то непривычно запрыгало в груди. Он задержал дыхание, пытаясь справиться с сердцебиением, но оно не утихало.

– Рошель, конечно, очень красивая, – сказал Анна. – Только надо же чем-то жертвовать.

– В таком случае почему ты не хочешь ехать? – снова спросил Анжель.

– Тоска одному. Вот если бы ты поехал со мной, мы бы нашли чем заняться. А ты никак не можешь? Может, ты из-за нее?

– Да нет, что ты! – сказал Анжель.

Было очень больно, но ничто внутри не оборвалось.

– А что если мы предложим ее Корнелиусу в качестве секретарши? – придумал Анна.

– Хорошая мысль, – сказал Анжель. – Я поговорю об этом с Корнелиусом, когда буду спрашивать про работу для себя.

– Так ты решился ехать? – спросил Анна.

– Не могу же я тебя бросить.

– Прекрасно, старина, – сказал Анна. – Мы весело проведем время. Звони Корнелиусу.

Анжель сел на место Анны и снял трубку:

– Значит, мы выясняем, может ли поехать Рошель и согласны ли они взять на работу меня?

– Валяй, – сказал Анна. – В конце концов, можно обойтись и без жертв.

D

…Подобное решение было принято в результате горячего спора; небезынтересно узнать точку зрения каждого из его участников.

Жорж Коньо. Дотации на конфессиональное воспитание. «Пансе» № 3, апрель – июнь 1945

1

Профессор Жуйживьом некоторое время смотрел на витрину, не в силах оторвать взгляд от яркого блика, в рассеянности оброненного опаловой лампочкой на полированной поверхности деревянного двенадцатилопастного винта. Сердце профессора радостно ерзало в груди и в конце концов до того распрыгалось, что задело восемнадцатую пару временных плечевых нервов. Тогда Жуйживьом открыл дверь и вошел. В лавке приятно пахло свежим распилом. По углам валялись различной формы и стоимости куски бальзового дерева, гемлока и гикори; в витринах красовались шарикоподшипники, летательные приспособления и просто круглые безымянные предметы, которые торговец именовал колесами на том лишь основании, что посередине у них имелась дырка.

– Добрый день, господин профессор, – сказал торговец. Он хорошо знал Жуйживьома.

– Прекрасные новости, господин Крюк, – ответил профессор. – Я только что прикончил трех своих клиентов и наконец-то могу снова засесть за работу.

– Невероятно! – отозвался Крюк. – Главное – не упустить случая.

– Медицина – великолепное средство, чтобы разогнать тоску; но с авиамоделированием ни в какое сравнение не идет.

– И не говорите, – подхватил Крюк. – Я тоже пару дней назад испробовал ваш способ. Хорошо пошло.

– То ли еще будет! – сказал Жуйживьом. – А вы видели новый итальянский моторчик?

– Нет, не довелось. Каков же он из себя?

– Устрашающий! – сказал Жуйживьом. – Можно саможивьомсжеваться.

– Ха-ха-ха! Ну, вы кого хочешь уморите, профессор.

– Так-то оно так, да с зажиганием проблемы.

Глаза Крюка расширились настолько, что нижние веки вывернулись и отвисли. Он положил ладони на прилавок и, тяжело дыша, склонился к профессору:

– Да что вы?

– Точно говорю. – Жуйживьом произнес это внятно, вкрадчиво и сладко, что исключало даже мысль о невозможности.

– И вы видели его своими глазами?

– Он у меня дома. И даже работает.

– Откуда он у вас?

– Из Италии знакомый прислал, Альфредо Жабес.

– Вы мне его покажете? – спросил Крюк с надеждой в голосе, и его грушеподобные щеки совсем опали.

– Как вам сказать… – замялся Жуйживьом. – Посмотрим… – Он засунул пальцы за воротник лютикового цвета рубашки, откуда торчала цилиндроконической формы шея. – Мне нужна фурнитура.

– Берите все, что вам нужно и сколько нужно, – с готовностью предложил Крюк. – Платить не надо. И сейчас же идем к вам.

– Согласен, – сказал Жуйживьом.

Он набрал побольше воздуха в легкие и решительно направился вглубь магазина, напевая военный марш. Крюк проводил его глазами. Он готов был отдать все содержимое лавки.

2

– Неслыханно! – выдохнул Крюк.

Мотор только что остановился. Жуйживьом потеребил штифт и крутанул пропеллер, пытаясь снова привести его в движение. С третьего захода он наконец завертелся, да так внезапно, что Жуйживьом не успел отдернуть руку. Профессор взвыл и запрыгал на месте. Крюк сменил его и тоже принялся запускать мотор. На этот раз он завелся с пол-оборота. В крошечном резервуаре для горючего пузырился воздух, сочащийся через клапан: ниточка пузырьков была похожа на слизь улитки. Через два специальных отверстия тонкой струйкой вливалось масло.

Жуйживьом снова приблизился к мотору: от винта на него пахнуло отработанными газами. Он взялся за рукоятку поршня, чтобы отрегулировать давление, и сразу же обжег пальцы. Профессор судорожно затряс рукой и засунул всю пятерню себе в рот.

– Елки-моталки! – заорал он, но, к счастью, сквозь пальцы трудно было разобрать, что он кричит.

Крюк как завороженный следил за вращением винта, и от этого глаза его тоже совершали в орбитах вращательное движение. Центробежная сила сносила хрусталики от центра к краю, в результате чего Крюк видел только испод собственных век. Пришлось отказаться от этой затеи. Массивный стол, к которому был привинчен миниатюрный алюминиевый картер, ходил ходуном, сотрясая всю комнату.

– Работает!.. – неистово завопил Крюк.

Он отскочил от стола, подхватил Жуйживьома, и они пустились в пляс, в то время как голубоватый дымок, поднимаясь над мотором, расползался по комнате. Резкий телефонный звонок, продемонстрировав умение подражать свисту медузы, настиг их на взлете особенно опасного па. Прервав полет, Жуйживьом приземлился на спину, а Крюк вниз головой врезался в зеленый цветочный горшок, из которого торчала большая академическая пальма.

Жуйживьом первым вскочил на ноги и бросился к телефону. Крюк тем временем возился, пытаясь вытащить голову из горшка, но перепутал пальму и шею и что было силы тянул за ствол. Кончилось тем, что он встал вместе с горшком и тут только заметил, что ошибся, потому что вся земля высыпалась ему за шиворот.

Вернулся разъяренный Жуйживьом и потребовал выключить мотор, потому что за этим чертовым треском ни хрена не слышно. Крюк завинтил штифт, и мотор встал, издав сосущий звук сухого, недоброго поцелуя.

– Я пошел, – сказал профессор. – Меня больной требует.

– Кто-то из ваших клиентов?

– Да нет, но все равно надо идти.

– Тоска! – посочувствовал Крюк.

– Можете оставаться и заводить дальше, – сказал Жуйживьом.

– А, тогда все в порядке. Идите, идите себе, – оживился Крюк.

– Ну вы и хитрец, – сказал Жуйживьом. – Вам, в сущности, ни до чего нет дела.

– Ни малейшего, – подтвердил Крюк.

Он склонился над блестящим цилиндром, отвинтил штифт и отодвинулся, собираясь включить мотор. Тот заработал, когда Жуйживьом выходил из комнаты. Крюк сместил регулятор давления. Агрегат, свирепо рыча, оторвался от пола и, прихватив с собой стол, взмыл в воздух. Перемахнув через всю комнату, летящая громада врезалась в стену. На грохот прибежал профессор. Увидев страшную картину, он рухнул на колени и перекрестился. Крюк истово молился.

3

Горничная Корнелиуса Шмонта провела Жуйживьома в комнату, где лежал больной. Чтоб убить время, тот вязал какую-то жаккардовую композицию Поля Клоделя, которую высмотрел в одном из совместных номеров «Католической мысли» и «Пилигрима».

– Привет! – сказал Жуйживьом. – Вы оторвали меня от дела.

– Вот как? – удивился Корнелиус. – Я очень этим опечален.

– Заметно. Болит что-нибудь?

– У меня бедро расколото на пять кусков.

– Кто вас лечил?

– Доктор Неприведигос… Теперь, правда, все в порядке.

– Зачем же вы заставили меня притащиться? – спросил Жуйживьом.

– Хотел предложить вам кое-что.

– А идите вы… сами знаете куда.

– Хорошо, тогда я пошел, – сказал Корнелиус.

Он попытался подняться, но едва коснулся ногой пола, как бедро его снова сломалось, и он самым натуральным образом упал в обморок. Жуйживьом вооружился телефоном и вызвал «скорую помощь», чтобы она перевезла больного в его клинику.